Оранжевый вкус и розовые поцелуи.
Больница настаивает на инвалидном кресле, когда Нуара выписывают. Он вежливо отказывается от столь заботливого предложения, поскольку его отношения с этими агрегатами далеко не самые дружественные. Питер и Поркер ждут его в приёмной, руки забиты лекарствами и его вещами, и он неловко принимает тройное объятие, в которое они старательно втягивают его. После этого странно успокаивающего действия он медленно выходит вслед за ними, опираясь на бок Питера, как на костыль. Удивительно, но ходьба по-прежнему остается трудной задачей. Питер набрасывает ему на шею шарф, прежде чем свалить все пожитки прямо ему в руки. Нуар растерянно оглядывается на товарищей с немым вопросом в глазах. — Хэм отведёт тебя домой, — негромко поясняет Питер, похлопывая его по плечу. Нуар ошеломлённо стоит, изо всех сил пытаясь удержать вещи в руках. — Домой? — Да, домой! — Хэм запрыгивает на плечо Нуара, заставляя его пошатнуться. — Я же обещал взять тебя в своё измерение, не так ли? — Конечно, обещал, но… — Нуар замолкает. Но как же тётя Мэй? Люди из его измерения? Его работа? Поркер открывает портал прежде, чем Нуар успевает сказать хоть что-то, а Питер только показывает им большой палец прямо перед тем, как они провалятся внутрь. Секундой позже Нуар падает на мягкую кровать, его пожитки разлетаются, и он раздосадованно стонет. Хэм гораздо более грациозно приземляется в футе от него и насмешливо фыркает. — Добро пожаловать в рай! — поёт поросёнок, намурлыкивая себе под нос невнятную мелодию, пока собирает вещи Нуара и аккуратно раскладывает их рядом с кроватью. Мужчина может только ошеломлённо наблюдать за тем, как Хэм носится вокруг него. На данный момент события развиваются слишком быстро, чтобы Нуар мог уследить за ними, и всплеск межпространственных путешествий, наложившийся на его болезненное состояние, превращает происходящее в весьма горький коктейль. Время стремительно ускоряется, или он бредит? — Кажется, меня сейчас стошнит, — стонет он, зарываясь лицом в простыни. Они пахнут поросёнком, что сейчас совсем не помогает. — Нет-нет-нет, не надо! Слушай, ещё весьма рано, может, хочешь пойти куда-нибудь позавтракать? — Хэм отряхивает лапы, демонстрируя гордость от хорошо выполненной работы, а затем запрыгивает на поясницу Нуара. Мужчина стискивает зубы, шипя от боли, пока Поркер просовывает лапы под его рубашку, двигаясь вверх по спине. От прикосновения исходит неприятный жар, и Нуар задушенно хрипит. — Питер, пожалуйста. Хэм хихикает, взбираясь по спине, острые копыта задевают чувствительную кожу, каждый толчок причиняет боль сильнее предыдущего. В ушах Нуара звенят сирены. Он сходит с ума, или свин намеренно мучает его? — О, уже умоляешь, Пит? Нуар рычит, слабый и обеспокоенный. — Питер, пожалуйста. Продолжающиеся пинки, нежелательное тепло. — Да, малыш? Прекрати это. Мы не в настроении валять дурака. Зубы Нуара обнажаются в беззвучном рыке. Он быстро перекатывается, сбрасывая Хэма со спины, чем вызывает испуганный вопль, когда поросёнок скатывается с кровати. Нуар спотыкается, хватается рукой за стену для устойчивости, и по его виску скатывается капелька холодного пота. Свин сидит на полу и шипит, потирая шишку на голове. — Ладно, ай. За что это было?! Он массирует голову, щурясь на мужчину, тяжело привалившегося к стене. Нуар в свою очередь не поднимает глаз от пола, пытаясь усилием воли прекратить дробный стук зубов. — Я собираюсь принять душ. Где у тебя ванная? Хэм хмурит лоб, моргает и трясёт головой, чтобы прогнать боль. Нуар чувствует, что его изучают, пока он стоит здесь, запыхавшийся и теряющий последние капли терпения. Поросенок встаёт, отряхивая колени, вразвалочку проходит мимо Нуара, хватая его за руку, и выводит за дверь. — Ты не поместишься в моём душе, но у нас есть ванна. Пойдем, я наберу тебе ванну с пеной. Нуар позволяет ему вести себя, испытывая лёгкую клаустрофобию из-за низких потолков; ему приходится сутулиться, чтобы просто пройти по коридорам. Он хочет домой. Поркер усаживает его на табурет, пока регулирует воду, поворачивается спиной и молчит, пока не закончит подготовку. Нуар просто старается сосредоточиться на дыхании. Скоро всё закончится; просто ванна, может быть, небольшой завтрак, а он потом вернётся в своё измерение. Тётя Мэй всё ещё будет там, живая, — она будет ждать его с распростертыми объятиями. Вдох. Выдох. — Хорошо, всё готово, — наконец-то говорит Хэм, поворачиваясь к мужчине, но его глаза так и не встречаются с глазами Нуара. — Я могу присоединиться к тебе, если хочешь? Хочет ли он? Нет, не совсем, но он также действительно не хочет разбивать сердце поросёнка, поэтому молча кивает. Свин помогает раздеть его, отводя взгляд, чтобы предоставить Нуару немного уединения, когда тот опускается в ванну, опираясь на трясущиеся и подламывающиеся руки. Пузырьки слегка прикрывают его тела, а вода идеальной температуры, поэтому Нуар позволяет себе расслабиться и насладиться ощущениями. Хэм забирается следом за ним, вздыхая, когда погружается в пену и усаживается на животе у Нуара. Как обычно, одна из его рук пробирается поросёнку за уши, почёсывая их в медленном методичном ритме. Хэм наблюдает за ним остекленевшими глазами, — в свете последних событий даже у него уже появились лёгкие мешки под глазами. — Прости меня, — начинают они в унисон, тут же сделав паузу, чтобы выслушать другого. На их лицах появляются усталые улыбки. Нуар прочищает горло, потирая переносицу под очками. — Прости, хм, за резкость. Просто сейчас для меня не время расслабляться, — Нуар глубже погружается в ванну и вздыхает, когда вода стекает по его плечам. — На самом деле, я думаю, что это идеальное время для восстановления. Что тебе сейчас нужно, так это отдохнуть в нормальной постели, — говорит Хэм. Нуар фыркает. — Что мне сейчас нужно, так это пойти домой и заняться своей работой. Нужно вершить правосудие, спасать невинных граждан, бороться с нацистами. Тётя Мэй… — Всё в порядке. Пит, малыш, ты действительно думаешь, что мы позволили бы тебе взять двухнедельный отпуск, не прикрыв тебя? На этой неделе я избил больше нацистов, чем когда-либо в своей жизни. Мужчина хмурится, его ласки прекращаются. — Вы… вы… — Да, мы присматривали за твоей территорией, — Хэм взволнованно подпрыгивает, тут же улыбаясь во все зубы. — На случай, если ты ещё не заметил, мы любим тебя. Сердце Нуара бьется, но не по той причине, которую, скорее всего, ожидает поросёнок. Он резко садится, сухожилия напрягаются, зрение затуманивается. — Они… они, — заикается он, чувствуя, что не может дышать. Вода разлетается брызгами, когда мужчина хватается за бортики, изо всех сил стараясь удержаться на плаву. Хэм вскрикивает, спрыгивая с его груди в ванну у его ног. — Питер? Нет, нет, нет, нет. — Они знают, что вы существуете? — выдыхает он. О Боже. Нет. Только не снова. Это случится вновь. Он потеряет их всех. Он снова потеряет любовь всей своей жизни. Он снова останется один. — Питер, эй, всё в порядке. Хэм совсем рядом, но его голос слишком далеко. Он уже теряет его? Так скоро? Вот почему ты делаешь свою работу, Питер. — Пожалуйста, нет, — кричит он, проводя ногтями по зажмуренным глазам. Он беззащитен во всех отношениях. Слишком слаб. Слишком эгоистичен. Слишком безответственен. Это его истинное «я». <b>Это твоё истинное «я».</b> — Возьми себя в руки, чувак! Раздается громкий «шлёп!», который отражается от стен и отдается звучным эхом во внезапной тишине. Краем глаза Нуар уверен, что заметил, как слово проявилось физически. Ему только что дали пощёчину? Дрожащие пальцы тянутся, чтобы коснуться саднящей щеки. Хэм стоит у него на груди, весь покрытый мыльными пузырями, и смотрит на него сверху вниз. Нуар осоловело моргает. — Ты только что ударил меня? — спрашивает он. Поросёнок вздыхает, и из его тела мгновенно исчезает всё напряжение. Уши тут же опускаются, морда сникает. — Да, — он активирует свои щенячьи глазки. — Это помогло? Обычно пощечина в моей вселенной творит чудеса, очищая разум — ну, и носовые пазухи. Помог ли удар? Ну, он, безусловно, спас его от спуска по спирали. В остальном пользы было немного. — Думаю, в каком-то смысле да. Прости, я… я не знаю, почему это продолжает происходить. Его железная хватка на ванне ослабевает, когда он сознательно заставляет себя расслабиться, опускаясь ниже. Хэм снова сползает к человеку на живот, сверкая своими большими и обеспокоенными глазами. — Хочешь, чтобы я вымыл тебе волосы? — приглушённым голосом спрашивает его друг-партнёр. Нуар кивает и гладит Хэма по голове. — Через минутку. Поркер пристально наблюдает за ним, пока он отмокает, и маленькие ручки тревожно щиплют и ощупывают человеческую кожу.***
Мужчина просыпается спустя некоторое время, мокрый и замёрзший. Сначала Нуар думает, что проснулся от очередного кошмара, и что он всё ещё в больнице. По большей части он в порядке, хотя и покрыт тонкой пленкой пота. Проходит всего секунда, прежде чем он понимает, что нет, он не лежит в маленькой койке и не подключен к капельнице; на самом деле он свернулся полуголым на маленькой кровати со свином подмышкой. Вдох. Выдох. Где ты? Ты в безопасности? С ним всё в порядке? Нуар стонет и вытирает лицо, вздрагивая от рези в глазах. Хэм шевелится рядом с ним, ещё на какое-то мгновение позволив себе застрять во сне, прежде чем резко проснуться и сфокусировать на нём всё своё внимание. — Пит? — Спрашивает он, обхватывая крошечными лапками его лицо, поворачивая его за щёки, чтобы осмотреть. Нуар мурлычет, наклоняясь к прикосновению и чувствуя себя совершенно измученным. — О, слава богу. Хэм крепко обнимает его. Нуар лежит неподвижно, всё ещё не понимая, почему он здесь, или почему всё это происходит. — Ты задремал, пока я тренировался, и не хотел просыпаться. Я не знал, то ли ты просто заснул, то ли… то ли… — Эй, эй, — шикает на него Нуар, утыкаясь носом в щеку поросёнка. Хэм шмыгает носом, но не двигается. — Я думал, ты… — Всё в порядке. Я в порядке. В конце концов, Хэм соскальзывает с него, его шерсть в беспорядке, а глаза остекленели от остатков невыплаканных слез. Хэм уходит, чтобы приготовить Нуару еду, но только после того, как около сотни раз убедился, что Нуар на самом деле не против, если его оставят одного на десять минут, и он точно останется в постели и не сдвинется ни на дюйм. Нуар именно так и поступает. Пока его парень занят чем-то другим, он пытается понять, что вообще, чёрт возьми, происходит. Что случилось? О, и красавчик проснулся. Чувствуешь себя лучше, солнышко? Заканчивай с этим. Что? Не в настроении для комедии? Я думал, что тебе это понравилось. … О, горе мне, ибо я оскорбил труса. Я не… Да, это так, и ты это знаешь, мальчик. Я знаю. Ты заснул, если тебя это интересует. Это все? Правда? Да. Твоему телу всё ещё нужно восстановиться, но это оказывается непростой задачей, поскольку разум ему не помогает. Ох. Думаю, мне стоит поработать над этим. — Хорошо, я принёс тебе яичный крем. Я знаю, что ты его любишь. И немного апельсинов, персиков и бекона — в наборе с индейкой. И ещё кусочек тоста, если ты не против, — объявляет Хэм, вплывая в комнату с подносом еды в руках. Он забирается на кровать, стараясь не пролить напиток и не потревожить Нуара. — В моем комоде также есть сменная одежда, если ты захочешь что-нибудь надеть. Извини, что оставил тебя голым, я запаниковал и немного отвлёкся на то, насколько ты сексуален, даже когда находишься в полукоматозном состоянии. Человеческие тела такие интересные. У тебя всего два соска! Нуар забирает поднос с едой и ставит его себе на колени, принимая объяснение Хэма с усталой улыбкой. Свин сидит рядом с ним, весёлый и ободряющий, не подозревая о внутреннем разговоре, который только что состоялся у Нуара. Мужчина съедает стоящий перед ним завтрак, равномерно перемешивая яичный крем (на этот раз приготовленный правильно) и ломтики фруктов. Остановившись на мгновение, он рассматривает ломтик «апельсина» на вилке, и левое ухо Хэма дергается, когда поросёнок поворачивает голову. — Что-то не так? — Ничего, я… Что, ты сказал, это такое? Хэм принюхивается: — Апельсин? А что такого? Разве ты не… Ой. Ой! Поросенок разражается смехом, дрыгая маленькими копытцами, когда его голова запрокидывается. Нуар растерянно посмеивается и кладет в рот знакомый по вкусу фрукт. Хэм хихикает ещё несколько секунд, держась за живот и хватая ртом воздух, падая на бок Нуару. — Это… это апельсин. Такой фрукт. — Я знаю, что такое апельсин. Разве это не просто фрукт? Я слышал, как Майлз упоминал это слово раньше на уроке, просто никогда не задавался вопросом, почему он вдруг заговорил о еде. — Нет! Это ещё и цвет. Я имею в виду, я почти не вижу его, но это как бы смесь красного и жёлтого. И смотри, — он показывает дольку персика, — это розовый. Персиково-розовый! Это более светлый тон красного с оранжевым оттенком. Нуар кивает. Итак, апельсины были… оранжевыми, да. — То есть цвет назван в честь фрукта. Хэм вздыхает, прижимаясь к ребрам. — Или фрукт в честь цвета? Эй, у вас в измерении есть киви? Нуар приподнимает бровь, просовывая руку под поросёнка и обхватывая его, пальцы ложатся ему на грудь и касаются клочка шерсти. Хэм тает от прикосновения, маленькие лапки обводят морщины и шрамы на руке Нуара. — Да, а что? — У Майлза в его измерении нет киви. О, а у Гвен нет клубники! Ты можешь себе это представить? Нет целого вида фруктов? Совсем нет? Заставляет задуматься, чего может не быть у нас, понимаешь? Нуар хмыкает в знак согласия с полным ртом шоколада. На этот раз яичный крем был действительно вкусным, и это немного помогает успокоить его нервы. — Назови немного фруктов, давай посмотрим, чего тебе не хватает, — предлагает он. Хэм задумчиво постукивает пальцем по подбородку. — Давай подумаем. Яблоки, лимоны, лаймы, виноград, ананасы, помидоры, морковь… — Морковь? — Нуар кашляет, почти комично подавившись куском бекона. Он бьёт себя в грудь, задыхаясь и сглатывая. — Морковь?! — Повторяет он, недоверчиво уставившись на Хэма. — А у вас нет моркови? — Нет, она у нас есть. Но это не фрукт. — Это тоже фрукт! — Рявкает Хэм, обиженно вскидывая голову. — Нет, это не так! Ты вешаешь мне лапшу на уши! — Фрукт — это всё, что имеет семена, верно? Морковь — это фрукт! Ладно, чем её считают в твоём измерении? Нуар озадаченно ухмыляется, его смех прерывается, когда он отвечает. — Овощами! Оба паука хрипят, прижимаясь друг к другу, сталкиваясь лбами. Их смех переходит в тихие смешки, затем наступает очень личная уютная тишина, их глаза открываются и встречаются в изумлении. — Можно я тебя поцелую? Нуар задыхается. — Что?! В глазах Хэма вспыхивает решимость. — Можно я тебя поцелую? В губы? Прямо сейчас? — Повторяет он. Его морда прижимается к носу Нуара, горячие клубы дыхания попадают ему в глаза, а очки запотевают. Это крайне неудобно и ни в малейшей степени не идеально, но, тем не менее, его рот открывается сам по себе. Все вокруг них замирает. Часы, висящие на стене Хэма, перестают тикать. Его сердце даже ненадолго останавливается. Само время дарит им мгновение. Это чувство, о котором Нуар забыл. Как вообще мужчина может не поцеловать своего мультяшного бойфренда-поросенка? — Да, эм… да, ты можешь, если представляешь механику, — шепчет он, нижняя губа дрожит в предвкушении. Хэм закрывает глаза, вздыхая с облегчением, его собственные руки дрожат, когда они перемещаются от груди Нуара к горлу, по острой небритой челюсти и щекам. Хэм наклоняет голову Нуара вправо, поворачивая свою голову влево, а затем нежно притягивает его ближе. Это не тот страстный, грубый поцелуй, которого ожидал Нуар от их первого поцелуя; он нежный. Хэм дрожит рядом с ним, чрезвычайно нервничая, полная противоположность своему обычному состоянию. Его губы гладкие по сравнению с потрескавшимися губами Нуара, мягкая плоть царапает заросший щетиной подбородок. Черты его лица расслабляются, и он выдыхает через нос, рука скользит вверх, чтобы обхватить щёку поросенка, побуждая его углубить поцелуй. Хэм вздыхает, сжатие становится увереннее, и твёрдо отвечает на взаимность Нуара. Они оба мычат от восторга. За своими веками Нуар видит взрывы розового и ощущает вкус апельсина. Секунды тянутся, кажутся годами, пока они целуются, руки исследуют друг друга, хватают и ощупывают. Он оказывается под ним, поднос с едой отодвинут в сторону и забыт, и Нуар прижимает поросёнка своими мозолистыми руками, пальцы проникают ему под шорты и в волосы. Они ненадолго расстаются, всего на долю мгновения, чтобы оценить реакцию друг друга, затем снова встречаются на полпути, на этот раз гораздо более настойчиво. — Я люблю тебя, — шепчет Нуар между вдохами, игнорируя возмущенный визг в своей голове. Он целует шею Хэма, затем уши, лоб, щеки, копыта, живот. — Я люблю тебя, глупый свин. Он утыкается носом в шею своего парня, ухмыляясь, прежде чем как следует дунуть в неё. Поркер хихикает, слабо пытаясь оттолкнуть Нуара. Он продолжает наступление вниз, пока не достигает живота Хэма, где делает глубокий вдох и дует так сильно, как только может. Поросенок воет, брыкается копытами и смеётся, из его глаз текут слезы. — Малыш, малыш, остановись! Я не могу — эй — я не могу дышать! — Он фыркает, кричит и улыбка расплывается на его лице, растягиваясь от уха до уха. Нуар нахально улыбается и прекращает пытку, опускаясь на собственный живот и кладя подбородок на грудь Хэма. О, как всё изменилось. — Это за все те разы, когда ты называл меня несмешным, — мурлычет он. Хэм пыхтит, выходит из своего истерического состояния и влажно фыркает. Поросёнок вытирает слезы, устраиваясь под Нуаром поудобнее. — П-потому что это правда, — с трудом выговаривает он, совершенно запыхавшись. Нуар мурлычет, скрестив руки под головой Хэма перед собой и прижимаясь щекой к животу свиньи. — Я люблю тебя, Питер, — говорит Нуар. Щёки Хэма темнеют, уши навостряются. — Так официально… — бормочет он, постукивая пальцами друг о друга. Нуар хмыкает, придвигаясь ближе, глаза ленивые. Он замечает нерешительность свина, его нервозность, но это его не беспокоит. Хэм закрывает лицо обеими руками, его улыбка широкая и смущённая. — Я тоже тебя люблю! Эй! — кричит он, повизгивая. Проще говоря, это восхитительно, и поросёнок получает ещё один быстрый поцелуй. Нуар с волнением осознаёт, что это то, что он может сделать сейчас: поцеловать своего возлюбленного в любое время, когда сочтёт нужным. — Я люблю тебя, Поркер. Поцелуй. — Я знаю! Я знаю! Ещё один поцелуй. — Ты меня балуешь, Пит! Пусти свинюшку в кормушку, да? Нуар скатывается с него обратно на свою сторону кровати, ухмыляясь как сумасшедший. — Я не уверен, что фраза звучит именно так. — Заткнись! Ты этого не знаешь! Он смеётся от всей души. Такого звука он не издавал уже довольно давно. Его щёки приятно горят. — Хочешь посмотреть кино? — Спрашивает Хэм, перекатываясь на бок, чтобы вцепиться в руку Нуара. — Звучит шикарно. У тебя есть какие-нибудь фильмы Диснея? — Фу, нет, я ненавижу Диснея — этих крысиных ублюдков… Как насчёт «Кто подставил кролика Роджера?» — Я не знаю, что это такое, но ладно. — У меня такое чувство, что тебе это понравится.