***
Что я могу нового для себя взять? Ну… Я — ребенок. При этом, очень, ну прямо дико необычный. Или дело в том, что мне далеко не полтора года, как должно быть по идее? Ох, неважно. У меня причудливая азиатская внешность — узкий разрез раскосых глаз, радужка тёмного-тёмного синего цвета (такие хочется скрыть какими-нибудь карими линзами и прокричать «не выделяйся!»), волосы вороные и жесткие, не расчешешь с первого раза — я, собственно, девочка и у меня довольно-таки взрослая душа, возраст которой часто помогает выпутываться из неприятностей. Например, вы знаете, как ведут себя полуторагодовалые детки? Рыдают, едят, пытаются воспроизводить нормальные человеческие звуки и делают не совсем приятные вещи? Ну… В основном — да, это правда. Но знаете ли вы, что творится в голове такого ребенка? Пустота? Ноль без палочки вместо нормальных мыслей? Тараканы какие-нибудь или маленькие человечки, которые неумело дергают за рычажки в его голове, заставляя творить всякую хрень, типа уронить на себя утюг или сунуть голову в духовку? Мне кажется, что в голове у любого ребенка сидит такой же мученик, как и я, и пытается изобразить из себя нормального такого среднестатистического ребенка, а выходят вот эти вот стереотипы, по принципу которых мы терпеть не можем детей, так как думаем, что они просто мечтают убить себя. Например, первые несколько часов я вообще провалялась в обмороке, а потом с умным видом падала в него вновь, когда случайно заглядывала в зеркала (кстати, возможно именно из-за этого появилось русское суеверие, что детям до года нельзя смотреться в зеркало). Многие говорят, что дети — зло, и я прямо-таки со слезами на глазах и упавшим с души камнем могла согласиться с ними раньше, однако сейчас… Сейчас я им сочувствую, так как быть ребенком — пиздецки сложно. Ты не знаешь как нужно себя вести, не знаешь языка и предыстории, просто однажды умираешь, открываешь глаза — оппа! А ты, оказывается, мало того, что не мертвый, так ещё и ребенок, характер и повадки которого ты должен повторять точь-в-точь, чтобы не вызвать подозрений. Возможно, у меня появится шанс найти братьев по несчастью в худшем месте на свете, которого мне так или иначе не избежать: в детском аду. Простите, опечатка — в детском саду. Хотя не такая уж и ошибка, истинная правда. По-другому это место не как не назовешь, кроме как Адом. И… Так как я ребенок, этот этап мне нужно будет пройти второй раз в жизни. Пфе… Час от часу не легче.***
Скажу честно: когда твой день начинается не с чашки кофе — это хреново. А вот когда твой день начинается мало того, что в пять утра, так ещё и с чьей-то мельтешащей детской мордашки — такого слова я не могу сказать в силу отсутствующего языкового барьера и детей, сидящих в прямом эфире, однако хочу заметить, что это о-о-очень плохо. «Ни хао!» — слегка пищащим голоском поприветствовал меня странный пухлощёкий ребёнок с умными глазками-бусинками, однако я спросонья только широко-широко зевнула и отмахнулось, пухлой ладошкой едва не заехав тому в глаз. Да-а… Китайский язык — такая дичь. Особенно дичь будет дичью, когда оказывается, что китайский язык — родной этого тела, и дети такого возраста уже должны говорить как минимум стандартные фразы типа «привет», «спасибо», «пока» и «мама». В силу действия своего довольно-таки взрослого сознания, могу признаться, что самые легкие фразочки на китайском я знаю, хотя многое уже смогла подучить лишь за тот почти что год, который я нахожусь в этом теле (что значит «Почему ты не можешь сосчитать точную дату? Мне что, зарубки делать?!), и даже могу попробовать произнести (опять же с дикими акцентом), однако не думаю, что из этого что-то выгорит. Меня сочтут либо за отстающую в психологическом плане, либо за ребенка с явными проблемами с произношением (что в будущем может вытечь либо в поход к логопеду, что является самым оптимальным вариантом, либо в конечном счете может перерасти в дислалию или паралию). — Хуа Юн! — удивленно выпучила глаза женщина (ладно-ладно, моя мать) и пожурила меня какими-то ласково-обвинительными словами, включая свет и заставляя меня убито взглянуть на неё темными узкими глазами. Женщина, это вообще-то не ты тут проспала шесть часов вместо положенных тринадцати и пытаешься восстановить порядок в организме! Но дело, кажется, принимало серьёзные обороты - когда меня называли по имени и фамилии сразу, значит, мама была настроена отнюдь не поиграть. Честно сказать, сколько я не пыталась сказать матери что-то очень важное (например то, что мне вот прямо сейчас нужно сходить в туалет, если ты не хочешь менять мне памперс, то тебе лучше меня послушать, глупая женщина!), она меня либо не понимала, либо не слушала. Ну, ладно, не мои проблемы, но и приятного, конечно, мало. Ох, точно! Я поняла, что пора вернуться в реальность, когда меня вытащили из-под одеяла и подняли в воздух. Я подавила желание завизжать, когда открыла глаза и увидела перед собой сосредоточенное мужское лицо — шрамы на подбородке, под глазом и где-то на лбу были старыми и зарубцевавшимися, глаза алые и раскосые, на которые спадала чёрная длинная чёлка, смотрели цепко-цепко, словно выискивая какой-то изъян или погрешность, где-то на шее виднелся кусок чёрной непонятной татуировки. Мужчина внимательно прошелся глазами по мне, держа моё тельце на вытянутых холодных руках, которые обхватили меня за бока, отчего у меня кожа покрылась мурашками, после чего растянул губы в мягкой улыбке и махнул головой, кивая — забавный хвостик на его макушке метнулся вверх, приковывая к себе взгляд. — Очаровательная, — одобрительно сказал китаец и, посадив меня себе на руку, провел указательным пальцем другой ладони по моей щеке, убирая черную короткую прядь за ухо. Мне оставалось только смущённо моргнуть и смотреть вперёд — только не в лицо мужчине, потому что тот явно бы увидел, насколько у меня полыхают щёки. — Какой у неё огонь? Огонь?.. Может быть, я что-то неправильно поняла? Огонь… Какой он у меня может быть? В душе, возможно? Мол, я такая хорошая и свободолюбивая, во мне горит пламень надежд… Отец с матерью взволнованно переглянулись. Кстати, это был тот самый редкий случай, когда я вновь увидела своего отца. Он редко появлялся дома (как я могу судить, ведь за тот год он заявился лишь раза четыре максимум), наверное, был каким-нибудь там офигенным работягой или тупо обманывал мою мать, изменяя ей и растрачивая деньги. Хотя он на такого человека даже отдаленно не похож, поэтому вариант первый более подходящий. Мать кашлянула в кулак и смущенно потупила глаза, заламывая пальцы — было видно, что следующие слова даются ей либо с трудом, либо… с ещё большим трудом. Мейронг в словах невольно запиналась. — Ли-сяншен, — уважительно обратилась к незнакомому мне мужчине мать, а судя по его виду, ему это прельстило. — Хуа Юн, возможно, не имеет огня. К сожалению, даже намека на существование её силы я пока не замечала. Она не может послужить вам должным образом… — Зови меня просто Лао-Ли, Сяо-Бянь, мы всё-таки давние знакомые с твоим мужем, — попросил он, делая небрежный жест смуглой рукой, а второй продолжая придерживать меня. — Нет огня?.. — мужчина прикрыл раскосые глаза и что-то начал задумчиво вещать, растрёпывая волосы на моей голове рукой — мне оставалось только покорно вцепиться пальцами в его одежду и ждать, пока этому господину «Ли» наскучит. Я непонимающе скривила губы. Не люблю оказываться в положении, когда мне ничего не понятно. Мало того, что я многих слов не понимаю, так и говорят на какие-то непонятные мне темы — огни какие-то, силы, знакомые… Отец выглядел так, будто был немного не в своей тарелке, когда ловил мои взгляды на себе, а мать нервно поправляла шпильки, заплетенные в её прическу (она всегда так делает, когда нервничает и боится). Мне кажется, что что-то происходит. Что-то важное, но что?.. — …Но мне кажется, что ты ошиблась. Я чувствую, что она не пуста. Лао-Фон, а ты как считаешь? — и он перевел взгляд на ребенка моего возраста, возможно, чуть постарше, а тот, сверкнув умными глазами, молча пожал плечами и продолжил внимательно рассматривать меня — тёмно-карие глаза, которые на свету отливали пронзительным алым, щурились, а пальцы задумчиво теребили рукав красных ханьфу, в которые он был одет. И честно скажу: кажется, она была ему «немного» не по размеру. Рукава слегка свисали вниз, подолы застилали пол так, что не было видно ног. На его лопатки свисала красивая черная косичка, которую мне вдруг дико захотелось расплести, а затем переплести по-своему. Над своими волосами я так поиздеваться не могу, пусть мне почти три года, а я уже уверена, что конечная точка роста моих волос — лопатки, хоть кого-то морально понасилую с этим. Я фыркнула. Почему этот мужчина спрашивает мнения ребенка? Может быть, он такой же, как и я? Попаданец из другого мира? Тогда понятно, почему он выглядит как ребенок, а ведет себя словно ему лет тридцать. Тогда… Если этот ребёнок, так называемый Фон, тут… То не значит ли это, что мой план всё-таки пошёл насмарку? Из меня плохой актёр? Именно поэтому они позвали этих людей, да? Меня раскрыли? Поняли, что я — не их дочь, а двадцатилетняя баба из другого мира? Что со мной сделают?.. — Много вопросов, а ответов — нет, — буркнула я, когда мужчина отпустил меня на ноги и в шуточной форме стал спорить с моим отцом на тему «огня». Я потопталась на месте и, даже не прикрывая рот узкой ладошкой, зевнула шумно — тут же послышались смешки со стороны взрослых. Ой, стыдоба… — Эй! Ни хао, — шепнула я Фону на ухо, буквально на цыпочках доползая до ребёнка, спокойно стоящего в отдалении взрослых и словно ожидающего меня. По крайней мере, следил он за моими поползновениями смешливо — словно за пытающимся сделать первые шаги котёнком, который только выбрался из-под мохнатого и тёплого материнского бока. — Ты… есть взрослый? Он несколько секунд спокойно смотрел на меня, а потом улыбнулся, едва растягивая уголки губ в беззлобной усмешке — навряд ли так делают маленькие дети. Скорее старшие, приглядывая за своими братьями и сёстрами, когда те пытаются что-то повторить за ними — жест или слова. Кстати, про слова… сказала я всё на сто процентов неправильно, возможно, что с жутким произношением, да и слова спешно глотала, будто говорила с человеком в последний раз, но, кажется, он меня понял. — А откуда ты знаешь? Сяо-Бянь рассказывала, а ты просто запомнила? — он по-птичьи наклонил голову вбок, а я отмахнулась, мысленно и отдаленно завидуя его произношению. О как загнул-то! Наверняка учил до того, как сам стал младенцем! — Угадать, — глаза Фона заинтересованно блеснули, но он тут же успокоился, скрывая свои эмоции от меня — знаете, так бывает, когда читаешь книгу и кто-то резко захлопывает её перед вашим носом, потому что книга-то и не ваша. Да мне и не нужно! Главное — узнать то, что меня интересует уже давно. Я глотнула как можно больше воздуха и собралась с духом. — Ты есть… — Хуа Юн! — строго прервала меня мать, подхватывая на руки мою тушку и унося прочь от маленького китайца. Нет! Нет, глупая женщина, поставь меня на место, черт возьми! — Хватит досаждать господину Фону. Он устал после перелёта! Я раздосадованно забрыкалась, пытаясь безболезненно упереться пяткой матери в нос — вот посмотри, женщина, насколько я зла! Фон странно посмотрел на меня и проводил долгим задумчивым взглядом раскосых глаз, пока мать бережно отнесла меня в отдельную комнату и в который раз за день журила за моё «чрезмерное любопытство», напоминая, что до добра оно меня не доведёт. Да ясно мне, что она хотела сказать «доставучесть», однако… постеснялась что ли? Эх… Последняя надежда упорхнула в открытое окно! Нет, чтобы форточку закрыть… Ну что за невезение?! — Мама! Мать понимающе потрепала меня по вздыбленным наэлектризованным волосам, жесткие пряди которых торчали во все стороны, однако лучше мне от этого не стало — только больше раздражилась от такого жеста. — А-Юн, малышка, господин Фон тебе не ровесник, — попыталась она объяснить мне такую сложную вещь для ребенка, однако простую для меня. Я знаю, глупая женщина! Я попыталась с негодованием пояснить ей это, однако она сама продолжила, явно не собираясь выслушивать меня и мои доводы: — Он… болен. На самом деле господин Фон — взрослый человек, ровесник твоего отца, он тебе не маленький друг. Пфек! Это мы ещё посмотрим! «Болен»? Ну тогда и я больна, если так судить. Знала бы ты, насколько твоя дочь «больна», дорогуша, ох, знала бы…***
Фон и господин Ли, тот самый мужчина с горящими алыми глазами, который заливал про какой-то «огонь» и убеждал всех, что он у меня каким-то образом есть (как может огонь быть у кого-то?), уехали через несколько дней — и моя жизнь тут же вернулась в привычное русло, словно и не было никаких посторонних гостей в нашем доме… И отца. К превеликому моему сожалению и неудовлетворению, с Фоном мне не удалось поговорить ни на эту тему, ни на вообще какую-нибудь другую, ведь мать не спит — мать бдит и следит за тем, чтобы я не надоедала бедным уставшим мужчинам. Чтобы не показаться дурой, мне пришлось строить из себя понятливого ребенка, хотя потом ещё и не раз получала нагоняи от матери за то, что обращаюсь к мальчишке так фамильярно, однако Фон сам сказал, что он не против, а очень даже «за». Да и в силу возраста меня сильно не ругали — ребёнок как-никак. Эх… Надеюсь, что мы с ним встретимся в будущем. Я считаю очень недальновидным то, что упустила такого человека, который смог бы мне мало-мальски объяснить то, что происходит вокруг. А ведь он единственный, кто обращается со мной не как с ребенком, а на равных! Эх, вот с кем можно продуктивно побеседовать: тот и за нас объяснит, и за спецназ. Думаю, мы смогли бы нормально общаться, будь вокруг иная обстановка. Зато у меня в руках теперь новый подарок: милый плюшевый дракон с тяжелым хвостиком — такой, какого обычно ассоциируют с символом Китая. С глазами-пуговками, шестью короткими лапами, расположенными по бокам, длинным хвостом с кисточкой на конце и приятными на ощупь твердыми рогами. Спасибо Фону — а это именно его подарок — который угадал с выбором подарка. И дело даже не в том, что я ребенок — тяга к очаровательным вещам у меня ещё с первой жизни. Я сама по себе люблю плюшевые игрушки, в прошлом у меня даже был свой алтарь дорогих и эксклюзивных милашек, которых в мире было максимум штук сто. Это всё, конечно, здорово. Но… Что не очень-то и странно, в голове у меня часто верится вопрос: что за огонь? И как он может быть у меня? Сколько я не спрашивала у матери, та не отвечала даже под таким предлогом как слезы, а у отца я спросить ничего не могла — он уехал сразу же после отъезда гостей, прямо вслед за ними. Наверное, он и приезжал сюда только для того, чтобы встретить их. Что же… Это был богатый опыт. Надеюсь, что мы когда-нибудь встретимся, Фон, и ты сможешь мне всё объяснить. Не думала я, что «всё» мне объяснит совсем не Фон, и даже не когда-нибудь, а очень даже скоро.