Идеальная ложь (A Perfect Lie)

Почти четыреста лет наблюдения и подражания человеческому поведению подготовили его к этому. Это была детская игра с одной попыткой на успех. Уинри уехала из Центра три недели назад, братья, в это время, занимались поиском зацепок с их последней миссии. За исключением сегодняшнего дня. В комнате с двумя высокими стопками книг, коробкой салфеток и неисчислимым количеством бумаг, разбросанных повсюду был старший из Элриков. Эд сидел на кровати скрестив ноги, в его руке была зажата ручка и он хмуро смотрел на книгу, лежащую на его коленях — пока в комнату не ворвался Энви. — Уинри? — В замешательстве спросил Стальной. «Уинри» уставилась на него, а затем недолго думая кинула сумки на пол и подбежала к алхимику. — Ты в порядке? — спросила она, подхватывая его металлические конечности и проверяя их на гибкость в попытке изобразить испуг за свою ценную броню. — Я-я в порядке! Что ты… — Я столкнулась с Алом после комиссии по чрезвычайным ситуациям и он сказал, что с твоей броней что-то не так! — выпалил на одном дыхании Энви не прекращая «проверку». — Я все равно хотела узнать здесь ли ты… Эд вздрогнул и резко вскочил. Энви сделал шаг назад явно колеблясь. — Твои руки… Эд сжал одну ее руку, а второй прикоснулся ко лбу. — Почему ты такая холодная? Прямо как в тот раз. Алхимик смотрел на нее в тот раз точно так же. От этого взгляда Энви хотелось свернуться клубком и спрятаться в темном углу чтобы сдержать желание ломать позвоночник Уинри, по одному позвонку за раз. — Мне не холодно, — выплюнул Энви, не в состоянии найти устойчивый баланс между ними. — Это у тебя жар! — Он вырвал свои руки и встал. — Если тебе не нужна моя помощь то я пойду. Уинри перекинула ящик с инструментами через плечо стоя спиной к парню. Энви едва доверял себе, чтобы развернуться и заглянуть ему в глаза. О чем он только думал? Почему он вообще там оказался? Монстр, монстр… — Подожди! Одно слово, одна унция заботы, и он снова был на побегушках у мальчика, как чертов Лабрадор. Надежда, что он был ему нужен была болезненно очевидна для любого наблюдателя. Он почти слышал, как Ласт посмеивалась на заднем плане. — Не уходи, — Голос Эда был приглушенным, он уткнулся головой в спину Энви, — Прости. — Идиот, — он нервно сжимал и разжимал кулаки, ее голос должен был звучать твердо. Энви не мог позволить себе обернуться. — Я просто… беспокоюсь за тебя. Ты позволишь мне хотя бы это? — Сердце в груди билось на бешенное, но только Глаттони мог учуять его страх. — Кроме того, — Энви сделал голос гораздо мягче и даже печальнее, — Тебе не о чем жалеть, кроме твоей любви ко всему, что запросто лишит тебя жизни. Алхимик крепче обнял «Уинри». — Я знаю… Энви обернулся, Стальной вел себя странно. — …Эд. — Что, если мы с Алом, — начал он опустив руки вниз и сосредоточив взгляд на полу, — Что, если… мы умрем и никогда не вернем наши тела? — Эд… — На последней миссии мы пытались выследить больного алхимика, который… К тому времени, как мы с Алом добрались до него… — Эд колебался, сомневаясь, что стоит говорить еще больше. На его лице застряла нерешительности и он стал говорить еще тише, словно на похоронах. — Везде, где мы останавливались были трупы. Мы не смогли никого спасти. Мы добрались туда, когда стало слишком поздно. По голосу, казалось, что он готов заплакать. Вместо этого он сжимал кулаки с такой силой, что костяшки побелели. — И мне в голову пришла мысль. Что если так будет лучше и даже безопаснее? Алу никогда не придется чувствовать, каково это, когда твое тело разрезают, — Эд тяжело сглотнул и закрыл слезящиеся глаза, — Разрезают на части и никто никогда не увидит его таким. Откинув сомнения и боль на задний план Стальной прошептал: — Мне бы не пришлось его видеть. Только… — Эд злобно усмехнулся чем удивил даже Энви. — Только это неправильно, не так ли? Мне не стоит беспокоиться об этом. Потому что сейчас он ничего не чувствует. Голос Эдварда сорвался. Если бы кто-то наступил на ветку Энви совершенно точно услышал бы это. Тишина была настолько оглушающей. Он ничего не понимал. Почему, черт возьми, он чувствовал себя плохо? Он не имеет к этому никакого отношения, он не виноват, что этот глупый ребенок пытался играть в Бога, возвращая к жизни свою мертвую мать. Эд и Ал потерпели неудачу и им пришлось страдать также как и ему от невозможности получить то, что так отчаянно желали. Кровавая цена, да? Все страдали, это было чертовски больно, но все страдали, даже глупые чертовы тараканы. Ни один проклятый гомункул не был исключением. Потому что был жестокий манипулятор, который хотел воплотить свою эгоистичную цель в жизнь. Люди любили «приходить в норму» после чего-то ужасного и все время верить, что есть что-то чему можно радоваться — это не имело никакого смысла. Надеяться на что-либо — радушно приглашать боль к себе на порог. Даже несмотря на это Энви сделал бы все, если бы у него был шанс существовать в какой-то другой реальности, где он мог чувствовать себя счастливым и не следовать трагическому идеалу. Он захотел стать человеком чтобы также как они уметь надеяться и верить, вместо того чтобы просто выглядеть как человек. Жестокий и манипулирующий всеми, в действительности. Глядя на алхимика, который не кричал, не дрался, не рычал, не смеялся, не защищался, а только стоял даже выглядел уязвимым. После стольких месяцев Энви не смог доказать себе, что он не беспокоится за него. Гомункул должен что-то сделать. Что угодно… Поэтому он обнял его. Эдвард не мог позволить себе плакать, только не перед Уинри, которая так верила в него и старалась не беспокоится о нем. Но дрожь своего тела, он был не в силах контролировать. Его дыхание было сбивчивым, он цеплялся за Энви, как за последнюю надежду. Гомункул просто хотел обнять его и не отпускать, в то время, как внутренний голос издевательски напоминал о смехотворной концепции чувствовать чужую боль. Голос становился все тише и тише. В конце концов, он всего то хотел избавить его от боли, верно? Даже если такая нелепая вещь, как объятия могла ослабить боль Элрика, почему бы не попробовать? Почему бы и нет? Всего на мгновение? — … Голос Эдварда был приглушенным, но не менее болезненным. — Не хочу, чтобы мы умерли… Через мгновение по телу Энви тоже пошла заметная дрожь, но собрав все силы чтобы не оттолкнуть Эда от себя, он заткнул себе рот. Это было то, что этот маленький ублюдок сделал с ним, заставил желать что-то настолько отвратительное — желать стать человеком даже на мгновение. Надежда превыше всякой надежды… Как он собирался это сделать? Когда он уже мог понять? Надежда была совершенной ложью, приводящей лишь к величайшему отчаянию, и чем больше он позволял себе хотеть Эдварда Элрика, тем больнее становилось. Он не мог заставить Эдварда чувствовать себя лучше. И если бы Эд знал, кого он на самом деле обнимает в этот ужасный момент, он бы даже не дал Энви шанса. Энви должен был разрушить это чтобы напомнить себе, кто он и чем является, несмотря на самую отвратительную боль в мире — душевную. В одно движение Энви опустил голову и прижался к губам алхимика не обращая внимание ни на что, кроме тепла, такого успокаивающего. Внезапно он понял, почему люди любят сидеть у каминов. Такое необычное чувство, Энви прикрыл глаза, чувствуя, как мальчик расслабляется в его объятиях и приоткрывает рот для ответного поцелуя. В этой безумной смеси их руки переплетались, Энви только сильней сжимал мальчишку, желая оставить в нем часть себя безвозвратно. Уинри бы так никогда не сделала. Энви достаточно наблюдал за ними, чтобы понять это. Но это, это было гораздо лучше любых слов: мгновение, застывшее во времени. И затем так же резко, он разорвал их связь и отошел назад, опустив голову вниз, стараясь скрыть слезящиеся глаза и покрасневшие щеки за светлой челкой. — Если ты не хочешь умирать, то не надо. Удивление еще не сошло с лица Эда, он задумчиво позвал ее: — Уинри. — Ты обещал, что не позволишь себя убить, вы с Алом вернетесь домой со своими телами… тебе просто не позволено нарушить это обещание. Ты понимаешь? Не Уинри даже близко… — … Да. Оставь все позади. Наступила пауза, и тишина затянулась. Энви не собирался поднимать голову. Он собирался сыграть свою роль в попытке сохранить ее характер. Уинри Рокбелл любит Эдварда Элрика. А Энви нет. Это невозможно. И больше в этой истории ничего не было. — Открой глаза, — умоляюще попросил Эд, склонившись к увядающей фигуре. — Пожалуйста? Энви послушался. Стальной алхимик улыбался ему. — Мне не следовало заставлять тебя беспокоиться обо мне. И-и мне очень жаль. Так что, не плачь, ладно? Энви испугался. Он все еще стыдился себя и ненавидел так сильно, как это было возможно, потому что, несмотря на все его усилия, он все еще хотел превратиться в свое настоящее " я " и умолять Эдварда повторить эти слова снова. Заткнись. Энви. Заткнись. Боль разлилась по венам. В его сознании, он проделал дыру в своем теле в месте, где было сердце. А «Уинри» стерла слезы рукавом и сложила руки на груди. — По крайней мере отдохни. Ты горишь. Тебе нужно поспать. — Отосплюсь на том свете. Слова вылетели так быстро, что он не понял до конца, что сказал. Стальной покраснел, стал заикаясь и махать руками в свою защиту. — Почему ты такой упрямый? Это не поможет тебе вылечиться. — Я в порядке! Ал сказал, что купит мне лекарства на обратном пути. — Но Эд… — Ты только что поцеловала меня. И кто теперь больной? Энви вздрогнул, а алхимик усмехнулся. — Ах, как же трудно спать со всем этим в комнате, — Эд сделал три широких шага назад к кровати и плюхнулся на нее, — Вот бы у меня было тихое место, где я мог отдохнуть… Уинри покорно вздохнула, подняла с пола ящик с инструментами и перекинула мешок на спину. — Хорошо-хорошо, — Повернулась на каблуках. — Позвони мне, как только решишь, что тебе нужен осмотр. — Да. Шаг вперед, рука тянется к двери. — И не забудь смазать автоброню, хорошо? — Ага. Энви сглотнул и повернул ручку. — Уинри? Раненное сердце бьется, бьется и бьется. — Спасибо.

***

Войдя тогда туда Энви не знал чего хочет. Это точно была не похоть. Но сидя на крыше и глядя на вечерний горизонт Централа, он понял и решил. Это не стоило того, чтобы любить его. Он будет молить небеса десятилетиями, и ничего не изменится. Ему будет больно, больно, больно, и весь мир будет смеяться над ним. И если Эдвард когда-нибудь узнает правду для Энви будет лучше просто покончить с собой. Лучше разорвать все связи уже сейчас. Легче всего было думать в абсолюте*. Там не было места для сомнений, и поэтому не было места для надежды. Энви не хотел Эдварда Элрика. Действительно, безупречная ложь.