Darker than black

— Приехали, — только и может выдохнуть Токоями, когда его выталкивают в подобие обезьянника, и главное рядом с ним же устраивают такую же девчулинку, кажется совсем уж пьяную, раз она только хихикает что-то там пьяно и просто голову откидывает, пока бледный лишь в себя пытается прийти, хотя бы частично. На самом деле, для него не было совершенно ничем необычным оказаться посаженным в такое подобие тюрьмы до утра, чтобы уже тогда его освободили за тихое и прилежное поведение, и отправили куда глаза глядят, лишь полицейским как обычно якобы под руку не лез, хотя, учитывая их и его способы заработка, то это скорее они ему мешаются, раз за разом, вызов за вызовом. Трудно быть убийцей, особенно когда каждый раз, когда ты близок к тому, чтобы тебя раскрыли, всё как-то так удачно спихивают на кого-то другого, и вот, пожалуйста, ты за решеткой всего лишь до утра, а не на каких-нибудь пять-десять-сколько-там-лет, чтобы якобы обдумать своё поведение и быть наученным этим всем, хотя всем и так понятно, что нихрена это ничему и не учит. Только калечит сильнее, оттягивая ярость и час возмездия для какого-нибудь нового поколения, будто мусор на других спихивают. И в действительности всё было бы хорошо, если бы Токоями не знал как минимум одного – соседний запах вот это девушки, которую притащили якобы совершенно невменяемой и пьяной, просто чтобы протрезвела к утру, был на самом деле очень даже знакомый и более того – сразу ощущается, что на охоте сегодня был не ты один. Хочешь прячь, хочешь хоть тысячу запахов на себя наноси – вкус и запах крови с языка уберёт разве что смерть, и ничто другое. Поэтому он и смотрит немного подозрительно, потому что кажется уже знает, кто это, но не решается что-то сделать как минимум из-за наличия ограничений в виде наручников, и как раз-таки их у девушки не было – какой смысл, если её и так едва ли дотащили сюда, верно? Абсолютно неверно. В конце концов, глубокая ночь, даже полицейские уже ушли к себе, оставляя их преступников наедине с собой и друг другом, и стоит последнему признаку другой жизни покинуть общее помещение, так сразу же тело сбоку поднимается, хлопает тонкими ресницами, и лишь затем с хитрой улыбочкой гнет спинку и ножку на ножку закидывает, покачивая. — Токоями-ку-у-ун, — тянет сладко чужой голос, и встречается с мрачными взором убийцы, которого удивительно, что еще не раскрыли, таков уж геройский мир, всё хорошо будет ровно до того момента, как скелет из твоего шкафа не просто вывалится, а буквально рухнет, и привлечет к себе тысячи взглядов общественности. Но нет скелета – нет проблем. Удивительно глупо, не так ли? — Я, кажется, говорил, что меня нельзя так называть, — лишь тихо отвечает он, и всё-таки разок скользит взором по глазам чужим, чужой фигуре и общему виду – так это ей не подходило, на самом деле, её обычная одежда привлекает его внимания больше своей обыденностью. Но, опять-таки, быть может сейчас её целью и было стать его жертвой. Кто знает. — Ну прости-и-и, ты же знаешь, я не могу удержаться, — обычная улыбка превращается в хищное, а сама девушка оказывается опасно так близко, достаточно, чтобы, например, прямо сейчас закинуть руки и зажать голову прямо между запястий, и огреть как-нибудь там о колено, и наслаждаться брызгами крови, ругательствами, и… Стонами. Только вот в отличие от обычного человека, эти стоны будут сладкими и совершенно точно желанными. Чуть ли не кончит, если огреть особенно хорошо. Наверно. — Это, по-твоему, что-то меняет? – он всё-таки чуть клонит голову набок и смотрит вопросительно, но без угрозы, о нет, свой гнев на сегодня он уже выплеснул на неудачливой заносчивом блондине каком-то, том, что много кричал и мало действовал, и чьё тело так удобно поместилось в мусорном банке, разумеется, лишенный кошелька с остатками налички и парочкой кредиток, которыми воспользоваться сможет позже. Знает с кем работать для такого. Правда уже тогда ощутил, что за ним словно смотрят, но почему-то не придал значения. Зря. — Ни-че-го, — шепчет с явным довольством и всё-таки тянется, сокращая дистанцию их лиц, только чтобы язычком своим, шершавым немного и очень мокрым, по щеке провести, почти что какие-то животные инстинкты проявляя, только вот сам пойманный сейчас злодей на это реагирует лишь прикрытым глазом и легким таким напряжением – руки высвободить ничего не будет стоить, интересен лишь вопрос, действительно ли с ним затеяли прямо сейчас драку, или это просто у них прелюдия опять очень долгая и немного интересная. Самую малость. — Тога, — называет он её всё-таки по имени, чтобы теперь она чуть надула щеки, и скрестила руки прямо под грудью, чуть приподнимая ту, но вид продолжая делать совершенно невинный и обиженный, и даже не смущается того, что еще немного, и из-за раздвинутых её ножек будет видно бельё, хотя Токоями за подобное взглядом не цепляется, как минимум потому что именно её трюки он знает абсолютно досконально и точно. — Так нечестно-о-о, Токоями-ку-у-ун, — кажется, еще немного, и она начнет бить изящными кулачками где-то около груди парня, но нет, этого не происходит, вместо этого – лишь всё еще чуть хитрый взгляд, да и опять-таки, гнется в спинке, и вообще манерами от кошки знойной совершенно далеко не ходит, а потому и наглости ей теперь не занимать, особенно когда она присаживается прямо напротив, прямо на его коленях, и смотрит в глаза уверенно, и глаза жертвы, карие, с отметинкой чего-то яркого, превращаются в хищный желтый, а широкая улыбка превращается почти что в оскал, да и клычки зубные теперь намного выраженней отмечаются, правда вот напряжения это вновь не вызывает, только лёгкое подёргивание, небольшое такое. — Нечестно – вызывать полицию, чтобы оказаться со мной в одной камере, — констатирует он, и даже немного откидывается назад, ненароком звеня наручниками, да и сейчас ему и делать-то надо почти что ничего не надо – руки кровопийцы Лиги уже оказываются на его плечах, а тонкие ноготки активно так пытаются пробить кожаную куртку парня, чтобы вызвать какой-то позыв боли или приступ недовольство, но на лице все равно спокойная такая мина, почти что недовольства. Почти что – просто потому что вместе с этим Химико теперь уже напирает немного своим текущим телом на мрачного злодея, и вообще превращает это из просто кошачьих жестов на подобие возбуждённого ритуала, в котором тело Фумикаге уже само по себе откликается очень даже позитивно и ярко, даже если он сам не хотел бы так сильно на это обращать внимание. Не смущает, скорее вызывает больше обычного напряжения. Как и заставляет облизнуть пересохшие губы свои на довольство чужих глаз. Тем временем, кстати, маскировка всё-таки медленно так опадает с девушки глиной, но она даже и не возражает, скорее даже несколько заводит с подобного, потому что стоит ей оказаться как минимум наполовину голой, так сразу тянется чуть ниже лица парня, чтобы выдохнуть прямо тому в шею и зубками потянуть на себя верхний чокер, ровно до момента, когда ткань блаженно рвётся, а Тога, к своему хищному довольству, может впиться сначала губами, а затем уже и зубами в бледную кожу, слизнуть пару капель крови, подобно сладкому лакомству редкому, а затем всё-таки чуть приподняться и тем, что получила, начать играться языком, дразня парня. — Ты как всегда сладкий, даже холодный, То-ко-ями-кун, — и парень лишь выдыхает тихо, закатывает на мгновение глаза от раздражения, но даже не рычит на девушку – в конце концов, своё раздражение на сегодня он выплеснул, а теперь осталась та часть, что желает удовольствия и расслабления, а Химико, как и всегда, находит для этого лучшие моменты. Прямо как сделала подобное еще давно, когда Лига Злодеев положила свой глаз на местного злодея Тсукуёми и попыталась взять рекрутом в свои ряды, и когда были всё-таки посланы, то отступили. Но только Тога не отступила, от слова совсем. И вот пожалуйста, это была кажется пятая, если не шестая встреча, и каждый раз почти что одно и то же – знает же, что ему ничего не стоить снести блондинистую голову, поэтому и даёт визуальные ограничители. Убивай или будь убитым, и это точно подходило на их отношения, хотя какие тут отношения, скорее секс по желанию и возбуждению, а Фумикаге, не смотря на то, каким холодным и убийственным был, на деле очень часто был не против развлечься и расслабиться. Даже если и молча. — Мне так и оставаться в наручниках? – вопросы о том, почему она здесь опять, почему это всё вот так происходит уже отпадают куда-то назад, он лишь поднимает немного свои запястья и дёргает немного руками, давая такую привилегию оставить в руках злодейки, просто потому что он знает, как она любит управлять хотя бы такими деталями, и тут буквально ноготками этот лёгкий металл режет, освобождая руки и наконец-таки заставляя свободней расставить руки, как и хмык тихий вырывая из груди злодея. А дальше разумеется Химико включает полунежную кошечку, сначала стягивая с тонких плеч парня куртку, скользит коготками по тонкой ткани обтягивающей майки, и вот, пожалуйста, они уже лежат на скамье, девушка аккуратно ведёт теплыми ладонями по изгибам напряженного пресса, обводит шрамы, царапины, ссадины, и не смущается вести языком по местам, которые у Токоями чувствительные, помнит же, чертовка, и с удовольствием пользует, как и тянется за новой порцией крови, как сладости, и трётся уже давно текущей промежностью около паха, даже томно выдыхает что-то на самое ухо, оставляя царапины уже как собственные метки, почти что умоляя перейти к действу. И его терпение всё-таки выходит из-под контроля, тонкое и обнажённое тело Химико оказывается снизу, её щеки уже привычно пылают, а сама он то улыбается, то скалится, но тянется к шее, обхватывает руками шею парня скользит и царапает его, заставляя красным полосам разлиться алыми красками по белоснежной коже, и главное, Токоями даже не дрогнет, даже не шипит, просто потому что после таких полос он всегда почти что вгрызается в плечо девушки, оставляет теперь свой неизменный след, такой, что она не сдерживает томного стона, и вообще теперь телом изгибается как дугой, и ножками обхватывает его около талии, а пальчиком одним уже ощутимо теребит ширинку, да бугорок выщупывает. — Ну Токоями-и-и, — лишь томно шепчет она ему на самое ухо, и прежде чем она возбуждённо скулить начнет, они наконец-таки соприкасаются губами, где Фумикаге и снова кусается, и тянет её язык, и вообще остаётся как можно больше следов своего пребывания с этой злодейкой, словно это соревнование какое-то, приз которого до сих пор неизвестен, да и не нужен был. Там уже и пошла борьба за главную роль за главенство, то она седлает его бёдра, пытаясь стянуть джинсы, то он вновь валит её на спину, ставит новые меткие, укусы, не смущается прикасаться к любой точке на её теле и гнуть, даже если они еще и к основной части не приступили. А затем разумеется невыносимый жар их тел, покусанные губы и новые вздохи, и даже удивительно, что полиция их не слышит, но и неважно было такое – все равно в момент всё теряется, особенно когда внутри член так сильно сжимается, словно нарочно, а с каждым толчком бёдер тело девушки в руках дрожит как осиновый лист, словно вот-вот распадётся и не выдержит совершенно, но нет, всё еще уверенно обхватывает его руками и ногами, почти что рычит на самое ухо и кусает, пока его когти уже впиваются где-то около ягодиц, сдавливая, как и след от зубов оставляя прямо вокруг соска перевозбуждённого. Жарко. Очень жарко. И когда барьеры всё-таки пересекаются, а сил не остаётся, то и взрываются потоком удовольствия, и тут же падают обратно на скамейку, и Токоями часто дышит, закатывая чуть глаза, и Тога хитро так обхватывает тонкими руками за торс сначала, а затем, лизнув щеку, хищно усмехнулась, вновь на бёдрах оказалась, теперь уже в руках держась за ствол парня и подмигивала. — Вот так приехали, — рычит он, и снова плечами дёрнул. Теперь она еще без пары-тройки раундов не отпустит. Ну и ладно.