Страх

Уилл Грэм не привык к тому, чтобы кто-то давал ему прозвища или уменьшительно-ласкательные. Все устойчиво называют его Уиллом и только Молли в редких случаях могла произнести его полное имя. — Уильям, — звучит в его ушах, когда он бежит по белому зданию, воплощению каменной мощи популярного в начале века сюрреализма. Голос жены лишь раз эхом достигает его, заменяясь давящим голосом Лектера. — Уилли. Было то насмешкой или попыткой проникнуть под кожу неожиданным склонением имени. Весь их разговор в камере на счёт дела Зубастого Пидора* сопровождался их взаимным киданием друг в друга дротиков, «Уилли» был один из немногих в его адрес. Он должен был понять сразу, что Ганнибал Лектер делал слишком мало выпадов, вопреки его составленному профилю специалистами. Именно поэтому он пропустил тесак, что в его спину вонзил бывший психиатр. — Хочешь знать, почему ты смог меня поймать? Потому что мы похожи. Хочешь почувствовать этот запах, понюхай себя. Заставить его так бояться, до паники, до атрофирования спасительных мыслей не на тему произошедшего. До бега по лестничному лабиринту психиатрической лечебницы для умалишённых преступников. Уилл ничего не боялся толком в своей жизни. Точнее, когда он боялся, то он просто тут же избавлялся от источника переживаний. Агрессивно, целенаправленно, динамично. Как когда атаковал и подстрелил Лектера, держа свои кишки горячей змеёй в руках. Которые почему-то не были повреждены от лезвия, подарившего ему вечную улыбку. Даже когда он работал ещё в полиции и первым шёл «в поле». Когда пробрался через тернии на пути к службе в ФБР, даже не особо замечая сопротивления судьбы. Его бег замедляется, а сам он тяжело дышит. Почему он ушёл из ФБР после дела Лектера? Всего лишь ещё одно ранение, которое, несмотря на всю тяжесть, было несколько меньше опасно для его жизни, чем пули и другие колотые раны во время работы копом. — Хочешь знать, почему ты смог меня поймать? Потому что мы похожи. Хочешь почувствовать этот запах, понюхай себя. Только на улице он смог начать дышать, грудь жгло и давило, но не сколько от пробежки (он даже в отставке не забывал о физической подготовке), сколько от шока. Он старается вспоминать Молли, но видит лишь ядовитую зелёную траву. Жена была его спасительным якорем, домом, подругой. Она всегда давала ему шанс на простую жизнь, без лишнего самокопания и в дали от работы полной насилия. Он бы никогда не выбрал работу после дела Лектера. Не когда она сидела у его кровати в больнице, не когда просила бросить всё это, ради неё и сына. Не когда он чувствовал себя хищником, достигнувшим крупной добычи и мог им остаться, если бы не выбрал Молли. Он был с остервенением брал одно дело за другим, ловил одного ублюдка за другим. Но тогда бы он не был победителем в их борьбе с Лектером. Как же его изменила поимка доктора Лектера? Он не должен думать об этом, просто не должен. Он должен позвонить Молли.