Таблетки

Прежде чем вернуться в свою квартиру, Ларри живет в семье Фишеров чуть меньше месяца. Это время, проведенное в узком кругу близких людей, помогает ему немного прийти в себя и свыкнуться с тяжелой утратой. Как бы ни было больно, он знает, что Лиза всегда будет жить в его сердце и, быть может, на той стороне ей сейчас гораздо лучше, чем было на этой. В конце концов, рано или поздно, они встретятся вновь. А пока, пришло время окончательно встать на ноги и немного повзрослеть. Апрель. Желая немного сменить обстановку, Ларри делает перестановку в своей спальне. Бардака от этого меньше не становится, зато основная роль пространства отводится художественным принадлежностям. В комнате появляется еще один мольберт, огромная напольная лампа и даже небольшой подиум, чтобы выставлять на нем объекты для натюрмортов. Все это для того, чтобы парень имел возможность хорошо подготовиться к дальнейшему поступлению в художественный колледж. Чтобы поддержать в друге это стремление, Салли дарит ему огромную коробку самых разных красок и кисточек. Ближе к концу месяца длинноволосый притаскивает домой щенка. Какую-то беспородную лохматую помесь с длинным телом и короткими лапками, отдаленно похожую на микс лабрадора и таксы. Первое время Фишер пребывает в полном ужасе от этого пищащего существа с черными глазками-пуговками, но вскоре привыкает к нему и даже проникается странной, заботливой нежностью. Вместе мальчики дают ему кличку Шумахер, и только потом выясняют, что щенок оказался самкой. Так Шумахер становится просто Умой. Май. На смену весеннему теплу на Нокфелл обрушается истинно летняя жара. Утопая в духоте и ярком солнце, ребята все с большим трудом отсиживают школьные занятия и все чаще их пропускают, предпочитая скучным урокам бесконечные прогулки и поездки с Умой и Эш за город, на озеро. В один из таких дней Салли в голову приходит одна замечательная идея — сполна извиниться перед Ларри за сожженный домик на дереве, путем его восстановления. Конечно, сделать это самостоятельно Фишер бы не смог, поэтому сюрприза не получилось. К делу пришлось привлечь изобретательские навыки Тодда, умения Генри, а так же дизайнерский взгляд Эшли. В общем, в дело оказались вовлечены все неравнодушные, что очень тронуло покрытое шрамами сердечко Джонсона. Иногда, наблюдая за процессом строительства со стороны, парень поджимал губы и улыбался, чувствуя, как от переполняющих его чувств перехватывает дыхание.

***

Стоял погожий, субботний день. Солнце грело позеленевшую пушистой травой землю, пахло буйной растительностью и теплой свежестью. Сидя под деревом, Салли что-то старательно выводил в любимом блокноте, пока наверху отец и Ларри, пыхтя, прибивали к усовершенствованному домику очередную доску. Первое время было тихо, а потом раздался звук удара и шквал приглушенных ругательств. Нахмурившись, Фишер запрокинул голову и увидел Генри, облизывающего пришибленный молотком палец, и смеющегося над ним Джонсона. — Нет, я так больше не могу, — процедил Генри, тряся в воздухе пульсирующей от боли рукой, — нужен шуруповерт. Салл, не помнишь, куда я дел наши инструменты? — В крайней тумбе на кухне, — хмыкает юноша, улыбаясь краешками губ. — Пойду принесу. Пока не остался без пальцев к чертовой матери. Спустившись по прибитым к стволу новым ступенькам, отец торопливо скрылся в доме, продолжая что-то возмущенно бубнить себе под нос. Проводив его взглядом, Салли поглядел на Ларри, усевшегося на край установленного заново пола и свесившего ноги вниз. Он изменился. Немного. Черты стали взрослее и четче, бородка потемнела и вошла в привычку, а волосы отрасли на целую ладонь длиннее обычного. Таким он нравился Фишеру еще больше, не считая глубокой грусти, навсегда отпечатавшейся в черных радужках проницательных глаз. И как бы Салл ни старался, эта мрачная тень никогда не исчезала, даже, казалось бы, в редкие минуты искреннего, полноценного веселья. — Как думаешь, — заговорил длинноволосый, закуривая, — какова вероятность, что он ничего себе не расшибет по пути назад? Твой отец — ходячая катастрофа. Улыбаясь, Салли лишь неопределенно пожал плечами. Не в силах оторвать глаз от изящно курящего парня, он даже чуть склонил голову на бок, заворожено рассматривая тонкие губы, испускающие в воздух полупрозрачные клубы дыма. — Ты чего так смотришь? — Я тебя люблю, — робко выдохнул Фишер после недолгой паузы. Ладошки у него стали влажными и, дабы не испортить зарисовку в блокноте, пришлось отложить его в сторону. Выражение лица Джонсона практически не изменилось. Разве что, стало чуточку более хищным. Ухмыльнувшись странновато, он еще раз затянулся, стряхнул с сигареты пепел и на выдохе ответил: — Я тебя тоже, чудила. — Не умирай, пожалуйста. Никогда. Только в этот момент длинноволосый наконец-то перевел на друга свой взгляд. Буквально впившись им в выглядывающие из-под протеза ярко-голубые радужки, Ларри потушил бычок о половицу, кинул его вниз и улыбнулся. Так, как раньше, став похожим на того Ларри Джонсона, каким он был в день первого знакомства с Салли. — Будем живы — не помрем. Едва договорив, длинноволосый приложил правую руку к груди, так, чтобы запястье ровно легло на область беспокойного сердца. На этом месте, спрятавшись под защитной пленкой, красовалась свежая татуировка. Выведенные аккуратным, острым почерком, буквы на руке беззвучно гласили: «Лиза».