00Question

— Что поделать, 007, вы по-прежнему лучше всех играете в покер, — Мэллори произносит это так, будто сам не верит, не хочет верить, не хочет признавать, что это правда. Он бы с удовольствием добавил в конце этой фразы что-нибудь вроде «кроме меня, разумеется», но он слишком честен. Мэллори слишком честен, чтобы быть хорошим игроком в покер. Мэллори недостаточно честен, чтобы добавлять «надеюсь, всё пройдёт лучше, чем в Черногории», хотя именно эта надежда читается на его напряжённом лице. Бонд сухо кивает в ответ на невысказанное. Кью ничего не знает про Черногорию, просто не было пока нужды залезать в архив, хотя он и догадывается, что сочетание агента 007 и азартных игр не заканчивается ничем хорошим ни для 007, ни для МИ-6 в целом. Его волнует другое: за игровым столом Бонд сможет рассчитывать в большей степени на себя и свои психологические способности, а это, по его мнению, не такая уж большая гарантия успеха операции. — Не волнуйтесь, Кью, — Бонд перебивает его во время последнего инструктажа и хватает со стола опытный образец, пока больше похожий на небольшую полуразобранную микросхему. — У меня всегда есть козырь в рукаве. Что это? Я не волнуюсь, хочет возразить Кью, и поправляет очки, как делает всегда, когда волнуется. — Положите на место, 007. Это не для вас. Козырь в рукаве, говорите? Все козыри в ваших рукавах предоставлены техническим отделом… — Постараюсь вернуть их в целости и сохранности, — продолжает за него Бонд, и они оба знают, что этого не будет. Иногда Кью думает, что Бонд уничтожает оборудование специально. Из личной неприязни к нему. Говорят, нелюбовь к человеку иногда проявляется в порче его вещей, с виду совершенно ненамеренной, вроде случайно разбитой посуды. Личная неприязнь не должна мешать работе, Бонд действует непрофессионально, — думает он и прячет за этим глухим раздражением на чужой непрофессионализм душевную обиду. Всегда неприятно, когда тебя отвергают. Даже если ты ничего ещё не успел предложить. Такой предупреждающий маневр. Но Кью — профессионал. Он не будет демонстрировать обиду. И не собирается ничего предлагать. Бонд уходит, унося с собой самодовольную ухмылку и кое-что из оборудования, Кью остаётся один на один со своими мыслями, спутанными, как провода в серверной. *** В Азии всё не так. Это другой мир, изнанка ткани бытия, пугающее своей почти-нормальностью Зазеркалье. Макао, полуазиатский Лас-Вегас, кажется плохой пародией на Лас-Вегас настоящий. Карикатурно. Утрированно. И уж точно не похоже на Черногорию. — Что вы сказали, Бонд? Черногория? — Забудьте, Кью. Чёртовы наушники, которые разбирают даже бессвязное бормотание себе под нос. Впрочем, Бонд не позволил бы себе даже шёпота, если бы его мог сейчас подслушать кто-то кроме Кью. Иногда он шутит: ваш следующий наушник вы воткнете мне прямо в мозг и будете читать мои мысли, верно? Кью из вежливости улыбается, но думает: не дай бог. Макао, самый европейский из всех азиатских регионов, пугающее столкновение культур, рас, языков. Тут достаточно европейцев, туристов и бизнесменов, чтобы Бонд с его типично британской физиономией не выглядел подозрительно, хотя паспорт у него португальский. Тут — к счастью — почти все говорят на скверном английском. В районе, под завязку набитом казино, Бонд чувствует себя собакой, испугавшейся фейерверков и убежавшей от хозяина. Слишком громко, слишком ярко, в воздухе взвесь пыли, бензина, острых специй и морской сырости. Пляжи здесь дрянные, хоть и район туристический. Он повинуется голосу Кью в наушнике почти бессознательно, сворачивая и проходя куда надо, он не отгоняет от себя настойчивое видение мертвых глаз Ле Шиффра с его кровавой слезой, потому что знает, что им на смену придут совсем другие мёртвые глаза. Казино отдаёт той же азиатчиной, попыткой привнести немного традиционной культуры в самый капиталистический угол страны. Фонарики, изогнувшиеся под немыслимым углом драконы, золотое на красном, чёрное на золотом, золотое на чёрном, ставки на красное и чёрное. Машина по выкачиванию денег из карманов богатых европейцев и американцев, завернутая в красивый фантик традиционной культуры. Где-то на другом конце света Кью взламывает камеры казино. Теперь он видит Бонда, проворно идущего между столиками, его безупречно прямую спину в безупречно сидящем пиджаке, и нервно сглатывает. Он просчитал математическую вероятность собрать каждую из покерных комбинаций, но какой в этом толк, если Бонд непредсказуем, как хорошо перетасованная колода карт, в которой пятьдесят четыре джокера. — Наша цель за столиком номер четырнадцать, — говорит он, приближая изображение с камеры. — Бонд, садитесь ближе к крупье и немного боком, так я смогу видеть ваши карты. Бонд садится ровно напротив их цели — пожилого азиата, некрасиво стареющего, с обвисшими, как у бульдога, брыльями. Свирепый взгляд доводит сходство с собакой до комического: китайский Черчилль, ни дать ни взять. Джеймс садится напротив него, достаточно далеко от крупье. — Бонд, — стонет в наушник Кью, который теперь видит только затылок, спину и часть стола. И, кроме того, отлично видит пародию на Черчилля. Местный магнат. Противник западной экспансии. Мафиози. Ненавистник бывших стран-метрополий. Предпочитает, к счастью для них всех, банальный «холдэм», но с высокими ставками — достаточно высокими, чтобы охотников играть с ним было немного даже здесь. Он азартен, болезненно азартен, и он достаточно хороший игрок, чтобы не уйти с пустыми карманами. Их игра со стороны напоминает перетягивание каната между двумя силачами: ни туда ни сюда, проиграл — отыграл обратно, Джеймсу начинает казаться, что его берут измором, что он застрял в лимбе и обречён играть здесь до скончания веков под китайскую музыку, исполненную на европейский лад, а потом под европейскую — на китайский. …Кью видит флоп — три карты на столе, дающие простор для фантазии. Две дамы и десятка. Мафиози повышает ставку вдвое. Бонд молча поддерживает, слушая в наушнике сиплое дыхание Кью. Тёрн выдаёт короля, ривер — десятку. На ривере китаец, промокнув лоб мятым белым платочком, на плохом английском объявляет all in. Ставит всё, что имеет. Бонд поддерживает, добавляя ещё: у него чуть больше фишек, и китаец кивает, объясняясь с крупье на местном отрывистом, как собачий лай, диалекте, и что-то чертит в чековой книжке. А потом небрежно бросает на зелёное сукно (разумеется, с рисунком в виде дракона) короля и десятку. Фулл-хаус. Кью в наушнике уже даже не дышит. Даже если у Бонда есть дама для второго фулл-хауса, он проиграл. — Вскрывайтесь, вы, пижон, — доносится из наушника зудящий голос. В ответ Бонд мягко и ласково, будто при обольщении очередной осведомительницы, произносит — достаточно громко, чтобы его слышали и крупье, и китаец, и квартирмейстер: — Это большая удача, когда на твоей стороне играет Кью чёрной масти. Кью молчит и трёт глаза в надежде проснуться от затянувшегося кошмара, а потом с облегчением смеётся, когда Бонд выкладывает на сукно даму треф и даму пик. Две чёрные литеры «Q» — queen — обеспечивают ему «каре» и баснословный выигрыш. Дальнейшее уже детали: китайцу требуется лишь залезть лапой в один засекреченный счёт, чтобы возместить разницу в ставках, и Кью отслеживает транзакцию; Бонд уходит из казино, переведя всё выигранное он-даже-не-знает-куда, просто согласно инструкциям. Он уходит из казино, не слушая нудящий в ухе голос Кью, и идёт в сторону побережья, а за ним следуют двое одинаковых с виду азиатов в черных костюмах, в каких обычно ходят секьюрити. Здесь на улицах так шумно, что стрельбу не слышно уже за пол-квартала, и так людно, что слиться с толпой до обидного легко. Бонд снова чувствует себя потерявшимся псом, когда выныривает в совершенно незнакомом месте после забега по пестреющим неоном улицам, и голос в наушнике снова направляет его, будто подзывая: ко мне, мой мальчик, и больше не убегай. *** — Кью чёрной масти, значит? — Я же говорил, что у меня всегда есть козырь в рукаве. Кью зажат собственными руками, скрещенными на груди, он весь деревянный, каменный, с залёгшей на переносице морщинкой, со стиснутыми зубами; он просто хочет знать, к чему была эта... метафора. Дама пик, Королева Мечей. Кью провёл достаточно времени за поисковиком, чтобы узнать значение карты, но не признался бы в этом даже под пыткой. — Все ваши козыри в рукаве предоставлены техническим отделом. — Самый лучший козырь в рукаве тот, который находится в совершенно другом месте, — Бонд прищуривается и вынимает крохотный наушник. — Я хороший игрок. — Вы невозможный игрок. Вы чуть не проиграли. И не дали мне возможности скорректировать ваши действия. — Знаете, чем покер похож на секс? — Понятия не имею, — Кью дёргается, как от лёгкого удара током, и ещё сильнее стискивает пальцами собственные предплечья. — Если нет подходящего партнёра, стоит обзавестись хорошей рукой. Мне просто повезло, Кью, вдвойне повезло. Так иногда тоже бывает. — Ваша «хорошая рука»? — И подходящий партнёр, — Бонд резко кивает, заканчивая разговор, и уходит. Он позволяет себе улыбнуться лишь в коридоре. Кью качает головой, демонстрируя высшую степень укоризны, но до самого вечера с его губ не сходит что-то, отдалённо напоминающее довольную улыбку.