***
Аллен провёл рукой по своим волосам, откидывая взмокшую чёлку назад, так что свет луны касался той части шрама на лбу, что не была закрыта татуировкой, огонёк в его второй руке загорелся, позволяя лёгким жадно втянуть склизкий сизый дым, что наполнял ядом каждую клеточку молодого организма. Полностью обнажённый, совершенно этого не стесняющийся, он стоял на балконе, иногда поджимая остуженные пальцы на ногах, и смотрел на огни ночного города, щуря ртутно-болотистые глаза. — И не боишься простудиться? — раздалось сзади, и на бледные плечи лёг колючий плед. — Это просто разрядка, Тики, — выдохнув дым, произнесли губы без какой-либо тени фальши. — А ведь я тебе предлагаю больше, чем периодический секс, — португалец в синем банном халате, с завязанными в свободный хвост волосами и расслабленной спиной выглядел по-домашнему уютно, только Аллена от этого скорее тянуло блевать. — Нет, — лениво ответил он, с жадностью втянув новую порцию яда, чтобы отдать его белым облаком этому чёртовому ночному небу. Ночной декабрь радует диким холодом, так что от собственного дыхания словно слипаются ноздри, и чернильным небом, усеянным тысячами мелких крупинок-звёзд. Всё же хорошей идеей было выбраться вместе с друзьями в загородный дом перед Рождеством. «Но плохой идеей было это делать вместе с Кандой», — думает Аллен, тщетно пытаясь зажечь искру окоченевшими пальцами. Он стоит в одних лишь свитере с оленями и наспех обутыми тапочками, которые уже насквозь промокли, как и ткань бежевых брюк, ведь стоит он по колено в сугробе. За его спиной — деревянная стена, с которой веет теплом и музыкой, казалось бы, не мучай себя и вернись к празднику, но… «Мы опять поссорились», — Аллен тихо выдыхает сквозь зубы, которыми он вцепился в сигарету, уже почти смирившись с мыслью, что так и не сможет подкурить. — Помочь? — вместе со словами громко скрипит снег, когда Канда встаёт напротив него, аккурат туда, где на морозную поверхность падает свет с квадрата окна и разноцветье гирлянды, и, не дожидаясь ответа, кладёт ещё дышащую жаром руку на затылок, притягивая к своему лицу — достаточно близко, чтобы Аллен смог подкурить с его сигареты. Стоило бы оттолкнуть этого придурка. Стоило бы обиженно высказать всё, что он думает про него, про их ссоры и эти странные отношения, но… — Прости, — бросает Юу, когда наконец загорается чужой огонёк, не отстраняясь, хотя свою «миссию» он вроде выполнил. Конечно, он понимает, что в этот раз сам сказал то, что не стоило бы говорить — Мелкий и так болезненно переживал смерть родителей. И словно бы у них дурацкая игра: косячить по очереди, чтобы потом искать друг друга и просить прощения. — Ничего, — Аллен выдыхает и впервые за весь этот день решается посмотреть в глаза Канды, чувствуя, что утопает в этом омуте глаз, и поддаётся вперёд, касаясь горечи мягких губ, обнимает и утыкается холодным носом в тёплую шею. — Просто… больше не говори такое. — Хорошо, — звучит где-то над макушкой вместе с ответными прикосновениями. А потом Канда бурчит что-то о том, что только такой Стручок, как он, мог выйти без пальто на улицу, выдает ему подзатыльник и, не дав докурить, выгоняет обратно. Уже совсем не хочется злиться и думать гадости, а только поскорее выпить горячий пунш и пойти наверх — вместе с ним, в их комнату, и всю ночь слушать музыку первого этажа, хотя им будет вовсе не до неё. — Знаешь, Малыш, ты слишком зациклился на прошлом, и… — не успевший начаться сеанс по выносу мозга перебили всё тем же коротким и сухим «нет». Обожжённые пальцы поспешили затушить сигарету о перила балкона, особо не беспокоясь сохранностью его вида. Аллен, сверкнув бледной задницей, возвратился в теплоту комнаты, чтобы как можно скорее собрать вещи, попрощаться и уйти, словно покидая место преступления. «Это только физическая потребность». Уже три года прошло, как Аллен Уолкер и Канда Юу расстались. Уже год, как первый ходил к Микку, и их «отношения», если это можно назвать так, ни на йоту не сдвинулись. Словно Малыш, давно уже не являющийся мальчишкой, навсегда запер свою душу для счастья и новых отношений из страха, что прошлая история повторится. Так думал Тики, смотря на уже холодную разворошённую постель.Убийство первое
21 января 2019 г. в 02:11
Небольшая кофейня залита теплым майским светом тихой улицы, в помещении витал горьковато-карамельный аромат жаренных кофейных зерен, нагретого песка и старой бегонии, гордо подвешенной над кофе-машиной.
За барной стойкой колдовали тонкие руки в белых перчатках: смешать два сорта, сделать таблетку и одним ловким движением забить фильтр в холдер, пока готовилась основная часть, налить в питчер молоко, слить с паровой трубки воду и только после этого поднести стальной кувшин, не позволяя пене подняться; смешать два таких разных ингредиента, поставить белую чашку на картонную подставку вместе с двумя маленькими печеньками. Вот так. Всё точно, никаких лишних движений, чтобы после всего можно было с улыбкой наблюдать, как посетители пьют «самый вкусный кофе во всем Лондоне».
— Лави, — Аллен с беспокойством наблюдает, как его друг осушает уже четвёртую кружку «халявного» кофе. Причиной его волнения было вовсе не опасение за сердце рыжего приятеля, и даже не за ограниченный лимит служебной карты. — Ты уверен, что твой друг придёт?
— Пф! Конечно, — одноглазый парень задорно улыбается. — Не боись, у него такой же «милый» характер, как и у тебя, — Лави поправляет свой оранжевый шарф, который он неизменно носит, что называется, и в дождь, и в снег, и в жару, и с дамой на мягком ложе.
«Ха, вряд ли кто-то может со мной сравниться».
— О, а вот и он, — Лави оборачивается к вошедшему человеку, махая рукой. — Юу-у, иди сюда!
— Заткнись, кролик. Какого чёрта нужно было встречаться в этой дыре? И где он?
«Юу» оказывается азиатом лет двадцати с тёмными длинными волосами, собранными в высокий хвост с двумя обрубками прядей по обе стороны от его лица, так что можно увидеть стальной кафф на хряще. Высокий, со статной фигурой, которую не мог скрыть даже чёрный плащ, с бледными руками и стальным синеватым взглядом — последнее, отчего-то, сильнее всего запомнилось. «Чёрт, да он хорош, — мелькает в светлой голове прежде, чем там же зарождается усмешка. — Только что он сказал? Дыра?»
— Дыра у тебя в штанах. Причём дыра — как вход в общественное место, — с милой улыбкой отвечает бариста, немного нервным движением протирая высокий прозрачный стакан для молочных коктейлей.
Лави еле сдерживает желание закрыть лицо рукой и протянуть: «Ой, дура-ак».
— Познакомься, это — Аллен. Твой сожитель.
Синие глаза прищуриваются и оценивают «наглую выскочку». Седые волосы, серая морда с татуировкой на всё лицо, худощавое тело и лилейная улыбка семнадцатилетнего сорванца. Наверняка его в школе часто лупят.
— Стручок, появились лишние зубы? Могу помочь избавиться от них, — японец с нескрываемым раздражением нависает над барной стойкой, буравя колючим взглядом татуированное лицо.
— О-о-о, я смотрю, вы уже ладите! — протягивает Лави. — Тогда я пойду… меня там того… ждут, — поспешив собрать конспекты, он шепчет Аллену: «Хоть немного держи язык за зубами, он и ударить может», — желая покинуть как можно скорее это потенциальное место погрома. Или убийства.
— Сделаешь мне американо? — рыжий парень в деловом костюме оперся руками на гладкую поверхность дерева, широко улыбаясь человеку «по ту сторону».
— Если заплатишь — сделаю, — блондин растянул губы в ответ, наливая в джиггер клюквенный сироп.
— А как же по старой дру-у-ужбе? — с нотками плаксивой обиды протянул клиент, чуть ли не разваливаясь на стойке. — Ну позя-язя-я.
— Слушай, у тебя есть работа и…
— А это вообще просто твоё хобби! Вот чего тебе не хватает? — завел свою старую шарманку Лави, на которую оставалось лишь закатить глаза и продолжить готовить коктейль. — Тебе достаточно пару раз в день проверять сайтики на наличие угроз, и всё! Делай что хочешь! Но не-ет, он подрабатывает в этом кафе.
— Так, ты будешь брать кофе или нет? — Аллен опустился на корточки и открыл барный холодильник.
— А мозгов там нет? Вдруг тебе поможет, в чём я сомневаюсь, — цедит Канда сквозь зубы, стискивая белую кружку в своих руках. Они даже не покинули пределы этой дыры, а ему уже хочется свернуть шею своему новому сожителю.
— М-м-м, — раздаётся откуда-то из-под барной стойки вместе с копошением. — Есть почки в формалине, печень, кровь девственницы, а вот мозги — увы и ах! Зато есть то, чего не хватает тебе, — Аллен захлопывает холодильник, и с тихим цоканьем на стойку падает пакет с чем-то заледеневшим, что на поверку оказывается половым органом какого-то рогатого животного. — Дарю! Пользуйся на здоровье, мил-добр человек!
Лицо Канды багровеет от злости, и он, уже не сдерживая своей ярости, хватает чмырёныша одной рукой за грудки, притягивая к своему лицу через барную стойку. «Ну всё, Аллен, не видать тебе очередного соседа, как и еды в холодильнике», — мелькает в седой голове, пока в эти секунды вторая рука замахивается для удара.
— Простите, сэр, — всего в миллиметре от бледного лица кулак останавливает изящная ладошка с французским маникюром. Клауд, администратор этого заведения, сухо улыбается мрачному гостю. — Избиение бариста не входит в стоимость кофе.
С чуть было не пострадавшей стороны слышится смешок.
— Разве что за дополнительную плату.
— Аллен, ты ведь не из-за него тут работаешь? — Лави отпил кофе, словно всем своим видом пытаясь показать, что он задал вполне себе стандартный вопрос и в этом нет ничего необычного, если не брать в расчет внимательность зеленого глаза.
— Смею тебе напомнить, что я работал тут задолго до встречи с ним, — бариста флегматично пожал плечами, чтобы в следующую секунду мило улыбнуться подошедшей клиентке.
Аллен Уолкер любил свою работу. Конечно, ему нравилась его должность заместителя компьютерной безопасности, ведь о чем еще может мечтать человек, который всю жизнь работал по двенадцать часов на физически сложных работах, как не о том, чтобы зарабатывать себе на жизнь «парой кликов» в день.
«Просто ему не хватает живого общения», — с улыбкой успокаивала Лави Линали, отпивая «самый лучший кофе».
И ведь правда, Аллен сам по себе был весьма общительным и пользовался огромной популярностью как у дам, так и у парней. Привлекательная, даже скорее экзотическая внешность: седые волосы, ртутный взгляд с каплями печали и отчасти — мудрости, у зрачка, татуировка на лице, что вовсе его не портила, «рукав» из различных чернильных узоров на некогда обожженной коже, всегда накрахмаленная белая рубашка с красной лентой и статная фигура уже-не-мальчика, — мало кто мог пройти мимо и остаться равнодушным. Отчего-то каждому человеку хотелось взять себе это словно бы сошедшее со страниц скандинавских легенд существо. Приручить и сделать его своим. Однако Аллен, несмотря на такое количество воздыхателей, предпочитал оставаться в одиночестве.
Аллену Уолкеру было двадцать три года, и он словно всё ещё ждал его. Печально-холодный, с потускневшей за эти года улыбкой и покрывшимся ржавчиной сердцем.
Так думал Лави, глядя на своего друга.