#nowplaying Akari Yamaoka - Layra Plays The Piano (//on_repeat//)
*** Память ранила. Била под коленки, опрокидывала навзничь, заставляла внутренности совершать немыслимые кульбиты, чтобы потом как ни в чем не бывало поставить их на свои законные места. А внутри хаос. Все по-прежнему. Чонгук вроде и не изменился за эти несколько минут, но внутри у него рухнула целая империя. И звук от ее падения расходился оглушительной тишиной, затрагивая каждый уголок ставшего вмиг чужим тела. Оказывается, то, что сейчас так поразило Чонгука, словно услышанное впервые, произошло с ним давно, около полугода назад. Иногда парень думал о том, что его память похожа на сундук. Сундук, который лежал в еще одном сундуке побольше, а тот в свою очередь, покоился в большом ларце и так далее. И чем глубже Чон пробирался под эту скорлупу, тем хуже становилось: неконтролируемые вспышки гнева, все более глубокие провалы в памяти. И чем меньше была коробочка, тем гибельнее секрет, хранившийся в ней. Медная бляшка сверкала, отбрасывая разноцветные всполохи на стенки комнаты. Чонгук упивался этим мерцанием, когда оно быстром лучом проносилось по сетчатке, заставляя постоянно расширенные значки спазмироваться из-за того, что с недавних пор они просто не могли сужаться, как у кокаинового наркомана. Юноша стоял на коленях, держа на вытянутой руке полосочку ниток, и зачарованно смотрел на нее. Как же он мог забыть? Кадры из прошлого проносились перед глазами слишком быстро, подобно зацикленной ленте, но не могли составить одну четкую картинку. Изображение его жизни, как хлам, изорвали и пустили по ветру. Браслет был порван, срезан в месте, где когда-то туго затянули тканный узел. Но края этой раны бели такие беззащитные, такие нежные…/ //— Думаешь, мне пойдет? — Джин вертелся перед зеркалом и придирчиво рассматривал подарок. Он знал, как младший реагирует на эту его бестактность, а потому только еще больше раззадоривал Чонгука. — Джинн~и, ты такая сволочь, — с издевкой протянул Чонгук, но в душе ему было обидно: он целый час бегал по торговому центру, измотал всех имевшихся в его распоряжении консультантов, что под конец, кажется, те попрятались в подсобки, а кассиры молились о том, чтобы парень не заметил их и подошел только затем, чтобы оплатить, наконец, покупку. — Да ладно, я же шучу, — усмехнулся старший, теперь уже внимательно рассматривая воображаемые морщинки на своем идеально ровном лбу, и буркнул себе под нос долгожданное «завяжешь?». Чонгук взял протянутую ему кисть и повернул чужую руку так, чтобы видеть запястье и проступавшие на нем синюшные венки. Он подцепил края завязочек ловким движением пальцев и остановился. Поднял взгляд на Джина и улыбнулся, тепло и нежно, а затем снова опустил глаза вниз. — Чтоб мы всегда были вместе, — и с этими словами Чон накрепко затянул ниточки. Он убрал руки с чужого запястья и переглянулся с Джином. Старший тоже в этот момент думал: «Вот бы все действительно было так…» // /Чонгуку редко доводилось бывать в южной части города. Дома тут строились заведомо низкими, не более пяти этажей, и в целом улицы были менее ухоженными: то тут, то там валялись пакеты с мусором, так и не вывезенным накануне, на стенах в переулках красовались огромные, часто очень красивые граффити. Но краска подвыцвела, штукатурка облупилась во многих местах, и потому эта часть города выглядело заметно хуже остальных, поставленных в равные условия перед тем, чего никак нельзя было избежать — временем. Чонгук тоже это чувствовал: времени остается все меньше и меньше. И дело не в том, что еда может испортиться или город занесет песком — шестое чувство подсказывало, что он просто не доживет до того момента. Тихий свист летел вперед по широкой улице. Юноша шел неспеша, не ускорял темп, никуда не торопился. Отсутствие портфеля сильно облегчало его состояние в особенно жаркие дни, как сегодняшний, к примеру. По-старинке закинутый на плечо лабрис покачивался при ходьбе, но не было в нем в этот момент ничего смертоносного и угрожающего. Далеко впереди маячило здание школы, сильно выделявшееся среди остальных строений. И Чонгук, не имея никакой цели, направился к нему. У него почему-то подкосились ноги, но он крепко держался на них. В таком положении не до бабских слабостей. Любая, даже самая мизерная ошибка была непозволительной роскошью. Чонгук ничего не боялся: ни монстров, рыщущих по всему городу в поисках источника человеческого запаха; ни голодной смерти; ни смертельных ранений. Руки, уже привыкшие в постоянному ношению оружия, казалось, срослись с ним, поделили на двоих одни кости и ткани, стали единым целым. Больше не было неточных движений и ошибок, и лезвие всегда достигало своей цели. Инстинкт самосохранения отмер естественным путем, просто за ненадобностью, и на месте него осталась крупная полость. Ее Чонгук заполнил другим страхом. Он боялся самого себя. И только. Если внешне об был практически неуязвим, но внутри еле налаженная система то и дело давала сбой. Парень вплотную приблизился к дверям и замер. Уткнулся лбом в стекло, выдохнул. Он думал о том, что еще ему предстоит вспомнить, и испытывал настоящий ужас. Чонгук чувствовал себя компонентом химической реакции, в которой вот-вот разложится на базовые составляющие, испуская огромное количество энергии. Но он до сих пор не знал, что послужит катализатором. Когда Чонгук вскроет последний сундучок в хранилище своей памяти, будет ли смысл ему жить дальше. Сможет ли он выдержать то, что уготовано? И что он увидит там? Юноша поднял свободную руку на уровень пупка и подал ее немного вперед — по направлению к ручке двери. Но так и не коснулся, зависнув всего в нескольких сантиметрах от нее. Значит, не сегодня. И не завтра. Когда-нибудь он точно сможет, но не сейчас. В воздухе снова раздался свист: главная тема Звездных Войн, «Имперский марш». Чонгук развернулся на пятках и быстро зашагал прочь. Все дальше и дальше от своего прошлого./ Второй этаж подземной парковки насквозь пропитался водой, в воздухе витал запах сырости и плесени; тут и там на асфальте разлились лужи. Для того, чтобы глаза привыкли к кромешной тьме, потребовалось стоять около десяти минут у запасного хода, вглядываясь в пустоту. Зато теперь Чонгук мог различить на общем фоне силуэты машин, колонны и даже чуть поблескивающие лужицы под ногами, которых было как-то чересчур много. Он не мог описать это странное чувство, которое испытывал здесь. Наверху, в своей новой квартире, когда светит солнце, Чон часто стоял у окна и смотрел вниз, на город, казавшийся ему совершенно обычным. А теперь здесь, полуторами сотнями метров ниже, он ощущал ее. Ощущал смерть кончиками пальцев. Это мир опустел. Без людей он действительно не имел смысла. Запах смерти и запустения сочился из каждой щели, пробирался под одежду и впивался в горло стальной хваткой, перекрывая доступ кислорода. Чонгук знал, что был не один здесь. Не было теперь такого места, в котором ты остался бы в полном одиночестве. Тьма всегда таила в себе множество вещей. И в ней никогда не было пусто. С левой стороны послышались шаги. Аккуратные, неспешные, но слух Чонгука был достаточно чуток, чтобы уловить их. Большие лапы попадали в лужи, противно хлюпая и плеща водой. Брызги приземлялись на асфальт затем, чтобы потом снова стечь в углубления. Монстр приближался. Он вывалился из-за колонны и замер. Перенес вес тела вперед, словно готовился к прыжку, и наклонил голову вниз. В тусклых отблесках было видно, как вздымается его массивная грудная клетка; слышно было, как он втягивает воздух своими широкими ноздрями, как перекатываются под склизкой кожей сильные мышцы. Он сделал один огромный вдох и в следующую секунду, вскинув голову, закричал изо всей силы. У Чонгука все похолодело внутри. За всем этим дребезжащим, громким, душераздирающим звуком, больше похожим на трение металлического диска о каменную глыбу, слышалось что-то совсем иное, и походило оно больше на детский плач, на отчаянную мольбу о помощи. А затем ринулся вперед. И Чонгук только сильнее сжал ладонями рукоять топора. Он был готов. Он всегда готов был изрубить на куски, раздробить кости. Всегда готов был убить. Но сейчас, именно сейчас, он мог с тем же успехом, ни капельки не сомневаясь, выкинуть из рук топор, и отдаться на волю судьбе. Он почти что хотел этого. Но кровь взыграла, закипела в жилах, Чонгук чувствовал ее давление в черепной коробке и бешеный шум тока в ушах. И он покорился ей, первый раз — совершенно добровольно склонил голову. Глаза затянула кровавая поволока, и всего за секунду до того, как погрузиться в забытие, на которое он был вечно обречен, Чонгук успел увидеть, как на него мчится чудовище: закрыв огромные влажные глазницы. В следующее мгновение Чон уже стоял над мертвой тушей, вытирая кровь с лезвия. Он обронил всего один, полный презрения взгляд и собирался было уйти, но что-то его остановило. Чуть поодаль, рядом с бездыханным телом, что-то еще горело живым огнем, медленно растворяясь янтарными бликами в воздухе. Он подошел ближе и замер. Осознание больно ударило под дых, и Чонгук провалился в темноту./ Тэхен вошел в город всего около часа назад, а уже чувствовал, что за ним кто-то следит. Тысячи глаз сверлили его, впивались в кожу, цеплялись на одежду и никак не хотели отпускать. Передавали тело Тэхена друг другу, боясь упустить из виду. О чем он только думал, когда решил идти в одиночку? Ким сам задался этим вопросом и нашел на него исчерпывающий ответ: совершить самоубийство он не готов, а вот умереть — очень даже. Он не останется в проигрыше. Либо найдет клад, либо будет сожран. Все или ничего. И почему-то при взгляде на свой полупустой портфель Ким склонялся ко второму варианту. До заката оставалось совсем немного времени, от силы часа полтора. А город огромен. Парень, быстро шагая по узким улочкам, думал о многом: что он будет есть и где спрячется на ночь. Если с первым все было более менее понятно — Тэхена ждала голодная смерть, так как защищаться он не умел, и в магазине, каждый из которых как назло расположен в тени, ему делать нечего, — то со вторым он решил справиться. Сейчас Тэхен очень жалел о том, что не полюбопытствовал у Хосока или Чимина, умеют ли личинки лазить, или только бегают быстро и прыгают на большие расстояния. Путем нетрудных размышлений Тэхен пришел к тому, что ему нужен бункер. Без окон. Этаже этак на девятом. С окраин нужно немедленно уходить: дома низкие и стоят слишком близко друг к другу. Вдалеке парень заметил магазин, одиноко стоявший посреди улицы и освещаемый солнцем во всех сторон. Тэхен подошел ближе и дернул за ручку. Закрыто. Что и не удивительно. Разбить пластиковые стекла не представлялось возможным тоже. Ким снова перевел взгляд на небо и ужаснулся: до заката оставалось всего полчаса — Тэхен со всех ног понесся к центру города./ Глупо было полагать, что ключи, висящие со внутренней стороны распахнутой настежь двери подойдут к замку, но они действительно подошли. Спустя три облегчающих щелчка, Тэхен почувствовал себя в безопасности, пусть и мнимой. В квартире, находящейся на восьмом этаже высотного дома, совсем не было мебели. Тэхен обошел три имевшиеся комнаты и только в последней обнаружил сдутый матрас со скомканными на нем простыней и одеялом. Придется поработать ртом. В шкафу на кухне, на самой верхней полке, парень нашел новое постельное белье и приготовил себе постель. Он остался спать в одежде, ведь никогда не знаешь, придется ли ночью убегать куда-то снова или нет. Тэхен коснулся головой свежей подушки и вздохнул с облегчением: давно он так не спал. В чем-то он начинал понимать того человека: жить в городе, где ресурсы не ограничены, было весьма соблазнительным предложением. Что мог Тэхен противопоставить этому? Пожалуй, ничего. Только его пугала пустота в зрачках незнакомца и его совершенно нечитаемая мимика. Как будто он мог в любой момент наброситься на тебя, и в то же самое время — защитить, закрыв собственным телом. Завтра Тэхен обязательно найдет еду. И пойдет искать…обязательно пойдет…а потом… Парень и сам не заметил, как закрыв уставшие от дневного света глаза, заснул, погружаясь в ночь./ Чонгук проснулся посреди ночи от звука собственного голоса: он снова кричал. Лоб покрыла испарина, а простыня меж лопаток пропиталась холодным потом. Парень медленно встал с кровати и подошел к большому панорамному окну. Он жил в самом высоком здании Сеула, на предпоследнем этаже, в огромной квартире. Холодный воздух заползал из приоткрытой форточки и приятно лизал пятки, охлаждал голову. Песчаные вихри не добирались на такую высоту — можно было не бояться грязного воздуха, под отказ набитого мелкой пылью. Чонгук решил, что пора уходить. Все здесь напоминает ему о прежней жизни, а каждый новый восстановленный фрагмент памяти делает только хуже. Чон выбрал жизнь без прошлого. Но все же — жизнь. Вдруг, опустившуюся на город призрачную вуаль разорвал чей-то крик.Человек. Там был человек. В городе был человек. Живой.
Чонгук среагировал молниеносно: больше он никого не потеряет. Город проснулся. Вслед за этим голосом поднялись сотни других: животных, древних, следующих за человеческим запахом по каменному лабиринту, рыскающим в поисках источника свежей крови. Парень оделся в мгновение ока, по пути схватив с прикроватной тумбочки оружие. Он покрепче затянул шнуровку на икрах, надел плотные перчатки и до отказа натянул на лицо повязку. Он должен стать невидимкой, слиться с местностью, стать частью этой огромной голодной толпы. Распахнув двери и хлопнув ею, Чонгук понесся вниз через лестничные пролеты. Он спешил как мог, почти летел, чтобы успеть. Ведь кроме этой призрачной, далекой цели у него ничего не осталось. Но он обхитрит смерть, вырвет чужую жизнь из когтистых лап.Если знаешь короткий путь — всегда сможешь прийти к финишу первым.
***