***
Где-то совсем в другом мире тихо чихнула босая темноволосая девочка, в очередной раз толкнувшая звонко кричащего умершего в портал, который создавался лишь с помощью преодоления некоторых расстояний с большой скоростью (её любимым и широко используемым вариантом был толчок с крыши какой-либо многоэтажки — и дело сделано, и ей смешно — люди ведь так забавно кричат, забывая о том, что уже мертвы). «Кто-то меня вспоминает», — она поскребла миниатюрный нос ноготком и шагнула в другую сторону от края, желая уже сообщить своему начальству об ещё одном удачном перерождении — всё-таки, за проделанную работу ей должны будут выписать какую-нибудь премию.***
— Ты всё поняла? — мрачно переспросила мать, сцепляя руки в замок и поудобнее устраивая их на коленях, а я от балды кивнула. Если она подумала, что я поняла все её слова и информацию, которую она мне только что старательно втирала — то прости, конечно, Мейронг, но ты самая ужасная мать. Женщина, словно прочитав мои мысли, обреченно вздохнула, тяжело потирая виски и пробормотав что-то вроде «ты же ничего не поняла, детка» и, пожелав мне спокойной ночи, отправила досыпать, уверяя, что больше кошмаров у меня не будет. Верилось, конечно, с трудом. Пламя — это… ну, особенная сила, подвид материальной энергии? Которая есть не у всех, лишь у сорока процентов населения Земли. Однако, как я поняла, даже если у человека, возможно, есть это самое «Пламя», то очень маловероятен тот факт, что он сможет его открыть, так как оно либо просто слабое, либо человек даже не знает о его существовании и живет себе мирно, даже не представляя, какая энергия запрятана в его теле. До сих пор не могу понять: повезло мне, что я смогла открыть эту энергическую жилку, или нет, но в этом действительно что-то есть — а вот хорошее ли это «что-то»… Но мать забыла упомянуть то, что это самое пламя широко используется людьми, которые состоят в криминальных группировках (мафия, якудза, наша «родная» Триада и так далее), как случайно проболтался отец в разговоре с господином Ли, когда я была рядом. Думал, что я маленькая и ничего не пойму? Ха! Кажется, кто-то вдохнул пыли. В общем, это значит, я — особенная. Не одна на почти на пять миллиардов человек*, конечно же, нет, но точно одна на сотню, а то и тысячу беспламенных людей. Но это «Пламя» всё не даёт покоя моим мыслям — значит, об этом огне говорили тогда отец с господином Ли! А ведь действительно, в силу возраста и частичного незнания языка я перепутала слова, пусть по смыслу они и подходят, да ещё и практически являются синонимами. Однако… вон оно как! Стоп! Это что же значит… То есть, моя семья связана с криминалом? Мы — бандиты, преступники? — Мы Триада, моя дорогая, — поправила меня мама, устало зевнувшая во мраке комнаты. Я сказала это вслух?.. — Не думай, что мы плохие. Триада — это нечто хорошее в некотором смысле. Мы не создаем бандитизм и не жалуем криминал, мы искореняем их и пытаемся предотвратить плохие дела. Я промолчала. Это глупое и невзрачное «гоуси» не могло описать всю ту гамму чувств, что я испытывала, мне резко стало не хватать родного «это пиздец». Только вот, боюсь, что если я сказану такое — мать моя меня не поймет. А оно и к лучшему… — Ну и пиздец, — вышло забавно: вместо грозного русского какое-то очаровательное «пизудесу». На заметку: нужно почаще использовать в своей речи русские словечки, дабы язык окончательно не забыть. Но это, конечно, не первый и даже не второй повод для, так сказать, волнения. В первую очередь меня волнует то, что, возможно, я — будущая убийца. Нет, такая перспектива меня пугала, конечно, не сильно: в силу своей интровертности и социофобии на начальной форме, но тоже мало чем приятной, я, как чертов интроверт, мечтала отомстить парочке ненавистных мне людей, которые разрушали мой внутренний и уютный мирок, влезая со своими херовыми моральными устоями, правилами поведения и социализацией. Серьёзно, подумайте ещё раз: какой офисный клерк ни разу не задумывался о том, чтобы укокошить своего начальника и парочку надоедливых работников, которым покурить не дай сходить, но разреши посплетничать и свалить свою работу на других — чаще такая участь выпадала на мою долю. На работу меня взяли, можно сказать, за красивые глазки, даже не заглянув в резюме толком. Директор сменился, и появились новые проблемы: если старый меня жалел и позволял адаптироваться к первой работе, то новый… точнее, новая меня люто ненавидела и буквально дала всем карт-бланш в плане заваливания меня работой. Ух, как же я мечтала скормить ей все эти документики — вы даже представить себе не можете… Но! Проблема номер один: они «немного» сейчас находятся в другом мире, возможно даже в другом времени или вселенной, а я тут, да ещё и ребенок. Вторая же проблема… Я скрипнула зубами. Я чересчур сентиментальна до таких дел. Да мне даже стремно смотреть на то, как в суши-барах убивают живую рыбу у всех на глазах, дабы посетители смогли убедиться в её свежести (первый раз когда увидела — расплакалась, благо, что возраст позволял списать всё на детскую причудливость). Верно, представлять смерть тех, кто тебе спокойно пожить не даёт — и смотреть на то, как убивают ни в чём не повинную душу просто из-за того, что вы захотели отведать деликатесов. Океюшки, да… Что же меня волнует во вторую очередь? О-о-о, думаю, что «это» может всё-таки занять почетное первое место и вылезти в топы мировых проблем. Помнится мне, я как-то сглупила и спросила про то, когда нас навестит Фон. Мама подумала, пораскинула мозгами, да и дошла до такого решения, что её доченьке не хватает общения со сверстниками, поэтому она, наверное, и тянется к Фону. А то, что на площадке мне общения по горло хватает, и то я там занимаюсь порабощением неокрепших детских умов — это никого не волнует. У-у-у, глупая женщина! Черт бы тебя побрал, ы-ы-ы!..***
— А-Юн, вставай! Пора просыпаться, детка, сегодня твой первый день в детском саду! Ты же хочешь произвести хорошее впечатление на детей? — закрой шторы, верни одеяло и захлопни дверь с другой стороны! Мне это не нужно, как ты это понять не можешь?! Я бы сейчас согласилась даже на вечный сон, как у Спящей Красавицы, дайте вздремнуть только немного! И тут меня по сонной головушке, словно обухом, огрела мысль: а ведь ещё немного лет… и школа. А потом вновь универ. И… работа. У-у-у! — Не хочу, — буркнула я в подушку, пытаясь укутаться в лёгкую простынь, так как одеяло с меня нагло сорвали — тело против моей воли свернулось в клубок, и я беззащитно обхватила колени ладошками, прижимая их к себе, будто замерзший бесхвостый котёнок в порыве согреться. — А что ты хочешь? — так ненавязчиво спросила Мейронг, наверное, в надежде на то, что я скажу «игрушку хочу», она мне купит какую-нибудь дичь и мы, довольные, пойдем в детский сад. Ага, кукиш тебе с маслом! С гаденькой ухмылочкой я приподнялась, вытянула руки, мол, дай одеялко, и, стоило мне получить заветное, то снова приняла убитый вид после чего закуталась в одеяло с пят до кончиков ушей и глухо бросила ей из своего укрытия: — Спать хочу! Мать удрученно вздохнула, звучно хлопая себя ладонями по бёдрам, стараясь показать, насколько она разочарованна моим скотским поведением. Да-да, я та ещё гадость. — Там будет много детей, — попыталась она подкупить меня. Если честно, звучало как угроза, а не подкуп, ей богу. «Там будет много противных соплежуев», — мысленно поправила я её. — «Нет, спасибо, такого счастья не надо, мне песочницы и игровой площадки хватило». — Хочешь, я куплю тебе новую книжку? — не отступала она, а я прыснула. «Я куплю тебе очередную дичь, которую стыдно назвать книжкой, а в детском саду её тебе порвут». Нет, книжки в Китае были… интересными. Нет, серьёзно: читая, ты будто погружаешься в другой мир и другую вселенную, где оживают природные явления, предметы декора и канцелярия, где животные разговаривают и рассказывают друг другу различные мифы, о том, как люди мерзки, кровавы и жестоки… Но главная проблема: это чтение. Если в русском можно было ориентироваться на «как слышишь, так и пиши», то в китайском такое не прокатит — учи, родная, алфавиты и иероглифы, а так же фонетику, вот потом и поболтаем. — Так, ну это ни в какие ворота, — решительно хлопнула в ладони Мейронг, а я зевнула и помахала узкой бледной ладошкой, мол, да-да, именно так. Женщина опёрлась на косяк и несильно стукнулась головой — послышался гулкий «тыдыщ». — Когда ты успела стать такой ленивой? Женщина, мне почти пять лет, о какой активности в восемь утра ты пытаешься меня спросить? Вот в двенадцать ночи — вот тогда и поговорим, тогда я, хе-хе, расскажу, что значит бодрствовать без единого намёка на лень. Кажется, она сдалась. Послышались удаляющиеся шаги, дверь с тихим скрипом закрылась и наступила долгожданная и любимая тишина-а… Едва мне исполнится шестнадцать — обещаю, съеду нафиг и буду жить одна. А мать с отцом нарожают себе ещё детей, хех, с этим у них проблем не будет. Буду присылать им открыточки, может быть, даже Фона найду, про «Пламя» это экзотическое узнаю побольше, что это такое и с чем его едят. А пока… — Ма-ам, что ты там говорила про книжку?