Burning/Money don't lie

      Ложь во благо. Существует ли она вообще как таковая? Или это всего лишь глупые отговорки не менее глупых людей, что хотят оправдать своё вранье?       Погряз во лжи. Три слова, которыми Ли Сонхва может полностью себя охарактеризовать. Он никогда не прятался за звучным «во благо». Просто тонул в собственном вранье, с каждым днём имея всё меньше и меньше шансов выбраться из той пучины, в которую добровольно погружал себя сам. Захлебывался, болтал руками, чтобы выбраться, выплыть. И врал.       Уходил под воду всё глубже.       Ли Сонхва был хорошим сыном, примерным учеником, неплохим другом и ужасным вруном. Но ложь его, в основном, была для него самого. Он врал себе и ещё немного врал людям.       Фальшивые улыбки, друзья, рукопожатия, разговоры, жизнь. Всё было подделкой, но такого качества, что отличить не мог даже мастер. Он замечательно отточил свои навыки. Здесь нужно сказать это, вот здесь поговорить о том, там — обворожительно улыбнуться, а там — выглядеть максимально холодным. Сонхва не носил маски, он из них состоял.       Богатый сын богатых родителей. Будущий наследник крупнейшей сети автосалонов.       Должен быть лучшим, красивым, идеальным.       Был.       Делал всё, чтобы быть.       Лучший в школе. Гений в музыке и очень, ОЧЕНЬ красивый.       Холоден и неприступен со всеми и везде.       «Нет нужды распыляться на мелких сошек» — так он всегда говорил.       Друг был всего один, зато самый лучший и самый замечательный. Только с ним Сонхва мог хоть немного приоткрывать свои маски и обнажить душу.       «Ледяной принц». Ли был без малейшего понятия кто, когда и зачем так его назвал впервые, но сейчас так к нему обращались все. Что его не смущало от слова совсем.       «Подходит» — подумал он, однажды услышав перешептывание в коридорах, где проскальзывало его имя и тогда ещё совсем новое прозвище. Но «ледяным» он был не всегда. Множество масок позволяли моментально менять холодную отстраненность на потрясающе искреннее дружелюбие, жалость, сочувствие и так далее по списку. Если это было нужно. Для продвижения какого-то семейного дела и личной выгоды.       Он совсем не помнил, когда в последний раз испытывал искренние эмоции. Ли давно запер их на сто замков, а ключ выбросил далеко в пучины собственной лжи. Никто не найдет, никто не сможет найти.       Лишь одна единственная эмоция пробивалась отголосками из-за закрытой двери. Злость. С ней Сонхва был знаком даже слишком хорошо. При одной только мысли, мозг услужливо подкидывает воспоминания, которые, если было бы возможно, Ли стер в первые секунды их существования. Повсюду осколки стекла, вещи вывернуты из шкафов и валяются грязными кучами на полу. Любимая машина разбита вдребезги. И кровь. Так много крови.       Боль.       Это то, что Сонхва не сумел спрятать за дверь. То ли та была слишком велика и просто не могла поместиться, то ли слишком плотно в него вросла. Въелась, пропитала и пустила корни.       В итоге Ли смирился. Оставил. Лишь изредка чувствовал из-за этого дискомфорт в виде резкого щемления в сердце или невозможности пропустить воздух в лёгкие. Ему нормально. Рано или поздно, это должно пройти. Не может же всю жизнь так болеть.       Родители были другого мнения. Особенно отец. Никогда и ни за что он не упускал возможности пройтись по старым шрамам, и сковырнуть ещё не зажившие огромные раны. Щедро посыпал каждую солью, а потом злился. Какого черта они ещё не зажили, а Сонхва ходит ТАКОЙ и смотрит тем самым взглядом из прошлого?       Такой? Никакой.       Отец его ненавидит.       Ли мог бы сказать, что у них всё взаимно. Но нет, он не чувствует ничего. Его выпотрошили, выковыряли, щипцами доставая каждую эмоцию, разрывая кожу и оставляя на ней кровавое месиво. Без наркоза, без анестезии.       Ему вырезали чувства по живому. И тогда он кричал, срывая голос, бился в истерике, на коленях умолял остановиться. Его не слушали.       Сейчас же остались лишь шрамы от слов и до сих пор кровоточащие рубцы после действий. Как и бездействия, в принципе.       Он не был прошлым собой. Никем не был. Сотни масок и океаны лжи. Вот и все его составляющие.       Родители хотели видеть его прежним, при этом самолично уничтожив. Иронично. Хотели прошлого его, но с множеством правок и реконструкций.       Но они были не в игре.       Выбрать характеристики персонажа было невозможно.       Как и отстроить Сонхву заново. Его фундамент давно разрушен, превратился в песок и разлетелся на сотни тысяч километров.       Реставрации не подлежит.       Иногда Сонхва чувствовал фантомную табличку с этой надписью у себя на плечах. Родители, казалось, отчётливо её видели. Он прогибался под её тяжестью, почти ломая собственный хребет, на что они лишь неодобрительно цокали.       Не подходит.       Никогда не подходил.       Нужен лучше.       Сонхва загонял себя в рамки и подшивал все углы под одобренный отцом идеал.       Он старался, и сам не замечал, как убивает себя.       Никто, к сожалению, не замечал тоже.       Кроме друга.       Тот хотел помочь и спасти. Но Ли стопроцентно знал, что нет, не прокатит. Только зря затянет ни в чем не виноватого человека на свое дно. Не стоит.       После первой такой попытки со стороны друга, он начертил рамки. Не пунктиром. Двойной сплошной. Сунешься за линию — и всему конец.       Этот человек был единственным, кто реально дорожил Сонхвой, поэтому отступил, поднимая руки вверх, сообщая о полнейшей капитуляции. Но, несмотря ни на что, умудрялся помогать и подставлять своё плечо так, чтобы было не сильно заметно.       Быстрый обгон по встречной через две линии на асфальте — и возврат обратно будто ничего и не было.       Ли всё замечал, но позволял самому дорогому человеку в своей жизни такие вольности. Не по доброте душевной конечно. Просто.       Да ничего в Его жизни не было просто. Путано, ужасно, темно, холодно — да. Просто — никогда.       Ли научился, многим виртуознее чем окружающим, врать себе самому.       «Всё хорошо».       Повторял каждое утро как мантру, стоя в ванной перед запотевшим зеркалом. Глаза в глаза, наедине с самим собой.       «Всё хорошо».       И улыбался.       Тут-то всё и трещало по швам. Он ненавидел видеть свою улыбку. Неважно где: зеркало, фото, видео, глаза других людей. Он знал, знал, что улыбается не так. Не так, как было нужно. Ведь нужно как раньше. Как раньше. Обмануть людей гораздо проще, чем обмануть самого себя. Они видят только то, что хотят. Красивую, сияющую оболочку. А большего и не надо. Сам же ты можешь рассмотреть всё, вплоть до переплетения тонких вен на запястьях и бегущей по ним боли и отчаянья. Напополам с кровью, конечно.       Сонхва был красив.       Тёмные волосы всегда хорошо уложены в модную прическу. Глубокие черные глаза и идеальные пропорции лица и тела. Вместе с холодной и обворожительной аурой всегда оставляли неизгладимый эффект.       Стоит ли говорить, что большинство именитых глянцев и витрин люксовых магазинов украшало именно его лицо? Каждый знаменитый фотограф ставил себе целью добиться от Сонхвы хоть одной фотосессии. Новости о нём по тв и интернету мелькали чаще, чем люди успевали их читать. Правда, реже, чем известия о жизни ещё одного такого же богатенького сыночка, но уже куда более печально известного.       У него была собственная двухкомнатная квартира, которую подарили родители. Не на праздник. Просто так. С глаз долой и с сердца вон, как говорится. Ли она нравилась. Просторная, обставлена им лично, квартира представляла собой «уютное гнездышко» Ли Сонхвы.       Но, больше всего его любви доставалось машинам. Ещё с детства наблюдая за работой салонов, он видел тысячи потрясающих авто. Красивые, мощные, изящные — они заставляли Сонхву трепетать от восторга. Впервые он сел за руль в пятнадцать, в шестнадцать выехал на дорогу. Когда у твоих родителей кошельки забиты до отказа, а нули на банковских счетах переваливают за шесть, всем резко становится плевать, во сколько лет ты ездишь на машине и есть ли у тебя вообще права. Сонхва этим пользовался по полной.       Его тайной страстью стали гонки.       Самый молодой стритрейсер. Ли был так горд, что рассказал об этом отцу. Тогда ещё их отношения не были столь ужасны.       Хвалить он его, естественно, не стал, сказал лишь «делай что хочешь, но чтобы без прецедентов».       А он и делал. Обкатывал новые машины из салонов семьи. Разгонял их почти до скорости ракеты. Именно это позволяло ему жить и дышать полной грудью. На трассе он был счастливее, чем где бы то ни было. С этого и началась история, что позже привела к краху. Краху всего.       Отношений в семье.       В жизни.       В эмоциях.       Краху самого Сонхвы.       Прокручивая старые воспоминания, он всегда так сильно хочет закурить или выпить весь бар.       Спать хочет сильнее.       Никаких сигарет. Он ведь идеальный мальчик. А они такого не делают. Вот и Сонхва не будет.       У него всё хорошо.       Просто отлично.