Битва за реальность

      На то, чтобы выехать из Санкт-Петербурга, нам потребовалось немало времени. Машина останавливалась в пробках чуть ли не каждый пять минут, а потом, проехав ещё сотню-другую метров застревала на следующем светофоре. — Ну что такое? — простанал с заднего сиденья Женя. — Ну откуда тут пробки в такое время суток? — Слушай, Жека, хватит страдать, — миролюбиво отмахнулся Лёша. — Подумаешь, пробки, куда ты торопишься? Ляг поспи уже. А то ты от бессонницы совсем злой стал. — Ну да, как же, — ворчливо пробурчал Женя, но больше ничего говорить не стал.       Я тоже молчала, уткнувшись носом в окно и думая о своём. Ездить на машине я любила с детства — особенно вот так, далеко, когда папа возил меня куда-нибудь в соседние города — но сейчас я не могла расслабиться. Казалось бы, я ехала домой, но с кем? Кто были эти парни, заклеймившие меня своим секундомером? Конечно то, что сестра поручилась за них, немного успокаивало. И всё-таки… какого хрена я сидела в машине с двумя чужими людьми?       Я отвернулась от окна и осторожно посмотрела в сторону Лёши, стараясь в открытую на него не пялиться. Он смотрел прямо перед собой, сосредоточившись на дороге и, казалось, не замечал моего внимания, поэтому мне наконец представился случай разглядеть его.       Сейчас мне казалось, что он всё-таки старше, чем я подумала изначально — может быть, лет двадцать шесть — двадцать семь. Возможно, изначально меня смутила гладкая выбритость и вечная улыбка на его лице, но сейчас он был спокоен и как будто бы даже строг. Светло-русые волосы были коротко подстрижены и только чуть-чуть отрасли надо лобом, но не настолько, чтобы лезть в глаза. В лице не было ничего примечательного, и за счёт этого он с одной стороны особо не выделялся среди прочих, а с другой — был достаточно симпатичным. Он был выше меня — настолько, что я это чувствовала, даже с учётом того, что сама была отнюдь не низкой, но пожалуй у него была склонность к худобе, и из-за этого он не казался крупным.       Хотя сейчас, сидя с ним рядом, я видела, что руки, сжимающие руль, порядком крупнее моих, да и казалось, что он сильнее меня. И не важно, что я полжизни прожила в собственном доме и была натренирована ведением домашнего хозяйства, которое вообще-то никогда не любила. Да и я-то как раз была мощноватой для девушки. Но всё ещё слабой в сравнении с парнем.       Наконец, городская иллюминация осталась позади, и мы выехали на трассу, где движение было гораздо менее интенсивным, но всё-таки достаточно часто нам попадались огни фар встречных машин. — Хочешь кушать, Оля? — Лёша внезапно повернул голову ко мне, заставив вздрогнуть. — Да я… нет.       Я отвернулась, пряча смущение за равнодушной интонацией голоса и на всякий случай завесившись волосами, хотя и знала, что крайне редко краснею. Но всё-таки… надеюсь, он не заметил, как я на него пялилась. А то подумает ещё невесть что. — Да ладно тебе, не стесняйся. — Лёша выудил со стороны двери пакет и протянул его мне. — Ты же весь день, считай, не ела. Быть такого не может, что ты не хочешь есть!       Я, ещё немного колеблясь, взяла пакет и заглянула внутрь. Там лежали несколько пирожков, как будто ещё даже тёплых, хотя и странно — мы в машине-то только сидели уже час, если не больше. — Закупился перед дорогой, — пояснил мне Лёша, по своему расценив моё недоумение. — Пока ты собиралась — у вас там напротив дома магазин.       Даже догадываюсь, о каком именно он магазине. Он был круглосуточным, и я часто заходила в него уже после полуночи, когда только-только возвращалась домой, а потом ещё час-другой сидела на кухне, наворачивая вредные вкусняшки из этого магазина, пока моя сестра видела уже десятый сон. — Кушай, — сказал Лёша. — И мне один какой-нибудь дай.       Я послушно протянула один пирожок ему. — А Женя… — Женя дрыхнет, — махнул рукой Лёша. — И вряд ли скоро проснётся. Он реально очень устал, возможно, даже больше, чем я. Так что сейчас его ни музыка, ни наша болтовня не разбудит. — А… Он тоже водить умеет? — спросила я скорее просто так, для поддержания разговора. — Да. В нашем деле без этого никуда. Мы с ним друг друга меняем, когда надо далеко ехать, а останавливаться не хочется. И часто один спит, пока другой ведёт. Режима сна, конечно, никакого. — Так получается, вы вроде как коллеги по работе? — Ну да, можно и так сказать. — Откуда вы с Таней знакомы? — спросила я, понимая, что спрашивать, кем они работают, всё равно бесполезно. Опять посыпятся невнятные ответы, вроде того, что «ты должна догадаться сама», поэтому я решила попытаться подёргать за другие ниточки. Предчувствие, что разгадка где-то рядом, чуть ли не до такой степени, что я её уже знаю, не покидало меня. — Вы… вы с ней учились в одном университете? — Да! — Лёша ответил с таким энтузиазмом, будто бы очень обрадовался моему верному предположению.       А я вот я глубоко задумалась. Про Танин университет мне было известно крайне мало. Вокруг него развели такую секретность, что точное месторасположение никому, кроме там работавших и обучающихся, известно всё равно не было. Более непонятно было, что там делала Таня со своей игрой на фортепиано — там впору было бы учиться физикам-ядерщикам или, быть может, готовить подрастающее поколение разведчиков — но каким образом музыка была связана с такой секретностью, я искренне не понимала. И всё же Таня училась там. И за все четыре года пребывания в Государственном Закрытом Университете Передового Искусства часто складывалось впечатление, что Таня не рассказывает и мизерной доли того, что происходило с ней. Это интересовало меня настолько, что однажды я набралась смелости и приехала в Лунадон — город, где располагался её университет, без всякого приглашения. Помнится, сестра меня тогда явно была не рада видеть. Да и вообще день был крайне фиговый. Но в каком-то плане приоткрыл для меня дверь в Танину жизнь.       Таня была скована какими-то пактами о неразглашении или вроде того. Как и все студенты ГЗУПИ, впрочем. Но зато Таня умудрилась каким-то образом завести крепкую дружбу с сыном ректора, а вот он чувствовал себя уже гораздо свободнее в том, что можно, а что нельзя разглашать. И за те в целом нечастые встречи с ним он успел мне показать немало интересного. Иногда мне казалось, что он воспринимал меня как восторженного ребёнка, с которым интересно ходить в цирк не столько ради самого представления, сколько ради наблюдения за реакцией этого ребёнка на всё то, что для него кажется чудом. А цирком была вся его жизнь, точнее мизерный кусочек его жизни, который я увидела.       И что самое интересное, мне казалось, что часть из того, что со мной произошло, я почти забыла — настолько, что не могла понять, то ли это и правда со мной произошло, то ли приснилось. Точнее, я по большей части склонялась, что это были именно сны — удивительно яркие, но всё-таки слишком эфемерные и невозможные, чтобы быть реальностью. Но порой мне в голову — нет-нет — и закрадывалась мысль: уж не могли ли мне просто зачистить память? Вполне возможно в условиях секретности, которую развели вокруг ГЗУПИ. И слишком уж фантастически, чтобы быть правдой.       Потом уж, когда с момента выпуска Тани прошёл не один год, а я сама закончила школу и поступила в университет — самый обычный, в отличие от ГЗУПИ — вся парадоксальность, к которой я успела прикоснуться лишь кончиками пальцев, ушла и из моей, и, что более удивительно, из жизни Тани. Она устроилась работать в музыкальную школу концертмейстером, трудилась там уже несколько лет, и ничего в её жизни не менялось. И вроде бы она даже не хотела ничего менять. Меня это удивляло, но на мои вопросы Таня говорила, что слишком устала за годы обучения, и сейчас единственное, что ей хочется — жить спокойной безбедной жизнью.       Я иногда смотрела на неё и не понимала. Сама я жила с вечным ощущением того, что я должна куда-то двигаться и что-то менять. Как будто не нашла ещё своё место в жизни. Я жила в вечном ожидании того, что всё может в одночасье перемениться, не знала, где я буду через год. Или даже полгода. Или даже где проснусь на следующий день.       Но Таня обрела стабильность и не желала её терять. ГЗУПИ остался в прошлом, и Таня по нему не скучала. Даже с другом своим она виделась хорошо, если раз в полгода. А то и реже. — Вы с Эдиком Хрусталёвым знакомы? — обратилась я к Лёше, прерывая размышления о судьбе Тани и пытаясь поймать за хвост мысль, которая в принципе спровоцировала все эти рассуждения. — Да! — Улыбка на лице Лёши буквально засияла, он даже несколько секунд так и ехал, отвлёкшись от дороги и глядя на меня, но потом всё-таки был вынужден снова средоточить внимание на дороге. — Ты в нужном направлении, — наконец, сказал он, поняв, что дальше я ничего говорить не собираюсь. — Развивай дальше свою мысль. — А что развивать? — Я откинулась на спинку сиденья. — Я про этого Эдика толком и не знаю ничего. Ну дружит он с моей сестрой, а толку? Они мне ничего не рассказывают, партизанят, как могут. Вот как будто на зло прямо! — Не на зло, Оля, — покачал головой Лёша. — Они действительно многое рассказать о ГЗУПИ не могут… — Знаешь, иногда такое чувство, что этот ваш ГЗУПИ — не университет, а какой-то филиал ФСБ!       Лёша не сдержал смешок но, сразу же взяв себя в руки, сказал: — Ну на самом деле твоё предположение может оказаться гораздо ближе к реальности, чем кажется. — Ну да, я даже не удивляюсь. Только знаешь, иногда даже обидно становится — чем я хуже Тани? Почему я отучилась в обычном универе, а она в этом вашем ГЗУПИ? — Ну-у-у… Ты ведь могла поступать, куда хочешь.       Я надулась и замолкла. Вообще-то, Лёша был прав на сто процентов, ничто не мешало мне пойти в ГЗУПИ. Но удержало меня то, что во-первых я боялась, что и там, как школе, меня будет преследовать призрак Тани, и все будут ставить мне её в пример, путать моё имя с её, а потом чей-нибудь добрый язык ляпнет, что я пошла по стопам Тани и воспринимаю её, как эталон. Само по себе сравнение с Таней мне не казалось чем-то обидным, но я хотела быть собой, а не младшей копией своей сестры. На всё это накладывалось мнение родителей, которые не горели желанием опускать меня в закрытый, мутный почти настолько же, насколько и сам ГЗУПИ, городок Лунадон, где располагался университет, да и чего уж там таить — я тупо не была уверена, что мне хватит баллов. Выпускные экзамены я сдала на уровне чуть выше среднего, но для ГЗУПИ требовались очень высокие баллы. — Оля, вообще знаешь, не сравнивай свою жизнь ни с Таниной, ни с чей бы то ни было, — внезапно прервал тишину Лёша спустя достаточно продолжительное время. — Это всё очень субъективно. Ты этого не замечаешь, может быть, но и ты достигла не мало за свою жизнь, да и не могу сказать, что она у тебя менее интересная, чем у большинства. — Пф… ты-то откуда знаешь? — скептически хмыкнула я. — Ну… Оля, я изучал твою биографию, считай, — заулыбался Лёша. — Даже не буду спрашивать, зачем. — Правильно. Не надо. Ты всё равно сама всё поймёшь. — Он ободряюще потрепал меня по плечу, и дальше мы поехали молча.       Я смотрела в окно и не могла узнать дорогу. Впрочем, трасса всегда, с одной стороны, выглядит примерно одинаково, а с другой — я не настолько хорошо знала её. Темнота и усиливающийся дождь ухудшали обзор, так что я могла лишь угадывать очертания деревьев, проносящихся мимо нас за окнами автомобиля. И я смотрела на них и пыталась собрать в кучу мысли, но никак не могла это сделать. Истина бродила где-то рядом, я не могла поймать её за хвост. Разум подсказывал, что пожалуй на некоторое время стоит отключиться и перестать осмысливать произошедшее — мне требовался тайм-аут, чтобы переварить всю информацию. Но в дороге было слишком много свободного времени, чтобы не думать. Останавливать бег мыслей за свою жизнь я так и не научилась, хотя уже не однократно имела возможность убедиться, что освоить это умение было бы очень даже полезно. — Мне кажется, мы как-то долго уже едем? — спустя ещё какое-то время, сказала я. — Возможно. — Лёша пожал плечами. — Я еду не очень быстро, обзор плохой, дорога незнакомая. Ты устала? Хочешь, разбудим Женю, а ты подремлешь на заднем сиденье? — Да нет. — Спать мне не хотелось совсем. — Просто мне казалось, что до дома ехать не очень далеко. — А. Ну ты не переживай — за ночь точно доедем, — заверил меня Лёша. — Даже ещё время останется. Можем даже остановиться где-нибудь. Вон, я уже вижу придорожное кафе. И оно даже светится — открыто, скорее всего. — Да не, мы же ели недавно. — Ели? Это пирожки, что ли? — засмеялся Лёша. — Да ну брось, перекусить никогда не вредно. Пойдём! Как раз ещё и заправлюсь.       В возражениях я не упорствовала. Я вообще-то любила всякие кафешки. Вообще любила открывать всякие новые места, любила заходить куда-нибудь, чтобы посидеть там некоторое время, а потом дальше уйти в рутину повседневных дел, чтобы, возможно, не вернуться в это место никогда.       Маленькое придорожное кафе на заправке приятно поразило. Я ожидала увидеть замызганную забегаловку с вероятно нерусскими кассирами за прилавками, дешёвыми пластиковыми стульями и с сомнительным ассортиментом, но неожиданно очутилась в красивом интерьере с деревянной мебелью, с украшенными картинами стенами и с приятной музыкой. А что больше всего удивило, так это наличие большого количества посетителей. Трасса казалась мне пустынной, а кроме неё и леса поблизости ничего и не было. Откуда в этом затерянном месте так много людей?       Лёша усадил меня за столик в дальнем углу и, попросив подождать, отправился делать заказ. Вернулся он через считанные минуты с двумя стаканчиками кофе и большой тарелкой с поджаренными пельменями. — Не знаю, как ты, а я пельмени фри ещё не пробовал, — объявил он, с размаху усаживаясь напротив меня. — Захотелось очень.       Я ответила ему застенчивой улыбкой. Он заплатил за меня, и от этого мне было неудобно. Почему он в принципе проявляет такую заботу ко мне, зачем ему это нужно? В голове не выстаивалось логической цепи, меня это приводило в смятение. — О чём опять задумалась? — спросил Лёша, закинув одну пельмешку в рот и, откинувшись на спинку стула, испытывающим взглядом уставился на меня. Он улыбался, казалось, его забавляло моё смущение. — Откуда тут так много людей? — спросила я, решив не развивать тему с внезапным вниманием к себе. Напрямую всё равно не спросишь, а даже если и спросишь, честного ответа не получишь. — Оля, я знаю, что тебе сложно будет это воспринимать по-началу, но привыкай, что мир нелинейный. Всё сейчас будет не таким, каким ты привыкла видеть. Эти люди могли очутиться здесь, а завтра они проснуться за тысячи километров от этого места. Просто прими это, как данность. — Но как это можно просто принять? Даже в математике большинство постулатов требует доказательств! — Они и тут есть. Просто не всегда человек в состоянии понять объяснение. Иногда ему достаточно знать только факт. Тебе, Оля, прежде придётся разобраться в себе, чтобы понять этот мир. Ты распаляешься на всё. Пытаешься ухватится за всё. А ты пойми, что происходит тут.       Он коснулся пальцем моего лба.       Я опустила взгляд. Он был прав, я совсем перестала понимать себя. Последние года два я чувствовала только то, что куда-то иду — иногда еле-еле переставляя ноги, иногда бегом, сломя голову — но для чего, к какой цели? Если подумать, я не могла вспомнить ни минуты за это время, когда я просто жила.

Sometimes, the last thing you want comes in first, Sometimes, the first thing you want never comes, But I know, the waiting is all you can do, Sometimes…*

— Иногда полезно просто перестать думать, — сказал Лёша. — Пойдём танцевать.       Я так и вылупилась на него испуганным взглядом, Лёша аж не сдержался и рассмеялся. — Ну, а что, гляди, мы будем не одни такие. — Он махнул рукой в сторону, где и правда танцевала целая кучка людей. — Я не умею… — озвучила я самый авторитетный аргумент. — Брось, фигня это всё. — Лёша поднялся и, взяв меня за запястье, потащил из-за стола.       Сопротивляться я не стала. Просто вдруг подумала, что танцевать на виду у всех — не в моём характере. А поступать против своего же собственного привычного поведения — это как раз уже было в моём характере. Я всю жизнь так делала: шла туда, где мне будет некомфортно, лезла туда, где страшно… И в этот момент чувствовала, что живу.       И это был тот случай. В тот момент, когда Лёша вытащил меня в толпу танцующих и повёл, я вдруг ощутила, как на краткий миг отступило напряжение, сопровождавшее меня с момента первой встречи с ним. Почему я не испытывала неловкости, почему вдруг стало всё равно, смотрят ли на меня другие, насколько глупо я выгляжу, почему не захотелось выдернуть свою ладонь из его руки? Почему даже в глаза его не было неловко смотреть? Я разглядела, что они были серо-голубыми.

      К моменту, как мы вернулись в машину, Женя проснулся и сидел на водительском кресле, отодвинув назад кресло и вытянув длинные ноги. — О, вы не могли там торчать ещё дольше? — ухмыльнулся он, как только я захлопнула за собой дверь, сев на заднее сиденье. — Жека, мы никуда не торопимся, — спокойно проговорил Лёша. — Ну да, а мне тут в кайф ждать, когда вы удосужитесь ехать дальше. — Так, а в чём проблема? Присоединился бы.       Женя махнул рукой и завёл машину. Я с опаской косилась на его затылок. Ну почему он вечно такой ершистый? Со всеми или только в мой адрес? Что ж, во всяком случае, на заднем кресле можно было быть уверенной, что он меня не видит.       Гнал он очень быстро. После аккуратной езды Лёши казалось, что Женя мчит быстрее света. Но мне нравилось смотреть, как за окном проносятся тёмные силуэты деревьев, смазываясь в одну сплошную тень. Наверное, если бы я умела водить, в глубине души хотела бы гнать так же.       Замедлился он только когда въехал в город. Я его узнала сразу же: с детства знакомые улицы, треугольные крыши домиков. Разве что вдруг показалось, что город резко помолодел: покосившиеся заборы стали ровными, облупившаяся краска засияла, будто её наложили только вчера.       Женя остановил машину на привокзальной площади. Я закопошилась на заднем сиденье, готовясь вылезать из машины. Но прежде чем я дотянулась до ручки двери, Лёша и Женя ко мне развернулись. — Дойдёшь до дома сама? — спросил Женя. — Да. — На миг я даже удивилась, что они собираются отпустить меня. — Мы просто подумали, что тебе надо побыть одной, — пояснил Лёша. — Как бы перезагрузится. Завтра проведи этот день так, как хочешь. Можешь посидеть дома, или погулять, может быть, посетить свои старые места… В общем, всё, что придёт тебе в голову. А через день, давай договоримся, встретимся здесь же в полдень. — Эм… хорошо, — согласилась я. Впрочем, у меня был ли выбор? Я всё равно не знала, что делать. Я уже третий день чувствовала, что потеряла ведущую роль в своей же жизни. Это приносило ужаснейший дискомфорт. — Замечательно, вот и договорились. — Женя отвернулся обратно к рулю. — Ну… я тогда пошла.       Я опять было схватилась за ручку. — Оля! — окликнул меня Лёша. — Вот, возьми ещё. — Он протянул какой-то предмет.       Я послушно взяла его, и поняла, что это шокер. — Ох, ну это явно было лишним. — Наверное. Но мало ли. — Ладно… Спасибо. — Я не видела смысла тратить время на споры. Ну хотелось им дать мне шокер — ну ладно. Хотя я была уверена на сто процентов, что никто ко мне не пристанет. В этом плане я действительно была невероятно везучей. — Вот и хорошо. Можешь даже, если что, просто напугать звуком. А потом беги. — Или можешь представить, как твой обидчик проваливается в дырку в земле, — добавил Евгений. — Жека! — возмутился Лёша. — Ну, а что, совет же работающий. — Ну ладно. Теперь я точно пошла. — Да-да, иди, — махнул рукой Женя.       Я вышла из машины. — И не забудь, через день здесь же, в полдень, — крикнул Лёша, прежде чем хлопнула дверь.       Я побрела к железнодорожным путям. Мне предстояло перейти через них, чтобы попасть на ту сторону города, в которой находился мой дом. До нормального перехода идти было далеко — и разумеется, тащится туда мне было лень. Так что я пошла прямо, перешагивая через рельсы. Было темно, но я эту дорогу знала практически наощупь.       Пока шла, в очередной раз обдумывала, что же мне делать? А может быть, это прекрасный повод наконец-таки сбежать? Просто не прийти послезавтра в полдень на привокзальную площадь. Вдруг это прекрасный момент, чтобы вернуться к нормальной жизни? Пусть даже в этом видоизменённом, ставшем ненормальным, мире?       В размышлениях я не заметила, как преодолела весь путь до дома. Тем более, что идти было не так уж и далеко. И только я приблизилась к знакомому забору, как опять испытала львиную долю досады. Калитка была закрыта. На ней висел незнакомый мне кодовый замок. Наудачу я попробовала код от предыдущего замка, и вполне ожидаемо он не сработал. Стояла глубокая ночь. Звонить маме, чтобы она открыла мне калитку, не хотелось.       Я встала на камень, вплотную лежавший у забора и, взявшись за верхний край, подтянулась и перекатилась за забор, неловко, но нетравматично упав на землю. Этот трюк я уже проделывала второй раз в жизни, так что даже особо не задумывалась. Ну через забор, так через забор. Поднялась по крыльцу, и вдруг осознала, что ключей-то у меня с собой и нет. Опять на удачу дёрнула дверь.       Она открылась. Очень странно. Мама не любила держать двери открытыми даже когда она не спала. Закрывала их даже на пятнадцать минут. Что в этот раз? Может быть, сестра её предупредила, что я приеду?       А впрочем, подумаю об этом завтра.       Я тихо, чтобы случайно не разбудить маму, сняла кеды и прошлёпала в свою комнату. Сдёрнула покрывало и плюхнулась в кровать прямо так, как и была — в дорожной одежде, отдавая себе отчёт, что зря ленюсь. Но уж слишком я устала.       Всё завтра. Но… а не показалось ли мне, что на окнах как будто решётки другие?       Прежде чем я успела осознать эту мысль до конца, меня накрыл сон. _____________________________________________________________________________ * Иногда, последнее, чего ты желаешь, приходит первым, Иногда, то, что хочешь больше всего, не придет никогда. И я знаю, ожидание — это все, что ты можешь сделать, Иногда © Aqualung — Strange And Beautiful