***
Очнулся Юнги с ужасной головной болью. Разглядеть что-то было крайне тяжело из-за частичной потери зрения и плохого освещения, но он отчетливо слышал одну и ту же запись, которая раз за разом отдавалась у него в ушах с помехами: «Юнги… Юнги! Помоги! Помоги мне! Он сошел с ума и собирается меня убить!». Чонгук в спешке повторял адрес поместья, как молитву, но затем, видимо, отчаялся и продолжил дрожащим тихим голосом: «Это сообщение вряд-ли дойдет до тебя, а если ты его и услышишь, то будет уже поздно. Просто знай, чертов Мин Юнги, я любил тебя. Любил всем хах… ахах… сердцем… Теперь живи и знай, что ты все-таки смог. И не отчаивайся. Я не единственный ублюдок на всем свете. Так что не подведи меня и выбери кого-нибудь, кто будет лучше. На этом прощаюсь. Не люблю я долгие признания, ты знаешь. Встретимся на том конце и обсудим все за выпивкой. Сайонара». Мин не мог поднять конечностей, потому что они были крепко-накрепко привязаны к изголовью кровати, которая стояла прямо посередине зеркального зала. Хосок сидел рядом. Он ждал. В руках Чона находился кухонный нож, а его немигающий взгляд был прикован к Юнги. Теперь вся власть над телом юноши перешла к Хосоку, который намеревался сделать что-то ужасное, судя по его безумным карим глазам. — Ты всегда выбирал его. Как я был глуп, когда решил, будто ты способен забыть о нем спустя столько лет, — усмехнувшись, отстраненно произнес владелец поместья. — Нужно было убить тебя сразу, когда ты увидел его здесь, когда ты пошел в левое крыло, а ведь я предупреждал! Я запретил тебе это, сукин сын!!! НЕ.ЛЕЗЬ.В.МОИ.ДЕЛА! В порыве какого-то нахлынувшего бешенства и агрессии мужчина схватил риэлтора за горло и прижал его к кровати, с ненавистью смотря в испуганные глаза. Крепко сжав губы, Юнги взглянул на Хосока, что пылал злостью. Он не собирался показывать свой страх перед ним — он и так уже отобрал у него то, что было дороже всего. — Что ты сделал с ним? Что ты сделал с Чонгуком? — сквозь зубы процедил парень, потому что из-за хватки Хосока недоставало воздуха. Он не собирался унижаться перед этим монстром. Никогда не будет унижаться, намного лучше умереть с честью. Если Хосок убил Чонгука — он навсегда останется в глазах риэлтора простым монстром, который не должен получать удовольствие от чужого страха. — Из-за тебя умер Чимин. Из-за тебя умер Джин и Намджун. Возможно, из-за тебя умер и Тэхен. Ты можешь убить и меня. Только знай, что долго со смертью не наиграешься. Она настигнет и тебя, будет преследовать по ночам. Ты просто сойдешь с ума. Ты уже сошел с ума, — шепнул хрипло Мин, не отводя взгляда от лица старшего Чона. — А если ты убил брата… Ты лишь остался один. Теперь тебе никто не поможет. Я готов умереть. Давай! Пристрели меня или зарежь, разбей голову — давай же! Тебе не остается ничего больше. Ты не Бог, ты не сильнее смерти. Увидимся в Аду, Чон Хосок. — Я… Я не монстр, — на этот раз совсем робко произнес Хосок, словно испугался слов Юнги. — Ты правда считаешь меня таким? Руки убийцы дрожали. Он не мог больше сжимать тонкую шею риэлтора, поэтому отстранился, боязливо озираясь по сторонам. — Нет, я не чудовище! Я ничего плохого не сделал! Я просто… испугался, — искренне отвечал старший Чон, сжимая в кулаках нож. — Чонгук… Он стал другим с тех пор, как отец заменил его больное сердце на механическое. Это существо больше не являлось моим братом. Бесчувственный, холодный, будто из него выпили всю жизнь. Чонгук стал затворником и не общался даже со мной. Именно он убил нашего отца, я в этом не сомневаюсь. Они ненавидели друг друга давно, а в тот вечер еще и поссорились. Я понял, что буду следующим. У меня… не было выбора, кроме как вытащить железное сердце, а это привело к его смерти. Хозяин поместья отвернулся, вытирая горькие слезы. Он и сам был заложником той ситуации, в которой оказался по воле обстоятельств. — Я любил Чимина, понимаешь? Но он забрал у меня самое дорогое — запер его на балконе ночью, а я нашел его только через два дня — замерзшим насмерть, — Хосок не мог сдержать эмоций, рассказывая о кончине возлюбленного, поэтому едва продолжал свой рассказ. — Призрак брата мстил мне даже после смерти. Он убил невинного мальчика, только для того, чтобы я страдал! Вот почему я желал продать поместье и никогда больше не возвращаться в этот вечный кошмар! От тоски и слез настроение Хосока сменилось гневом и негодованием, поэтому он снова схватился за нож и посмотрел на пленника раздраженно и весьма жутко. — Чонгук никогда бы не отпустил меня. Даже этот чертов риэлтор оступился и провалился в щель. Думаешь это случайно? Как бы не так! А кто бы поверил мне, если бы в моем доме обнаружили еще один труп? Пришлось скрывать улики и бороться с последствиями в виде ублюдка-детектива, который пришел зачем-то его искать. Ненавижу, когда идиоты лезут в мои дела! Если бы ты просто помог мне продать это поместье, а затем уехал, то я бы не стал тебя трогать. Когда же ты начал копаться в произошедшем, то я решил тебя прикончить, но все еще сомневался, ведь ты хороший мальчик. Мне такие нравятся… Прости, сомнений больше не осталось, Мин Юнги. С каждым словом Хосока взгляд Юнги становился отчаяннее. Он промахнулся. Он промахнулся с самого начала. — Чонгук давно мертв? Это он убил их всех? Осознание, что тот, кого он любил, ушел из этого мира уже давно, стало будто разрядом тока. Юнги пустым взглядом смотрел в потолок, пока по его щекам катились слезы. Самые горькие слезы за всю его жизнь. Все, во что он верил, растворилось. Чонгука не существовало. Чонгук — лишь один из призраков дома, навсегда запечатанных здесь. Чонгук — не милый и добрый мальчик с, оказывается, больным сердцем, а существо, которое ради мести убивало ни в чем невинных людей. — Чимин просил передать тебе… он до сих пор любит тебя, несмотря ни на что. Он просил отпустить его, перестать страдать и начать новую жизнь. Чимину было больно оставаться в этом доме. Но он искренне волновался о том, чтобы ты не винил себя. Ради него ты должен попробовать тоже любить себя. Я думаю, вы встретитесь когда-нибудь снова. Юнги продолжал шептать, но его тихие, отчаянные рыдания мешали говорить. Он хотел хоть чем-то помочь тому, кого обвинял во всех смертных грехах, но ему самому уже никто не поможет — жизнь Юнги потеряла всякий смысл. Он будто бы почувствовал кровь всех тех, кого убил Чонгук, на собственных руках. Нет, не Чонгук — его Чонгук уже давно мертв. — К сожалению, я был слишком глуп, чтобы понять. И я все еще глуп, потому что не могу даже поверить. Я хочу попросить тебя… Мне сложно просить об этом — я ведь столько наговорил. Прошу, Хосок, можешь ли ты сбежать отсюда? Я хочу, чтобы ты сбежал и начал новую жизнь. Я задержу Чонгука. Если надо, я куплю поместье. Что угодно. Я больше не хочу жить… Он тяжело сглотнул, шумно рыдая и сжимая губы. Юнги бы не смог жить, зная, что доверился человеку, из-за которого умерли люди, действительно желавшие жить. Почему Мин Юнги живет, а Чимин, Джин, Ким Намджун, отец братьев Чон и Тэхен — нет? Почему? Слова Юнги затронули Хосока. Он не ожидал, что Чимин захочет с ним связаться и простить его за все после стольких лет разлуки. Однако, мужчина сел на юношу сверху и нежно погладил его волосы и заплаканные щеки, будто прежняя любовь его совсем не интересовала. — Давай сбежим? Ты и я. Сожжем этот проклятый дом вместе со всеми его обитателями и хорошо заживем, где нас никто не найдет! Или мертвые тебе дороже, чем живые? Ладони старшего Чона ласковыми прикосновениями пытались успокоить разбитого и подавленного Юнги, но все же не могли этого сделать в достаточной степени, чтобы он прекратил рыдать и ненавидеть себя. — Чонгук не отпустит нас, — обреченно ответил Мин. — Ты прав, это не твой брат больше. Он убил их всех. Убьет и нас с тобой. Но у тебя еще есть возможность сбежать. Ты должен сделать это и зажить счастливо за всех, кто этого сделать не смог. Сожги это поместье. Вместе со мной. Я умру здесь вместе со всеми. И с Чонгуком тоже. Ты должен сделать это, Хосок. Юнги попытался поддерживающе улыбнуться. Настолько, насколько позволяли застилающая глаза пелена из слез. Он тяжело дышал. — Меня не ждет никто дома, Хосок, я соврал. У меня нет семьи. У меня ничего не было, кроме работы. Письма, которые я отправил, вряд ли кто-то прочел. Все это время я жил с мечтами о прошлом. Но прошлое умерло раньше, чем я встретил его. Я не хочу больше жить, Хосок, ты должен понять меня. А ты должен. Должен ради Чимина. Быстрее! Быстрее, пока ты еще можешь это сделать! — Ты снова выбираешь его даже после смерти… Но я сделаю это для тебя, Юнги, — со слезами на глазах прошептал Хосок. — Будет немного больно, прости… Мужчина замахнулся и ударил его ножом в грудь. Хладный металл почти коснулся груди Мина, но Чону так и не удалось осуществить затеянное. Оглушающе громкий звук разнесся по всему залу мощной волной, сметая все на своем пути. Чудовище, обитавшее здесь, разбило все зеркала. Осколки разлетелись в разные стороны, будто тысячи фрагментов души Юнги, которая страдала и рвалась из тела — так ему опостылела жизнь. Особенно крупные фрагменты хрустального пазла беспрепятственно пронзили тело Хосока, вырывая из него увесистые куски плоти. Бездыханный владелец дома, точнее, что от него осталось, рухнул на пол. Удивительно, но Юнги не пострадал. Даже его чувствительные уши не восприняли этот звук так разрушающе, как и все, что его окружало. Спустя время, когда он пришел в себя после увиденного, то обнаружил, что его конечности давно не сковывают тугие веревки. Монстр подходил все ближе и ближе, пока не опустился на кровать рядом с пленным юношей. Его облик изменился на человеческий, как только он положил голову на окровавленные колени Юнги. Чонгук был тем тонким черным существом, которое преследовало его в левом крыле дворца. Бесчувственный, испачканный чужой кровью и слезами, Юнги смотрел на голову Чонгука на своих коленях. Иногда его взгляд переползал на изуродованное тело Хосока, но потом снова возвращался к Чонгуку. Юнги лишь тихо всхлипывал, кажется, потеряв остатки разума. — Ты убил и его… Ты убил их всех. За что, Чонгук? Ты не сказал мне, что умер. Ты заставил поверить меня в то, что я буду счастлив! За что… Чонгук? На грудь словно положили тяжелый камень, и Юнги продолжал задыхаться. Он не двигался, позволяя слезам ползти по щекам, подбородку и губам. Никто не успел спастись. Юнги не смог помочь никому — ни Хосоку, ни Чонгуку, ни себе. И, самое иронично-жестокое, что жив оставался только он сам, человек, который заслужил это меньше всего. — Сначала выслушай меня, — прошептал призрак, держа возлюбленного за руку. — Я не убивал отца. И даже не знаю, кто это мог сделать. Хосок же решил иначе… Чимин был соучастником. Он подсыпал в мою еду снотворное, а когда я понял это, то уже было поздно. Мне оставалось лишь надеяться, что ты возьмешь трубку, но Хосок оборвал связь. Я оказался в ловушке и отныне существую здесь. Чимин прятал мое тело на балконе, чтобы оно не начало гнить раньше времени. И в тот момент мне стало так обидно и досадно, что Хосок может прикоснуться к нему, признаться в любви своему милому мальчику, а я — нет. А я не успел этого сделать и больше никогда не сделаю, потому что ты не найдешь даже холма, где меня зарыли, словно собаку. Это был мой способ мести брату: забрать у него что-то ценнее, чем сама жизнь. Тем более, Чимин знал об убийстве и прекрасно понимал, но струсил и не пошел в полицию, а покрывал своего дорогого хозяина из-за рабской любви к нему. Поэтому, когда Хосок захотел продать поместье, я решил напугать Джина. Это был несчастный случай, и я правда не хотел, чтобы все закончилось так… Ладони Чонгука легли на багровые щеки Юнги, размазывая родную кровь по его испуганному и отчаянному личику. Преданные глаза смотрели на него с грустью и надеждой, что Мин все-таки его поймет. — Я просил тебя уехать, потому что боялся за твою жизнь. Хосок мог убить и тебя, ведь он вошел во вкус. Это не единственная причина. Своим присутствием в этом доме ты причинял мне невыносимую боль. Я не мог сдерживаться и думать о чем-то другом, кроме тебя, ведь это и было моим главным, последним поводом остаться в поместье — признаться в своих чувствах, найти и никогда больше не отпускать. Однако я понимал, что если сделаю это, ты будешь горевать. К тому же, ты выглядел таким счастливым, когда я поцеловал тебя… Прости, что сделал это с тобой, что тебе пришлось пройти через все это. Мне не стоило даже появляться на твоих глазах… Призрачные слезы холодными каплями падали на плечи Юнги. Чонгук крепко сжимал юношу в своих объятиях, будто он вот-вот исчезнет. — Не исчезай, — Юнги плакал вместе с ним, не отводя взгляда от чужого лица. Чонгук казался таким… живым. И таким несчастным. — Всю жизнь, начиная со школьной скамьи, я любил тебя и не было того дня, когда мои чувства стали бы слабее. Я старался убеждать себя в том, что я больше не люблю тебя, но это никогда не было правдой. Я никогда не переставал мечтать об еще одной встрече с тобой. Мне было безумно больно, когда ты отталкивал меня и разговаривал со мной грубо, но мои чувства почему-то не исчезали. Юнги протянул ладони, стирая подушечками пальцев призрачные слезы с лица Чонгука и аккуратно поглаживая его по волосам на затылке. Он слабо улыбнулся ему и чуть приподнялся, касаясь губами его лба. — И после этого ты думаешь, что я смогу уйти из этого дома и жить нормально? За этими стенами меня ждет та же бессмысленная и комичная жизнь, которая закончится тем, что я пущу себе пулю в лоб. Если у меня есть шанс, я хочу остаться здесь и с тобой. Если я умру, я ведь тоже стану призраком, навсегда запечатанном в этом поместье? Чонгук, я хочу остаться, — уверенно заявил Мин и аккуратно взял его за руку, переплетая их пальцы и отстраненно улыбаясь. — Мог бы ты сделать это? Пожалуйста, мне нужно, чтобы именно ты лишил меня этой бессмысленной жизни. Давай поцелуемся и закончим с моим глупым существованием без тебя одновременно? Милый, нас разделяет всего лишь мое тело. Он притянул Чонгука к себе за плечи, обвивая руками шею и касаясь губами губ. Целовал отчаянно, не закрывая глаз, чтобы видеть чужое лицо. Прижимался, боясь, что что-то в его безумном плане пойдет не так, как нужно. Глаза же Чонгука, которые пытались скрыть вновь наступающие слезы, были закрыты. Полупрозрачные руки обвивали тонкую талию Юнги, его все еще живое, теплое тело. Последний прижизненный поцелуй был долгим и трепетным. Чон старался сделать его самым особенным из всех, поэтому с заботой и нежностью сжимал возлюбленного в почти невесомых объятиях. Самый действенный и быстрый способ смерти — пуля в лоб. Чонгук принял выбор Юнги и не стал отговаривать его от столь ответственного шага, а даже раздобыл ему револьвер из отцовского кабинета. — Нажать на курок должен ты. Я помогу тебе его держать, — сказал призрак, приставив дуло к виску Мина. — Только великие грешники или внезапно умершие могут остаться здесь. Постарайся ради нас двоих, Юнги. Мин смотрел не на курок, подставленный к его лбу — он с улыбкой смотрел на Чонгука. Ему стало легче. Ему наконец-то стало легче. Возможно, он частенько представлял картину, где заканчивает свою жизнь именно так. Но он никогда не думал, что будет делать это для того, чтобы начать новую жизнь? Жизнь рядом с тем, ради кого и стоило бы жить. Поставив свой бледный палец на курок, он поджал в улыбке губы вновь. Он не дрожал, хотя, конечно, было страшно. Страшно было, что после этого останется только труп. — Спасибо тебе, Чонгук. За то, что любил меня, за то, что перед собственной смертью вспоминал меня. Я хочу, чтобы наша с тобой жизнь была счастливой. Не такой, как эта. В этой у нас, увы, не сложилось. Надеюсь, скоро увидимся. Я люблю тебя. Сайонара, Чонгук-и. Успевая только договорить любимое имя, Юнги крепко зажмурил глаза и резко надавил на курок, не давая больше ни единой мысли пронестись в голове. Тело замертво упало, а из кармана брюк выпала та самая фотография еще живого Чонгука, сделанная явно тайно. Окровавленная фото-карточка была поднята с пола призрачной рукой. Чонгук невольно улыбнулся, вспоминая счастливые школьные годы. — Еще увидимся, Мин Юнги.***
Юнги снился чудесный сон, будто бы он стоит посреди зеркального зала, освещенного тысячами огней. Огромная хрустальная люстра висела прямо над ним, поражая не только своими размерами, но и изящной, холодной красотой. Огнями были увешаны и стены. Красочные ленты украшали потолок, зеркала и букеты душистых цветов. На приеме собралось множество гостей в прекрасных узорчатых нарядах и фраках с галстуками-бабочками. Среди них он мог узнать знакомые лица — Намджун вальсировал вместе с Джином. Семейная пара была счастлива, как никогда. Видимо, они наконец-то обрели друг друга и теперь не хотели расставаться даже на несколько минут. Тэхен нянчился с милой собачкой на руках, танцуя рядом с цветочной вазой. Песик был единственным существом, к которому своенравный светский лев испытывал искреннюю любовь. Здесь же Хосок дружелюбно беседовал с молодым человеком в черном костюме, который стоял спиной к Мину. Мужчина, лица которого Мин не видел, обернулся. Юнги наконец смог его разглядеть. Любимые ямочки на щечках, причудливые родинки, добрые, наполненные светом глаза, которые светились от небывалой радости. Это был Чонгук в строгом фраке. Младший из братьев улыбался ярко и искренне главному гостю этого вечера. Он протянул свою ладонь молодому человеку, который стоял напротив. — Потанцуем, Мин Юнги?