Бориска. Папин бродяга, мамин симпатяга

— Напоминаю учащимся и особенно второгодникам со стажем, — пророкотал Шурик-сенсей, скользнув взглядом по Игнатию Юино. — Выпускные экзамены на каратиста первого уровня не за горами. Ровно через три дня вам сдавать выпускной диктант… — Да как через три дня? — опешил Бориска. — Ля… И придвинулся поближе к ботанихе Сулико — лучше нее диктанты не писал никто, кроме, конечно… — Места рядом со мной — по семьдесят рублей. Позади меня — сто сорок, — прошептала Сарочка Учиха, которая уже поняла, что в преддверии экзаменов будет популярна как никогда. — Передай другому. Выпускные экзамены Бориску чет не радовали. Во-первых, в класс зашел завуч Игорь Валентинович, протянул серьезную речь, сгреб со всех по сто рублей на новый линолеум для актового зала, и удалился. Во-вторых, диктанты Бориска писал плохо, а блат бати-председателя избавить его этой участи не смог. В-третьих же, после школы каратистов класс раскидало бы кого куда. И если Шмаровоз и его кореша останутся в деревне точно, то Игнатия, скорей всего, заберут в колонию, а Мстислав мигрирует обратно в Задрищенск. Это было прискорбно. Время летело неумолимо быстро. Вот уже и диктант позади, и Шурик-сенсей, скрепя сердце, поставил в табеле успеваемости Бориске тройку авансом. Вот уже отличница Сарочка пересчитывала деньги, вырученные с одноклассников за списывание, вот уже весь класс каратистов вымолил у завуча пересдачу для Игнатия, который снова проиграл схватку с правописанием и завалил диктант. Вот уже случилось страшное и непредвиденное. — Дети, встали, встали! Причесались, убрали с парт еду. Славик, убери хлеб! — В класс влетел Шурик-сенсей, перепуганный и нервный. — Шо там? Шо там? — заволновался Бориска. — Проверка из Районного Отдела Народного Образования. Быстро все выпрямились! Если спросят, чем вы тут весь учебный год занимались, говорите, что учились, дроби там считали, стихи учились. — Но мы хуи пинали… — БОРИСКА! — Ля, а что он на меня орет, я щас инспектору пожалуюсь. Шурик-сенсей, шикнув на него, поправил банты на голове у Сулико, протер Макару щеку от следов шариковой ручки, пересадил Сару на первую парту и встал к доске, подрагивая и мотыляя указкой. За дверью в коридоре послышались шаги — это завуч водил инспектора из Районного Отдела Народного Образования по школе, максимально тянул время и старался не паниковать. — Почему инспектора не расстреляли у ворот? — Потому что, Шмарик, часовой отошел в магазин, — прошипел Шурик-сенсей и деланно бодрым голосом начал урок, несмотря на то, что школяры уже посдавали выпускной диктант. — А это, дети, Бразилия на карте, вот она какая… — Это карта Тамбовской области, — напомнила Сара. В этот самый момент дверь в класс открылась, и тот самый инспектор переступил порог и оглядел всех взглядом царя-батюшки, которого на деревенской ярмарке окружили крепостные. Инспектор Бориске понравился сразу. Одетый в наглаженный костюм, с галстуком в крупный горох, с жесткими блондинистыми волосами, по-любому крашеными (и по-любому косил под председателя Михаила), в черных очках, да еще и с челочкой, что закрывала половину лица, словно хотел вернуть свой две тысяче седьмой, инспектор был похож на… — Петух ебаный, — прошептал Бориска. Шурик-сенсей обливался ведрами холодного пота, а инспектор, взяв со стола стопку табелей каратистов, начал придирчиво смотреть оценки. — Почему табеля со следами жирных пальцев? — прогремел инспектор. Шурик-сенсей тихонько сполз по стеночке. — Мы ж просто… — Разберемся. И снова принялся листать табеля. — А что это у Игнатия Юино не стоит? — Да все у меня стоит! — Ля, а шо вы такие вопросы задаете… — Маньяк шоли? — Оценка почему не стоит? — прошипел инспектор. Бориска сел на место и смущенно уткнулся в исписанную матюками парту. — На пересдачу пойдет, — сказал завуч. Игнатий закивал с надеждой. — Пустите Игнатия на пересдачу, дядя инспектор-маньяк! — снова вскочил Бориска. — Да ему в армию скоро, ему уже повестки шлют, а он шестой год не может диктант сдать. Инспектор сухо кивнул. — Я поприсутствую лично на пересдаче. Пойдемте, Игорь Валентинович… кстати, а где линолеум, на которой вы с детей деньги собрали? — Дык, мы ж… — Разберемся. — Разберитеся, мужчина, разберитеся, — закивала Сарочка. Бледный завуч поплелся вслед за инспектором в коридор, погрозив напоследок детям кулаком. Шурик-сенсей испустил хриплый выдох. А Игнатий начал синеть от ужаса — может, диктанты он писал плохо, но понял сразу: если на пересдаче будет лично ревизор, который шутки шутить не будет, шпаргалки ему не пронести. Бориска тоже это понял. А потому сразу просек — Игнатия надо спасать. — Э! — крикнул Бориска, когда одноклассники, сжимая табеля, направились по домам. — Э! Куда? Шмаровоз обернулся. — Домой. Мамка харчо сварила. Действительно, харчо Тамары Пустынной пахло на все село, и, возможно, именно оно и вывело злобного инспектора на след Малого Коноховска. Но Бориска, который пожрать любил, в такую минуту о супцах думать не мог. — А как же Игнатий? У него ж пересдача завтра! Шо ж мы, есаулы шоли, шоб коня нашего бросать? И, увидев, как некоторые потупили взгляд, замахал руками. — Это ж наш Игнатий! Как его бросить на второй год-то? Да вы че, братва? Вы че? Мы же каратисты! Мы же за своих жопы рвем, — горячо процедил Бориска. — А Игнатий? Только он знает, как заточки делать. Только ему пиво разливное продают. Он нужен нам. — Я с тобой, Бориска-кун, — произнес Мстислав. — Ведь ты — мое солнце. — Славян, ты конечно красава, но завязывай. Все, пацики и девахи, мы должны спасти рядового Игнатия, — воинственно прорычал Бориска. — Встречаемся после обеда в штабе. — Где? — протянул Денчик Каминаримон. Илья Яманака приоткрыл рот в недоумении. — За огородами, долбоебы. Не, Сара, ты не долбоеб. Ты знаешь хто? — Хто? — Ты моя богиня, — улыбнулся в свои три молочные зуба Бориска и слился кушать, прежде чем отхватил по мордасам.

***

У всех великих каратистов есть кровные враги. Мордатый Учиха всю жизнь воевал с Сергеем Хаширамой, а ныне — с его памятником. Джеки Чан то ссорился, то мирился с мэром города Задрищенска. Председатель Никита махался сначала с Семеном Учихой, а потом с дырой в бюджете села, которую ежемесячно создавал этот самый Семен Учиха. Игнатий Юино всю жизнь воевал с грамматикой и пунктуацией русского языка. И когда попытки отличниц наперебой вложить в отбитую голову гопника азы правильного написания слов провалились, то выяснилось, что это для Игнатия слишком мощное дзюцу. Первая заповедь каратиста гласила о правиле трех «не»: не ссать, не бросать, не сдаваться. Это единственное, что девяносто процентов школяров из первого «Б» подцепило за школьной скамьей. — Шо там как обстановка? — прошептал Бориска Узумаки, выглянув из кустов. Илья Яманака, истинный мастер маскировки, прижался носом к окну школы каратистов. — Пишет уже. — Ой, как я за него переживаю, — заволновался Денчик Каминаримон. — «Жи-ши» это его больная тема. — Какой текст диктуют? — спросила ботаниха Сулико, уже листая учебник. — «С чего начинается каратист». Отрывок из повести Джеки Чана, — вычитав название на доске, отрапортовал Илья. В этот самый момент ушлый инспектор из районного отдела народного образования повернулся к окну. Илья Яманака пискнул и юркнул за дерево. — Палит, сука. Бориска сжал кулаки. — Так, пацики, и девахи, дело серьезное, тот фраер с челкой взял в плен нашего кореша. Мы должны показать всю нашу мощь и помочь Игнатию написать диктант на тройку, иначе его снова оставят на второй год. Каратисты закивали. В голове Бориски уже зрел план.

***

— Руки на парту, по сторонам не смотреть, слушай завуча, — рявкнул инспектор, лишив Игнатия Юино последней попытки подглянуть в учебник с правилами. И, чтоб уж точно сломить дух каратиста, выхватил этот самый учебник у него с колен. Игорь Валентинович нервно продолжил диктовать. Когда Игнатий аж задрожал, когда злой инспектор завесил тряпками стенд с алфавитом, чтоб уж точно сломить волю ученика, на улице раздался слабый скрежет, что могло означать только одно — с понтовой черной «Волгой» инспектора, припаркованной у школы, случилось страшное. И точно, разглядев в окно, как белобрсый мальчик царапает на капоте его автомобиля некую гравировку, инспектор вскочил на ноги. — Я все вижу, — погрозил пальцем он то ли завучу, то ли Игнатию, и кинулся на улицу. Выбежав на крыльцо и увидев, как его машину нагло оскверняют, инспектор бросился к пареньку. — Ты-ы-ы-ы! ИМЯ-ФАМИЛИЯ! — Техника Теневого Подражания! — крикнул Шмаровоз и, воспользовавшись тем, что его товарищ отвлек внимание проверяющего, запустил в него черную луковую сетку. — Чоткая! Няша-пухляша, отшвырнув недоеденную шаурму, тут же бросилась на инспектора. — Техника Пустого Крушения! И, плюхнулась поверх запутавшегося в луковой сетке мужика. — Шмарик! — раздался крик Денчика Каминаримона. — Шмарик, я нейтрализовал систему безопасности школы! — В смысле? — обернулся Шмаровоз. — Ебнул сторожа лопатой. Шмаровоз и Илья восхитились. — Пацики, я не могу его сдерживать! — вдруг завопила Чоткая. Инспектор, закряхтев, с трудом сбросил с себя пухляшку и поднялся с земли. — План «внедрение»! Макар! Бегом! — крикнул Шмаровоз на все село. Бровастый модник в зеленых лосинах, пользуясь тем, что Шмаровоз снова запустил в инспектора черную луковую сетку, потащил в школу спеца по диктантам — ботаниху Сулико. Закрывая ее на всякий случай крышкой от люка (а то мало ли, может, снайпер где), Макар, как истинный телохранитель, сопроводил Сулико в школу, ведь путь был чист — сторож был нейтрализован Денчиком. Инспектор взревел, разгадав хитрый план школоты и, порвав на себе луковую сетку, кинулся в школу дабы перехватить Сулико и Макара, но не тут-то было: банты Сулико тут же скрылись за дверью класса, а инспектору навстречу выпрыгнула из туалета тройка каратистов, поджидавших в засаде. — Ты не в то село зашел, петух, — проскрипел Бориска Узумаки. — Дети, вы не смеете… — Мы не дети. Мы — малоконоховские каратисты. Бориска воинственно подтянул штаны. — Техника Мягкого Кулака! Самое совершенное Тайдзюцу в селе! — крикнул он и в прыжке исполнил великолепную вертуху. Мстислав подкрался к инспектору со спины, заставив того вздрогнуть. В принципе, как уж тут не вздрогнуть, когда со спины подкрадывается воспитанник Остромысла Любомировича. — Скрытые Тенью Руки-Змеи! Шею инспектора тут же обвил пояс халата задрищенского засланца, а коридор тут же огласил вопль: — Гаси его, Сара! Гаси! Сарочка, тут же прыгнув на инспектора с подоконника, впечатала кулак в неприятельскую физиономию гостя села. И, повалив его на пол, принялась беспардонно шариться по карманам. — Сара, что ты делаешь? — опешил Мстислав. — Если он видел нашу столовку и не закрыл до сих пор школу на карантин, значит, завуч дал ему взятку. А значит, у него где-то есть деньги… — Игнатий! — колотя в дверь, орал Бориска. — Брат, держись там! Держись, Сара его загасила! Ой бля, он встает! Ебаный Фантомас!

***

— Техника призыва! — выпустив из кармана бешеную мышь Нюру, воскликнула Сулико. — Макар! Макар, сжав Нюру, ткнул ее в лицо завучу. — Не подходите! Не подходите! Я вооружен! И пока Макар держал оборону, Сулико выхватила у Игнатия листок с его каракулями и ошибками и принялась переписывать его диктант красивым почерком с завитушками, без клякс, ошибок и матюков на полях. — Дети, вы… — Ни слова! — вопил Макар. — Сулико, я держу Валентиновича! За дверью послышался грохот и матюк Бориски. — Бориска-кун, — выпалила Сулико. Бориска-кун прижался к дверям класса и стиснул зубы. — Не пущу, гнида петушиная. Инспектор хмурился, а набежавшие каратисты из первого «Б» тут же замерли рядом с Бориской. — Игнатий напишет диктант, — произнес Бориска. — Понял? — Да, ты понял? — вклинился Мстислав. — Уйдите с дороги, школотроны, — прогремел инспектор. — Или никто не получит табель. Уверенность школотронов чуть пошатнулась. Но ненадолго. — Читай по губам, — снова заговорил Бориска. — И хуй бы с ним. — Да. — Даже Саре хуй бы с ним. А знаешь, почему? На инспектора тут же устремилась дюжина свирепых детских взглядов. — Потому что быть каратистом — это не табель с пятеркой по диктанту, — заявил Бориска. — Быть каратистом — это никогда не бросать в беде своего товарища, об этом писал Джеки Чан, и Джеки Чан бы тебе дышло раскроил своим Расенганом, за то, что отрывок его повести используют, чтоб помешать такому крутому каратисту, как Игнатию, стать настоящим воином села и закончить уже эту сраную школу! — Только попробуй не выдать нам табеля, — с вызовом сказал Шмаровоз. — Я дяде Гарику скажу, он тебя в чаче утопит. — Да шоб они горели, эти табеля, — отмахнулся Бориска. — За то, что на второй год останусь, батя, конечно, наругает, но за то, что я товарища в беде бросил — нахуй в Задрищенск сошлет. Не, даже не в Задрищенск, в такие ебеня, где нога человека не ступала. — Пацики! И девки! — объявил Денчик Каминаримон, услышав, что в классе забегала Сулико. — Бей бюрократа!

***

Игнатий Юино вышел на крыльцо школы каратистов и, выждав минутную паузу, высоко поднял обеими руками табель каратиста. Первый «Б», ожидавший его у лестницы, взорвался аплодисментами и свистом. — Пятерка! Пятерочка! — орал радостный Игнатий, помахивая долгожданным табелем. — Ну, братва, ну красавцы! Бориска откупорил бутылку забродившего компота за неимением ничего более торжественного. Мстислав на радостях порвал на груди халат, а Макар треснул лопатой по бордюру. Игнатий, смачно чмокнув разомлевшую Сулико, лыбился и держал табель успеваемости с пятеркой по выпускному диктанту так, словно тот был отлит из золота. — Шо, бригада, го на первую миссию! — Го рисовать писюны на памятнике! — обрадовался Бориска. — Стоять, — окликнула Сарочка. — Куды пошли? Какие писюны? — А шо? — моргнул Бориска. — Отвертки берите, шо. И лом, или шо там еще надо, мужиков полный выпуск, сами должны знать, — вразумила Сара. — Машина инспектора без присмотра, надо колеса снять, потом дяде Гавриле за триста и ведро огурцов продадим. Бориска восхитился. — Ну ты голова, Семеновна. — Ну, а то.

***

Глядя, как бывший первый «Б» зачем-то кинулся в сарай, Игорь Валентинович Ирука замер у окна. — Что за дети… девять из тринадцати диктанты на тройки написали, а столько радости. — Не в диктанте, Игорек, экзамен выпускной был, — произнес наставительным голосом побитый инспектор, стягивая с головы блондинистый парик с дурной этой челочкой, что половину лица закрывала. — Сдали школяры свой экзамен, а диктанты эти ваши, дроби, гипотенузы — до сраки. Главное для каратиста не деехуйпроссыткакие обороты запятыми выделять. Главное — за своих друзей горой стоять. Я не рассказывал историю о своем сослуживце Олеге, которого придавило березой, так вот мы с ним… — Емельяныч, хорош. — А шо ты? — возмутился «инспектор», замазав фингал под донорским Шаринганом йодом. — Я думал, мельчает дух малоконоховского каратиста, а нет, гля, какие боевые. Правильных щеглов, Игорек, растим. Село есть на кого оставить. Представив в ужасе, что однажды придется оставить село на Бориску Узумаки и его орду неуравновешенных друзей, Игорь Валентинович перекрестился. — Да не дай Боже.