Господаревы отроки

      Окна были закрыты плотными черными шторами, от чего в помещении царил полумрак. Просторная комната была обставлена с воистину королевским шиком, который многим бы мог показаться излишне вычурным. Прежде здесь было меньше гобеленов и золотой утвари. Огромная по своим размерам кровать с бархатным балдахином занимала свое место у дальней стены, как раз в окружении дубовой мебели и расстеленных по полу шелков по верх ковров. Каждый ковер, что примечательно, имел свою историю. Самые старые было принято уносить в тот момент, когда новые класть просто некуда, а новые привозились из портового города близ Кораллового моря. Там, помимо изготовления украшений из металлов и ракушек, ткали ковры. Традиция покупать изумительной работы ковер и массивное драгоценное украшение в подарок коронованному правителю имела многовековую историю.       Высокий мужчина с собранными в длинный низкий хвост черными волосами решительно открыл дверь и переступил порог. Он казался собранным и спокойным, но в карих глазах отчетливо виднелось искреннее бешенство. Поджав губы, мужчина деланно поправил ворот парадного кафтана, словно пытаясь привлечь к себе внимание хозяина самых дорого обставленных покоев королевского дворца.       — Ваше Величество?       Его полный негодования взгляд был устремлен на устроившихся на массивной кровати альф. Один из них, темноокий шатен с растрепанными волосами, скуластым лицом и россыпью веснушек на носу и щеках, сидел на краю кровати, облаченный в расстёгнутую белую рубашку и чуть спущенные брюки из дорого сукна. Второй же сидел перед ним на коленях. У него были коротко стриженные по местной моде черные волосы, закрывающие лоб, смуглая загорелая кожа и крайне миловидная внешность.       Оказавшись боком к ним, вторженец мог в полной мере рассмотреть, как один альфа увлеченно отсасывает второму. Его голова двигалась в ровном, но не медленном темпе, губы обхватывали ствол плотно, подбородок был откровенно влажным то ли от слюны, то ли от предэякулята. Второй альфа придерживал его за плечо, то и дело скользя пальцами по шее и чуть поддаваясь движениям. Именно он первым заметил появившегося на пороге гостя.       — Ваше Величество? — повторил тот.       Альфа чуть сжал чужую шею, а потом скользнул выше, к затылку, зарываясь пальцами в черные волосы. Еще мгновение, и он притянул к себе чужое лицо, входя членом в горло едва ли не до самого основания. Второй альфа принял член в глотку, но встрепенулся. Очевидно, он делал подобное не раз, но такие манипуляции никому не даются легко — детородный орган альфы в глотке не позволяет дышать.       — Он занят, Альберто. Разве не видно?       Выждав несколько секунд, альфа ослабил хватку, позволив своему любовнику дышать. Тот закашлялся, но тут же снова накинулся на чужой член, обхватив губами головку. Словно он жить не мог без этого полового органа, в самом-то деле. Альберто стало тошно от этого зрелища, но он привык держать под контролем свои эмоции. Бете ведь всегда проще сохранять спокойствие.       — Мне плевать на ваши постельные утехи, но нельзя ли отложить их на ночное время?       Порой Альберто искренне ненавидел короля. Ненавидел именно по этой причине — тот ставил свои интимные увлечения превыше, нежели дела государства. Сам Альберто, бета, не имевший прав на трон, никогда бы так не поступил. Но кому не все равно на амбиции и возможности беты в мире, в котором правят альфы?       — Когда хотим — тогда и предаёмся утехам, Альберто. Выйди-ка, не мешай, я хочу кончить, а ты меня отвлекаешь.       — Заткнись, Родриго, — шикнул бета, принципиально не поднимая взгляд на ненавистного им альфу. — Ваше Величество, мы ждем уже несколько часов, все министры в сборе. Дело не требует отлагательств.       — Да чтоб тебя…       Наконец, король оторвался от своего постыдного для альфы занятия и повернул к нему голову. Альберто поджал губы.       — Вы правитель великого государства, в конце концов. Я уже устал решать за вас все ваши дела.       — Хоть какая-то от тебя польза, бета, — с откровенно злой усмешкой заметил Родриго, однако на его слова никто особого внимания не обратил.       Альберто давно не реагировал — привык. В свои двадцать девять он успел построить вокруг себя стену из равнодушия и просто выполнять свои обязанности, наложенные на него по факту рождения. Король на его фоне тот еще баловень судьбы, который никогда не оценит своей удачи и своего счастья.       — Какой же ты зануда. Ты точно мой родной брат, а не подкидыш?       Наконец, король поднялся на ноги, оставив своего любовника неудовлетворенным. Родриго, впрочем, не особо расстроился. Он обхватил свой член у основания и скользнул по нему пальцами, чуть надрачивая, рассматривая при этом обтянутый плотными штанами зад правителя Фаландрии.       — Я оценил Ваш тонкий юмор, — с холодом отчеканил Альберто. — А теперь будьте любезны — идите за мной в зал совещаний.       Король улыбнулся ему, как улыбался практически всегда и всем вокруг, сияя своим наивным дружелюбием.       — Уже иду, дражайший братец, — он обернулся к Родриго. — Закончим позже, любовь моя, так что не кончай слишком обильно.       Тот довольно расплылся в улыбке.       — А ты не пей много на совете, чтобы я мог сам хорошенько тебя напоить кое-чем вкусным.       Альберто было откровенно тошно наблюдать за этим. Его младший брат, Антонио Карьедо, единственный внук-альфа покойного короля, улыбчивый и общительный везунчик, красавец каких поискать, был по мнению многих придворных был той еще ошибкой природы. К своим двадцати четырем годам он не был женат, не проявлял вообще никакого интереса к омегам, но ненормально увлекался альфами. Увлекался так, словно ему стоило родиться омегой. И Альберто находил это чем-то отвратительным.       Даже прошлый король морщился, осознавая, кому он передает страну. Он злился, старался как-то исправить внука, подсылал к нему опытных омег, дабы те соблазнили молодого альфу, но все по итогу было тщетно. А как только короля не стало, Антонио занял трон и вообще перестал скрывать от придворных своих странных увлечений. Любовников у него было не много, но крепче всех свои корни пустил именно Родриго Коста, красивый и горделивый уроженец южных земель, родной племянник одного из самых видных министров Фаландрии.       Когда-то он приехал в столицу со своим братом-близнецом, омегой по имени Сантьяго. Братья были поразительно похожи внешне, разве что альфа чуть шире в плечах, а омега куда более изящный, с тонкой талией и волнующей воображение круглой попкой, но бесконечно отличались характерами. И если Сантьяго был скромным, немного отстраненным и в некотором роде правильным, то Родриго обладал буйным нравом, спесивостью и горделивостью. Он хотел власти, но не хотел прилагать усилий для ее получения, по крайней мере, именно так считали придворные, пересекавшие с ним каждый день.       Министр Коста хотел пристроить своих племянников в столице, а потому сразу вывел в свет. В ту пору кронпринцу Антонио было девятнадцать, а Родриго — двадцать два. Они сразу сошлись, потому как Коста решил брать будущего монарха в оборот. Как-то так вышло, что они быстро поделили ложе, а Родриго потом ловко избавился от всех конкурентов и стал для кронпринца единственным и самым желанным любовником. Король об этой связи не знал, министр Коста покрывал родственника, как мог, зато знал Альберто, возненавидевший этого альфу всей душой.       А ведь это он был старшим сыном. Первенец-бета — это позор для семьи, так всегда считали в Фаландрии. Никто не воспринимал бет всерьез, никто не считал, что они хоть чего-то да стоят, и причина всему — их невозможность дать потомство. Именно это и стало приговором для Альберто в миг его рождения.       Он был нелюбим родителями, правитель-дедушка не желал его видеть, о каких-то притязаниях на трон не могло быть и речи. Альберто вырос в обществе пары слуг и толком не знал своего отца, не видел ласки от папы, не знал уважения, коим должен быть окружен принц. Его словно не было ни в семье, ни во дворце.       Потом на свет появился Антонио, отрада для всей Фаландрии. Ведь он родился альфой. Он тот, кто обеспечит королевство будущим. Его обожали все, от короля до простолюдинов, в то время как Альберто навсегда остался в его тени.       А ведь Альберто был не хуже, а может и лучше младшего брата-альфы. Он был образован и начитан, дальновиден во всем и внимателен. Он разбирался в политике и был в курсе всех новостей. В конце концов, именно он и правил из тени вместо брата, увлеченного более членами альф, нежели делами короны. Именно Альберто двумя годами раннее не позволил совету начать губительную войну против острова Ио, понимая, насколько опасен вражеский флот. Именно он годом раннее предложил отправить сватов в Элирию, дабы заполучить в королевичи господарина.       Многие действительно удачные решения исходили именно от него, но этого словно никто в упор не замечал. Никто не признавал его заслуг, Альберто оставался в тени сияющего улыбкой и искрами в зеленых глазах Антонио.       — Ко мне уже стучались. Что вообще произошло? — спросил король, когда они покинули личные апартаменты Родриго Коста. — Что это за дела такие, которые не требуют отлагательств?       Антонио явно был не в восторге от того, что его оторвали от члена любовника, но не в привычке короля было долго злиться или хотя бы хмуриться. Он в самом деле сиял дружелюбием и улыбался практически всегда, немало раздражая этим своих министров. Все хотели видеть в нем серьезного и собранного короля, а не дурашливого юнца.       — Бонфуа принес депешу от нашего посла еще вчера, — недовольно заметил Альберто. — Мы ждали Вас со вчерашнего дня, Ваше Величество. В конце концов, Вы должны понимать…       — Ладно-ладно, — Антонио махнул на брата рукой. — Порой меня просто тошнит от твоей чопорности. В самом деле, будь ты хоть немного проще, я бы прислушивался к тебе чаще.       Бета выдохнул. Порой ему было так сложно достучаться до разума собственного брата. Антонио был избалован и убежден в том, что он исключителен, а еще он привык считать Альберто кем-то вроде верного слуги. Верного без сомнения, потому что разве могут быть какие-то собственные интересы у беты? Разумеется, нет. Ни интересов, ни амбиций, ни даже цели в жизни. Поэтому ему остается лишь держаться своего положения подле короля и делать все для его блага.       — Посерьезнее, Ваше Величество.       Антонио пригладил свои черные волосы.       — Так случилось-то что?       Они достигли ближайшего поворота, а бета на миг снова возмутился тем, что весь этаж, да и к тому же роскошнейшие покои королевского дворца были переданы Родриго Коста. Должно быть, король в самом деле любил этого альфу, раз отдавал ему все, что тот мог бы пожелать. Или же он был непосредственно зависим от него. А то и, как знать, верны были сплетни о том, что Родриго пользовался услугами каких-то там колдунов, помогавших ему завладевать разумом Антонио.       Альберто не знал, в чем причина, но прекрасно понимал, что худшее только впереди.       — Через несколько дней прибудет Ваш супруг.       — Кто?       Антонио встрепенулся, словно о своей скорой свадьбе он слышал впервые в жизни.       — Ваш супруг, — повторил Альберто. — Император Сватогора отдал Вам в супруги своего названного сына, — буквально процитировал бета слова Андре Бонфуа. — Этому омеге шестнадцать. Франциск подробно описал его в своей депеше.       Король поджал губы.       — Я точно обязательно должен жениться?       — Разумеется.       Альберто слышал этот вопрос не в первый раз, а потому раздражался особенно сильно. Словно его брат — дитя, которое нужно уговаривать, в самом деле.       — Родриго против, даже если брак будет фиктивным. Он слишком сильно меня любит.       — Тем не менее, — заметил бета, — его чувства не столь важны, как интересы государства. А государству сейчас нужен союз со Сватогором. Если бы мы в свое время не тянули, замечу — из-за хотелок Родриго Коста, — мы бы получили господарина Элирии. Франциск говорил с ним, и если он хотя бы малую толику был прав, господарин был самым идеальным вариантом для нас.       — Но мы его упустили, да, помню, — недовольно кивнул Антонио. — Ты мне уже год это припоминаешь.       — Сейчас нельзя упустить княжьего сына, — ровным тоном продолжил бета. — Он нужен Фаландрии, а значит Вы, как король и хранитель этой страны, обязаны в ближайшее время взять этого омегу замуж. И Вы это сделаете, Ваше Величество. Без пустых слов о том, что Ваша свадьба обидит Родриго Коста.       Альберто невольно вложил искреннее раздражение в это имя. В самом деле, имеет ли Родриго хоть какое-то право быть против свадьбы короля? Он сам альфа, а не омега. Не важно, как часто они с Антонио будут совокупляться — дитя они не родят. И свадьбы они не сыграют. А королю, да и всей Фаландрии в целом, нужен наследник трона. Об этом и должен был думать Антонио. О будущем страны, а не обиде своего любовника.       — Ты ничего не понимаешь, — протянул король. — Ты никогда не любил и не был вынужден принимать сложные решения.       Альберто ничего на это не ответил. Родной брат его совершенно не знал, но думал, что знает. Ведь беты не влюбляются, верно? Однако Альберто умел любить. Он испытывал вожделение к омегам, имел слабость перед тонкими нежными омежками, испытывал вожделение к ним практически аналогично с альфами.       И будь он должен жениться на Ланселе из Нордена, Альберто был бы в восторге. Он бы ждал дня свадьбы, он бы желал поскорее оказаться на брачном ложе, подмять под себя милого юного омежку, пометить его, выцеловать его невинные уста, облапать полное свежести тело и войти в него, забрав себе чужую невинность. Но все это достанется Антонио, который совершенно не способен оценить такой подарок судьбы. Альберто не понимал? Напротив — это Антонио никогда и ничего не понимал. Он вожделел только альфьи члены.       — Я тоже смыслю в сложных решениях, — с холодом отозвался бета. — Ваш союз с Родриго официальным никогда не станет и потомства не принесет. Ваша обязанность — жениться и заделать супругу дитя. Фаландрии нужен наследник трона.       — И это мы сейчас будет обсуждать на совете? Мою личную жизнь?       Альберто кивнул.       — Да, ибо у короля нет личной жизни, он принадлежит своей стране. Быть правителем — не привилегия, а святая обязанность.       — И когда свадьба?       Ответил бета не сразу. Свадьба короля — это событие, в которое необходимо хорошенько вложиться. Потребуется разослать множество приглашений, потратить много денег из казны, привлечь множество слуг — и именно это и должны обсудить король и министры. Альберто будет присутствовать, чтобы опосля сделать все то, что должен делать король. Ведь Антонио вынесет мозг Родриго, узнав о скорой свадьбе, и король будет занят именно им. А бета, как серый кардинал, вынужденно разрешит все проблемы из тени.       —Скоро.       И как обычно никто не заметит, никто не обратит внимания на принца-бету, который, возможно, был бы куда более лучшим королем.

***

      Хенрик потянулся всем телом и осмотрелся. Он сидел за большим столом в резиденции своего родственника и главного наперсника, Бервальда Оксеншерны. В его собственном дворце царила суматоха, от которой князь Нордена быстро утомился. Впрочем, он успел проверить, все ли готово к предстоящей церемонии. Уже утром прибудут послы. Франциск Бонфуа, тот самый манерный бета, который так не понравился Хенрику, будет принимать клятву Ланселя от имени своего короля. Вечером экипаж из Кальта направится в порт, корабль до Фаландрии отчалит к ночи.       Ланселя обеспечили всем необходимым. К нему приставили наперсника, омегу, которого выбрал Бервальд (по его словам это был надежный человек), собрали для него достойное приданное, обеспеченное императором, пошили прекрасные костюмы и подробно разъяснили все, что касается его обязанностей.       Хенрик был в целом доволен происходящим. Лансель — омега, воспитанный им. Он никогда не посмеет делать что-то в обход воли отца, а значит, через него князь сможет влиять непосредственно на короля Фаландрии и всех важных придворных. Это в свою очередь даст ему возможность иметь значимый вес в Имперском городе. Фридриху придется смириться с его возвышением. Лансель в чем-то да пригодился.       Однако, мысли об этом отчего-то заставили князя вспомнить о том, что у него был еще один сын-омега. Или же брат — сложно так сказать. А ведь его можно было выдать за сына прошлого князя и так же использовать в своих интересах, но в ту пору Хенрик об этом не думал. Возможно, зря. Хотя он бы вряд ли смог терпеть подле себя собственного бастарда, да еще и рожденного в ходе таких событий.       — Все идет по плану, — кивнул Оксеншерна. — Ваши замыслы воплощаются в жизнь.       — Еще бы, — Хенрик осушил свой массивный бокал с элем и покосился на слугу, давая понять, что нужна добавка. — Я хорошо все продумал на сей раз, на это ушло много сил.       Прислужник, миловидный омега, подоспел к нему быстро. Его ладони чуть дрожали, пока он наливал из кувшина эль. Устремивший все свое внимание на Бервальда, князь не стал обращать на это внимания.       — А что же дальше?       Хенрик усмехнулся.       — Я в скором времени сам наведаюсь в Фаландрию. На правах королевского тестя, разумеется. Буду сам лично вести все дела с этим королевством. Императору придется согласиться, что это лучший вариант.       В этом никто не сомневался.       — А что же с кронпринцем Гилбертом?       Князь тем временем осушил очередной бокал и снова протянул его слуге.       — А он больше не кронпринц. Насколько я знаю, император лишил его титула и вместе с его горделивым папашей отправил в ссылку, хотя мог просто казнить. Кажется, не только Гилберт, но еще и Ханс успели надоесть правителю. Жаль, я не могу посмеяться в лицо этому Хансу. Надеюсь, в Судене кто-нибудь сообразит пусть его по кругу и хорошо выебать эту мразь. Всегда его ненавидел.       Скорее всего, в самой южной провинции эти двое окажутся под строгой опекой принца Киэля, который, к слову, тоже сильно не ладил с Хансом. Подробностей Хенрик не знал, но помнил точно, что лет двадцать назад Киэль рассорился с родными братьями и уехал в Суден, по сути — на окраину империи, прочь из столицы. И если с Фридрихом он поддерживал постоянную переписку и даже множество раз направлял к императору своих приемных сыновей на поклон, то вот Ханса он не любил особенно сильно. Скорее всего, причиной тому стало фактическое изгнание из столицы Рохана. Киэль был против кровосмесительных связей. Его, правда, слушать никто не стал, вряд ли кого-то интересовало мнение беты, но все же ему хватило смелости высказать все императору в лицо.       — Лей нормально, — рявкнул Хенрик на слугу, когда из-за дрожащих рук последнего пролилась пара капель эля.       Слуга вздрогнул и уронил сосуд, осколки тут же разлетелись по полу, эль разлился, а князь, наконец, поднял на него взгляд. Омега, невысокий, худой, с отчетливо видной под одеждами тонкой талией, смуглой кожей и черными волосами, собранными в узел на затылке. Хенрик на миг замер, а потом прыснул себе под нос. Обеспокоенный случившимся, Бервальд поднялся на ноги.       — Кто обучал тебя прислуживать?       Когда альфа говорил с подобным властным тембром, в ужас приходили вообще все. Уж очень внушительно он звучал. Слуга весь задрожал и тут же рухнул на колени, прямо на осколки.       — Простите, господин. Умоляю, простите.       Его тоненький голосочек дрожал от едва сдерживаемых рыданий. На вид омеге было лет двадцать, но из-за хрупкого телосложения можно было обмануться.       Оксеншерна мотнул головой.       — Пошел прочь. И позови кого-нибудь толковее.       Омега, дрожа точно листик на ветру, с трудом поднялся с места, но Хенрик махнул рукой.       — Не нужно, останься.       Омега замер, как и Бервальд. И если слуга не понимал, что к чему, Оксеншерна понял сразу.       — Господин, я не могу позволить, чтобы Вам прислуживал неумеха.       — Зато какой этот неумеха очаровательный, — улыбнулся Хансен. — Думаю, мы уже все обсудили, Бервальд. Иди в мой дворец, проверь все еще раз. Если хочешь — можешь развлечься с моим вторым супругом, а то он давно альфы не видывал. Но только так, чтобы без ненужных последствий. А я пока пообщаюсь с твоим слугой.       Бервальд сглотнул, но спорить, разумеется, не стал. Он не самоубийца, чтобы оспаривать решения князя Нордена.       — Раз Вам так угодно.       Омега, что все же стоял рядом с Хенриком, весь побледнел. Должно быть, осознал, что с ним произойдет. Оксеншерна заставил себя не смотреть на него. Не важно, сам виноват, что уронил сосуд и привлек к себе ненужное внимание.       — Я прибуду позже.       Хансен уже не смотрел на верного наперсника, теперь все его внимание было сосредоточенно на омеге. Он слышал чужие шаги, слышал, как закрылась дверь, и продолжал улыбаться. Слуга не успел ничего сообразить. Хенрик поднялся на ноги стремительно. Он схватил омегу за предплечье и дернул на себя, резко, явно причиняя боль, но не беспокоясь об этом совершенно. Мальчишка вскрикнул и зажмурился, не смея вырываться. Ведь понимал прекрасно, что иначе будет только хуже.       Прижав к себе омегу, Хенрик уткнулся к его шею, вдыхая слабый из-за сандалового масла омежий запах, а потом решительно распустил волосы слуги. Черные, шелковистые, длиной до лопаток. Схватив их, князь зарылся лицом в локоны и вдохнул чужой аромат. Не то, все равно не то… Но и это сойдет.       Омега закричал от боли, когда князь буквально швырнул его на стол. Бедняга повалился животом на посуду, бутыль с вином едва не угодила ему в глаз. Столовая утварь повалилась на пол, к осколкам.       — Тебя уже кто-нибудь трахал, омега? — с усмешкой спросил Хенрик. Не дождавшись ответа, он рыкнул: — Ну?       Мальчишка задрожал всем телом, ощутив, как грубые руки тянут его рубаху вверх.       — Нет… Ваше Светлость…       Хансен засмеялся в голос, потянув вниз его штаны, обнажая худые ягодицы и стройные ноги.       — Как пойдешь замуж, обязательно расскажи мужу о том, что тебе целку порвал сам князь Нордена. Цену тебе это не поднимет, конечно, но хотя бы будет чем похвастаться.       Омега ткнулся лбом в большую тарелку с отварным мясом и тихонько заплакал, понимая, что он ничего не может поделать с происходящим, а Хенрик тем временем ощупал чужое тело. Мальчишка был красив, определенно, но… Все равно не то. Не Рохан, хоть и похож. Это расстраивало, а портить себе настроение князь совершенно не хотел. Поэтому он плюнул себе на пальцы и тут же прижал их к узкой розоватой дырочке омеги. Было очевидно, что тот не лгал, он в самом деле совершенно невинен. Князь отчетливо вспомнил, как он впервые воспылал желанием, узрев Рохана. Такого юного, невинного, красивого, безумно желанного. Рохан так и не достался ему, его телом завладел император. Введя указательный палец внутрь, борясь с давлением мышц и слушая болезненные поскуливания слуги, Хенрик испытал удовлетворение от мысли о том, что вероятный будущий альфа этого милого мальчишки не получит своего супруга невинным.       — Тебе лучше расслабить зад, омега, — заметил он. — Если я не кончу в тебя в ближайшее время, мне захочется засунуть в тебя эту бутыль с вином. Уверен, ты этого не хочешь.       Кажется, омега разрыдался под ним сильнее, но расслабиться постарался. Наспех растянув слишком уж узкую дырку, Хансен нашел взглядом небольшую тарелку с маслом — как раз сойдет вместо смазки, ведь естественной у омеги не выделится, как бы сильно князь его не запугивал. Расстегнув свои штаны и смазав член, Хенрик пристроился и толкнулся внутрь. Давление мышц было болезненным, что вполне ожидаемо, но протолкнувшись глубже и замерев, альфа испытал восторг.       Ломать омежьи попки так приятно, особенно если речь о таких хорошеньких омегах. О тех, что так похожи на Рохана. Того самого Рохана, который так и не достался Хенрику невинным. Поэтому и приходится довольствоваться девственными попками других омег.       Опрокинувшись на хрупкое тельце и хватив парня за плечи, князь чуть вышел, а потом толкнулся вперед. Скользило не так хорошо, как хотелось бы, омеге совершенно точно очень больно, но самому Хансену было приятно в горячей узости свежего, никем до него нетронутого тела. Он принялся толкаться активнее, слушая сдавленные болезненные стоны омеги и постепенно теряясь в ощущениях.       От волос омеги пахло чем-то цветочным. Помнится, Рохан пах эдельвейсам, высокогорными цветами, которые ему так нравились. Хансен зажмурился, полностью сосредоточенный на ощущениях. Он толкался рвано, не жалея парнишку, и в какой-то момент он ожидаемо позабылся, слегка выпал из реальности.       — Рохан… ах, Рохан…       Он явственно вообразил, что под ним главный бриллиант Остена. Что это именно прекраснейший из омег принимает в себя его член. Что это именно Рохан скулит сейчас, но не от боли, а от восторга о того, что его, наконец-то, берет князь Нордена.       Потерявшись во времени и в своих ощущениях, князь достиг пика и кончил в мальчишку, громко рыкнув, как альфа, который только что удовлетворился омегой. Мальчишка все так же рыдал под ним, но совсем неслышно, явно боясь, что может усугубить свое положение. Хенрик выдохнул, вышел из чужого тела и уселся обратно на стул. Он не стал смотреть на омегу. Не хотел.       — Убирайся, — без тени прошлого веселья приказал князь. — В твоих интересах выпить лунную кару в самое ближайшее время.       Ему не хотелось ни видеть, ни слышать как нерасторопный юный слуга уходит, как он плачет от боли, как он скулит от того, что потерял нечто важное. Хенрик удовлетворил тело, но вот душу случайно попавшийся под руку омега ему бы не удовлетворил.       Разумеется, если у князя Нордена вообще была душа.