Идеальная ложь (A Perfect Lie)

Месяцем позже, это теплое и туманное чувство покинуло его, когда Ласт пришла к нему за сплетнями. Энви осознал, что действительно выглядел глупо. Чего он добивался, когда похищал этого сопляка чтобы прилечь рядом с ним? Думал, что проснется после этого и все проблемы будут решены? Как трогательно. Пустая трата времени. Чтобы ни привело его к мысли, что он влюбился в фасолину, это был болезненный недостаток его замысла. Он не любил его. Энви даже не собирался думать об этом. Эта ситуация была сравнима с острыми ножницами и нитью, что опасно лежала на их пересечении. И тем не менее ножницы никогда не сомкнулись бы. Энви не мог заставить себя признать, что он никогда не сможет это сделать. Любые новости, касающиеся Эда, делали его заметно напряженным и более раздражительным. На то не было причины, одного упоминания имени алхимика хватало с лихвой. А когда Ласт предложила Энви шпионить за Стальным, пока она была занята беспорядками в Лиоре, он не смог заставить себя отказаться. Он лишь впился в нее удивленными глазами и не мог и слова четкого произнести. — С Глаттони мы намного быстрее справимся с проблемой в Лиоре, — Ласт объяснила свою позицию Отцу, а потом перевела взгляд на Энви и ухмыльнулась. — Н-но… Прошлая игра была завершена. Энви не желал снова играть в предложенную Ласт игру — кошки-мышки. Он понятия не имел, что хотел от Стального. А находясь от него на расстоянии, он мог сохранить хоть часть своего здравомыслия. Отец согласился и Энви нервно сглотнул бросив взгляд вниз вместо привычной ухмылки. Он не доверял себе и боялся, что на его лице проскользнет еще что-то. И все же, он почувствовал облегчение и принял новое задание без лишних размышлений.

***

Наблюдение за Стальным алхимиком было самой рискованной и мучительной вещью, которую он мог сделать со своей психикой. Энви никогда не выпускал его из виду. В какой-то момент он проклинал себя за нелогичность и безрассудство. А в следующий делал мысленную запись ингредиентов в любимом бутерброде Эда. Оглядываясь назад, было нетрудно понять, где он допустил ошибку. Однажды, замаскировавшись под нечто крайне маленькое, он сидел на дереве, не столько наблюдая, сколько снова возвращаясь к мысли о его слабости. Почему он думает, что влюблен? Гомункулы не должны чувствовать любовь. Их единственные эмоции напрямую связаны с именами. И все же… это было чертовски раздражающе! Он был на грани того, чтобы вырвать себе глаза и разорвать их собственными зубами в клочья. Только бы это уменьшило ту невыносимую боль при виду ухмыляющегося лица Элрика каждый день. Кто-то окликнул объект его наблюдений. Энви с смутной интригой смотрел, как к алхимику подходит какая-то светловолосая девушка. Подождите минутку… Куда подевался Альфонс? Энви уселся поудобнее и нахмурившись продолжил смотреть. Незнакомая ему девушка стояла уперев руки о бока, ее голос был громким, но недостаточно чтобы он смог хоть что-то разобрать. Эд, к небольшому удовольствию Энви, в ее присутствии пытался уменьшиться. Закончив монолог девушка вздохнула и обняла его. Энви ясно ощутил ту самую эмоцию в честь которой назван смешанную с гневом, когда увидел, как алхимик обнимает ее в ответ. Такое простое и безупречное действие. Он не должен был много думать об этом. Он не должен был думать об этом! Но он знал, он знал, он знал. Два месяца наблюдения за объектом твоих желаний, да любой ублюдок мог понять. Энви начало трясти. Оправдания, которые держали его в здравом уме, разбились о стальную ярость и разлетелись на миллионы крошечных осколков, каждый из которых олицетворял его фантазии, которые в конце вспыхнули и обернулись пеплом. Эдвард разомкнул объятия и переплел их пальцы. Энви сбежал.

***

Он хотел убить ее, эту проклятую девчонку, заставившую его пережить воплощение собственного имени. Мерзкая тварь. В его голове уже возникла красочная картинка от которой уголки губ незамедлительно поползли вверх. Оторвать ей конечности, медленно и с чувством. Энви хотел сжать ее сердце в своей руке и удовлетворенно наблюдать, как окровавленная жертва трепыхается под ним в агонии. И все это происходило бы очень медленно, чтобы заставить ей кричать часами без осознания почему это с ней случилось. А Энви будет лишь довольно смеяться. Но самая ироничная и отвратительная вещь, заключалась в том, что гомункул никогда не сможет этого сделать из-за Стального. Он не станет причинять ему боль. Энви сорвался с цепи, огонь злобы полностью овладел им в порыве эмоций он стиснул челюсти так сильно, что зубы начали крошиться. За целый месяц количество убийств в центре утроилось, гомункул горел заживо в своих эмоциях без возможности на спасение. Даже Отец сделал ему выговор. В глазах Создателя он был спокоен, а в голове он все еще кричал. Ничто в мире не могло быть более несправедливым. Если и было время, когда он настолько ненавидел себя и свою слабость то только тогда. Прошлый приказ никто и не думал отменять, поэтому Энви должен был смотреть на неловкость Эда, когда она целовала его на публике и на улыбки, которые сопровождались заливистым смехом. Они часто ссорились и Энви надеялся что-то что происходит между его фасолиной и этой… девушкой было лишь плодом его воображения. Когда ей пришлось на какое-то время уезжать в другую часть страны, Энви больше не смог обманывать себя. Каждый раз Эдвард оставался до тех пор, пока она не садилась в поезд, а после прижимал ее к себе, словно уверенный, что встреча будет последней. Один единственный раз ему хватило смелости посмотреть на них вблизи и одна только забота, которую он увидел в глазах Стального заставила что-то внутри гомункула болезненно запульсировать. Он убежал. И когда он остался один, воспоминания о лежащем рядом теплом теле мальчика исчезли, и его начало трясти, он стиснул зубы и закрыл глаза. Монстр. Для Эдварда Энви никогда не будет чем-то большим чем враг. Ничто в мире не могло изменить этот факт. Надежда слишком разрушительна. Энви всегда отнимал у других то, чего никогда не мог иметь сам. Жалкий круговорот. А потом у Энви появилась идея.