Нуар учится чувствовать красный и синий.
— Значит, это красный? Крупная рука в перчатке медленно проводит по чернильной линии на бумаге. — Да. Хотя, если говорить точнее, то это больше бордовый, но не суть. Это красный. — Красный… Он не может почувствовать текстуру бумаги кончиками своих пальцев и не может увидеть настоящий оттенок чернил, но учащённое сердцебиение врезается в сознание, когда он думает о красном. Он запомнит это чувство как «красный». Кровь красная. Стоп-сигналы красные. А ещё яблоки, пылающие костры и мультяшные сердечки, если верить его другу. Майлз негромко постукивает по нижней части блокнота, который держит Нуар. Глаза за стёклами очков внимательно следят за его движениями, пока не натыкаются на более тёмный оттенок чернил. — Это… — Майлз стучит дважды, поторапливая ответ. Пальцы Нуара дёргаются, касаясь нового цвета. Если быть совсем уж честным, то попытка изучить цвета, которые он не мог понять, была совершенно бессмысленной тратой сил. Но Майлз терпеливо за ним наблюдал, и в уголках его губ пряталась понимающая улыбка. Майлз, добрая душа, сидел с ним на диване тёти Мэй последние полчаса, и огромные кроссовки качались, когда он подпинывал одну ногу другой. Ему сказали, что кроссовки тоже были красными. Точно. Новый цвет. Да. Нуар моргнул. — Это… — он не знает ответа. Единственная разница между этим цветом и «красным» — чуть более тёмный оттенок. Что, если это просто тёмно-красный? Или тот самый бордовый, который Майлз мельком упомянул? Откуда ему знать, как разобраться, если он может отталкиваться только от степени серости? На бумаге появляются едва заметные вмятины, когда разочарованный Нуар сильнее сжимает линии на бумаге пальцами в перчатках. Майлз переводит взгляд с бумаги на безэмоциональную маску и обратно. Он запинается, когда начинает говорить. — Это синий. На самом деле больше похож на индиго… прости, да, просто синий, — его взгляд смягчается ещё сильнее, но Нуар остаётся неподвижным. — Ты хороший человек. Я не знаю, каково это, видеть только чёрное и белое, но я даже не могу… это звучит непросто? Так что если тебе нужен… перерыв, то я не против. Всё в порядке. Синий. Разочаровывающий. Сбивающий с толку. Для него это новая, неизведанная, пугающая территория. Нуар немного расслабляется и тихо закрывает блокнот, возвращая его Майлзу, который неловко пытается встать, но падает обратно на диван. — Спасибо за урок, Майлз, — Нуар приподнимает шляпу. Мальчик дёргается, но Нуар машет ему через плечо, успокаивая. — Мне просто нужно подышать свежим воздухом. До скорого, — и он уходит, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на бег сразу, как только закроется дверь. Пальто развевается за его спиной, когда он отмахивается.***
Обеспокоенный Майлз сидит один на диване, рассеянно играя пальцами с уголком страницы и наблюдая за тем, как тёмная фигура растворяется в ночи. Да, возможно, этот урок цвета прошёл не так гладко, как другие, но Нуар был именно из тех задумчивых резких типов, которых Майлз иногда никак не мог понять. Может, дело не в цвете? Может, парень просто не спал или съел что-то не то с утра? Может, его беспокоили куда более серьёзные вещи. Мальчик качает головой, отгоняя глупые мысли. Разумеется, Нуара беспокоят и многие другие проблемы — он просто всегда такой. Но Майлз не имеет ни малейшего понятия, как приблизиться к этому ходячему воплощению травм, поэтому он откладывает блокнот в сторону и идёт в столовую, в которой играют в карты другие пауки. — Репетиторство прошло хорошо? — Питер, улыбаясь, смотрит на Майлза и кивает в сторону гостиной. Это не настоящий вопрос. Нет, чисто технически это вопрос, но на самом деле скорее просто попытка завязать разговор. Затравка. Майлзу действительно нужно выговориться, снять камень с души, и, когда он вздыхает, Питер понимающе кивает. Майлз благодарен ему за то, что он достаточно проницателен. Гвен отодвигает стул и кивает в его сторону, не отрывая глаз от своих карт. Майлз садится, снова вздыхая. — Я не знаю, я думал, что всё идет хорошо, но потом попытался его расспросить, а он стал резок и ушел. Я думаю, он взбесился? Ну, внутри. Я почти уверен, что это на самом деле было не из-за цветов, но всё возможно. Не знаю. Хэм переворачивает еще две карты, и Гвен дважды стучит по столу, прежде чем повернуться к Майлзу. — Может, он просто ведёт себя как обычно? Ты же знаешь, каким он может быть. Все кивают — о, они отлично это знают. — Поднимаю, — Пени толкает вперёд две фишки. — Кто-то должен пойти и забрать его! Он пропустит вечер кино, если снова потеряет счёт времени. А на этот раз фильм выбирала я! Он не может это пропустить! — она дуется, конечно, но её беспокойство очевидно. Питер, разочарованно ворча, складывает карты, и Хэм фыркает. — Я могу быстро его вынюхать. Всё равно эту игру не выиграю, — Хэм спрыгивает со своего стула, и над столешницей виднеются только его уши, когда он выходит из столовой. Гвен стонет и сбрасывает карты, заставляя ухмыляющуюся Пени наклониться вперёд и сгрести свой выигрыш. Майлз крутится на стуле, наблюдая за тем, как свин открывает дверь. — Ты уверен, что не хочешь, чтобы пошёл я? — спрашивает парень, но дверь уже закрыта. И ладно. Если кто и мог поднять настроение монохромному пауку, то только его мультяшный друг. Майлз поворачивается к столу, решительно улыбаясь. — Я с вами.***
Хэм-паук прыгает по крышам зданий, планируя над искусственно-яркими огнями города и не прекращая работать носом: слабый запах Нуара ещё чувствуется — он слегка пряный и чем-то похож на древесный. Свежий холодный ветер несёт паука к нужному ему месту. Глубокой ночью найти фигуру, одетую в чёрное, — довольно сложная задача, и это делает Хэма идеальным исполнителем для подобной работы. К тому моменту, как он заметил Нуара, сидящего на краю крыши банка, жизнь города внизу притихла, почти что растаяв в звенящей тишине. Уши Хэма дёрнулись от звука зажигаемой спички, а её отсвет выхватил силуэт монохромного паука, повернувшегося назад. — Ха, не думал, что ты так серьёзно к этому относишься, — робко шутит свин, останавливаясь рядом с Нуаром, слишком поглощённым собственными мыслями, чтобы заметить неожиданную компанию. Хэм наклоняется, заглядывая Нуару в лицо, и будто пытается рассмотреть, что за чувства прячутся за этой маской. Спичка гаснет, снова оставляя их в темноте. — Ты должен знать, что я всегда серьёзен. Хэм фыркнул. — А ты должен знать, что я всегда шучу. Ну, почти всегда. Иногда надо выкладывать правду не сдерживаясь, превращая её в шквал ударов, — он машет кулаками, пародируя непрерывные мультяшные атаки. Нуар слегка наклоняет голову, косясь на него, но вскоре снова отворачивается. Хэм хмурится, опуская руки и вставая в боевую стойку. — Ха, а я был уверен, что тебе понравится. После победного удара Нуар смеётся, и опустившиеся было уши Хэма мигом взлетают наверх, замирая по стойке «смирно». Этот громкий яркий звук чистого удовольствия… Получить смешок от Нуара? Да это было больше похоже на заливистый смех Гвен! — Да, это было мило, — кашляет мужчина. Хэм усмехается, наконец решаясь сесть, — лёд сломан. Его копыта едва свисают через край, такие короткие по сравнению с длинными мощными ногами Нуара... Хэм падает вправо, устраивая голову на руке Нуара.***
Нуар замирает, когда его маленький друг наклоняется к нему, но быстро восстанавливает самообладание, расслабляясь. Он все ещё никак не может привыкнуть к физическому контакту, который так часто инициирует свин. — Так что ты здесь делаешь? В доме слишком жарко? Майлз тебя достал? — уточняет Хэм, машинально болтая ногами. Нуар наблюдает за его движениями, будучи слишком погружённым в себя, чтобы понять вопрос. Он сбрасывает сожжённую спичку в переулок под ними, игнорируя мягкое неодобрительное бормотание Хэма. — Просто нужно было подышать свежим воздухом. Хэм сдвигается, скорее всего, снова всматриваясь в его лицо, но Нуар не двигается. — Точно… всё в порядке? Если это из-за проблемы с цветами, то не переживай из-за этого. У свиней дихроматическое зрение. Ты знаешь, что это такое? — Ага. — Забавно, правда? Мультяшная свинья-дальтоник. Я могу исказить твою реальность, но не вижу ничего, кроме красного, синего и зеленого. Ирония так жестока, когда она не смешна. Некоторые из тех пауков, которые сейчас дома, все твердят и твердят об облаках в небе или цветах радуги, а я просто киваю и соглашаюсь, как болван! Что за жизнь… И если бы только это… — небольшая гневная тирада Хэма не получается короткой. Нуар слушает, слушает, но постоянно отвлекается на его движения. Его мимика и жесты такие живые, такие яркие, когда он рассказывает о своих трудностях. Хэм небольшой, но когда движется — может занимать ужасно много места. Он уверен в себе, всегда действует смело и нарушает законы физики так, как будто в этом нет совершенно ничего страшного. Нуар не замечает, что Хэм закончил говорить, пока тот не садится обратно, тяжело дыша. Некоторое время они просто сидят в тишине, если не считать тяжёлое дыхание Хэма. В конце концов он вздыхает, ложась на колени Нуара, проскользывая ему под руку. Получается идеально. Нуар сразу замечает легкую дрожь. — Холодно? — Нет, нет, прекрасно… — в этот момент порыв ледяного ветерка вынуждает поросёнка взвизгнуть и содрогнуться. Нуар улыбается, приподнимая пальто и притягивая свина к себе, чтобы укутать его будто в общее одеяло. Хэм фыркает в знак признательности, дернув ушами, и бесстыдно прижимается к боку Нуара. Эта сцена ассоциируется у Нуара с романтическими фильмами, которые он смотрел в детстве. Двое влюблённых греются, сидя бок о бок и глядя на звёзды. И даже пусть над городом сегодня звёзд нет, картина всё равно романтичная. В конце концов дрожь утихает и какое-то время Нуар думает, что свин уснул. Он понимает, что ошибся, когда Хэм обхватывает его руками за живот и хрюкает — именно хрюкает, Нуар не знает, как это ещё назвать. Он моргает, глядя на свина. — Знаешь, я немного эксперт по красному и синему, — свин пододвигается к своему костюму. — Я слышал, у тебя проблемы с этими двумя. — У меня были проблемы со всеми из них, честно говоря. Ты слышал? — Свиные уши, — Хэм дёрнул ими для наглядности. — О… — Итак?.. Нуар смотрит вниз, на Хэма, выжидающе сверлящего его взглядом. Нуар давит в себе гордость и сжимает кулаки, вздыхая. Плечи бессильно опускаются. — Да, давай. — Отлично! Тогда давай начнём! — восклицает свин, вскакивая на ноги. Нуар чувствует, как странная пустота разливается внутри, когда прикосновение заканчивается. Он демонстративно игнорирует его, пока Хэм вдруг не хватает его за руку, прижимая её к груди. Свин слишком маленький, чтобы удержать всю руку Нуара, поэтому он поворачивает её, прижимая ладонь в перчатке к сердцу. Нуар не может сказать, бьётся сердце мультяшки быстрее, чем обычно, или такая скорость для свиней нормальна. Возможно, ему стоит поразмыслить над этим позже. — Эта часть моего костюма красная. Большая его часть, к примеру, здесь, — он кивает на свои руки, — здесь, — указывает на ноги, — и здесь, — машет рукой перед лицом. Нуар тянет руку обратно к себе, но Хэм не выпускает её, сжимая сильнее. Монохромный паук чувствует, как учащается его собственное сердцебиение. Красный. — А эти места синие, — Хэм проводит рукой Нуара по бокам, коленям и подмышкам, пока тот завороженно наблюдает за этим. Нуар беспомощен, когда им управляют вот так. Разве это не странно-лично? Разве свин не понимает, что друзья обычно так не касаются друг друга? Их культуры действительно настолько разные? Он в замешательстве. Он расстроен. Это новая, неизведанная территория. Это синий. Он вздрагивает от неожиданности. Хэм нетерпеливо притоптывает ногой, косясь на него странным взглядом. — Ты всё понял, дружище? Нуар внезапно очень благодарен за то, что Хэм не видит ни его лица, ни потемневших щек. — Да. На самом деле, это не так. Для него они всё ещё просто чуть другие оттенки серого, но какое это имеет значение? Он прожил всю жизнь, не различая и не зная этих цветов. Так почему это так важно сейчас? Хэм держит Нуара за руку, поигрывая пальцами. Это ещё один очень личный жест, который ещё больше путает и пугает Нуара. Красный. Биение сердца. Синий. Страх неизвестности. Нуар сглатывает. Сдвигается, пересаживаясь очень близко к Хэму и переплетает их руки. Хэм удивлённо фыркает. Он никогда не был особо открытым, всегда прятался в тени и замыкался в себе. Но этот человек… этот свин-паук, в нём было что-то такое, что заставляло Нуара говорить. Чувствовать. Раскрываться. — Я… — начинает он, но тут же обрывает себя. Может, и нет. — Прости, забудь об этом, — он качает головой и отстраняется, сомневаясь в себе. Хэм протестующе вскидывается, когда Нуар отворачивается. — А ну-ка погодите, мистер! — Хэм заползает на ноги Нуару, с трудом балансируя на его бёдрах, и крепко сжимает за плечи, агрессивно тычась мордой прямо ему под нос. — Нельзя просто так сделать романтический шаг и тут же отступить! Что ты хотел сказать? Нуар моргнул. Романтический? В тот момент у него не было совершенно никаких романтических намерений. Ведь так? Хэм стягивает маску на самые уши и трясёт Нуара за плечи. Нуар без понятия, что он ожидал увидеть под маской, но точно не этот блеск решительных глаз, старательно вглядывающихся в стёкла его очков. — Что ты собирался сказать? — отчаянно-отрывисто шепчет Хэм. Нуар тяжело дышит. Вдох. Выдох. Дрожащие руки медленно поднимаются, чтобы опереться на бока — на его синие бока. — Я… я сомневаюсь, что когда-нибудь увижу цвета, как вы. Но… я чувствую их. Не вижу, но чувствую. И мне нравится их чувствовать. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного, — он не может смотреть на Хэма, пока говорит, поэтому упорно гипнотизирует рисунок паука на груди. — Я чувствовал такие ужасные вещи. Голод. Горе. Потери. Ярость. Холодный едкий мир сжимал мне горло своими когтями с самого рождения. Но вы — все вы — будто ослабляете эту хватку. Я, чёрт, ты знаешь, что я люблю вас всех. Я люблю… — слова застряли в горле. Он был не в силах закончить подобное предложение. — Питер… — шепчет Хэм, прикрывая рукой усмешку. Нуар молчит. — Ты настоящая королева драмы. Тебе это кто-нибудь говорил? — Нет… — Я не шучу! Ты самый настоящий артист. Хэм срывает маску и, отскочив от ног Нуара, убегает. Нуар, растерявшись, так и сидит, пока второй паук не оглядывается, ободряюще кивая. Они возвращаются вместе, синхронно, бок о бок, и Хэм отталкивается от Нуара чаще, чем от зданий, и от каждого прикосновения в груди Нуара зажигается какая-то искра, пока сердце трепещет у самого горла. Это и есть красный. К тому моменту, когда они возвращаются к подлатанному домику тёти Мэй, Хэм шагает неуверенно, нервно. — Бля-я-ять, я совсем забыл про вечер кино. Надеюсь, Пени не рассердится… — бормочет свин себе под нос. Нуар стоит, засунув руки в карманы пальто, и молча наблюдает за ним. Разве они не собирались продолжить тот разговор, что завязался на крыше? Несмотря на игривое поведение свина, кажется, это не в его характере, но Нуар всё равно опасается худшего. Хэм останавливается, оглядываясь на Нуара, и они замирают, глядя друг на друга. Отсюда, с крыльца, они могут услышать смех и суету своих собратьев-пауков в доме. Но пока они стоят на улице, смотря друг на друга в холодной ночи, их окружает тишина. Напряжение. Хэм прячет руки за спину, встряхнувшись, словно вспомнив что-то важное; его уши наклоняются назад. — Люди, кхм, в бизнесе — в комедийном бизнесе, конечно же — очень любят артистов. Ха! И я просто оказался в этом бизнесе, какое… совпадение, — маленький паучок, съёжившись, наконец решается посмотреть наверх. Нуар морщится. Он обрабатывает слова, обдумывая эту странную метафору, которую ему пытаются навязать. Пытается её понять. Не дождавшись ответа, Хэм издаёт звук, похожий на разочарованный визг, и сбегает в дом, оставляя Нуара на крыльце в одиночестве наблюдать события этой ночи. Он слабо слышит, как их паучья семья приветствует Хэма, радуясь его возвращению. Нуару нужен перерыв, чтобы успокоиться. Он снимает шляпу и входит в гостиную. Его друзья тесно сидят на диване, но все они поворачиваются, чтобы поприветствовать его, пусть и по-разному. Он кивает в ответ, но его взгляд прикован к Хэму, сидящему на кресле рядом с Питером. Взгляд свина опущен, а руки дрожат. Нуар остаётся стоять за диваном, надвинув шляпу на глаза и засунув руки в карманы. Где-то на середине фильма, как раз тогда, когда сюжет достигает кульминации, он тихо выскальзывает через заднюю дверь, вежливо коснувшись кончика своей шляпы. Когда он уходит, пара глаз прожигает ему спину. Синий цвет расстраивает и сбивает с толку; он — неизведанная территория. Красный — беспокойство и бешеный стук сердца. Когда он закрывает глаза в ту ночь, то искренне верит в это.