Трактир "У Висельника". Начало (Цикл "Перекрёсток миров")

На поляне у Слезы неба Серафима встретил птичий гомон и переливы свирели. Стайки сладкоголосых певуний носились над озером, умудряясь лишь чудом не сталкиваться в полёте. Саммюэль, забравшись на омытый водой камень и обернув себя хвостом, искусно играл на свирели. Над водой плыли нежные переливы грустной мелодии. Услышав топот копыт Златокрылого, хранитель Гох тал опустил свирель, чтобы приветствовать друга тронутой печалью улыбкой. Спрыгнув со спины единорога, Привратник подошёл к кромке воды и, не останавливаясь, ступил в воду. Добравшись до камня, на котором разместился русал, Серафим сел рядом и, сняв сапоги, вылил набравшуюся в них воду. Саммюэль следил за ним, ожидая, когда он заговорит первым. Но Серафим открывать рот не спешил: встряхнул сапоги, пошевелил мокрыми пальцами ног и вновь натянул обувку. Русал проследил его взгляд, устремившийся к пелене тумана, что виднелась над густыми шапками древнего леса. — Что ты хочешь там найти? — спросил он с любопытством. — Что там, за краем? — Привратник поднялся, сунув большие пальцы рук за пояс, стягивавший тонкий стан. — Сколько не старался увидеть, что же прячет за собой туман, но дальше своего носа ничего не узрел. Русал пожал плечами. — Паутину троп между мирами, — ответил он, зная, что птицелюд тянет время, не спеша перейти к тому, что привело его к озеру. — Без конца и края… — Я хочу поговорить с ним, — нетерпеливо перебил его Серафим. — Я знаю, что он слушает лишь тебя. — Меня? — Саммюэль усмехнулся. — Уриил отвечает только тому, кому хочет. На то он и бог. — Бог Перекрестка. — Возможно, — уклончиво выдал русал. — Никто не знает, кто был причастен к созданию этого мира. Но вряд ли это было под силу лишь одному из богов. — Однако Уриилу по плечу отправить Саркара обратно. Саммюэль свёл тонкие брови к переносице. — Ты хочешь избавиться от него? Ваш союз нерасторжимый. Трактирщик и Привратник всегда служили Трактиру вместе. — Саркару здесь не место, он воин. Его дело — война. — Что он и подтвердил, изгнав Тени из Трактира, — русал усмехнулся, отловив удивление в его взгляде. — А значит, он на своём месте. Серафим прищурился: — Это какие же пташки тебе о случившемся напели? — Струны донесли, — русал поднял тонкую кисть и тронул невидимые линии силы, растворённые в пространстве. — Каждое вмешательство магии создает своё особое звучание, а оно рассказывает мне обо всём, что происходит в любом уголке Перекрёстка. Серафим проследил за тонкими пальцами, перебиравшими струны, которые не видел никто, кроме самого Саммюэля. Магия, что текла в нём, была куда сильнее дара самого Привратника. Слеза небес укрывала под толщей воды нескончаемый источник магического могущества, и за века своего служения Саммюэль пропитался им от макушки до последней чешуйки на хвосте. — Ты боишься, Серафим? — Хранитель опустил руку, глянув на него с лукавой улыбкой. — Я? — Привратник смешался. — Чего мне боятся? — проворчал, уводя взгляд и вновь сев рядом. — Не забудь, что от меня ты ничего скрыть не сможешь. Я чувствую твой страх здесь, — Саммюэль, потянувшись, дотронулся прохладными пальцами до его лба, — потому что тут, — рука спустилась на его грудь, накрыв гулко бьющееся сердце, — поселилось чувство, о котором ты так долго мечтал. Ты полюбил Саркара, Серафим. Так зачем ищешь бога Перекрестка, чтобы тот даровал свободу тому, с кем ты хочешь быть всей своей бессмертной душой? — Потому, что если он ответит мне, то станет узником Трактира навсегда, — тоскливо прошептал птицелюд, притиснувшись к нему боком и уложив голову на беломраморное плечо русала. — А я знаю, что он желает иного. Это место — клетка для него. — А если ты ошибаешься? — Я знаю, о чём он мечтает — вернуться в свой мир, — Серафим вздохнул. — Вновь сесть на трон своего королевства и забыть о том, что привело его сюда. — Его королевство давно лежит в руинах, погубленное его собственной гордыней. — Саммюэль мог дотянуться своей магией и до самого отдалённого из миров и знал куда больше Привратника. — Горя жаждой войны, Саркар сражался со всеми своими соседями и был за шаг до создания собственной империи, но оставил незащищённым свой тыл. Враг пробрался в его столицу и отправил воинов в королевский дворец. Жена Саркара — робкая и добрая королева, была заколота в своей постели, дети короля — все трое, мал мала меньше, были убиты следом за матерью. Стража узнала о врагах слишком поздно, убийц схватили, но семья короля была уже мертва. Увидев тела детей и жены, Саркар обезумел и в ту же ночь свил для себя петлю и сунул в неё шею. Искупая свой грех, очередной висельник пришёл в Трактир служить свою службу. И пока не очистит душу, Перекрёстка не покинет. Серафим закрыл глаза, унимая стук сердца. О том, что каждый из бесконечной череды Трактирщиков был тем, кто сам накладывал на себя руки — знал. Ни один из них так и не утратил за годы своего служения позорного следа на шее. Исчезало свидетельство греха лишь с отрубленной головой, отправляя очистившегося грешника в тот рай, каким он был в представлении самого Трактирщика. А следом неизменно появлялся Новый, и всё повторялось по кругу. Не получал своего освобождения только Привратник. Слишком тяжким было его прегрешение. — Если он вернётся, он вспомнит всё, — завершил свою речь Саммюэль, — но боль утраты не станет меньшей. Для него это будет тот же день, в который он расстался с жизнью. Саркар думает, что был вырван с поля боя, и ничего не помнит о гибели семьи. Ты готов даровать ему свободу, зная, какую муку он испытает, вернув свою память? — Нет… — признал Серафим еле слышно. — Оставь всё как есть, Привратник. Боги сами разрешат твои сомнения. Русал коснулся холодными влажными губами его щеки и с тихим всплеском исчез в озере, оставив его на камне в одиночестве. Тревожное ржание Златокрылого вырвало его из брожения мыслей. Серафим поднялся. Пора было возвращаться в Трактир. *** Гости покидали Трактир, спеша освободить его для новых путников. Последними ушли кер Даэрон и тан Крэсс. Князю на прощанье Трактирщик сжал предплечье в жесте, принятом у воинов, перед принцем — уважительно склонил голову. Светоч был птицей редкого полёта, пусть и полукровка. Рраух и Мартин исчезли по-своему — с шумом и дымом, уйдя, не прощаясь. Саркар остался стоять на крыльце, пока не улеглась пыль на земляной дороге. Прикосновение к ноге заставило его опустить глаза вниз. Рядом сел Амброзий. — Попрощаться пришёл? — вопросил Саркар. Кот согласно мурлыкнул. Трактирщик покивал головой. О том, что кот оказался вовсе не котом, уже знал. — Последуешь за Мартином, — проворчал с понятливостью. — Стеречь чёрную душу некромантуса? Что ж, дело ты задумал правильное. Выпустить супостата из мальца и позволить ему завладеть телесным сосудом никак нельзя. Амброзий подтвердил тарахтением — именно этим и займётся. Анимаг потёрся щекой о штанину Короля-без-королевства и растворился в воздухе, спеша нагнать принца Ада и его молодого супруга на тропах Междумирья. Издав долгий выдох, Саркар вернулся в Трактир, но едва переступил порог, как услышал странный звук, исходивший откуда-то сверху. Будто кто-то наигрывал на цытре — нехитром музыкальном инструменте его родины, которым пастушки созывали скот и развлекали прелестниц. Нахмурив кустистые брови, Трактирщик направился к ступеням, подхватив на ходу каминную кочергу. Поднявшись по лестнице, задрав кочергу над головой, Трактирщик, крадучись, двинулся к источнику звука. Тот становился всё сильнее, но как только он остановился перед малоприметной дверцей в тупике, затих. Саркар замер, осознавая, что стоит перед дверью, попасть за которую ему так ни разу и не удалось. И вела она в комнату Серафима. Протянув руку, воин уложил её на деревянную ручку двери. Та поддалась нажиму, и Трактирщик толкнул дверь, ожидая, что его, как то уже бывало, отшвырнёт назад магией охранного заклятия, но, к его изумлению, этого не произошло. Потоптавшись, Саркар перешагнул порог. Комната пустовала, но стоило Трактирщику сделать первый шаг, как в камине сам собой вспыхнул огонь и заплясал на сложенных поленьях, а занавески на окнах затрепетали от ветерка. Но не огонь в камине, и не развевавшиеся занавески привлекли внимание Трактирщика, а массивное гнездо, стоявшее там, где обычно размещали кровать. Опустив кочергу, Саркар подошёл ближе и уложил руку на край, топорщившийся веточками и пучками приметной сухой травы. Именно её любовно выращивал Серафим в своём огороде. Дно гнезда укрывал пух и любовно выстланное поверх богато расшитое одеяло. Потянув его край к лицу, Саркар втянул в себя знакомый, круживший голову запах Серафима. Опустив одеяло, Трактирщик, наклонившись, поднял с пола длинную тонкую веточку. В голове зазвучали слова: «…нужное в руках крепко держать и… вплести ветвь…». Саркар задумчиво повертел веточку и не сразу услышал шорох шагов за спиной. Очнулся, лишь услышав звенящий напряжением голосок Серафима. — Как ты сюда попал? Трактирщик развернулся, покраснев щеками. — Шум услышал, — оправдался он в смущении, — подумал, что тать забрался. — Никто сюда попасть не может, если я сам не запущу, — сердито оборвал его Привратник. — Но я вошёл, — указал на очевидное Трактирщик. — Цытра пела и дверь распахнулась. — Цытра? — Её делают из тростника: обрезают трубочку, проделывают дырочки… — Саркар сопровождал свои слова мимикой, изображая процесс изготовления цытры. — Она издает красивый звук, если дуть в неё. — Как свирель… — пробормотал Серафим, начиная понимать, кто подталкивает руку богов. — Ну, Саммюэль… — выдохнул под нос и, казалось, услышал краем уха тихий смешок друга, что тут же растворился во тьме угла над камином. Только русалу было под силу преодолеть его заклятье, надёжно замыкавшие двери. Саммюэлю, да ещё самому Уриилу. Кто из них впустил Трактирщика, ему никогда не узнать, но, узрев в его руках хрупкую веточку, Серафим вдруг затрепетал и побледнел щеками. Саркар, проследив за его взглядом, поднял кулак ко рту. — Серафим… — сказал, прокашлявшись. — Валл Даэрон из-за Грани мне весточку от Белинара принёс, да значения её я сразу не понял. — И что же в той весточке было? — пролепетал птицелюд, обмирая. — Совет он мне дал мудрый, суть которого я, по глупости своей, лишь сейчас осознал. — Саркар шагнул к гнезду. — В моем мире есть пташки звонкие — милушками их простой люд зовёт. По весне, как снег сойдёт, они первыми гнезда вить начинают. Вместе, веточка за веточкой строят свой дом и первыми на кладку садятся. А как птенцы у милушек вылупятся — гордые родители песни день и ночь распевают. — Постой… Серафим, встрепенувшись, поднял руку, увидев, как Саркар готовится вплести веточку к остальным. — Ты сам не знаешь, что сотворить собираешься! — выпалил с отчаянием. — Если вплетёшь ветвь, то быть нам до конца своих дней вместе, как твоим милушкам. И уже никогда ни тебе, ни мне Трактира не покинуть. Тут будет наш дом, на веки вечные и прошлого нам не вернуть! Саркар оглянулся на него, потеплев лицом. — А мне иного дома и не надобно, Серафимушка, — произнёс ласково. — Где ты, там и я, — договорил уже твёрдо и закончил начатое, сунув веточку в плетение гнезда. Птицелюд, ахнув, закрыл лицо дрожащими ладонями. Трактир загудел старыми стенами, заскрипел половицами, будто живое существо — принял сделку. А крепкие руки Саркара обхватили Серафима за запястья и разошлись в стороны, открывая мокрое от слёз лицо. — Не нужен мне никто, кроме тебя, — пророкотал Трактирщик с нежностью. — Давно по тебе сохну и только рядом с тобой могу дышать в полную грудь. Серафим искал в его глазах усмешку, но воин не лгал. Любил. И ни на какую свободу не променял бы своего крылатого счастья. И, поверив ему, прицелюд прижался к широкой груди любимого, скомкав в кулаках лён его рубахи. Потому что тоже любил, и наконец-то обрёл утерянное — целый мир, заключённый для него в одном человеке! А пока двое миловались в Трактире, громадный старый дуб, растущий у пристани, вдруг встряхнул кроной, сбросив дождь из листвы в бурные воды реки, и показал из-под чешуек коры древний лик бога. Хитрец Уриил улыбался.