Не говорю "прощай"
14 февраля 2019 г. в 10:14
Февраль–апрель 1988 года.
С одной стороны Совет был рад тому, что пришла пора возвращаться домой, а с другой, его гложила некая вина за Афганистан. Да, он старался помочь ей, обучить всему, что сам знал, и кое-что удалось, но было некое предчувствие, что ничего не окончено, всё можно довести до своего логического конца, однако начальство приказало выводить войска. Конечно, по этим местам, в которых провёл не один год, Совет будет скучать, или точнее по самой Афганистану — девушке, которая скромно стоит перед ним, ожидая прощальной речи. Снова невинный взгляд, руки сцепленные между собой, и сотни тревожных мыслей посетили голову афганки. Расставаться совершенно не вызывало никакого желания, и она молчала, пока он не начал разговор первым.
— Мне пора уходить. За девять месяцев я должен вывести свои войска с твоих территорий.
Пауза. Совет так отвык от молчания. Бывало, разговоры и смех не замолкали, не прекращали своё звучание, а сейчас между двоими словно возникла невидимая стена. Странно, наверное так и заканчивается идиллия двоих влюблённых, значит так надо, значит, как решила судьба. Но Союз не верил в проказы судьбы, он действовал так как ему нужно, и чаще всего не ошибался. И сейчас не ошибся. Афганистан для него не просто какая-то там территория, цель, достижение, она значила для него больше, чем ранее перечисленное. Наверное, годы проведённые вместе заставили оттаять его сердце.
Афганистан кусает губы, и наконец ей удаётся спросить:
— Ты же понимаешь, что за эти девять месяцев многое может поменяться? — смущённо как и всегда спрашивает девушка, краснея. А краснеть ей не в новинку.
— Понимаю, но не совсем. К чему ты клонишь?
— Если ты уйдёшь, то я вновь останусь без защиты. Кто знает, может мне снова понадобится твоя помощь и поддержка.
— Не беспокойся, я обещаю, что ещё вернусь, — а в доказательство, что Совету несвойственно вообще, встал на одно колено и взяв в свою ладонь ладонь афганки, почти невесомо поцеловал её руку.
— Знай, ты мой компас, и я плыву за тобой, — добавил он следом, подняв на Афганистан взгляд, вселяющий надежду. — А пока жди, пиши письма, и не забывай, мы ещё обязательно встретимся, но возможно, тогда ты увидишь меня уже в несколько другом обличии. Я не говорю тебе «прощай».
Афганистан готова была слушать этот голос до бесконечности, ей нравилась эта грубая тональность, она была влюблена в этот тяжёлый взгляд и высокий рост, который превышал её саму настолько, что по сравнению с Союзом Афганистан казалась миниатюрной. Но к сожалению, ничто не может длиться вечность. Девушке только и оставалось что смотреть Совету вслед, желая тайно, чтоб случайно нежный взгляд любимых глаз обжёг её ещё хотя бы раз.
Стоило Совету отойти к своей военной технике, и скомандовать солдатам покидать территорию, как Афганистан решилась-таки прокричать последнее в сторону того, в присутствии которого сердце начинало биться чаще, чем обычно:
— Союз, я люблю тебя!
Раньше бы Совет не осмелился ответить также, но будем честны, его сердце в тот момент было занято, пламя растопило лёд, и теперь ему ничто не мешало развернуться и ответить подобным образом, размашистым жестом бросив «воздушный поцелуй»:
— Моё сердце всегда будет тосковать по тебе.
И ведь в самом деле, весь путь от территорий Афганистана до дома Советский союз потерял покой и сон. Да, по детям коммунист скучал, но годы, что были отведены вдали от дома притупили его отцовские чувства ко всем пятнадцати республикам, которые и не догадывались, что отец вот-вот может ступить на порог.
В это самое время, Беларусь, как одна из самых ответственных республик, готовила ужин для всей большой семьи. Она специально выгнала всех из кухни, чтобы не мешались, только Казахстан с Киргизией время от времени забегали сюда, чтобы что-то взять из холодильника. Но тут особую смелось в себе ощутил Украина, подойдя ближе к кухонной плите, смотря на блюда, над которыми Беларусь так старалась.
— Что у нас на ужин? — раздалось рядом с беларуской.
— Да вот: драники из картофеля, фаршированный картофель, домашние картофельные колдуны, капытка картофельная…
— И что это за чита-дрита? Тебя не смущает, что всё это из одной лишь картошки?
— Слушай, вот иди сам, постой у плиты, приготовь, а я посмотрю, надолго ли тебя хватит.
— Тоже мне, — шикнул Украина, и ушёл в залу. А плюхнувшись на диван рядом с Россией, он не упустил возможности задеть триколорного братца, напустив тому шапку-ушанку на глаза. С этого, собственно, чуть ли и не началась масштабная драка. Двое успели понаставить друг другу тумаков, в ходе разбирательств вместе грохнулись с дивана, а с прозвучавшим вопросом рядом, что имел в себе заметный южный акцент, братья тут же прекратили этот беспредел, усевшись по разные стороны ветхого дивана.
— Господи, что вы как дети малые, а? — Грузия вовремя предотвратил конфликт. — Что устроили? Здоровые лбы, а всё туда же, — он уселся на диван между братьями, таким образом не давая им устроить здесь бойню. — Деритесь лучше за право дружить со мной.
— Не, ну, а чо он первый начал?! — завозмущался Россия, тыкая на Украину.
— Я первый?! — Вспылил Украина. — Ты сидел на моём диване! Незаконно аннексировал моё пространство, мою мебель и подушки!
— Не на твоём, а на нашем, единоличник! Заработай сначала на этот диван, нищеброд!
Грузия стойко терпел то, как через него плюются два брата-придурка.
— Стол лучше бы разложили нормально, умники, — Беларусь прибыла в залу, держа по одному блюду в каждой руке, но видя, что раздвижной стол никто не собрал, тяжело вздохнула. В этот момент она пожалела, что у неё братья, а не сёстры, с сёстрами хотя бы можно было нормально вести переговоры.
— Эх, ничему-то вас жизнь не учит, парни, — усмехнулся Грузия, начав самостоятельно собирать конструкцию под названием «советский раздвижной стол».
Но стоило тумбочке превратиться в полноценный стол, как во входную дверь кто-то звонит. Беларусь тут же поставила блюда на стол и побежала встречать гостя. Но каково было её удивление, когда на пороге стоял отец, от которого вестей было мало, но тем не менее дети все равно его ждали.
Выглянувшие из-за угла другие четырнадцать республик с радостными визгами набросились на отца, вися на нём, как на груше. Вечер прошёл в расспросах о том, где пропадал Союз, в ответ на это Совет отвечал, что воевал на востоке, а вот где именно — не уточнил, просто рассказывал о том, как провёл годы вдали от дома. Да в принципе и дети не стали допрашивать отца, ведь все понимали, что он устал с долгой дороги. Накормив и предложив Совету отдохнуть и отвлечься, республики заметили, будто бы в родителе что-то изменилось, пусть внешне каким был, таким и остался, тогда уходя на войну. Когда Советский союз ушёл в свою комнату, республики начали перешёптываться между собой, делясь друг с другом впечатлениями от общения с отцом.
А сам коммунист и не думал спать. Он всё любовался фотографией Афганистана, фото той девушки, которую пришлось покинуть, но к которой чувства его не остынут.