***
Amantium irae amoris integratio. — Гнев влюбленных — это возобновление любви.***
— Запомни, Харви, нет никого хуже, чем ведьмы. Эти дьявольские создания несут лишь разруху и хаос. — Но неужели все они плохие? — Сынок, они отдают свою душу Сатане. Они рождены, чтобы стать его самыми верными рабами. Неужели есть какие-то сомнения? — И они живут здесь, в нашем Гриндейле? И даже, может, ходят со мной в школу? — О да, именно здесь они и обитают. Задача нашей семьи всегда была в том, чтобы защищать жителей от их воздействия. Но не переживай, они не настолько глупы, чтобы жить у всех на виду. Их шабаш спрятан где-то в лесах. Да и нет им смысла посещать Бакстер Хай, пока здесь не начали учить тому, как вызывать демонов и варить зелья. Последнее время Харви все чаще вспоминал тот разговор с отцом. Тогда он заверял его, что ведьмы прячутся от них в страхе быть убитыми. И всю свою жизнь он стыдился сказать о том, что он не понимает, за что вся его семья так ненавидит их. Ведь все уроки стрельбы и каждое слово, внушающее кошмар и ужас перед «детьми ночи» были бесполезны, и Харви даже не удавалось увидеть их. Как и любого их влияния на город. Создавалось впечатление, что ведьмам и колдунам самим не хотелось ступать в черту Гриндейла. Либо они отлично заметали следы. Либо они благополучно иммигрировали в местечко помрачнее. Но потом. Один вечер. Одна девушка. Она изменила всё. Тогда Харви впервые почувствовал, что такое ненависть. Лютая. Жгучая. Дикая. Но он был настолько шокирован, что так и не смог прикончить ее прямо там, в лесу, когда они были одни. Всю дорогу домой он думал о том, стоит ли сообщать отцу об этой истории, в которую он умудрился вляпаться. Жалкое дьявольское отродье решило, что она — божество. Ей взбрело в голову, что она может играться с жизнями смертных, словно с куклами. И вот тогда Харви осознал, в чем же всё-таки зло этих никчемных бездушных созданий. И, да, отец был прав, их надо истреблять: беспощадно и безжалостно. Но рассказывать об этом сейчас? Нет, слишком позорно признаваться в том, что глупая девчонка обвела его вокруг пальцев, а при возможности он так ее и не прикончил. Лучше он принесёт ему бездыханное тело чёртовой ведьмы, когда из нее испарятся все остатки жизнеспособности. До конца выходных парень планировал то, как лучше всего будет заманить Спеллман в ловушку. Этот капкан должен захлопнуться, как можно скорее, и он не собирается давать ей пощады. И каждый раз с приходом темноты, он осознавал кое-что ужасающее, от чего его бросало в холодный пот и приводило еще в большую ярость. Он нуждался в Сабрине Спеллман. Эта потребность неистово и жадно пожирала его изнутри, беспощадно разрывая его тело на части, как голодный хищный зверь. Харви чувствовал, что ему не хватает абсолютно всего, что с ней связано. Он нуждался в ее глупом дурацком смехе, который так звонко отдавался в воздухе. Он нуждался в ее бесконечной бессмысленной болтовне о фильмах ужасов, которую он мог слушать часами. Он нуждался в прикосновениях ее рук, когда нежные пальцы прожигали кожу насквозь даже сквозь куртку в самый холодный день. И в ее дыхании. Сладостном и противном. Которое свидетельствовало бы только о том, что она все еще жива. Жива незаслуженно. Он нуждался в поцелуях. В таких искренних и неподкупных, когда весь мир терял значение. И это заставляло его ненавидеть ее еще сильнее. С новой более мощной волной. «И когда это чертово заклинание выветрится?» — Мучаясь в бессоннице Харви задавался этим вопросом снова и снова. Жаль, ему забыли сообщить, что чары уже пали.***
Они остаются наедине впервые с той самой ночи, когда правда вышла наружу. Чертовски невыносимо было признавать, что мерзкая ведьма все еще жива, оскверняя своим жалким существованием этот мир. Харви горел отвращением к самому себе и этой белокурой девчонке каждый раз, сталкиваясь с ней в коридоре. Но так ни разу ему и не счастливилось остаться с ней один на один. Всегда кто-то мешал. И это бесило еще больше. Кажется, она откуда-то узнала, что сезон охоты на Сабрину Спеллман открыт в Гриндейле, и теперь изо всех сил пыталась выжить. Ей удавалось избежать своей участи. Но это пока. Он хочет упиваться ее смертью, наблюдая, как из ее бледного тела уходит жизнь. Вся. До последней капли. Он представлял, как из ее виска струится алая струя крови, разливающаяся вдоль по холодной земле. Он воображал, как будет смотреть в ее пустые мертвые глаза, понимая, что сегодня он сделал город чище. Он знал, что его семья будет гордиться им, как никогда раньше. Ведь он выполнил свое предназначение. И тем ни менее, Сабрина Спеллман все еще жива и невредима. Стоит перед ним с наполненными страхом глазами, оглядываясь по сторонам и понимая, что кроме них с Харви в кабинете никого нет. — Ну я пойду. — Неуверенно слетает с ее губ, которые покрывал нежно розовый блеск с ярким ароматом малины. Манящих и притягательных. В поцелуе которых, он так нуждался. Как в наркотике, который он был вынужден бросить. «Чертова ведьма! И когда ее приворот уже спадет?» — Очередное неубедительное оправдание в голове Харви. — Нас попросили остаться, чтобы помочь с организацией школьной ярмарки. Куда ты собралась? — Сухо произносит парень, резко захлопывая входную дверь за своей спиной, от чего Брина невольно вздрагивает. Кажется, капкан только что захлопнулся. Добыча в клетке. Но брать пленных точно не входило в планы Кинкла. В отчаянье Сабрина осознает, что идти на попятную ей совершенно некуда. Из головы моментом вылетают все ее знания и вся уверенность в себе. Остаются лишь два чувства: душащая изнутри обида и леденящий душу страх. Они предательски заставляли ее тело неметь, а кожу покрываться мурашками. — Боишься меня. — Констатирует факт Кинкл с самодовольной усмешкой, опираясь спиной на дверь, полностью перекрывая выход. — Нет. — Эту реплику от себя не ожидала даже сама Брина, которая уже мысленно прокляла себя за излишнюю смелость. — Глупость и отвага, ведьма. — Последнее слово он процеживает с особым отвращением, словно вкладывая в него весь негатив, что был у него внутри. — Эти два качества еще никого до добра не доводили. Он оглядывает ее с презрением с головы до ног, и Сабрина ощущает, как его взгляд прожигает ее насквозь, но при этом ее словно окатывают из ведра с холодной водой. Она не отворачивается и не отводит глаза, а лишь с какой-то опаской вперемешку с надеждой смотрит на него, все еще веря в то, что вот-вот зайдет хоть кто-то, кто избавит ее от нахождения наедине с ее потенциальным убийцей. Но никто не заходит. Брина ощущает на себе жгучую ненависть, которая заставляет ее мечтать о том, чтобы провалиться сквозь землю. Она уже готова продать свою душу Богу, Дьяволу или Макаронному монстру — кому угодно, если ее выдернут из этой ситуации. Если ей позволят вернуться на тот момент, когда она бесповоротно решила, что не может больше мучиться от безответных чувств к парню и пошла на поводу у Амброуза с его идей. И она уже никогда не узнает, что все её чары были бессмысленны, потому что он и без того украдкой смотрел на нее в коридорах, не решаясь подойти. И лишь однажды утром его внезапно дёрнуло сдвинуться, наконец, с места и пригласить её на свидание. И он до конца жизни будет думать, что приворот она навела гораздо раньше того дня. А сейчас Брина лишь мечтала отговорить саму себя в прошлом совершать колдовство, которое приведет ее сюда, в это самое место, где она — кролик, которого заперли в одной клетке с волком. Харви продолжает буравить ее глазами, попутно ловя себя на мысли о том, что в этой юбке сегодня у нее особенно притягательно открыты колени. На долю секунды отвращение и прочие вытекающие чувства сменяет что-то другое. Что-то теплое и светлое внутри его живота просыпается, заставляя ухмылку стереться с лица. И снова эта чертова потребность. Потребность заправить прядь выбившихся волос ей за ухо, увидев за тем, как она сияет смущенной и тупой до безобразия улыбкой. Но это лишь на долю секунды. Потом он снова одёргивает себя, напоминая, что сейчас перед ним стоит монстр. Она игралась с его судьбой, и черт знает, чью еще жизнь она могла загубить или может загубить в будущем. Без нее мир точно станет лучше. Это он повторял себе, как мантру, осознавая, что что-то может пойти не так… Мысль о том, что он до сих пор находит ее привлекательной, сводила его с ума. Он презирал и ее, и самого себя за один факт того, что это может быть возможным. Харви рьяно срывается с места, что становится неожиданным для них обоих, вжимая несносную демоницу к стене, рядом с книжным стеллажом, от чего из него выпадает пара учебников, шумно грохаясь об пол. Но они оба даже не обращают на это внимания, потому что пытаются отойти от эмоций, переполнявших их в этот момент. Для Брины это был шок и растерянность. Ей хотелось визжать, кричать, звать на помощь, но с ее губ только и слетел глухой стон, который вряд ли мог покинуть территорию этого кабинета. Для Харви это была злость. Она заставляла кровь кипеть, а душу леденеть. Злость разливалась по его телу густой и тягучей патокой, заполняя каждую клетку. Медленно и равномерно она обволакивала его организм, поглощая рассудок. Из глаз Сабрины предательски хлынули слёзы, и она пустилась беззвучный плач. Видели бы ее сейчас тётушки или, не приведи Сатана, сестрички — точно бы подняли на смех. И где это видано, чтобы дочь одного из самых могущественных волшебников в истории ковена, сдавалась перед неопытным охотником? Он вжимает ее своим телом в стенку, крепко сковывая ее запястья своими ладонями, от чего девушка испытывает боль, вслед за которой приходит онемение. Она до сих пор ощущает его пристальный взгляд на себе, несмотря на то, что сама она, усиленно жмурилась. Его горячее дыхание обжигает нежную кожу её щёк, высушивая слёзы. — Мне так жаль. — Шепчет Брина, подавляя всхлип, который порывался из ее груди. — Как же я тебя ненавижу. — Огрызается парень, словно озлобленно рыча. — Думаешь, ты в праве манипулировать людьми и оставаться при этом безнаказанной, ведьма? И снова это обращение он произносит так, словно сплевывая желчь. Ему противно. Противно просто от того, что он касается ее кожи, дышит с ней одним воздухом…так близко, что сводит с ума сладостно-отвратительной пыткой. Сабрина судорожно вздрагивает. Крепкие ладони Харви тянутся к шее девушки, заключая ее в замок. И постепенно. Медленно. С особым наслаждением. Сжимая ее все крепче. Как беспомощную пташку в руках птицелова. Глаза девушки резко распахиваются, и она ощущает, как у нее с каждой секундой исчезает доступ к кислороду. По щекам скатывается новая порция слез. С губ порываются слететь всхлипы, но удается лишь беспомощно хрипеть. Шея изнывает от боли. От крепких рук охотника, который, кажется, упивается ее страданиями. В такие моменты принято говорить: «Она смотрела в его глаза и не видела там больше человека, которого любила». Но Брина его видит. Для нее это все еще остается Харви, с которым она была последние два года. Да, он ненавидит ее, как никогда раньше. Но это не меняет того факта, что это все еще её Харви. И она не готова причинять ему вред. Она готова понести расплату. Готова умереть. Готова быть убитой от рук того, кем он дорожит, как никем другим. Харви наблюдает за тем, как Брина сдаётся без боя. Она опускает руки, даже не предпринимая попытки сопротивления. Даже на уровне инстинктов. Но почему? И эти дурацкие губы, от которых так приятно пахнет малиной. Он сходит с ума. Он определенно сходит с ума. «Проблема в том, что она ведьма или в том, что она влюбила меня в себя?» — Внезапно этот вопрос появляется в его мыслях, но тут же Харви посылает свой внутренний голос к чертям собачьим. Он смотрит на Сабрину, впечатавшуюся в стену и так отчаянно просящую воздуха. Каждый ее хрип пронзал сердце. Её слёзы скатываются прямиком на его запястья, заставляя передергиваться то ли от отвращения, то ли от чувства вины. Он ощущает тепло её тела под своим собственным, и особенно четко — то, как ведьминское сердце на бешеной скорости пробивает грудную клетку. Её запуганный взгляд беспомощного зверёныша врезается в рассудок, привораживая охотника без приворота. Он просил о пощаде. Но Брина уже не надеялась ни на что. Прошло всего секунд 15, но ей казалось, что она прощается с жизнью уже вечность. «Мне так жаль». — Мысленно повторяет она, снова и снова. — «Я не хотела…» Сабрина жмурится. Она не хочет больше видеть этот хищный охотничий оскал и ярость в глазах. Харви смотрит на нее, сдавшуюся без боя. Впечатывая ее беспомощное выражение лица себе в память. Резко ослабляет хватку. Отстраняется. Брина падает на колени. Делает глубокие жадные вдохи, поглощая кислород, как никогда раньше. Начинается приступ кашля. А затем истерика. На тонкой коже шеи потихоньку начинают проявляться темные отметины от грубых рук, которые почти лишили ее жизни. Но почему не лишили? Кинкл пытается внушить себе, что все дело в том, что убивать в школе было до ужаса тупой идеей, когда мысль зашла о том, как пронести труп хотя бы мимо охраны. И вообще, даже от прикосновений к этому мерзкому созданию становилось невообразимо противно, и будет куда более упоительно пустить ей пулю в лоб. Да, оправдания были ещё более глупыми, чем раньше. Брина пытается надышаться на год вперёд и успокоиться, сама до сих пор не понимая, что происходит — так быстро события сменяли друг друга за последние несколько минут. И что теперь? Он свяжет ее и будет пытать у себя в подвале? Но Харви просто разворачивается, берёт сумку и направляется к выходу. Абсолютно молча. Не проронив ни слова. Не бросив и взгляда. Уйти отсюда поскорее. Умчаться. Подальше от желания помочь ей подняться на ноги, обнять и пообещать, что больше никогда не посмеет обидеть ее. У него был идеальный шанс, чтобы убить ее. Но он этого не сделал. Снова. Долго ли этой ведьме осталось жить на этом свете? Скорее всего, да. И скорее всего, именно он сделает все возможное, чтобы это было так.