Вторит молчаньем эхо Тех, кто взывает к истине
Всю ночь я не могла сомкнуть глаз. Темнота в палатке скрывала меня плотным покровом, даруя мимолетный покой. Никто не увидит меня такой. Никому не будет ведома моя слабость, мой страх. Я шумно сглотнула соленый ком, ощущая как невидимый хомут сильнее стягивает шею. Вот всегда так. Сколько себя помню — я была той ещё трусихой, и ничего, кроме как лить слезы по всякому поводу предпринять не могла. И сейчас тоже. Но одно дело, когда все проблемы поможет распутать мама или Астрид. Сейчас же я здесь совершенно одна, а вокруг мир, которому нет дела до маленького человечка. Только сейчас я в полной мере осознала куда попала. Всё, что так тщательно скрывалось за стенами Убежища оказалось не прекрасным миром свободы, а местом, где за яркой маской человечности скрывается нечто, чему объяснения нет. И маска обмана не разбивается сама. Это ты насильно срываешь её, желая увидеть свой самый главный страх — правду. Но оказавшись неготовым к её лику тебе ничего не остается кроме как бежать, прятаться, пытаться забыть. И как бы я не старалась скрыться от увиденного, воспоминания сильнее впиваясь в кожу, прорастая словно ветви шиповника. Эта пакость ещё смеет цвести, питаясь моим страхом. За всё время выполнения контракта и даже после встречи с Довакином я не смела думать о его темных сторонах. Герой нордов в моих глазах был тем самым идеалом благородства и чести, каким его рисовали в древних сказаниях. Но он оказался не вымышленным персонажем очередной легенды, а живым созданием. И как любой другой смертный, Довакин мог быть и благородным рыцарем, и подлецом, которому чужда человечность. А можно ли вообще говорить про него «человечный»? Он ведь полукровка. То что я услышала в лесу, около стоянки великана, повергло меня в оцепенение. Довакин собирается помогать циркачам в их грязном деле — заковать в кандалы дикого зверя и подвергать опасности жизни целой труппы. И в обмен на что? На обещание вывести нас из Пущи? Они пришли неизвестно откуда и идут куда-то, где хотят якобы дарить людям смех и счастье. А у самих что? Их лагерь оглашает не заливистая трель какого-нибудь инструмента, а дикий вопль зверья, что беснуется в клетках от голода и холода. Да чего стоит один только Эанциеле! Наглец, который думает, что чужие жизни в его власти! По его лицу так и скользит лисий оскал, говорящий что я и Аламар здесь не гости, а пленники. У нас нет выбора. Да, к Дагону его! И выбор, и всё!***
Абсолютно серое и бесцветное утро. Ни звуков, ни запахов, ни приятных глазу красок. Наверное, именно так выглядит Пустота, откуда ассасинам не вернуться. По-моему нет большего Хаоса, чем покой. Потому что смотря на неподвижный мир вокруг себя, ты чувствуешь как нарастает буря внутри. Хаос рождается в тебе, и от него никуда не деться. Ты не сможешь отвлечься от урагана в душе, когда мир замер. И ты вместе с ним. Горстка снега помогла мне очнуться от этих мерзких мыслей. Я посильнее растерла ледяную кашицу у висков, желая заморозить все надуманное. Нельзя, чтобы Хаос родился во мне. — Не холодно? — голос Ирвара звучал слишком громко в абсолютной тишине леса. Я медленно убрала пальцы от лица, устремляя взгляд на землю. Не было сил даже встать. — Все хорошо? — его рука легла мне на плечо. — Да… — будто не своим голосом просипела я. — Я так не думаю. — он присел рядом. Я ожидала, что эльф начнет спрашивать меня о случившемся, но Ирвар сидел и молчал, устремив взгляд куда-то вперед. — Сколько раз ты боялся неизвестности? — слова давались мне с трудом, будто кто-то продолжал сжимать мне горло. — За девяносто лет жизни и не сосчитаешь. — А я впервые… Мне так трудно жить здесь, — я окинула рукой лес. — в этом большом мире, что я кажусь слишком маленькой для него. Мне многое неведомо. — Даже через десятки зим он будет для тебя слишком огромен. — усмехнулся данмер. Я не знала что ответить. Вдруг рой мыслей, который гудел у меня в ушах и день, и ночь, резко замолк. Стало так неловко, что я поежилась от холода, которого до сих пор не замечала. Обхватив плечи руками, я услышала тихое позвякивание под правой рукой. Холодный металл легкого браслета уже успел немного примерзнуть к коже, от чего она покраснела. А я совсем и забыла о «подарке» Леди. — Ирвар. — я повернулась к мужчине, снимая украшение. — Вчера вечером я пришла к клеткам покормить медведя, и там встретила Белую Леди. Она сказала мне о том, что хотела бы поговорить с Аламаром, но в лагере осталась только я… — Леди говорила с тобой? — лицо эльфа вытянулось от удивления. Я заметила как тень недоверия мелькнула в его глазах. — Да, и она сказала мне о неправильной дороге и о человеке без сердца, а потом дала это… — я в замешательстве протянула браслет с крестиком, но мужчина даже не взглянул на него. Ирвар долго смотрел мне прямо в глаза, словно пытался в них что-то прочесть, а потом, не отрывая взгляда, сказал: — Леди не просыпается уже три года и последними её предсказаниями были смерть короля Скайрима и возвращение Древнего Героя. — его мягкий голос стал ледяным. — Ты ведь не простая нордка, не так ли? В его словах не было ни настороженности, ни подозрения. Я была интересна эльфу как какой-то диковинный зверек на рынке, и это было видно по его любопытному взгляду. Мужчина видел что-то, о чем не знаю я. — Нет… Нет, нет, нет, нет… Нет! — мой отчаянный восклик разнесся эхом по опушке. — Со мной все хорошо будет, да?! — я схватила его за руки, боясь что данмер может уйти от ответа. — Ирвар, ответь… — Не противься судьбе. Чему быть — того не миновать. Мне жаль. — его голос смягчился. Мужчина отвел взгляд в сторону. — Кого…? — выдохнула я. — Тебя. — он сильнее сжал пальцы, давая понять, что вопросы здесь не нужны. Эльф знает что-то, чего не стоит знать мне. Но так ведь будет легче, да? — Могу я её увидеть? — Конечно. — улыбнулся Ирвар, вставая с земли. Я спрятала браслет обратно под рукав, и встала вслед за данмером. Мы обошли лагерь по кругу, придя на другой его край. Здесь особняком от всех, в сторонке стоял большой синий шатер. По тканям полога лились реки из золотой вышивки в виде многочисленных звезд, а у входа висели бусы маленьких стекляшек. Ирвар смахнул ногой снег у порога и отодвинул в сторону ткань, пропуская меня вперед. Я оглянулась по сторонам, чувствуя спиной чей-то взгляд, и, убедившись что мы одни, прошмыгнула под сень шатра. Внутри было темно и прохладно. Я глубоко вдохнула, чувствуя аромат каких-то трав. Стоило данмеру зайти за мной и закрыть вход, как всё погрузилось в абсолютный мрак. Мне пришлось замереть на месте, чтобы не удариться о что-нибудь в непроглядной тьме. Я услышала движение сзади, и в то же время тьму залил мягкий свет от масляного фонаря. Ирвар взял его в руку и прошел чуть вперед, вешая на крюк в опоре шатра. Одного кованного светильника хватило, чтобы увидеть все вокруг. На ворохе подушек, под тремя одеялами лежала всевидящая Белая Леди. Она была все такой же маленькой, сухой старушкой, какой я её видела накануне вечером. Над головой старушки висело три железных кольца с узором из нитей внутри и с перьями по краям, а средь этих украшений блестел амулет Стендарра. У «ложа» стоял кувшин и тарелка с кашей. Наверное, они ждут её пробуждения. — А какое у неё настоящее имя? — осторожно спросила я, боясь, что могу разгневать Леди своим любопытством. — Может Эанциеле знает, а может его у неё никогда и не было. — произнес эльф, поднимая тарелку со съестным. Пока данмер выходил выбрасывать испортившуюся еду, я решилась подойти к провидице поближе. При одном взгляде на худое, бледное лицо во мне появились сомнения, что Леди когда-либо проснется. В отличие от Матушки, в ней ещё теплилась жизнь прямо как в этих настенных факелах. Но если там огонь горел ярко, то душа Леди дотлевала на углях прожитых лет. — Она так спокойна… — улыбнулась я, поворачиваясь к подошедшему эльфу. — Наверное, ты что-то несешь в эту жизнь, раз смогла затронуть её душу — все так же спокойно произнес эльф. — Я простой человек, Ирвар. Мой взгляд скользнул по кованым сундукам у стен, по спальному мешку между бочкой и низеньким столиком, где лежали красивые куклы, лоскуты ярких тканей и костяные иглы. — Это твое? — спросила я у данмера, кивая на столик. — Да. Можешь посмотреть — его глаза тут же засияли. Ирвар отдал мне недоделанную куклу и начал доставать из бочки уже готовых. Его творения могли двигаться, ведь их руки, ноги и голову по отдельности вытачивали из костей, а потом скрепляли нитями или проволокой. Эльф не жалел для кукол красивых тканей и делал им прически из прядей настоящих волос, а лица рисовал красками. Тут были и стройные красавицы в пышных платьях, и отважные войны в доспехах из ржавых монет, и вельможи в дорогих одеждах. — Ты кукольник? — моему восхищению не было предела. Его творения были словно живые. — Был когда-то… — вздохнул эльф. — Пока Эанциеле не скинул на меня заботу о своей тётушке. А ещё ему не нравилось, что я отдавал свои работы за даром, вместо того, чтобы сдирать с людей монет, да побольше. Я подняла очередную куклу. Судя по размерам это был ребенок. В своих маленьких костяных ручках он держал меч из железной иглы. На этой кукле не было дорогих и ярких одежд — лишь серая рубаха, кожаные штаны, сапоги и плащ из кусочка дерюги. Я осторожно провела по белесым волосам, сделанным из распушенной нити. — Почему у него нет лица? — спросила я у Ирвара. Он сначала долго молчал, но потом взял игрушку в руки и произнес: — Его я сделал, когда Леди была ещё с нами. Однажды она рассказала мне свой сон как мать и сын попали в заброшенную штольню. Они спасались от войны. Мальчик был сильно болен. Леди сказала, что у него болело сердце. Он не был похож на других детей — бледный, с белыми волосами, но она не видела его лица. Мама несла сына на руках всю дорогу. Они спустились вниз, где темно и единственным источником света был факел. А в темноте прятались варги. Звери чуяли запах матери с сыном и шли за ними по пятам, ожидая когда свет их факела погаснет. И вот, уже почти около выхода, женщина решила сделать привал в месте, где через камни бился маленький лучик света. Она оставила сына под этим лучом, а сама ушла смотреть как разгрести завал. Женщина оставила сыну только свой меч. И когда из глубины пещеры послышалось рычание, то мальчик не растерялся. Он, несмотря на болезнь, дотянулся до света острием меча и ослепил зверей. Те упали на землю, начали выть, а потом встали продолжили окружать жертву. И снова свет озарил все вокруг. Дитя билось подобно герою древних легенд, направляя лучи солнца на порождений тьмы… — неожиданно эльф замолчал. — А что было потом? — Леди не успела мне рассказать историю до конца. С тех пор её сковывает сон. — он опустил голову, аккуратно поглаживая куклу по голове. — Может это ещё одно предсказание? — Я думал об этом. А ещё я надеюсь, что в конце этой истории мальчик не ослепил свою маму.***
Деньги, карта, ненужные склянки из-под выпитых зелий, которые со мной с самого начала путешествия — всё это так знакомо, будто я только сейчас собираюсь сбегать из Убежища для выполнения контракта. Задерживаю внимание на аккуратно сложенных рисунках, которые мне когда-то отдал Карвен. Это те самые знаки, что должны быть на украденных документах. «И та дорога… ведет в никуда… не получишь денег с этого контракта…». Извините, Леди, но я так просто не сдамся судьбе. Ожидание встречи с родителями было слишком долгим, поэтому я сделаю всё, чтобы наша семья была снова вместе. — Всё готово. — я вышла из своей палатки, поправляя на плече сумку. Аламар ждал меня снаружи. С тех пор как он вернулся из леса с Олушем и Эанциеле мы даже словом не обмолвились. Довакин будто избегал меня. Но это к лучшему. Я думаю, что не смогла бы заговорить с ним после всего услышанного на стоянке великанов. А так, после разговора с Ирваром во мне поселилось мимолетное спокойствие. Так не хотелось уходить из шатра Леди, что я ещё долго рассматривала работы данмера, а особенно смелого мальчика с мечом в руках. «Ты не то считаешь храбростью, Руна. Дать отпор без меча и крови — вот истинная смелость» — произнес эльф, когда я собралась покидать шатер. — Ты уверен, что мы не сможем без них выйти из Пущи? — я не хотела начинать этот разговор, но, думаю, придется. — Мы не только заблудились здесь, но и потревожили что-то… или кого-то — после долгого молчания произнес маг. — И? — И поэтому лучше держаться поближе к труппе. — его голос дрогнул, выдавая волнение. Он боится чего-то? — А Эанциеле тоже видел это существо? — на мой вопрос мужчина только покачал головой. — Я… — тяжесть сдавила грудь и ребра. — … пошла вчера за вами в лес и подслушала разговор. — если раньше за такое мне было бы стыдно, то сейчас ни капельки. — И хочу сказать, что поступаешь ты сейчас не как Герой нордов, а как наёмник, готовый продать свой клинок за гроши. Аламар, они же будут мучить зверя, а потом он умрет! Я видела как Олуш чуть не убил медведя своей дрессировкой. А остальные члены труппы. Они могут погибнуть, если что-то пойдет не так. Подумай хотя бы о Йане! Он ещё ребенок. Ты же Довакин и обязан защищать невинных! — Я никому ничего не обязан. — отчеканил мужчина. — И я тебя просил меня так больше не называть. Никогда. Никогда, так никогда. Вскоре ты вообще ничего не услышишь ни от меня, ни от других. Аламар помог мне вынуть колышки из земли и сложить палатку. Вся труппа уже собралась, погрузив вещи в четыре большие повозки. На одной из них стояли клетки со зверьем, а по двум другим расселись циркачи. Белую Леди положили в отдельную телегу, укрыв сверху ещё ворохом пуховых одеял и звериных шкур. Её повозку вёл Ирвар. Мы с Довакином запрягли своих лошадей, дожидаясь отправки. Только сейчас я заметила, что в лагере нет ни одного коня, кроме наших. Циркачи повозки на себе поволокут? Эанциеле спрыгнул с козел, держа в руках светящиеся узды и поводья. Он отошел в сторону, выставляя руку вперед. Сначала на кончиках его длинных пальцев затрепетал воздух, а потом посреди поляны появился темный разрыв, будто врата Обливиона. Оттуда выскочили четыре лошадиных скелета, принося с собой черную дымку. Они загорцевали на месте, стоило разрыву закрыться. Эанциеле одел им на морды узды, закрепил поводья. К нему подоспел Олуш, отводя даэдрических коней к телегам. — Я поеду вперед. — глухо отозвался Довакин, пуская свою кобылку к началу каравана. Мне ничего не осталось кроме как примкнуть к телеге, где лежала Леди, и стараться не отставать. Мятлик на удивление был очень рад тому, что мы продолжили путь. Он бодро фыркал, а лошадка-скелет вторила ему каким-то непонятным скрипом или свистом. Мерин даже пару раз пытался свернуть с дороги и пощипать облетевшие кустики, но я вовремя отдергивала его. — Да иди ты нормально! — зашипела я, когда зверь потянул морду к стебелькам соломы, выглядывающих из телеги. — Ты с ним поласковее, может и слушаться станет. — рассмеялся Ирвар. — А он у тебя необычный. Агиск? — Кто? — не поняла я. — Даэдрический конь. Я слышал, что они когда-то в Скайриме на северных болотах жили и людей под воду утаскивали. А после Кризиса Обливиона некоторые в Нирне остались, и их приручили. Говорят, что агиска от обычной лошади можно отличить, если им мяса в корыто положить. Лошадь есть не станет, а вот эта тварь за так сожрет. — он потрепал Мятлика по челке, из-за чего мерин незамедлительно клацнул челюстями в попытке укусить эльфа. — Мятлик обычный конь. — на мои ласки мерин ответил довольным фырчанием, но тут же насторожился, когда данмер потянул к нему руку. — Ирвар, если не хочешь остаться без руки, то лучше не лезь! — крикнула Чалоне. Она и Йан сидели на краю повозки, повернувшись к нам. — Я медведя этими руками кормил. — рассмеялся Ирвар, но Мятлик смог цапнуть его за рукав рубахи. Я помогла эльфу высвободиться из хватки зверя, замечая как редгардка прячет улыбку за ладонями. Невольно я почувствовала спокойствие на душе. Я вспомнила караван каджитов, где такой чужачке были рады. А ведь здесь, рядом с этими людьми я ощущала себя также. Но это спокойствие продлилось недолго. Стоило раздасться реву мамонтов как моё сердце ухнуло куда-то вниз. Мир вокруг остановился между мигом безмятежности и скачки вперед. Я рванула, обгоняя повозки и добираясь до Аламара. Не думала, что мы так быстро приедем к стоянке. — Остановись! — я успела перегородить путь Довакину. — Что ты делаешь? — выдохнул мужчина. Эанциеле спрыгнул на землю, направляясь к нам. — Я все знаю о вашем плане! Это низко и подло…! — я осеклась, услышав хлопки. Лидер труппы «аплодировал» моей смелости. — Я знал, что ты не угомонишься в своей жажде справедливости. Сейчас в тебе кипит праведный гнев, а на деле — это желание пролить кровь тех, кто не заслуживает жизни. Ты запуталась в себе, девочка. Оно тебя запутало. — этот мерзавец говорил так, будто я несмышленый ребенок. — Кто…? — Ты правда ничего не помнишь? — от вопроса Аламара у меня по спине побежал холодок. Я замотала головой. — Она одержима, друг мой. Как некогда моя тетушка, наша Руна впустила в свою душу тьму. — его надменный взгляд скользнул по мне. — Аламар… — мой голос дрогнул, уходя в шепот. — Ты веришь ему? Его клевете? Он же нас на смерть ведет… Всех! — Я привык доверять своим глазам. — маг сделал выпад рукой, и моё тело обмякло. Я не успела вывалиться из седла и разбить голову о землю, когда Эанциеле ухватил меня за ворот плаща. Это было так унизительно, ведь я даже не могла пошевелить губами. Меня отволокли в повозку, бросив на пол между ящиков. До стоянки мы так и не доехали. Судя по кронам деревьев над моей головой караван остановился в густых зарослях. Я слышала как спешивались циркачи, как Чалоне спрашивала у Ирвара что весь этот спектакль значит, а данмер лишь молчал в ответ. Я слышала приказы Эанциеле и его обращение к Баиссе, которая сидела на козлах, чтобы та присмотрела за мной пока они разбираются с мамонтами. Я слышала всё, кроме голоса Аламара. Пара слезинок скатились по щекам, оставляя горячий след. Соленый ком встал в горле, не давая дышать. Вдруг в ногах я ощутила шевеление, и какая-то тень обошла сбоку повозку. Оно двигалось быстро и бесшумно. Я попыталась посмотреть вниз, а потом в сторону, как вдруг надо мной склонилась фигура в черном балахоне, непонятно как перегибаясь через скамью. Незнакомец нагнулся ко мне, и я увидела серебряную маску в виде черепа, что скрывала его лицо. Он склонил на бок голову, а потом что-то тяжелое упало рядом с моей рукой. Звенящая пустота разлилась по телу, из-за чего я не могла нормально думать. Незнакомец достал откуда-то узел из веревки и одним движением перерезал его моим железным клинком. Я ощутила как невидимые путы спадают с тела. Еле открыв рот хочу спросить кто он, но незнакомец прижимает палец к своим губам, призывая молчать, а потом плавно распрямляется и исчезает из поля моего зрения. Словно во сне я осторожно приподнялась на локтях, нащупав подарок таинственного спасителя. Он оставил мне небольшой камень, видимо желая, чтобы я оглушила им каджитку. Баисса как раз очень кстати сидела ко мне спиной, откинувшись на спинку козел. Тяжелый камень скользил в моих вспотевших руках, но я уверенно держала его наизготове. Шаг, ещё один. Нужно следить за дыханием и звуками вокруг. Цель близко — это очень простое задание. Заношу камень над головой, когда уши каджитки взметнулись вверх. Она резко разворачивается, вскакивая на ноги, и обнажает когти. Если бы я не отошла в сторону, то мои кишки давно бы рассыпались по всей телеге. Но она успела меня задеть, и теперь серая рубашка на левом боку начинает окрашиваться алыми пятнами. Зашипев от боли, я уронила камень и попятилась назад. Закрывать рукавом рану — не особо помогало. — Господин был прав — ты безумна! — её желтые глаза блеснули прямо передо мной и в тот же миг волна боли вернулась. Баисса закрутила мне руки назад, заставляя выгнуться вперед так, чтобы рана прилипала к одежде. Я сдавленно выругалась. — Отпусти её! Ей же больно! — закричала Чалоне. Она осторожно подходила к нам, вытянув одну руку вперед, а во второй за спиной прятала кинжал. — Заткнись или иначе Баисса расскажет всё господину, и твоему щенку непоздоровится. — зашипела она у меня над ухом, а сама сильнее сжала руки. — Он получит по десять плетей за каждое сказанное тобой здесь слово. — Чалоне, молчи! — крикнула я, давясь от боли. — Ещё одно слово и Баисса испортит твое прекрасное личико. — она одним рывком наклонила меня к факелу на козлах. Я задержала дыхание, почуяв запах подпаленных волос. — Тебе стоит послушать нас и отпустить девочку. — неожиданно вступился за нас Ирвар. Извини, но мне кажется это на неё не подействует. — Не гневи судьбу, Баисса. Я не успела даже обдумать всю ситуацию, когда услышала громкое ржание. Грохот копыт, сдавленный крик, хруст и чавканье — всё слилось в единый звук. Меня вместе с телом Баиссы откинуло в сторону. Я успела увидеть только кровь и соломенную гриву Мятлика. Тело каджитки упало на меня сверху, выбив весь воздух из легких. Её голова неестественно моталась у моего плеча и что-то горячее затекало мне за шиворот. Я попыталась спихнуть Баиссу, но мерин с разгону сам откинул тело каджитки в сторону. Он перепрыгнул через меня, продолжая топтать окровавленный труп. Раздался хруст костей, треск и чавканье. — Стой! — я не верю, что мне хватило сил выкрикнуть это. Мятлик замер, виновато опустив морду. Мой взгляд упал на труп под его копытами. От картины выбитой челюсти, мотающейся на сухожилиях, я еле отвела взгляд. На свернутую шею и пробитый затылок каджитки я старалась не смотреть. Меня било то ли в крупной дрожи, то ли в судороге. Весь мой ворот был залит в густой крови из ран Баиссы. Я ощущала как все внутри заледенело и превратилось в единый комок тупой боли. Из груди вырвался крик, более похожий на скулеж подбитой собаки. Мне казалось, что от боли я теряю рассудок. Но в чувство меня привели Чалоне и Ирвар, которые начали поднимать моё обессиленное тело с земли. Я не могла нормально стоять на ногах, которые постоянно подкашивались. — Йан, принеси мою шаль — услышала я голос редгардки словно сквозь воду. Острая боль в висках все сильнее нарастала. — Вот так… Посади её и держи прямо… Меня усадили в повозку, а данмер придерживал мои плечи. Женщина быстро замотала мне теплой шалью бок, однако даже так я чувствовала как ткань постепенно намокает. — Вот так… Все хорошо… Отдышись… — её рука показалась мне ледяной. — Спасибо… — я накрыла ладонь женщины своей. — Вы тоже думаете, что я обезумела, да? На мой вопрос Чалоне и Йан замотали головой, а данмер решил промолчать. — Почему? — Может потому что мы поступили бы так же? — на лице редгардки появилась мимолетна улыбка. — Я давно хотела сбежать отсюда, но мне не хватало духу, ведь этот подонок, Эанциеле, мог навредить моему сыну. Теперь я уверена, что не останусь здесь ни на секунду. Новость о том, что Баисса мертва разозлит его пуще прежнего, ведь она была его правой рукой. Он убьет всех, кто дал этому случится. — Тогда нам нужно уезжать всем вместе. И Леди тоже. — отозвался эльф. — Ты с нами? — я не сразу поняла, что Йан спросил это у меня. — Нет… Меня ждет ещё незавершенное дело. — я оттолкнулась от скамьи и, пошатываясь, спустилась на землю. — Ты куда? У тебя же рана! — попыталась остановить меня Чалоне. Но я молча доковыляла до мерина, который ластился ко мне словно дворовый пес. Редгардка перехватила мою руку, когда я взяла поводья. — Он тебя убьет. — Значит такова моя судьба. — я скинула её пальцы со своего запястья. Чуть не разорвав себе бок ещё больше, я все же забралась на спину Мятлика, пуская его галопом вперед. Мерин уверенно несся вперед, где из-за деревьев виднелась опушка и костер стоянки. Оттуда не доносилось ни звука, а огромные фигуры пастуха и мамонтов замерли на месте, окутанные голубой дымкой. Их огромные фигуры неподвижно наблюдали за всем, что творилось на поляне. Наверное, с их стороны это выглядела как будто человек смотрит на разборки муравьев. — Осторожнее, болван! — раздался приказной тон лидера труппы. Олуш после его слов сильнее дернул цепь у мамонта на бивнях. Зверь дернулся, чуть не попав хоботом по Эанциеле, из-за чего тот с криком отскочил в сторону, давясь проклятиями. Орк захохотал, ещё раз специально подергав цепь. Довакин стоял у края опушки, держа руки над разложенным на земле свитком. От бумаги исходила та самая дымка, что окутывала зверей и великана. Аламар первым услышал моё приближение. Я не стала сбавлять хода и повела Мятлика прямо на Олуша, который закрывал замки кандалов на ногах мамонта. Но орк не растерялся и отпрыгнул в сторону, перекатываясь по грязи прямо к своему лидеру. Вскочив на ноги он достал из-за пояса топор. Со стороны Эанциеле в меня полетели огненные шары, но ни один, хвала Ситису, не попал. Я неловко остановила и развернула мерина, чуть не свалившись на бок. Циркачи во всеоружии были уже готовы к любым моим выпадам. А вот Довакин продолжал стоять у свитка и держать заклинание. Однако его взгляд теперь был прикован ко мне. Что ж, раз ты веришь своим глазам, тогда смотри. Я никогда не умела ездить на лошадях, а уж разворачивать их на ходу и подавно. Но учится сейчас некогда, а перебить цепь на звере как-то надо. Я заметила, что Олуш собирается бросать топор, наверное, чтобы попасть Мятлику в ноги и скинуть меня на землю. Если вовремя повернуть мерина в сторону, то можно избежать удара, и оружие попадет в кандалы. — Давай! — я никогда так сильно держалась за поводья как сейчас. Конь чуть ли не с прыжка начал движение, почти скинув меня назад. Орк завел руку для броска и пустил топор в коня. Эанциеле тоже не остался в стороне, пуская в меня ледяные шипы. Не ожидая второй атаки я нервно задергала поводьями, думая куда направить мерина. Развернувшись вправо, я услышала звон разбившейся цепи и в тот же момент до меня долетел ледяной шип. Хвала Ситису, что не острием, а тупым концом лед попал мне в правое плечо. Меня вышибло из седла, и я пролетела ещё немного в сторону, прежде чем удариться о землю. Грудь сдавило тупой болью из-за которой было трудно дышать. Из глотки вырвался рваный всхлип, а перед глазами всё поплыло. Я попыталась пошевелить правой рукой, и меня ослепила вспышка боли. — Как ты сбежала? — я увидела перед глазами носки сапог Эанциеле. Он сделал шаг, наступая на сломанное предплечье. Очередной всплеск боли выбил из меня дух. Я ощутила как мой собственный крик обжег горло. Даже не видя лица этого мерзавца я прекрасно знала, что сейчас он улыбается своей победе. — Предлагаю заставить её вести мамонта в караван. — прорычал Олуш. — Девка перебила новую цепь. Лидер труппы ещё что-то ответил орку, но я их уже не слушала, обратив внимание на Довакина. Он не шевельнулся, но и не отвел от меня взгляд. Я никогда не видела столько смятения и страха в глазах простого смертного. Так вот как выглядит настоящий Хаос. Всё произошло в считанные секунды — Аламар снял заклинание оцепенения и, сложив руки, ударил магией в землю. Снизу поднялся огромный вихрь снежной бури, поглощая подобно огромному зверю всю опушку. Земля затряслась, поднялся дикий рев и вой. Циркачей откинуло в сторону сильным порывом ветра, а меня плотнее прижало к земле. Я прикрыла глаза, слушая как беснуется природа вокруг. Если это моя судьба, то мне уже ничего с этим не поделать. — Руна, ты меня слышишь?! — донесся сквозь вой бури голос Аламара. Довакин склонился надо мной, трясущимися руками держа моё лицо. Я медленно кивнула. — Надо уходить. — будто себе самому прошептал маг. Идти я была не в состоянии, поэтому ему пришлось нести меня на руках. Сквозь бурю я потеряла Мятлика и циркачей. Зато то тут, то там мелькали тени мамонтов и великана. Но вот, справа я увидела всполохи огня, а за ним разнесся рев зверя. Свет от заклинания повторился, но тут же потух. — В сторону! — успела крикнуть я, прежде чем мамонт смог бы нас раздавить. Довакин сильнее прижал меня к себе, откатываясь вперед. Я успела наглотаться снега и угодить во что-то липкое. Неожиданно маг вскочил на ноги, поднимая меня за собой. Только сейчас я увидела во что мы угодили — в сугробе, припорошенный снегом, лежал Олуш. Острие его топора виднелось неподалеку. Орк лежал на спине, раскинув руки в стороны. Кости в его груди были продавлены во внутрь, а левая нога оторвана от тела. Огромное пятно крови вокруг трупа пропитывало даже новый слой снега. И без того грозное лицо орка исказилось гримасой злобы и отчаяния до неузнаваемости. Сверху мелькнула тень и Довакин сорвался с места, уходя от удара дубинки великана. Теперь маг старался не останавливаться, чтобы поскорее покинуть ловушку снежного вихря. Где-то из-за белой завесы раздалось взволнованное ржание, и у меня отлегло от сердца. Мятлик, родной. Когда мы вырвались из капкана снега и ветра, снаружи нас уже ждал мерин. Он, как и его хозяйка, был весь в крови, но в отличие от меня его это совсем не беспокоило. Аламар аккуратно усадил меня в седло, а сам взялся за поводья. Мы аккуратно обошли пургу по краю, скрывшись в лесной чаще. Впереди, совсем недалеко от стоянки мамонтов, виднелся просвет, а оттуда тянуло прохладным осенним ветром. Мы приближались к краю Пущи.***
Ему стоило больших усилий, чтобы этот маг согласился им помогать в поимке мамонта. На руку сыграло то, что полукровка явился в их лагерь не один, а со спутницей. Он был так напуган из-за неё, что умолял Эанциеле не выгонять их от лагерного костра во тьму, где Аламару мерещилась тень. Именно это черное нечто лишило Руну сознания и не реагировало на любые атаки мага. От тени исходила небывалая сила, что вытягивала жизнь из всего, чего коснется. Эанциеле тоже впервые слышал о подобном, но решил обманом заставить перепуганного полукровку верить в безумие Руны. И Аламар легко повелся на его слова, хотя сначала не доверял циркачу. Благодаря Баиссе циркач знал, что Руна и Ирвар хорошо спелись, что она виделась с Белой Леди. Тетушка всегда собирала вокруг себя каких-то калек, совершенно забывая о своем единственном племяннике. По началу это злило, но боль притупилась, став комком злобы. Он был обижен на свою тетушку за то, что та покинула их так рано и не отвечала на его просьбы вернуться. Но стоило Руне появится в лагере как Леди ожила. И если для тетушки она стала целью жизни, то для Эанциеле девчонка словно кость в горле. А кости обычно хорошо ломаются. Но теперь сломлен он. Эанциеле еле выбрался из этого кошмара, когда белая завеса спала с поляны. Великаны и мамонты уже давно покинули опушку, найдя выход из бурана. Им не был интересен жалкий человечешка. И только тогда перед циркачом открылась ужасная картина — Олуш лежал под снегом с раздавленной грудью. Эанциеле направился к месту, где должен был стоять их караван. Почти утопая по колено в снегу, он опрометью добежал до опустевших повозок. Из четырех осталось всего три, а на второй пустовали клетки. Он обошел каждую, но ни Ирвара, ни Члоне с её щенком не было. Сбежали как крысы с тонущего корабля. И забрали с собой Леди. Эанциеле с размаху пустил огонь, поджигая все повозки. Пламя быстро росло, съедая яркие ткани и новые украшения. В этом нет смысла, если некому носить. Комок боли снова зашевелился, словно червь внутри яблока, выгрызал самое сердце. — Что…? — только сейчас мужчина заметил тело каджитки. Около неё уже успели столпиться орлы и грифы, разделяя между собой пир. — А ну, пошли прочь! — птицы взмыли вверх, испугавшись огненного шара. — Ох, Мара… — он опустился на колени перед раздавленным и обглоданным телом. Гордый циркач не плакал уже очень давно, поэтому не сразу осознал, что из его глаз текут горячие слезы, падая на окровавленную одежду Баиссы. Эанциеле никогда не марал руки, предпочитая сваливать всю грязную работу на других, но ради своего верного слуги он испачкал ладони и одежду в алой струпе, поднимая охладевшее тело. Они все заплатят за случившееся. Все. До единого. Им не убежать от него. — Дороги Судьбы так необычны, друг мой… — прошептал мужчина, укачивая на руках труп. — Я надеюсь, что наши когда-нибудь ещё пересекутся… Тень накрыла его со спины, и в воздухе пахнуло железом и травами. Грузное дыхание опалило шею циркача, и он замер, продолжая ронять крупные слезы. Зверь тряхнул испещренной шрамами мордой, вставая на дыбы. Медведь издал победный рев, разрывая человеку одним точным ударом лапы сухожилия.