Господаревы отроки

      Весь дворец оказался переполошен. Стражники разом сбежались в один и тот же коридор, шум стал настолько очевидным, что не среагировать не мог никто.       — Да что там происходит такое?       Кайл сорвался с места первым, следом за ним поспешил вмиг побледневший Амар. Адерин растерянно посмотрел на Оливера, а тот пожал плечами.       — Полагаю, нам тоже стоит посмотреть.       Омега не понимал, что да как.       — Они ведь все сбежались в сторону королевских покоев.       Это осознание пугало. Сперва королевич их покинул, сообщив о том, что плохо себя чувствует. Не успел Адерин озаботится этим, как и Альфред сорвался. А сразу после поднялся шум.       — Похоже на то, — Оливер задумался. — Надеюсь, с королевичем все хорошо, он так худо выглядел весь день, бледный и ослабленный.       И это было правдой. Адерин не смог толком и поговорить с супругом единственного сына, но он прекрасно видел, что тому явно нездоровилось, и это беспокоило омегу. Едва бета озвучил эту мысль, Адерин и сам сорвался с места и помчался следом за принцем Кайлом.       — Ваша Милость, — окликнул его Оливер, — погодите, я с вами пойду. Иначе с ума сойду от неведения.       Адерин не стал с ним спорить. Мимо пронесся еще один стражник. Всех их созвал лично король, об этом члены королевской семьи уже знали. Не было только информации о поводе такого созыва. Возможно ли, что случилось что-то плохое? Определенно, ничего хорошего.       Они минули несколько поворотов и достигли нужного. Собравшиеся стражники тут же расступились, но едва королевские особы достигли огромных дверей, что вели в покои короля, Адерин и Оливер наткнулись на Кайла и Амара. Двери были закрыты.       — Где мой брат-король? Он в порядке?       Этот вопрос Кайл задал ровно в тот момент, когда Адерин только уставился взглядом ему в спину. Было видно, что альфа не успел еще ничего узнать.       — Его Величество в порядке, — ответил один из стражников. — Предатель взят под стражу.       Адерин едва не схватился за сердце. Предатель? О ком же речь? Кто-то напал на Альфреда? Такого, наверное, стоило ожидать. В любом случае, омега всегда переживал за любимого сына и был готов жизнь за него отдать. Но если и правда напали на короля, стражники бы не стояли истуканами под дверями покоев.       Другой стражник, Константин, которого Адерин прекрасно знал лично, выловил омегу взглядом и кивнул тем, что охраняли двери.       — Пропустите королевскую семью!       Адерин сразу понял, что стражник намеренно ожидал именно его прихода, ведь даже принца Кайла не впустили сразу. Это уже о многом говорило. Едва двери распахнулись, альфа первым пересек порог, а вот Амар замер, перепуганный и сбитый с толку. К слову, Раджа с ними не было, его Адерин так и вовсе давно упустил из виду.       Они оказались в королевских покоях. Альфред стоял в самом центре, рядом с ним застыли два стражника. Адерин приоткрыл рот, собираясь что-то спросить, но замер, едва наткнувшись взглядом на королевича. Иван сидел на полу у кровати, обмотанный в лисью шубу. Едва увидев его, Адерин потрясенно выдохнул. У омеги на виске алел синяк, кое-где виднелась кровь, а в глазах стояли слезы.       — Дитя…       Адерин сорвался с места и тут же оказался рядом с королевичем. Иван искренне удивился, когда омега оказался на коленях рядом с ним. Нежные руки Адерина тут же обхватили его лицо.       — Ваша Милость…       Королевич явно не ожидал того, что королевский родитель прижмет его к себе с такой искренней теплотой, словно он и ему самому приходился родителем.       — Мальчик мой, — выдохнул Адерин. — Кто сотворил с тобой такое? Кто посмел причинить тебе боль?       Королевич посмотрел на него распахнутыми глазами, явно шокированный происходящим, а после доверчиво уткнулся в плечо. Он выглядел настолько беззащитным и нуждающимся в поддержке, что Адерин осторожно обнял его, стараясь дать эту самую поддержку. В конце концов, у него всегда было доброе сердце и он всегда трепетно любил детей, даже если эти дети и могли уже считаться взрослыми.       Иван так ничего и не ответил, потому как голос подал сам король:       — А как ты думаешь, мой бесценный папа, кто мог сотворить с королевичем подобное?       Адерин посмотрел на сына.       — Кто же?       Были ли у омеги догадки? Нет, он понятия не имел. Избиение королевича — преступление, за которое можно не сносить головы, это все знали. Единственный, кто может совершить подобное без наказания — это король, никто более.       Альфред выглядел пугающе, настолько, что даже Адерину стало не по себе. Но смотрел правитель Скандрии в сторону. Лишь проследив за его взглядом, омега, наконец, заметил еще одного представителя королевской династии. Радж, оказывается, все это время был здесь же.       — Ваше Величество, ответьте нам, — сказал принц Кайл. — Что тут произошло? Отчего наш брат Радж без сознания, и кто посмел поднять руку на Его Светлость?       Король едва ли не прожигал озлобленным взглядом Раджа.       — Наш с вами брат, — отозвался он, — был здесь, когда я примчался, ведомый наихудшими подозрениями. Едва я распахнул двери, то услышал крики. Радж осмелился ворваться в королевские покои, — Альфред перевел взгляд на Ивана. — Его Светлость всего лишь омега, куда ему тягаться в силе с альфой, не правда ли?       Адерин ощутил, как по его телу прошелся холод. Он инстинктивно прижал к себе Ивана, как родитель, защищающий свое дитя, а тот просто спрятал лицо в складках его одежды. Он тихонько вздрагивал, Адерин ощущал это, и потому старался успокоить омегу, поглаживая по спине.       Кайл покосился на Оливера, который выглядел удивленным, а после на совершенно потрясенного бледного Амара.       — Радж ворвался в королевские покои?       Альфред злобно рыкнул.       — Уж точно не по моему приглашению вошел.       Оливер выдохнул.       — И он совершил подобное с Его Светлостью?       Адерин и сам покосился на Раджа. Тот лежал на полу в окружении трех стражников, без сознания, но живой. Грудь подымалась от дыхания, хотя на лбу виднелись капельки крови.       — Нет, — Амар мотнул головой. — Он не мог. Радж ведь не мог так поступить, я знаю.       Растерянный бета посмотрел на короля с искренним отчаянием, словно надеясь на то, что тот подтвердит его слова, однако Альфред окатил его холодным взглядом.       — Как видишь, мог, — сказал он. — Он не просто избил моего супруга, он попытался свершить над ним насилие. Мне стоит говорить о том, какое это немыслимое преступление? Особа королевича неприкасаема для всех, кроме меня.       Амар в ужасе замотал головой. Он не хотел в это верить, однако и противопоставлять ему было просто нечего. Оливер молчал, поглядывая то на Ивана, то на Раджа, и избегая того, чтобы смотреть на короля. Кайл присвистнул.       — Так он просто явился в королевские покои и попытался изнасиловать королевича?       Альфред вскинул голову.       — Это именно то, что я видел, брат. Скажи, любовь моя, — он обратился к Ивану, — скажи, как все было. Понял ли я что-то не так? Были ли твои крики мольбой о помощи?       Королевич тут же хныкнул. Адерин ощутил, что он дрожит.       — То были… мольбы о помощи, — хрипло отозвался омега. — Вы спасли меня от бесчестья, мой господин.       Иван говорил тихо, не показывая лица, но в томительно давящей тишине помещения его все расслышали. Адерину захотелось любыми путями разделить боль королевича, принять ее на себя, лишь бы только тот не страдал.       — Он в ужасе, молю, не терзайте его допросами. Мое несчастное дитя, не бойся, я не позволю более тебя обидеть.       Королевич, кажется, даже расслабился в его теплых объятиях. Кайл кивнул собственным мыслям и вновь обратился к Альфреду.       — Это ведь вы его приложили, да? Радж жив?       От короля веяло опасностью. Так и должен выглядеть альфа, на омегу которого покушались.       — Я не настолько был взбешен, чтобы убивать брата. Пусть я и не считаю его уже братом, он титулованный принц. Так что по всей строгости закона я, как король Скандрии, буду его судить.       — Немыслимо верное решение, — подал голос Оливер. — Но, быть может, приведем его в чувство, да спросим, что же он такое задумал и от чего решился на сей ужасный шаг?       Адерин не стал смотреть на принца-бету, равно как и избегал взглядов в сторону Амара, которого начал искренне жалеть. Ведь что бы ни сотворил Радж, какое бы преступление он ни совершил, Амар автоматически делил все на двоих просто по факту полного родства по крови и утробе, а ведь сам бета не был ни в чем не виноват. Он вовсе не выглядел злым человеком, нисколько.       — Спросим, — кивнул король. — В ходе допроса и спросим, — он посмотрел на стражников. — Унесите его в темницу, у принца рана, стоит позвать лекаря, иначе допрос точно не состоится.       И в этом Альфред определенно был прав — чем бы он ни приложил Раджа, на черных волосах последнего была кровь, как бы принц и не умер вовсе. Это будет приравнено к акту линчевания, ведь Радж еще не обвинен официально, суда над ним не было.       — О, я позову лекаря, — кивнул Оливер. Он показался несколько растерянным, на короткий миг, но это бросилось в глаза. — Да, определенно, лекаря-бету, конечно же.       Альфред нахмурился, смотря на него. Вокруг ощущалось невыносимое напряжение, его прочувствовали все присутствовавшие.       — Благодарю, брат. Допрос состоится лишь после того, как Радж очнется. Как бы сильно я не желал судить его сей же час, это пока просто невозможно, так что унесите его в темницу и окажите должную помощь.       Стражники тут же среагировали.       — Будет исполнено, Ваше Величество.       Они аккуратно подхватили бессознательного принца, действуя настолько осторожно, насколько это только возможно. Адерин не сразу осознал, что да как. Иван по-прежнему прижимался к нему, и переживания омеги были для него куда важнее предстоящего суда.       — Папа, — Альфред посмотрел на омегу. — Побудь с моим супругом, ему сейчас нужна поддержка.       Адерин провел ладонью по затылку королевича.       — Все ведь будет хорошо?       Король кивнул.       — Конечно. Вы — самое ценное, что у меня есть, я никому не позволю больше вам вредить, клянусь.       Сложно было не поверить в эти слова. Адерин вдруг осознал, что его сын и правда вырос и возмужал, не просто стал высоким и сильным, он вырос морально, понял, по каким правилам живет этот мир, приноровился и начал сам диктовать правила. В точности как Генрих когда-то. Сходство отца и сына ощущалось как никогда прежде сильно.       — Хорошо.       Сейчас король должен заниматься своими обязанностями. Кто бы не посмел причинить вред королевскому омеге, это преступление. Королевич по определению стоит выше любых омег в Скандрии, и он в самом деле неприкосновенен для всех, кроме своего альфы — короля. И не важно, кто осмелился причинить ему вред, даже если речь и идет о принце, это все еще преступление, за которое можно не сносить головы. Сам Адерин был лишен такой неприкосновенности, потому как его брак с Генрихом был тайным, и он так и остался для всей Скандрии всего лишь любовником короля, а не супругом. И это в итоге дорогого стоило омеге. Ведь омегам без прав так тяжело выживать в этом мире.       — Константин, — Альфред посмотрел на своего самого доверенного стражника. — Отвечаешь за них головой, ни на секунду не оставляй их без своей защиты, чего бы это тебе ни стоило.       Бета с готовностью кивнул.       — Слушаюсь, Ваше Величество.       Король бросил последний взгляд на родителя и супруга, а после спешно покинул покои.       — Усилить охрану у дверей. И чтоб ни одна живая душа и близко не смогла подойти к покоям!       Его голос звучал как никогда прежде властно, так что любой омега испытал бы необходимость полностью подчиниться, а альфы бы напряглись, ощутив угрозу. Кайл рассеяно проводил брата взглядом и направился следом за ним.       — Что-то будет…       Оливер был еще более растерян, хоть и старался не подавать виду, а вот на Амара было страшно смотреть. Он едва ли не со слезами на глазах смотрел на Раджа, которого просто уволокли беты. На месте, где лежал принц, виднелись капли крови.       Как только принцы и стражники ушли, двери были закрыты. Константин приблизился к порогу и прислушался, а Адерин лишь кивнул собственным мыслям — этот бета надежен, в его верности омега не сомневался.       — Мальчик мой, — шепнул он Ивану. — Тебе не стоит сидеть на полу. Давай ты ляжешь на кровать?       Королевич сперва сжал его рубаху, словно отказываясь прерывать телесный контакт, но потом расслабился и кивнул.       — Мне… так стыдно…       Едва Иван хоть немного отстранился, Адерин обхватил ладонями его лицо, утирая большим пальцем капельку крови.       — Не говори глупостей, мальчик. Ты так настрадался, пережил столько горестей, а тут еще и это. Мне так жаль, что тебе приходится проходить через все это.       Ему удалось усадить королевича на кровать. Тот выглядел куда более спокойным и собранным, хотя его все еще трясло. Синяки уже потемнели, небольшая ссадина рядом с бровью уже не кровоточила. Адерину было больно на это смотреть. Так хотелось забрать всю боль королевича себе, как физическую, так и душевную, лишь бы только он не страдал.       — Ложись, милый. Ты весь бледный, тебе стоит отдохнуть, — омега обернулся к Константину. — Уже послали за лекарем для Его Светлости?       Тот кивнул.       — Скоро прибудет со всем необходимым.       Адерин знал, что у Ивана есть свой личный доверенный лекарь. Весьма правильно, слишком часто бывают такие моменты, когда омега может подпустить к себе только другого омегу, которому доверяет. Королевич вдруг вцепился в его ладонь, привлекая к себе внимание не ожидавшего подобного Адерина.       — Ты ведь останешься со мной?       В этом вопросе не было и толики официальности. Как сам Адерин стал называть его мальчиком, точно и позабыв вовсе, кто перед ним, так и Иван обратился к нему на «ты», да еще и с таким тоном, что сердце не могло не дрогнуть.       — Конечно останусь, милый мой. Настолько, насколько ты захочешь, обещаю, — он присел рядом с королевичем на кровать и снова прижал его к себе, заключая в теплые объятия. — Дитя мое.       Этот омега был достаточно взрослым, чтобы не считаться ребенком, более того, он был выше ростом и с внушительной комплекцией, но Адерин все равно видел перед собой именно ребенка, которому нужны были родительская ласка и нежность.       Иван весьма доверчиво прильнул к нему.       — Ты добрый, — выдохнул он. — И теплый.       На сей раз Адерин даже улыбнулся.       — Все будет хорошо. Сними свою шубу и ложись. Сейчас придет лекарь и осмотрит тебя.       Королевич послушался. Теперь он и правда был совершенно спокоен и расслаблен, хотя ладони все еще подрагивали. Отложив в сторону его шубу, Адерин присел поближе. Их взгляды встретились.       — Тебе, полагаю, пришлось хуже, да?       Королевский родитель сглотнул.       — Доля омег тяжела, что уж тут поделаешь, — сказал он. — Мы ведь целиком и полностью зависимы от альф, будь они наши отцы или мужья. Случись с ними что дурное, страдаем и мы.       Адерин сам подумал о положении Ивана. Какого это вообще — быть супругом для альфы, что убил твоих родителей и изнасиловал тебя прилюдно? Какие бы тяготы не происходили в жизни самого Адерина, их с Генрихом связывала пусть и греховная, но все же любовь, а вот Ивану не за что любить Альфреда. Зато было за что ненавидеть.       — Но тебя считали любовником, — сказал королевич. — А это полное бесправие. Как ты вообще справился?       Омега пожал плечами.       — У меня все равно был Генрих, он любил меня. А еще был мой брат, который меня защищал. Потом появился Альфред, — Адерин выдохнул. — Он на самом деле неплохой человек, милый, и я это говорю не потому, что он мой сын. Просто Альфред… У него было слишком сложное детство.       Что еще он мог сказать в этой ситуации? Адерин прекрасно помнил, как в замок на Южном склоне ворвались альфы в черном. Их было трое, все вооружены и прибыли с намерением убивать. Адерин тогда едва узнал о том, что он в положении, радовался тому, что родит еще одного ребенка, Альфред был совсем крошкой.       Алистор защищал их, как мог, но один из убийц все же добрался до них. Едва он занес меч, чтобы отсечь голову мальчику, Адерин не думая и минуты закрыл сына от удара собственным телом. Он помнил, что его просто оглушила боль, которая пришлась как раз в живот, а после — сплошная тьма. А когда он очнулся, выяснилось, что прошло уже три дня, в течение которых лекари боролись за его жизнь. Невинное дитя в его утробе было убито, сам Адерин выжил только чудом, но Альфред не пострадал.       Генрих, казалось, был готов убить своего сына, Артура. Схваченные убийцы в ходе допроса озвучили именно его имя. Возможно, объятый гневом, он бы и правда убил своего первенца, если бы не Адерин, который привлек внимание короля своим тихим плачем. Потерявший ребенка, омега просто умолял Генриха не убивать никого. Он искренне не понимал, почему поток ненависти не заканчивался, почему все желали смерти его детям, почему невинные погибали просто потому, что им не повезло появиться в этом мире, и это непонимание больно ранило его сердце. Так уж вышло, что, несмотря на все им пережитое, Адерин остался добрым и нежным омегой, который всегда был против убийств и взаимной ненависти. Он простил Артуру его поступок, несмотря на то, что принц никогда перед ним не извинялся и не думал извиняться. Даже когда стало очевидным, что Адерин лишился возможности иметь детей, он не озлобился, ведь у него все еще был его любимый Генрих, был Алистор и любимый сын, маленький лучезарный альфа, который подошел к кровати родителя и, по-детски с трудом выговаривая слова, пообещал ему, что вырастит и будет его защищать. Адерину просто хватило сил не озлобиться.       — Понимаю, — кивнул Иван. Он коснулся кончиками пальцев синяка на щеке. — Хотя я не хотел этого понимать из принципа.       Адерин кивнул.       — Это естественно.       В дверь постучали.       — Лекарь Его Светлости пришел.       Адерин посмотрел в сторону дверей и проследил за тем, как Константин впустил того самого лекаря, совсем еще молодого и немыслимо красивого, но пугающего своим суровым выражением лица.       — Мой господин.       В руках у юного омеги были склянки с какими-то мазями и пара чистых полотенец. Адерин лишь кивнул — этот юноша явно знает, что и как делать, поэтому и переживать ни о чем не стоит. Он отошел в сторону, чтобы не мешать лекарю. Королевич был спокоен, а Адерин не отходил далеко от кровати. Его взгляд наткнулся на один из висевших на стене гобеленов, изображавший трех царственных мужей. Каждого из них Адерину пришлось знать лично.       Будучи ребенком, омега жил в этом дворце и понятия не имел, что вообще вокруг него происходило. Он хорошо помнил своего папу, помнил его рыжие кудри и добрые зеленые глаза, помнил, что тот часто плакал, пока думал, что сыновья не видели. Адерин в самом деле ничего не понимал. Он хвостиком бегал за Алистором, постоянно о чем-то его расспрашивал и играл с ним, а в какой-то момент к их играм присоединился Генрих. У этого альфы были золотистого оттенка волосы, красивое светлое личико и ясно-голубые глаза. Он смеялся с искренним задором, шутил и был вечно переполнен энергией.       Уже потом Адерин узнал о том, что этот мальчик — принц, что тот жил на верхних этажах, как положено представителю королевского рода, а не как сами Адерин и Алистор — в предусмотренных для прислуги комнатках в нижних пролетах. Но разве маленького омегу могли волновать такие условности вообще?       Он видел короля еще в ту пору, когда он сам был кронпринцем, видел его отца, седовласого старца, который относился к детям слуги с куда большей теплотой, чем его сын. И лишь многим позже Адерин понял, что этот кронпринц приходился им с Алистором отцом, а старый король — дедушкой. Понял, опять же, уже повзрослев, потому как от ребенка такие подробности все скрывали.       Кронпринц часто приходил к их папе, и после каждого его ухода омега плакал. Рожденных слугой бету и омегу тот определенно не хотел и видеть. Лишь многим позже Адерин осознал, что будущий король, имея законного супруга, просто пользовался красивым и безвольным слугой. Двух первых детей ему позволили родить, но в дальнейшем при первом же подозрении беременности вызывали лекаря. Сколько омеге сделали в итоге абортов за три года — Адерин не знал и не хотел бы знать.       Королевич знал об изменах, но терпел. Он сам родил королю трех альф и не переживал о своем положении, хоть и злился порой, когда придворные слишком уж активно шептались о происходящем. Генрих, в отличие от своих родных братьев, привязался к бастардам отца. Привязался, как позже оказалось, слишком сильно, настолько, что королю пришлось вмешаться. Кажется, все были тогда в ужасе от того, что ситуация настолько вышла из-под контроля.       Адерину едва исполнилось пятнадцать, когда его вместе с Алистором выслали из Скандрии. Их отправили в Сватогор, в глухую местность рядом с пропахшей тиной рекой. У Сватогора была странная политика в те годы. Они активно принимали на свои земли всех переселенцев, бежавших из родных стран по тем или иным причинам, даровали им необработанные земли для дальнейшего освоения и при условии, что новые граждане будут исправно платить соответствующие подати. Омеги определялись в пахари или иные работники, а у бет было какое-никакое право выбора.       Сватогор в принципе всегда казался Адерину странным местом. Империя, огромная и могучая, включала в себя множество на первый взгляд разрозненных земель, там были люди разного происхождения, разных национальностей и даже разных оттенков кожи и разреза глаз. Под запретом было лишь смешение разных национальностей, и то при учете тех или иных аспектов такие браки могли состояться. Все же иное дозволялось в полной мере. Там, где для привилегированной элиты были ограничения, для черни вроде крестьян не было запретов. Браки между кровными родственниками и полигамные отношения были в полной мере в законе. И если короли Скандрии не могли жениться на родных братьях, то в семье императора, единоличного властителя всего Сватогора процветал инцест. Рожденные не от родных родственников альфы имели меньше прав, нежели те, кто был плодом кровосмешения.       Жизнь в этой стране сильно повлияла на Адерина, но не было и дня, чтобы он не мечтал вернуться в Скандрию. Сватогор ему не нравился никогда, и жизнь на берегу реки была сложной. Чтобы выживать, братьям пришлось забыть о гордости. Алистор служил наемником при армии местного короля и выполнял порой унизительные обязанности, а Адерину приходилось отдаваться бетам и куда более старшим омегам лишь ради того, чтобы не подпускать к себе ни одного альфу.       До них доходили некоторые новости из Скандрии, так что Адерин знал о том, что Генриха женили, что первый брак принес ему трех альф, а следом был еще один брак, и потом еще. Омега порой и сам рыдал в подушку ночью, едва очередной благодетель заснет после секса, сам себе напоминая своего папу, ситуация и судьба которого тоже были плачевны.       А затем произошла война. Уже вступивших в гражданство Сватогора и ставших подданными императора, страна не отпускала назад, так что Алистор и Адерин могли поплатиться головами за попытки бегства из империи, но когда армия Скандрии напала, ситуация начала меняться. Уже потом их нашел Генрих, их горячо любимый брат, который и забрал их обратно, домой. Если, конечно, дворец в Кавертогоне вообще можно было считать домом после стольких лет изгнания. Однако даже наполненная ненавистниками и опасностями жизнь в Скандрии все равно была лучше всего того, что было в Сватогоре. Адерин и по сей день вспоминал все то, что с ним творили свободонравные беты и омеги с откровенным омерзением, равно как и Алистор.       — Спасибо, Николай. Мне намного лучше.       Адерин вздрогнул, словно очнувшись от транса. Он слишком глубоко погрузился в воспоминания, а потому упустил момент, когда лекарь закончил со своим делом. Вернувшись к королевичу, омега мягко спросил:       — Как ты, милый?       Иван приподнялся с места и ровно уселся на месте, поправив рубаху. На его теле были ушибы, которые лекарь обработал. Оставалось лишь надеяться на то, что это в скором времени пройдет. Все могло быть намного хуже, и сам не единожды становившийся жертвой насилия Адерин это прекрасно понимал.       — Все хорошо, — кивнул королевич.       Он замолк, словно растерявшись из-за чего-то, а Адерин присел рядом. Между ними все еще была незримая стена из-за незнания друг друга и вытекающего отсюда недоверия, но стена уже дала трещину. Адерину очень хотелось, чтобы они доверяли друг другу, чтобы у них были теплые отношения, но всему было свое время. Прошло, от силы, несколько минут томительного молчания. Константин, все так же стоявший у дверей, смотрел куда угодно, но не на них, точно сливаясь с обстановкой и никак не напрягая своим присутствием, Николай тоже пропал в просторных покоях и не издавал никакого шума. Будучи не одни, Иван и Адерин были одни по сути — странное ощущение.       Королевич вдруг хныкнул и опустил голову. Адерин тут же обернулся и с ужасом увидел, как из глаз Ивана покатились слезинки.       — Мальчик мой, что такое? Болит?       Он был готов звать лекаря, но королевич мотнул головой.       — Нет…       — Но что тогда?       Адерин коснулся его плеча, а Иван обернулся к нему, смотря своими потускневшими фиалковыми глазами.       — Я просто… — он снова хныкнул, уже не пытаясь сдерживать рыдания. — Я так скучаю по своему папе…       Теперь все стало понятно. Адерин ощутил влагу на собственных глазах. Он тут же подался вперед и вновь прижал к себе королевича.       — Дитя мое, — выдохнул омега. — Я понимаю. Моего папу убили, когда мне было пятнадцать. Ему просто перерезали горло у меня на глазах, избавились от него, потому что… потому что я подставил его. Его убили из-за меня, и эта боль никогда не перестанет меня терзать.       Он понимал, какого Ивану, понимал слишком хорошо. Ведь королевич тоже ощущал себя виноватым в смерти своего папы, так же и папу Адерина сгубило именно то, что его сыновья оказались в инцестной связи с принцем Генрихом. Горечь утраты — это всегда страшно, но осознавать свою вину в смерти любимого, настолько родного человека еще страшнее.       — Это я виноват… — срывающимся голосом выдохнул Иван, буквально рыдая в плечо Адерину. — Если бы не я… Он бы… Он бы был жив… И отец… И все те люди, которые…       Адерин сглотнул горький ком собственной боли и зарылся ладонью в волосы Ивана.       — Мой мальчик, молю тебя, подумай о том, что твой папа не хотел бы для тебя подобного. Он бы хотел, чтобы ты был счастлив, а не истязал себя чувством вины. Он любил тебя, я уверен в этом. Не мучай себя, живи ради его светлой памяти. Это очень тяжело, мой бедный мальчик, я знаю, но прошу тебя, постарайся.       Королевич обхватил его за талию и просто позволил себе плакать. В этом было колоссальное доверие, ведь Иван, истинный элириец, не позволил бы себе плакать в присутствии посторонних. Равно как и сам Адерин, куда более мягкий, но все равно скрытный. Кажется, стена между ними рухнула, потому как их в самом деле никто бы не понял лучше, чем они сами друг друга.