Генерал

      Безоговорочно выполняя приказ государыни, на следующее утро двинулся в дорогу, в надежде, что наконец-то отдаст себя «во Власть Божью» и обретёт покой. Было тяжело: трескучий мороз, вьюга и ощущение пустоты внутри вперемешку с мыслями, настойчиво лезущими в голову, отбирали сон и желание жить. Такое ощущал впервые, что немало его пугало и от чего пытался избавиться, - не раз просил кучера остановить, выходил босой, ступал по снегу и подставлял тело холодному ветру. На несколько минут замирал и снова возвращался, говоря себе под нос «трогай». Долго неподвижно лежал, потом сползал с диванов, оббитых красным бархатом, находил среди вещей шкатулку с бережно хранимыми письмами, которую не решался открыть. Не мог, не хотел читать, но руки в который раз тянулись к ней. Смотря в окошко, гнал мысль, что не от Екатерины бежит, а от самого себя...       Раскрыв, дверцу кареты, разгневанный и взлохмаченный Потёмкин орал, что есть мочи:       - Гони! Гони, чёрт бы тебя побрал!! Гони назад!       Не выдержав, сам схватил поводья и гнал, сокращая дорогу, через поля, гнал сквозь вихри и метели, кричал до хрипоты в голосе. Лошади ступали тяжко, проваливаясь в снег, карету трясло на ухабах, а столица становилась всё ближе и ближе, но странное предчувствие, что всё упущено, не покидало.       «Больше не ждёт» - первая мысль, после нескольких ударов в большую деревянную дверь. Пустующий дом, в котором однажды ждала его, отозвался гнетущим молчанием, и он вновь гнал лошадей, вновь кричал по пути к Зимнему дворцу, который встретил его тишиной и тёмными окнами. Совсем недавно получив новое звание, он мог беспрепятственно проходить во внутренние покои императрицы, что впервые и сделал. Нёсся по залам, поднимался по лестницам и раскрывал все закрытые перед ним двери мощными ударами ладоней, полы его заснеженной шубы развивались в разные стороны, а стук его ботфорт разносился, казалось по всему дворцу. Последние двери и Потёмкин, скинув шубу, распахнул их, проходя вглубь императорских покоев.       Встревоженная, Екатерина села в постели, и лишь тихо прошептала «да», когда он, увидев её силуэт в полумраке, спросил:       - Я всё ещё нужен тебе?       Скинув ботфорты, забрался на постель, «сгрёб в охапку» и, поцеловав, стёр последние сомнения и преграды. Женщина нетерпеливо стягивала рубаху, покрывала холодные щёки поцелуями, шептала, как сильно его ждала и тихо постанывала, ощущая сильные руки на своём теле. Ошеломлённый страстью, с которой она отдавалась ему, словно в тумане видел её лицо и синие глаза, закрывающиеся в блаженстве. Крепко сжав в объятиях и медленно двигаясь, прижался губами к уху, тихо произнося, что давно так хотел сказать ей…

***

      Над скованной льдами Невой медленно поднималось солнце, через зашторенные окна настойчиво пробирались первые яркие лучи. Стало зябко и Григорий Александрович, стараясь не потревожить спящую на его плече Екатерину, аккуратно встал с постели, подложив под её голову свою подушку.       Разжигая камин, услышал шорох и сладкий вздох. Улыбнулся. Стало впервые за долгое время легко и спокойно, стоило лишь отбросить все предрассудки.       - Гриша?       - Я здесь…