Нуар испытывает пурпурный благодаря Пени Паркер. Скорее бы это прекратилось.
Питер Бенджамин Паркер никогда не любил свой дом. Взросление во время Великой депрессии изменило его и его мировоззрение. Много кто изменится, увидев почти обглоданный труп своего дяди и убив человека, который съел его живьём. Этот мир был жесток: преступники, нацисты, каннибалы и убийцы были лишь малой частью повседневной жизни Питера. Ему это никогда не нравилось. Но он жил этим, потому что у него не было выбора. У него никогда не было выбора. Но сейчас, когда он знает, что есть лучший мир? Сейчас, когда знает, что может уйти и не вернуться? Он всей душой ненавидит эту жизнь. Питер Бенджамин Паркер ненавидит свой дом, но у него есть долг; он обязан быть Человеком-пауком, в котором так нуждается его мир, и обязан защищать тех немногих близких, что у него остались. Защищать людей своего мира. Он скован обязательствами по рукам и ногам и совершенно беспомощен под их гнётом. Недавно он собирался привезти тётю Мэй во вселенную Майлза. В полный цветов, радости и передовых технологий мир, переживший эпоху нацизма, — это был бы рай, который она заслужила. Ему ещё надо будет подумать об этом. Он боится, что это будет последней каплей, которая вытолкнет его через этот забор туда, где трава зеленее. В Нью-Йорк 2019 года. Питер Бенджамин Паркер хочет, чтобы этот Нью-Йорк стал его домом. Всё, что ему нужно для этого сделать — это привезти Мэй, некоторые личные вещи и найти место для проживания. В этом новом красочном измерении Питер — не Питер, он — Нуар. Нуар хотел бы быть более эгоистичным. Достаточно эгоистичным, чтобы навсегда оставить позади людей своего мира. Достаточно эгоистичным, чтобы получить желаемое. Достаточно эгоистичным, чтобы отказаться от безнадёжного и бесчувственного мира, где его не ждёт ничего, кроме страдания и горя. В его голове иногда раздаётся тихий голос, который говорит что-то вроде «Да, возможно, ты заслуживаешь счастья, которое иногда радует этот мир своим присутствием». Сегодня, когда по затылку Нуара стекают капли дождя, голоса нет. Есть только тёмная плотная завеса ливня. Да, сегодня будет непросто.***
— Это браслет, который может трансформироваться в нож, видишь? — Пени взмахивает запястьем, разворачивая блестящее лезвие, и демонстративно взрезает им воздух. Майлз, Гвен и Ганке наклоняются вперёд, впечатлённые и завороженные зрелищем. Пени протягивает нож Гвен и стаскивает её с двухъярусной кровати, падая на освободившееся место. — Давай, попробуй! Гвен осматривает нож, поворачивает его то одной стороной, то другой, проводит пальцами по рукоятке. Лёгкое движение её запястья, и нож снова скрывается в браслете, плотно обхватывающем руку. Ребята радостно аплодируют, а Пени довольно кивает, радуясь успеху своего изобретения. Нуар спокойно наблюдает сверху. Он один занимает верхнюю койку, пока нет Питера и Хэма, сбежавших перекусить. Ему нравится наблюдать, как беззаботно веселятся дети, которых он полюбил. Нуар никогда не хотел иметь детей. Не потому, что не хотел их, а потому что никогда не хотел привести ребёнка в мир, который не примет его. Мир, в котором близкие обязательно умирают, и поэтому ни к кому не стоит привязываться, если ты не в силах ему помочь. Но в другой жизни, в которой Нуару не надо было бы бороться за жизнь и сражаться с нацистами — да, он хотел бы детей. В другой жизни, — вроде этой — в которой нет сегрегации по расе или ориентации, где люди могут быть с теми, кого они любят, и улицы Нью-Йорка достаточно спокойны, чтобы бродить по ним ночами в одиночестве. Эта жизнь была похожа на его мечты о семье. — Нуар, хочешь попробовать? — интересуется Пени, к счастью, обрывая его мысли прежде, чем они смогут завести его слишком далеко. Она протягивает Нуару своё изобретение. Он почти отказывается, но Пени строит такие блестящие щенячьи глазки, что он просто не может сказать «нет». — Конечно. Он спрыгивает с верхней койки, легко приземляется и берёт браслет, который ему протягивают. Пени отступает на шаг, расплываясь в широкой улыбке, и подпрыгивает от нетерпения. На лице Нуара появляется небольшая кривая полуулыбка, и он щёлкает браслетом так, как ему показали. Снова появляется нож, такой маленький по сравнению с его руками, но лёгкий, изящный, обтекаемый и, без сомнения, смертоносный. Это тонкая работа, и сбоку выгравирован небольшой очаровательный паучий символ. Он чувствует гордость за Пени, за то, что она сама создала такое передовое устройство. Она действительно поразительная девушка. — Он пурпурный, если тебе интересно, — уточняет она, смущённо шаркая ногой по полу. Пурпурный. Он будет ассоциировать этот цвет с гордостью. Бросив взгляд на заинтересованные лица подростков, сидящих на кровати, Нуар решает немного развлечь их. Они смотрят на него с благоговением, когда он прокручивает нож вокруг руки движениями, так похожими на движения фокусника. — Круто, — шепчет Ганке, и Майлз кивает с открытым ртом. Даже Гвен восхищённо вздыхает. Нуар подбрасывает нож в руке, оглядывая комнату. — Слушай, парень, а у тебя здесь есть какие-нибудь мишени? Майлз спрыгивает с кровати и оглядывается. — Э-э, не совсем? У меня есть плакаты, но… Дети визжат, когда нож вылетает из руки Нуара прямо в лицо знаменитости, о которой он ничего не знает. Майлз и Ганке ахают и карабкаются к плакату, оценивая ущерб. Пени и Гвен, широко раскрыв глаза, наблюдают, как мальчики борются между впечатлением и ужасом от дыры в стене. — Только не Сет! — стонет Ганке. — Чувак! Какого чёрта? Ты не можешь просто бросить нож в мою стену! Даже если это было действительно круто! — Майлз стонет, пытаясь разгладить плакат так, чтобы скрыть повреждения. Ганке держит нож в вытянутой руке, как можно дальше от своего тела, так, как будто боится, что он причинит немало вреда сам по себе. Пени вздыхает, забирая его и надевая на запястье. — Это просто стена, ничего страшного, — говорит Нуар. Это действительно так — всего лишь небольшой порез, который можно легко скрыть. Он не видит проблемы. Гвен качает головой, хлопая Нуара по спине и недовольно хмурясь. Даже Пени выглядит разочарованной, рассеянно потирая пурпурный браслет на запястье. Она разочарована в тебе. Открытое окно за его спиной вдруг кажется очень привлекательным. От растущего напряжения в комнате их всех спасает стук в окно, предупреждающий о возвращении Питера. Он проскальзывает внутрь мимо Нуара, держа пакеты в обеих руках. — Эй, банда! Надеюсь, вам тут было не слишком весело без меня? — Вообще-то, было. — Отлично! Ты всегда такая жестоко-честная, Гвен, я ценю это! У меня есть чипсы, конфеты, сэндвичи и содовая, так что налетай, — он бросает пакеты на комод, перед этим выхватывая пакетик Fruffles и банку колы для себя. Дети бросаются к пакетам, чтобы успеть присвоить то, что нравится. Нуар оглядывается на открытое окно, в которое вползает Хэм. Свин, тяжело дыша, падает на живот. — Как… фуф-ф… много… уй… людей! — он шумно стонет перед единственным зрителем. Смотрит на Нуара, который неловко отступает в сторону, чуть-чуть подальше. Это немного странно. С той ночи на крыше их общение стало странным. Более странным, чем обычно, потому что Хэм никогда не был обычным. Хэм всё ещё дразнит его, лезет на него и подшучивает над ним, как будто ничего не изменилось, но в эти редкие моменты молчания Нуар ловит Хэма на том, что тот наблюдает за ним, рассматривает его, изучает. Так что да, это странно. — Ладно, чья очередь выбирать фильм? Давайте начнём, — Питер хлопает в ладоши, требуя внимания всех присутствующих. Это один из их еженедельных вечеров кино, когда они сидят как семья и… ну, это само собой разумеется. — Моя очередь! — кричит Майлз с полным ртом конфет и прыгает к столу, из ящика которого вытаскивает фильм. Нуар стоит у окна, пока все не займут свои места на двухъярусной кровати. Ганке, Майлз и Гвен жмутся под одеялом на верхней койке, заваленные пакетами с едой и банками содовой. Питер развалился на нижней, прислонившись спиной к стене, а Пени сидит, скрестив ноги, на краю кровати и держит на коленях Хэма, как плюшевого мишку. Нуар всё ещё чувствует вину за то, что произошло какие-то пять минут назад, и он не может решить для себя, садиться с ними или нет. Заслуживает ли он сидеть среди них после такого легкомысленного пренебрежения чувствами Майлза? Заслуживает ли он сидеть здесь, расслабляясь и поедая вредную пищу, пока невинные люди в его измерении борются за свои жизни? Он… — Нуар, — шепчет Пени, похлопывая по месту рядом с собой, и кивает. Он садится рядом и вежливо отказывается от предложенных «Sour Patch Kids». Она мягко, понимающе улыбается. Он не заслуживает этого, — быть её другом — но искренне ей благодарен. Фильм — комедийный экшн. Нуар не очень любит фильмы-комедии, но его интерес к современным технологиям и их возможностям прочно удерживает его на большинстве таких вот просмотров. Его друзья смеются над некоторыми эпизодами, а он наблюдает. В конце концов, это неплохой фильм. Когда начинаются титры, Питер заявляет, что они оставляют Майлза и Ганке одних учиться или «делать то, что дети делают в наши дни в модной частной школе». Майлз бьет его за это по руке, но в этом нет никакой враждебности или злости. Нуар с интересом наблюдает за их взаимодействием. Они покидают крошечную комнату в общежитии тем же путем, каким пришли, и вместе возвращаются в дом тёти Мэй. Спальные места в доме тёти Мэй они уступают младшим, Пени и Гвен, которые спят в пустой спальне наверху. Нуар, Хэм и Питер живут в «Паучьей пещере», в которую они притащили футон. Питер утверждает, что это делает их обиталище уютнее. Хэм спит в гамаке из собственной паутины. Нуар делает то же самое в укромном тёмном уголке подвала. Ну, он в нём лежит. Нуар старается не спать, посещая это измерение: он хочет испытать в нём как можно больше, впитать в себя как можно больше его мелочей, пока у него есть шанс, даже если это означает просто тупо смотреть в потолок. Хотя он думает, что старается спать как можно меньше и в своём собственном измерении — кошмары и всё такое. Это утомительно, но работает. Они входят в гостиную тихо, чтобы не разбудить тётю Мэй. — Кто-нибудь ещё хочет чаю? — интересуется Пени, направляясь на кухню и за руку утаскивая с собой Нуара. Девушка роется в шкафу, без раздумий бросая продукты ему в руки. Гвен и Питер отказываются, последний зевает и падает на диван. Гвен поднимается в свою комнату и оттуда кричит всем пожелания спокойной ночи. Хэм запрыгивает на стойку и достаёт три кружки. — Вот, держи. — Спасибо! — благодарит Пени, и они все вместе готовят чай. Им втроём, естественно, проще ладить друг с другом, ведь они знакомы дольше, чем остальные пауки, пусть и всего на несколько дней. Они работают вместе как отлаженный механизм, тянутся за продуктами, прибираются на кухне. Пени мурлычет себе под нос какую-то мелодию, а Хэм стучит деревянной ложкой по столу, создавая ей ритм. Нуар улыбается, наблюдая за тем, как девушка и свин потихоньку начинают петь вместе. Они танцуют, держась за руки и раскачивая их взад-вперёд, и их ноги не сбиваются с дрожащего ритма. Они поют песню, слов которой Нуар не знает — но он узнаёт мелодию. Он уверен, что слышал, как Майлз поёт её себе под нос. Пени смотрит на Нуара и жестом приглашает его присоединиться к ним. Хэм тоже машет, подбадривая. Они оба протягивают свободные руки, устремив на него умоляющие взгляды. Нуар вздыхает, роняя мокрую тряпку на столешницу. Он протягивает руки, чтобы принять их раскрытые ладони, но Пени отстраняется, надув губы. — Сначала сними перчатки, — требует она. Он подчиняется, потому что это Пени, и кладет перчатки в карман. Он не знает, зачем ей понадобилось держать его мозолистую покрытую шрамами руку, но она крепко её сжимает. Пауки-коротышки продолжают петь, прыгают вперёд и назад, придумывая собственные слова и смеясь. Нуар неловко стоит между ними. Это совершенно не для него — прыгать и петь, как дети. Однако они, похоже, наслаждаются его обществом, поэтому он покачивается на месте, изо всех сил стараясь внести свой вклад в этот момент. — Ты не танцуешь, Нуар! — Пени смеётся, кружась. Она хватает его за другую руку, подпрыгивая на месте. — Покажи мне старые танцевальные движения. Бальные танцы? Парадная зала? — Бальный зал, — поправляет он её, усмехаясь. К счастью, он знает несколько разных танцев, поэтому уводит её от стойки. Хэм достает проигрыватель, и комнату наполняет классическая музыка. Свин сидит на столе, не сводя с него глаз. Он чувствует, как краснеет. — Итак, я знаю около семи различных бальных танцев. Мы станцуем тот, который отлично подходит начинающим, вальс, — он берёт руки Пени, вставая в основную танцевальную позицию; её правая рука в его левой, её левая — на его плече. Она улыбается ему. Ей интересно и очень хочется научиться. Браслет на её правой руке бликует. Он не разочарует её дважды за одну ночь. — Начнём с квадрата. Смотри и запоминай, сейчас твоя задача — зеркально повторить мои шаги, — он делает шаг назад левой ногой, и она следует за ним с правой. Они продолжают танец с Нуаром небольшими шагами, чтобы не врезаться в стены или неожиданные препятствия. В конце концов они находят свой ритм, и шаги Пени становятся увереннее, а хватка на его руке ослабевает. Они кружат по комнате, и вокруг, словно танцуя вместе с ними, плавают анимированные музыкальные ноты. Когда Нуар краем глаза замечает выражение лица Хэма, единственное слово, которое он может подобрать, чтобы описать его вид — «мечтательный». Вокруг его головы плавают мультяшные сердечки. Нуар делает вид, что ничего не замечает. Пени прикрывает глаза и прижимается лбом к его груди, полагаясь на плавность танцевальных движений, к которой они привыкли. Её левая рука скользит ниже и устраивается на его талии, приобнимая. Нуар улыбается ей в макушку, чувствуя настоящий покой хотя бы сейчас, пока ведет её в танце. Медленно. Успокаивающе. Безмятежно. Таким танцем Нуар может наслаждаться. Такой жизни он хочет. Ему кажется, что именно так чувствует себя отец, танцуя с дочерью в праздник. Отеческие гордость и радость, всё — в удивительной девушке, которая доверяет ему и улыбается ярче, чем само Солнце. Он обнимает её в ответ, надеясь, что его чувства можно понять без слов. Они медленно прекращают свой танец, оставаясь покачиваться на месте. Пени крепко держит его, уткнувшись лицом куда-то чуть ниже груди. Отсюда он ничего не видит, но уверен, что она улыбается. Даже за самыми тёмными грозовыми тучами продолжает сиять солнце. Фырканье выводит их из транса, и они поворачивают головы в поисках его источника. Хэм всё ещё сидит на столе рядом с проигрывателем, вытирая глаза салфетками. Он сморкается и машет рукой. — Простите, простите, это было так красиво, — говорит он. Пени хихикает и отстраняется. Момент упущен. Нуар хмуро смотрит на свина, который, кажется, не замечает его разочарования. — Это было так весело! О, и чай готов! — Она проскальзывает к стойке и наливает три чашки чая, радостно покачивая бедрами в такт отсутствующему ритму. Когда она возвращается к столу, проигрывателя уже нет, а Хэм стоит на одном из стульев, протянув руки. Нуар садится напротив него. Пени раздаёт кружки и садится рядом с Хэмом, довольно вздыхая. — В следующий раз я научу тебя танцевать, Нуар. И я имею в виду настоящие танцы, желательно под мерзкий ритм и убийственные басы! Он не понимает и половины из того, что она говорит, но кивает. Он может только представить, какие движения она собирается заставить его сделать. Хэм достает свой сотовый телефон — «смартфон», как называли его дети, представляя его ему и Нуару — и удерживает его на столе перед Пени. — Я записал ваш танец, если хочешь посмотреть. Ты выглядишь как профессионалка, Пени! Ты уверена, что никогда раньше не танцевала бальные танцы, маленькая лживая негодница? У неё полный рот чая и она с трудом сдерживает смех, прикрывая его рукой. — Ты записал нас? — спрашивает она, сглатывая. — Конечно, я хочу посмотреть! — Она прижимает палец к экрану и наклоняется. Нуар на мгновение отвлекается, чтобы снять маску и сделать глоток чая. Он не может видеть, что скрывается за маской свина, но уверен, что Хэм наблюдает за ним. Он вспоминает глаза паука, смотревшие на него той ночью. Какое у них сейчас выражение? Видео заканчивается; Нуар прикрывает рот рукой, осторожно опуская кружку. Пени воркует над телефоном, настаивая, чтобы Хэм немедленно отправил ей видео. — Хочешь посмотреть? — спрашивает она Нуара. Он качает головой. — Может, позже, — он уверен, что должен смотреть это один, так, чтобы они не смогли увидеть его реакцию, потому что знает, что будет задыхаться от шока. Это один из таких дней. Они пьют чай за приятной беседой. Пени листает свой телефон и иногда смеётся, поворачивая устройство к Хэму или Нуару, чтобы показать им видеоклип или забавную картинку. Пауки, конечно, не из времени смартфонов, «мемов», или чего-то ещё, свойственного людям этого поколения, но они стараются не отставать. Даже спустя месяцы после первого появления в этом измерении Нуар всё ещё удивляется всяким мелочам. Ботинки, которые светятся, знаки, которые светятся, дроны, видеоигры, VR-гарнитура, современная медицина — список можно продолжить на несколько десятков страниц. В этом измерении новые переживания можно испытывать бесконечно. Нуар иногда чувствует слишком сильный культурный шок, но никогда — в негативном ключе. Его тянет в этот мир. Хэм и Пени вступают в жаркий разговор о чём-то, что не интересует Нуара, и он чувствует, что начинает отдаляться. Что остаётся совсем один в переполненной комнате. Его мысли, наконец, догнали его, как стервятник, начинающий пожирать свою добычу ещё до того, как она умрёт. Он думает о том тумане, который застилает ему глаза, когда он слепо плывёт по городу, ориентируясь только на звуки, на крики и мольбы о помощи. О том, как иногда он слышит их на задворках своего сознания даже в полной тишине. Он думает о том, как сидит у камина, дрожа и протягивая руки к огню, всё ближе и ближе, пока дрожь от холода не сменяется шипением от боли. Он думает о том, как впервые надел лётные очки. Натянул перчатки и разгладил пальто. Он думает о своём дяде Бенджамине. Он думает о мёртвом стервятнике. Он думает о своей тёте Мэй. Тётя Мэй совсем одна в его измерении, возможно, в опасности или уже мертва, потому что его там нет, чтобы спасти её, потому что он — здесь, пьёт чай и болтает со своими приятелями, как фермер после полудня. Нуар сказал себе, что он планировал спасти её, забрать из своего ужасного мира, но на самом деле он просто пустозвон. У него трусливое сердце, если уж на то пошло. Жалкое ничтожество. Настоящее разочарование… — Питер? Он задыхается, хватается за пистолет и вскакивает со стула. Где-то далеко с грохотом падает его кружка. По столу растекается чай. На его руке тут же появляется паутина, не позволяющая вытащить пистолет из кобуры. Он в замешательстве пятится, ослеплённый, и ударяется спиной о стойку. Хрипит. Люди пытаются заговорить с ним приглушёнными голосами. Они настороженно держатся на расстоянии, опасаясь его. Они боятся. Он уверен, что видит страх на их лицах, несмотря на то, что перед глазами будто мелькают искры-помехи из старого телевизора. Он стискивает зубы, яростно пытается проморгаться и хватается свободной рукой за стойку. Заставляет себя дышать. В приступе отчаяния Нуар вырывает правую руку из паутины и натягивает маску на нос, чтобы дать глазам отдохнуть. Наконец-то он может дышать. Именно это он и делает. Трусит. Хватает ртом воздух. И думает, отчаянно пытаясь найти, за что зацепиться. За что-то, что заставит его замолчать. За кого-то, кто вернёт его в реальность. — Питер, — этот голос очень тихий и невыносимо громкий одновременно. В ушах звенит. Маленькая рука лежит на его колене, вырисовывая на нём небольшие круги. Нуар роняет голову вниз, горбится, открывая рот, задыхаясь. Хэм стоит перед ним, и в его глазах беспокойство. Уже проснувшийся Питер стоит перед Пени, нервно вытянув руку в его сторону в защитном жесте. Она обычная девушка. У неё нет мутантских способностей. Она потрясённо смотрит на его пистолет. Он мог причинить ей вред. Он мог сделать Пени больно. Разочарование. Абсолютное разочарование. Нуар разочарован в себе, и он разочаровал всех остальных. — Пити, дружище, всё в порядке. Ты в безопасности. Ты на кухне со своими друзьями, наслаждаешься хорошим улуном, чаем таким, ну. Сейчас ночь, 2019 год, ты в порядке, — Хэм повторяет эти слова, взбираясь по телу Нуара. Поросенок стоит у него на груди, положив ему руки на плечи, и в глазах сияет мольба. В каком-то смысле такое случалось и раньше. Нуар пристально всматривается в лицо свина, в его полные решимости глаза, и, как по щелчку, его выкидывает туда. На кухню. Он возвращается. И ему очень стыдно за свою вспышку. Дрожащие руки тянутся, чтобы снять маску. Мозолистые руки, покрытые шрамами. Он быстро засовывает их в карманы пальто. Съёживается, сжимается, остро жалея, что на этот раз он самый большой паук в комнате. Хэм спрыгивает обратно на стол, нервно сплетая руки. Его трясёт. — Теперь… всё в порядке? — Шепчет Питер, не зная, к кому обратиться — к Нуару или к Хэму. Пени мягко отталкивает Питера в сторону, осторожно подходя к Нуару. Он затравленно смотрит на неё. Она протягивает руку. Он отшатывается. Она должна бояться тебя. Бояться, что пострадает. Ты причиняешь людям боль. Ты постоянно это делаешь. — Эй, идите, подышите воздухом, хорошо? — предлагает Питер, настаивая на том, чтобы Хэм составил компанию Пени, и выводит Нуара через заднюю дверь. Холодный воздух врывается в лёгкие и хотя бы немного очищает разум. Нуар позволяет Питеру увести себя за локоть в подвал и усадить на футон, двигаясь на автопилоте. Он толком не замечает ни спуск, ни человека рядом с ним. После тяжелой оглушительной тишины Питер откашливается. — У меня такое тоже было, — он кладет руку Нуару на спину. — Они никогда не становятся легче, да? Нуар позволяет Питеру успокаивающе рисовать круги ладонью по своей спине. Это немного помогает — когда рядом есть кто-то, с кем можно поговорить. Питер продолжает утешать его, пока плечи Нуара не опускаются, и напряжение не уходит из его фигуры. — Ты… хочешь поговорить об этом? — неуверенно спрашивает Питер. Нуар даже понятия не имел, как отчаянно ему этого хотелось, пока слова сами не выплеснулись наружу. Он объясняет свое желание уйти. Начать заново. Говорит о своей вине. О своих обязанностях. Об оковах. О красном. Об ощущении цветов. О тёте Мэй. О стервятнике. О синем. Об отцовской гордости. О дяде Бенджамине. Срывается на крик. Об ожогах. О Пени. О пурпурном. Он объясняет всё это в спешке, смешивая в кучу, и всё время сдерживает слёзы. Когда он заканчивает, у него горят глаза и болит челюсть. Питер с сочувствием наблюдает за ним, кивая в знак понимания, когда его товарищ выдыхает. — Это очень много, — начинает он. — И я не прошел и половины того дерьма, что пережил ты, так что я могу понять только частично, но я тебя понимаю. Он взъерошивает волосы рукой и вздыхает. — Теперь тебе хотя бы лучше? Нуар кивает. — Ходишь к терапевту? Нуар качает головой. — Хмм… может быть, я смогу записать тебя к психотерапевту в моем измерении. Я знаю хороших людей, которые могут справиться со всеми этими Человеко-Паучьими штуками. Питер медлит, не решаясь продолжить. — Не буду врать: я знаю тебя не так хорошо, как остальных, но я вижу то, как ты себя ведёшь. Я знаю, что тебя постоянно тревожат сомнения, а решения приходится принимать едва ли не каждую минуту — об этом кричат все твои движения, — Нуар не знает, обидеться ему на это замечание или растрогаться. — Но ты хороший человек, понимаешь? Пени и Хэм явно любят тебя, так как ты можешь быть плохим, верно? Понимаешь? Ты думаешь, что ты ужасен, но возьми с меня пример и запомни кое-что: ты хороший человек, даже если борешься с некоторыми кусочками себя. Никто не винит тебя за то, что ты — это ты. Его слова поражают Нуара в самое сердце. — Дети не говорят этого, потому что они бестолковые, но, блин, все гордятся тобой. Я имею в виду, чувак, ты прыгнул на сто лет в будущее, и ты отлично с этим справляешься! Но серьезно, я запишу тебя на прием к психотерапевту как можно скорее. Правда, заплатить придётся тебе, потому что я сейчас на мели. И Нуар снова тонет в бессвязном бормотании Питера. Гордость. Питер хлопает его по плечу, криво усмехаясь, и сочувственно смотрит. — Вот и договорились! Я пойду успокою остальных, хорошо? Отдохни немного, — с этими словами он уходит, отсалютовав Нуару двумя пальцами, и поднимается на платформу. Сидя на футоне, Нуар наблюдает за тем, как человек уходит, а его силуэт уменьшается, пока платформа достигает вершины. Он переводит взгляд в потолок, покачивая головой. Следуя совету Питера, Нуар удаляется в свой угол подвала и устраивается в гамаке. Вешает куртку и жилет на веревку, расстёгивает ботинки. Наконец, снимает маску, оставшись в водолазке, штанах и носках. Его взгляд падает на пояс, к которому прикреплён пистолет, и кажется, что он весит больше, чем сама жизнь. Нуар вытаскивает его. Разламывает пополам. Он больше не хочет видеть этот пистолет. Он получит новый. Оружие, в конце концов, всегда можно заменить. Целый час он лежит один в гамаке, и мысли вихрем проносятся у него в голове. Это требует немалых усилий, но со временем ему удаётся сосредоточиться только на хороших воспоминаниях. Руки Пени, обнимающие его. Её улыбка. Её браслет. Пурпурный цвет. Ход его мыслей на мгновение замедляется, а когда проясняется — платформа снова опускается, на ней стоят две темные фигуры. Будь это кто-то другой, Нуар с трудом узнал бы их без очков. Один из них — Питер — идёт прямиком к футону и плюхается ну него. Другой — Хэм — вроде как собирается уходить, но останавливается. Даже отсюда, из самого дальнего угла, Нуар чувствует, как эти глаза заглядывают ему в душу. Два мутных светлых пятна моргают, а потом они… о боже, они направляются прямо к нему. Хэм тихонько подходит к гамаку и поднимает взгляд на Нуара, опустив уши. — Эй, Пити, тебе лучше? Я заметил, что ты не почистил зубы перед тем, как спуститься сюда, поэтому принёс тебе жвачку. Нуар недовольно смотрит на предмет, который ему протягивают. — Ты здесь только для того, чтобы оскорбить меня? — он кусает свина за руку. Хэм взвизгивает от шока, дико размахивая руками. — Что?! Нет! Я просто… — он вздыхает и кладет пластинку в карман. — На самом деле я хотел узнать, могу ли я… поспать с тобой сегодня? Ты можешь держать меня, как плюшевого мишку! Или я мог бы спеть тебе, рассказать сказку на ночь, загипнотизировать тебя до состояния глубокого транса, разыграть комедию… — Заткнись на секунду, а? — Нуар тихо стонет, потирая виски. Слишком поздно для таких выходок. Хэм громко клацает зубами и закрывает рот. Мужчина смотрит на него сквозь пальцы, обдумывая варианты. Спать со свином, который флиртовал с тобой последние несколько месяцев; какие у этой затеи плюсы и минусы? Как к этому вообще относиться? — Мы могли бы поговорить о цветах, если хочешь. Я думаю, мне этого хотелось бы… — шепчет поросенок, полностью снимая маску. Он сжимает её в руках, пытаясь встретиться взглядом тёмно-карих глаз с пронзительной серостью глаз Нуара. Тот вздыхает, опуская руки на грудь. Потирает подбородок, царапая ногтями щетину. — Ладно, но… — О боже! — Свин срывает с себя паучий костюм и прыгает Нуару на живот, выбивая из него воздух. Он быстро устраивается поудобнее на груди Нуара, вытаскивая Бог знает откуда маленькое одеяло. Сворачивается клубочком, радостно хмыкает и устраивает подбородок чуть ниже ямочки между ключицами. Мужчина смотрит на него сверху вниз. Хэма буквально окружает самодовольная аура, как будто он сейчас разыграл все карты в свою пользу. И всё равно умудряется смотреть на Нуара невинными глазами. Нуар пыхтит, признавая поражение, и откидывает голову на гамак. Этот свин обвёл его вокруг копытца. — Итак, Питер сказал нам, что вы поговорили. Если тебе когда-нибудь понадобится тигр-альбинос в качестве терапевта, я твой свин! — с жаром говорит Хэм. Нуар смеется, больше от абсурдности ситуации, чем от того, что шутка действительно смешная. Он кладет свою руку на его лицо, прикрывая его смеющиеся глаза. — Шикарная шутка. — Эй, это была не шутка! Ты должен знать, что я всегда серьёзен, — свин перебирается поближе, вторгаясь мордой в личное пространство Нуара, и выдыхает горячие клубы воздуха ему в подбородок. Он смотрит на абсолютно серьёзное выражение лица человека, выглядывая из-под его руки, и смеётся. Нуар смеётся так громко и искренне, что по щекам катятся слезы. Хэм хихикает: — Это было не настолько смешно. Нет, не смешно, но ловко, умно и заботливо. И это означало, что Хэм слушал. И понял собственную шутку. И Нуару готовы были помочь с этими проблемами всё это время. И даже сейчас готовы. Это означало, что ему не всё равно. — Ты настоящая копченая ветчина, Поркер, — уши Хэма мгновенно взметнулись и встали по стойке «смирно». — Ох… меня никогда не называли так раньше. Это какая-то секретная техника флирта тридцатых, о которой я не знаю? Нуар усмехается, кладя руку за ухо свину и инстинктивно почесывая его. Хэм вздыхает и тянется за прикосновение, закрывая глаза от блаженства. — Не знаю. Ты хочешь, чтобы это так и было? Что? С каких это пор он открыто флиртует с кем бы то ни было? И почему из всех возможных вариантов это именно свинья? Что Хэм делает с ним? Нуар абсолютно уверен, что тот замечает его учащённое сердцебиение. Он напуган, он словно сделал внезапный прыжок веры, и всё же не может ни оторвать глаз, ни убрать руку. Может быть. Совсем немного. Влюблен в свинью? Хэм приоткрывает глаза и расплывается в улыбке. — Итак, пурпурный, да? Что ты об этом думаешь? Нуар мигает. Ах, да. Конечно. Он мгновенно оправляется от эмоционального удара, снова натягивая на лицо безэмоциональную маску, и убирает руку с уха Хэма, к его большому неодобрению. — Гордость. Разочарование, — ему больше нечего про это сказать. Хэм поворачивает голову, хлопая ушами. — Разочарование в себе? — уточняет он. Нуар не отвечает. — Разочарование во мне? — шепчет он, всё ещё улыбаясь, но улыбка уже не отражается в глазах. Нуар отворачивается. — Гордость. За Пени, — бормочет он. Пауза. Сверток у него на груди ёрзает на месте. — Она удивительная, правда? — улыбка на лице Хэма становится мягче. Нуар мурлычет в знак согласия. После этого они некоторое время молчат, слишком измученные для разговоров, просто лежа в тишине. Нуар не смотрит на Хэма, но чувствует на своей щеке взгляд, изучающий его отсутствующее выражение лица. Это кажется нечестным, но только слегка. Это игра в кошки-мышки между ними. Человек и свинья. Паук и паук. Они преследуют друг друга, но замирают за миг до нападения, прямо перед смертельным ударом. Для Нуара загадка, почему Хэм себя так ведёт. Дразнится. Заманивает. И, наконец, как только Нуар начинает заглатывать наживку — убегает. Для него это всё игра? Есть ли хоть какой-то намёк на то, что Нуар проигрывает? Это вполне возможно, учитывая, что он живёт в добровольной изоляции. Его грудь начинает неметь от тяжести на ней. На этот раз он думает о том, что всё-таки надо бы заснуть. Стресс и усталость, накопившиеся за день, потихоньку отпускают, растворяются. Он устал и морально, и физически. Тепло маленького тела, лежащего на нём, разливается по всему его телу, но в его случае это вообще не помогает. К чёрту. Нуар осторожно, чтобы не раздавить Хэма в объятиях, переворачивается на бок. Свин издаёт вопросительный звук, но Нуар успокаивает его, не в настроении продолжать разговор. Поросенок храпит, уже в полусне прижавшись к его груди. — Пр-р-рости, — бормочет Хэм. Нуар почесывает его за висячим ухом. Всё в порядке. Они засыпают вместе, посапывая в унисон.