Бандитка

       В дневное время суток в клубе «Durman» было немноголюдно. Молодёжь подваливает сюда под вечер, когда заведение переходит работать на, так называемый, «ночной нон-стоп» - это когда музыка заглушает мысли, когда свет даёт забыться и туман окутывает площадку. Днём подобного администраторы, конечно, не устраивают. Сейчас тут работает технический персонал, подготавливая клуб к очередной встрече посетителей.        Пройдя вглубь клуба, Уманова направилась прямиком к барной стойке. Сегодня за ней стоял совершенно другой человек, нежели позавчера – щупленький, высокий, с прилизанными рыжими волосами и дурацкой красной бабочкой на шее. - Эй! – позвала его Олеся, слегка ударив по столешнице. Парень мигом обернулся. - Простите, мы ещё закрыты, - вполне дружелюбно улыбнулся он. - Я знаю. Мне нужен твой сменщик. - У меня их два! – по-прежнему широко улыбался бармен. – Какой из?        Чуть наклонившись, Уманова притянула к себе молодого человека за воротник чёрной рубашки и прошипела ему в губы: - Который знает, у кого можно наркоту достать!        Парень замялся, не ожидая подобного. Он осторожно высвободился из рук этой девушки, но назад не отошёл. - Я тоже знаю, - кивнул как бы невзначай. - Тогда какого хрена?!.. – начала повышать голос Олеся, но вовремя одумалась. – Так, чёрт с тобой! Сколько? - А сколько не жалко? - Ты дебил? – прищурилась она. – Сумму назови!        Бармен прищурился и неожиданно хитро улыбнулся. Он молчал, в то время, как его взгляд блуждал по телу девушки: - Ты. - Чего?! – обалдела Уманова. - Уж больно симпатичная! – хмыкнул он. - Да ты больной! – воскликнула Олеся и развернулась, чтобы уже уйти. - Ладно… - резко изменился в голосе парень. – Окей! - Так-то лучше! – обернулась Уманова. – Сколько? - Пошли.        Они вышли из здания и дошли до машины парня, что была припаркована на служебной стоянке. Чёрный фольксфаген был абсолютно ничем не примечателен, за исключением небольшого белого черепа, что висел под зеркалом внутри салона. - Садись! – сказал парень.        Подчинившись, залезла на пассажирское сидение и достала из кармана деньги. Всего лишь парочка зелёных купюр – вот, оказывается, сколько стоит её мнимое спокойствие. - Ты новенькая? – разорвал тишину парень. – Никогда тебя раньше не видел. - Старенькая, - буркнула Олеся. - Да брось… Я всех своих клиентов знаю! - Давай сюда порошок, и разбегаемся! – протянула ему деньги. - Ты хоть знаешь, как вводить его? – хмыкнул он. - Не тупая... - Понятно, - неожиданно скривился парень и потянулся к бардачку. – Давай сюда руку! - Зачем? – не сразу понял Уманова, что он хочет делать. - Заценишь, что такое чистый кайф!        Покосившись на новенький, завёрнутый в упаковку шприц, Олеся сначала хотела воспротивиться и отказаться от этой затеи, но затем сама же закатала рукава кофты и вытянула руку. Откинувшись на сидение, она наблюдала за действиями парня, замерев в ожидании этой мнимой свободы. Умом понимала, что наркота – не выход, обычная анестезия, которая по факту не избавляет от проблем, однако лучшего способа сейчас, чтобы выбросить из головы лишний мысли, Олеся не знала.        Сказав что-то невразумительное, бармен ввёл иглу в самую вену, заставив девушку поморщиться от неприятных ощущений. Она не спрашивала состав смеси, но почти сразу ощутила, как по телу разлилось что-то приятное. Хорошая знакомая лёгкость в каждой клеточке организма вызывала на её губах совершенно ангельскую улыбку. - Ну как? – поинтересовался парень, наблюдая за Умановой. – Кайф же? - Круче, чем в прошлый раз! – блаженно кивнула она. - А то! – подмигнул молодой человек. – Главное знать, как вводить и что!        Задержав на девушке свой взгляд, парень одним движение руки резко притянул её к себе и требовательно накрыл её губы своими. Как и предполагал, сопротивляться она не стала. Позволила подчиниться его воли и обмякла в его объятиях. Жадно лаская её рот своим языком, ладонь парня, пробралась свозь футболку и поползла вверх. Миновав лифчик, накрыл правое полушарие её гуди и стал массировать чувственную горошину, сорвав с её губ первый стон.        Уманова не контролировала себя и своё тело. Она чувствовала на себе чужие ладони, которые никак не походили на те чуть шершавые, принадлежащие Борису. Она ощущала, как чужие губы целуют её кожу, но не получала от этого ни малейшего удовольствия. Затуманенный и невластный над телом рассудок не оказывал сопротивления напору парня, пребывая в каком-то другом состоянии.        Бармен шептал что-то непонятное, опалял кожу своим дыханием, упивался молодым девичьим станом, но Олеся не понимала ничего. Ощущала только какой-то эффект полёта и тянущее первобытное чувство где-то внизу живота. И только в тот момент, когда обезумевший от своей похоти парень со стоном вошёл в её тело, Уманова отчётливо осознала, какое же она ничтожество. Она позволил малознакомому человеку растлить её тело, точно зная, что самое главное – её душа – уже горит в пламени ада.        Когда всё закончилось, девушка не издала ни звука. Лишь приоткрыла рот, ловя губами спрессованный воздух.       Она изменила.       Она предала.        Приведя себя в порядок и одевшись, Уманова также молча покинула автомобиль и на дрожащих ногах направилась куда-то вдоль дороги, что прилегала к стоянке. Что это была за улица? Приведёт ли она её к оживлённому проспекту или закончиться тупиком, Олеся не знала. Наверное, выглядела она сейчас не самым наилучшим образом – случайные прохожие поглядывали на неё брезгливо, с отвращением. Да только, что ей эти взгляды? Она ненавидела саму себя, и неприязни большей, пожалуй, не сыскать во всём мире.        Сев на бордюр, недалеко от входа в какой-то парк, Уманова опустила голову на ладони и с силой сжала виски. Понимание всего произошедшего ещё сильнее накатило на Олесю, заставив девушку поморщиться. Секс в машине с незнакомцем – не первая её практика, в конце-то концов, раньше она могла отдаться человеку даже в кабинке туалета. И Марку она изменяла нередко, не испытывая при этом никаких чувств и угрызений совести. Это было даже в порядке вещей: он не знал или делал вид, что не знает об её связях на стороне, а она, принимая его ласки, могла свободно сравнивать его с другими. Так было! «Так» считалось «нормой»! И, черт побери, только с Борисом она вдруг поняла, что может быть по-другому. Что можно плавиться от одного только взгляда! Что можно дрожать только от одного невинного прикосновения! Что можно испытать эйфорию только от одного слова! Что помимо животных инстинктов существует неописуемая нежность! Что кроме секса есть ещё и разговоры, которыми упиваешься не меньше, чем головокружительными поцелуями! Что человека может просто не хватать, и при этом не будет возникать желание уйти или «сбегать налево». Будешь ждать, терпеливо, сходя с ума!       Проведя ладонями по лицу, Уманова достала из кармана джинс телефон и посмотрела на время. Почти шесть вечера. Открыв приложение, Олеся с трудом вызвала себе такси. Машина обещала быть в течении семи минут, и почему-то эта информация вызвала на губах девушки едва заметную улыбку – пожалуй, единственная конкретика в её жизни за последнее время.       Едва села в машину, поинтересовалась, нет ли у водителя сигарет. Удивительно, но мужчина отреагировал весь спокойно и протянул полупустую пачку и зажигалку. Достав трубочку, девушка открыла окно и сделала затяжку. Таксист попросил разрешения на закурить. Олеся пожала плечами, дескать «мне всё равно». Он благодарно улыбнулся, наверное, не так много таких снисходительных дурных клиентов… - Я вообще мало курю, - неожиданно сказал мужчина. – А тут просто жена в роддоме, волнуюсь. - Кого ждёте? – скорее, из-за вежливости, нежели из-за любопытства, поддержала разговор Уманова. - Мальчишку, Славку! - Рада за вас! – без тени улыбки ответила Олеся. - Да… Сам не нарадуюсь! Три года пытались, по клиникам ходили, она таблетки пила, и всё без толку! Уже надежду потеряли, а тут! Чудо просто! – восторженно тараторил таксист. - А чего вы не с женой? – неожиданно спросила девушка. - Она не хочет, да и я не могу сохранять спокойствие, нервничаю… А это её злит! Вот и пытаюсь за рулём хоть как-то отвлечься, в себя прийти! - Ясно…       Оставшуюся часть пути ехали в тишине. Водитель продолжал улыбаться, изредка поглядывая на пассажирку через зеркало заднего вида. Олеся слишком быстро выкурила сигарету, и отчаянно хотела затянуться ещё, но просить никотин вновь у почти-отца не стала - судя по всему, ему и самому мало осталось. - Всё плохое рано или поздно заканчивается… - негромко произнёс мужчина, когда убирал заработанные деньги в бардачок. – И хорошее обязательно наступит.       Уманова сделала вид, что ничего не услышала. Попрощавшись, покинула салон и направилась в подъезд. Квартира встретила её эхом от захлопнувшейся двери. Стало не по себе. К голу вновь подступил неприятный ком, но на сей раз обошлось без последствий. Зайдя в ванную, Олеся увидела в зеркале какую-то оборванку с расширенными зрачками, помятой кофтой, нездоровым цветом лица и огромными мешками под глазами. Смотреть на себя было неприятно, а потому, сорвав зеркало со стены, с силой бросила его в ванную. Хрупкая конструкция сразу же разбилась в дребезги, разбросав по сторонам осколки. Наверное, если бы жизнь Олеси была бы вполне реальным осязаемым предметом, то она сейчас выглядела бы точно также – разлетевшиеся кусочки, которые уже никогда не будут собраны воедино.       Взяв один из осколков, который был покрупнее других, Уманова провела подушечкой пальца по тонком срезу и слегка надавали на режущий кончик. Острие сразу же больно упёрлось в кожу. Оно причиняло ей физическую боль, но душевная всё равно была в разы сильнее. Взяв фрагмент, Олеся пошла на кухню и достала из бара закупоренную бутылку вермута. За эти два дня алкоголь, кажется, стал каким-то братом, который прочно обосновался в её жизни. Без него уже стало сложно представить своё дальнейшее существование, и едва ли представлялось возможным освободиться от излишних мыслей.        После очередного глотка, когда соображать стало совсем сложно, Уманова взяла принесённый с собой из ванной осколок зеркала. Прокрутила его в руке, рассеянным взглядом смотря на острые края. И неожиданно шальная идея закралась в её голову.        Что если бросить всё? Послать на три непечатных буквы всю свою жизнь и в мгновение покончить со всем? Секундная боль, а дальше – вечность… И, может, смерть стоит того, чтобы потерпеть один единственный миг? Всё ведь закончится. Придёт конец. И Олеся даже знает, каким он будет: веки станут тяжёлыми, на каждый последующий удар сердцу понадобиться больше времени, чем на предыдущий, привычно ровный ритм сменится оттяжным, но таковым он будет недолгим – ведь финал настигнет очень быстро. И закончатся с этим все её проблемы, а через неделю максимум даже имя её сотрётся из ума других людей. Кому от этого станет хуже? Женьке? Нет, она сможет вздохнуть наконец-то спокойно, ведь со смертью Олеси исчезнут и её проблемы, пропадёт риск, который связан с теми делами, что творила раньше её подруга. Мурашова станет наконец-то свободной. Вятский тоже не пустит слезу от вести о кончине «удочерёнки» - она же чужая, да и знает много. Тоже порадуется, стоя у могилы с фальшивой гримасой скорби. Марку вообще отнесётся к этому нейтрально, подумаешь – что есть она, что её нет, их отношения всё равно никак нельзя было назвать серьёзным, так что горевать не о чем. Кто ещё? Борис остался? Его жизнь и так богата на события, так что смерть Олеси затеряется среди них, но есть надежда, что стопку водки в память о ней он всё же выпьет – правда, и это совершенно не факт. Она его предала, и душой, и телом, так что вряд ли он сумеет её когда-нибудь за это простить… Вот собственно и всё… Ближе этих людей, какой бы сволочью ни были некоторые из них, у Уманова нет. И все забудут Олесю рано или поздно, просто придётся им простить ей тот факт, что вестью о своей смерти она, возможно, омрачит им несколько мгновений в сутках.        Остриё больно упёрлось в кожу, заставив девушку чуть-чуть поморщится. На губах появилась лёгкая, блуждающая улыбка, которая в последний раз была адресована Белому свету. В голове, вопреки расхожему мнению, не мелькали яркие моменты прошедшей жизни. Никаких кадров из воображаемой киноплёнки, ни обрывков памятных фраз, ни мерещащихся запахов. Оказывается, кинематографисты и писатели жестоко врали, демонстрируя зрителям последние мгновения жизни своих героев. В этот момент в голове воцаряется полная безмолвная пустота. Она-то и зовёт. Она-то и даёт надежду, что после смерти будет такое же спокойствие.