Закат Немезиса

Суматоха с утра стояла невообразимая: сёстры вытряхивали из своего гардероба ворох одежды, косметики и драгоценностей. Они решили забрать с собой всё, что у них было, так как считали, что больше в этот дом мы никогда не вернемся. Вердит то и дело подбегала к ним с новыми сундуками и ящиками для упаковывания всего этого барахла. Я же решила взять лишь самое необходимое. Всё равно одежду придётся шить по новой, драгоценности переделать в соответствии с модой двора, а косметику мы всегда делали сами. Я взяла с полки хрустальный флакончик с жёлтой маслянистой жидкостью, открыла крышку и нанесла на запястье. Мои любимые духи. Немного пряный и сладковатый запах окутал ароматным облаком. Как тепло и спокойно. Мамин подарок. Она искусно умела смешивать ароматические масла в потрясающие композиции. Для каждой из сестёр она изобрела свой неповторимый аромат, формулу которого мы знали наизусть с детства, чтобы можно было всегда её воспроизвести, каким бы образом не сложилась наша жизнь. Мама всегда говорила, что женщина может не иметь красивого платья или туфель, но её лицо, волосы и руки должны быть в идеальном состоянии, а пахнуть она должна, как богиня: ярко и броско. Но не вульгарно, а нежно и дерзко, оставляя после себя мимолётный шлейф. И мама знала, о чём говорила. Ведь Лабрадор Мэгрэ была настоящей красавицей, и говорили, будто бы она разбила немало сердец при дворе предыдущего правителя до своего замужества. Она владела секретами изготовления всевозможных порошков, мазей и кремов для лечебных целей и красоты, отчего её за глаза называли ведьмой. Однако, мама не успела научить нас всему, что знала, в полной мере. И Вердит — её верная компаньонка и наша няня, доучивала нас премудростям, которые сама то едва ли успела почерпнуть, когда помогала в маминой лаборатории. Я положила духи в свою дорожную сумку и взглянула в зеркало. Мне говорили, что из всех сестёр я больше всех походила на маму. То же точёное лицо, прямой нос, фарфоровая кожа и длинные чёрные волосы до пояса с зеленоватым отливом, которые я обычно скручивала в шишку. Возможно меня можно было по праву назвать близнецом Лабрадор Мэгре, ведь я обладала тем же изящным телом с тонкой талией, красивой грудью, и идеально ровной спиной, что и она, если бы не глаза, доставшиеся мне от отца : большие, немного раскосые, цвета мутного изумруда. Мама всегда говорила, что я самая красивая из сестёр и обязательно должна выйти замуж за влиятельного человека, делая ставку на расчёт, а не чувства, чтобы послужить укреплению капитала рода Мегрэ и составить хорошие партии для младших сестёр. Вот чем по сути являлась моя привилегия старшинства: да, я получала самое большое приданое, возможность принимать решения относительно будущего всей семьи, но, вместе с тем, была обязана принести в жертву свои личные чувства и устремления, если они не связаны со всеобщим благосостоянием. Возможно Янтарь больше подходила на эту роль. Её амбиции порой удивляли меня, а внешность ничем, как я считала, не уступала моей. Но, к сожалению, для нас обеих мир никогда не спрашивает, чего хотят его пылинки. Мир поступает в соответствии со своим планом, ибо только боги никогда не ошибаются, а всё остальное лишь шелуха и пена дней. Любовь? Меня она никогда не должна была бы коснуться. Моё положение не из тех, при котором можно выбрать любовь. Однако она, похоже, всё же каким-то образом умудрилась проникнуть в моё сердце. Тот молодой человек проделал крошечную брешь и по-хозяйски поселился там, вызывая в теле незнакомые реакции и чувства. Можно ли было назвать любовью это мимолетное знакомство, я не знала. Только вот отчего-то мне очень хотелось плакать и смеяться одновременно, вспоминая шепот его горячих губ. Я вздохнула, прекрасно понимая, что в моей новой жизни ничего подобного быть не должно. Однако мысли о молодом человеке не оставили меня даже в пути, хотя я должна была максимально сосредоточиться на управлении кораблём. Эта старая летательная посудина принадлежала ещё моему деду и, казалось, грозила развалиться на части в любую минуту. По моим расчётам ее должно было хватить, чтобы добраться до дворца, а большего пока и не требовалось. Мы с Янтарь — единственные, кто мог управлять кораблём, заняли места пилотов. Сфен и Агата играли в шарады, а Вердит дремала в уголке грузового отсека с коробками и сундуками. Молодого человека мы разместили на единственном лежаке в отдельной каюте, а за его состоянием следил особый компьютер из медицинской капсулы с кучей проводов и датчиками, который мой дед когда-то вытащил из старого военного корабля, увязшего в болоте. И хотя жизни раненого ничего не угрожало, я все равно очень переживала за него. Мои действия приобрели какой-то странный автоматизм. Я как будто сдавала тело в аренду: держала штурвал, следила за датчиками, но полностью не могла сосредоточиться, возвращаясь мыслями к синеглазому юноше. От порошка он так и не проснулся. С одной стороны это было хорошо, так как я боялась его новых выходок, с другой — мне ещё раз хотелось почувствовать на себе его взгляд. Ощутить прикосновение нетерпеливых рук... Почему же он так ненавидел меня? Мы впервые встретились, на краткий миг потеряли голову и разрушили волшебство, которое только-только начало зарождаться между нами. Может, всё это — результат травмы, и он принял меня за кого-то другого? Во сне молодой человек часто шептал имя: Аметист. Когда я впервые его услышала, сердце сжалось, и чернильная клякса ревности расплылась по телу. Мне было физически больно от этого имени. Кто она? Кем ему приходилась? Возлюбленной? Невестой? Женой? Одно я знала точно — она много для него значила. Я даже заметила слезинку, сбежавшую по бледной щеке. Это имя заставило его плакать... — О боже, я вижу дворец! — вскрикнула Агата, вырывая меня из трясины мыслей. В свете лилового заката виднелись очертания огромного строения из чёрного камня. Конструкция дворца поражала своим размером и размахом. Бесчисленное количество окон, башенок, статуй и колонн придавали ему величественный вид. Мама рассказывала, что никто точно не знал реальное количество комнат Дворца Вечной Ночи, отчего строение напоминало огромный муравейник или скорее лабиринт, назначение которого помнили лишь наши предки. В развилках тёмных коридоров можно было легко потеряться, поэтому основная часть здания была закрыта для посещений. За последние столетия Дворец Вечной Ночи проглотил немало жертв, тела которых были навечно спрятаны где-то среди прочих секретов его мрачных стен. Я посмотрела на розовато-желтый закат искусственного спутника Солярис, который запустили на Немезисе в погоне за имитацией Солнца, на горизонте и восхитилась красоте его отблесков на стенах Дворца Вечной Ночи. На душе неожиданно заскребли кошки, как будто в предчувствие чего-то недоброго... — Смотрите, смотрите! Нас встречает эскорт! Как здорово! — закричала Агата, когда мы стали заходить на посадку. — Это королевская стража, дурочка! — отозвалась Янтарь. — Да какая разница кто они?! Нас ведь встречают! — Агата показала язык сестре. — Вид что-то у них не очень дружелюбный, — задумчиво проговорила я. И правда, когда мы спустились с трапа, держа в руках носилки с раненым, королевская стража в чёрных плащах и золотистых вензелях герба королевского дома, плотным кольцом окружила нас. — Кто вы такие и зачем здесь? — спросил самый высокий с татуировкой красного треугольника во лбу. Его нашивки на черном мундире говорили о том, что мы имеем дело с капитаном подразделения. — Здравствуйте. Меня зовут Кристалл из благородного дома Мегрэ. А это мои сёстры и няня. Мы прилетели присягнуть принцу Даймонду на верность, — ответила, не моргнув и глазом. — Кто это с вами на носилках? — недоверчиво спросил солдат, поменьше ростом, с лиловым треугольником между бровей. — Этого молодого человека мы нашли раненым у чёрных болот. Мы точно не знаем кто он. Только то, что он из дворца... Солдаты столпились у носилок, разглядывая юношу, который безмятежно спал. — Господи! Да это же господин Зафири! Он пропал несколько дней назад! — воскликнул капитан. А потом, обращаясь уже к двум солдатам: — Срочно сообщите Его Величеству, что его брат нашёлся! И позовите лекарей! Зафири? БРАТ Его Величества принца Даймонда? Сердце ёкнуло. Похоже, раненый не шутил о том, что мне могут отрубить руки за пощёчину. Ну и вляпалась же я в историю! Чёрт возьми! Я рассеянно смотрела вслед двум удаляющимся фигурам. — Он жив? Что с ним? — спросил капитан, обращаясь ко мне и, одновременно, разглядывая Зафири. — Он спит. Я дала ему сонный порошок. Мы нашли его без сознания с глубокими порезами на теле. Когда он очнулся, он… повёл себя странно… стал буянить и кричать. Я посчитала, что его лучше усыпить на время, чтобы принц не причинил себе вреда. Я решила опустить историю с пощёчиной и постельной сценой. Такие вольности в адрес брата правителя Немезиса могли стоить мне очень дорого. — Хорошее же зелье вы ему дали, раз принц Зафири так спит, — пробормотал задумчиво капитан. Я нервно улыбнулась. — Да… семейный рецепт… Однако я не успела договорить, когда заметила, как к нам направилась огромная толпа людей, которая неистово шумела, перекрикивая, возгласами друг друга. Впереди бежала девушка в сиреневом, полупрозрачном, длинном платье, совершенно не скрывавшее наготу её роскошного тела. Прямые распущенные светлые волосы были цвета мёда и достигали колен. Миндалевидные чёрные глаза выглядели обеспокоено. — Зафири, любимый! Ты наконец-то нашёлся! — крикнула девушка звонким голосом, падая на колени рядом с носилками, целуя принца в губы. Моё сердце сжалось от внезапно нахлынувшей боли. В глазах потемнело. И только в воздухе летал серебристый голосок «Зафири, любимый».