Сердце ушло из рук

А ты будь моим берегом Не то волны унесут меня в никуда Ты не дай мне утонуть, время, как вода Ты не дай мне утонуть, время – океан (ЯАVЬ, Gruppa Skryptonite «Берегом») Совместный сон мог по идее что-то прояснить. Уникальный же опыт – вы не то чтобы хорошие друзья, но кровать вместе делили. Юдзуру эта ночь удивительным образом успокоила. Разве можно лучше проверить свои чувства, когда не уверен, какого рода привязанность потихоньку тобой овладевает. Юзу помнил, как его напугала бесцеремонность парня, и свой страх того, что он может сделать. Потом своё смущение и уже новый подспудный страх – если ты ко мне не лезешь, сейчас к тебе полезу я. Или выдам себя, дам понять, что жду от тебя инициативы. Не хотелось всё по полочкам раскладывать, ведь в ворохе чувств точно был момент перехода от «ещё одно случайное касание – и я закричу» до «между нами можно третьего положить, ты чё так далеко, ты чё так быстро засыпаешь, то есть как это: пришёл, организовал тут всё по-своему, довёл меня до паники и теперь спишь довольный, сопишь себе?!! Ну охренеть теперь». Сначала Юзу совсем тихо лежал, замерев, борясь с иррациональным страхом малейшего шума, аж до смешного – сглотнуть по пересохшему горлу боязно, ну, реально, разбужу же. Можно было подумать, Хавьер мог слышать это или его дыхание, к примеру, так же громко, как он сам. Глупо как-то всё получалось. Юзу ещё покосился на него какое-то время, робко и раздосадовано, боясь и желая ткнуть пальцем в щёку, стараясь не думать, как Хавьер минут пять назад убеждался в холодности его ног – ага, ступнёй вдоль ноги, все друзья так делают. Не соврал, ему стало потеплее – ещё бы не стало, он его тупо в жар вогнал своим поведением. Может с той стороны, где он дрыхнет, и правда теплей, но Юзу постарался на этом не фокусироваться. Он бы точно не решился придвинуться ближе. Отвернулся, решил, что зато никаких кошмаров сегодня не будет – не рядом с таким человеком, который праздник носит с собой. О том, что даже случайные мысли могут направить твоё сновидение, Юзу не думал. А направление было задано этой косвенной пометочкой в голове. Даже не обычные его подробные и страшные картины прошлого, того, что случилось полтора года назад, не настолько чётко, как обычно, – во сне царила монотонная обеспокоенность. Невозможность что-то сделать, страх, ощущение своей беспомощности, словно уже что-то произошло и произойдёт ещё, нечто катастрофичное. Юдзуру проснулся от того, что пытался понять, разглядеть неясные образы, которые ускользали, когда ты на них концентрировался. Выдохнул, повернулся, нашёл руку рядом – ах, да, Фернандес, да, точно припёрся, ночевать остался… Он захотел его обнять; Хави, потревоженный его движением, сонно поухмылялся, наворчал на него на испанском, притянул рукой к себе всего – ладонь так и осталась на спине. Юзу успел подумать, мол, пиздец сну – и до утра, до звонка будильника больше не помнил ничегошеньки. Только когда он всё ещё валялся на груди у сонного не до конца проснувшегося Хавьера, его так и подымало высказаться честно и откровенно: «Ну и уютный же вы мужчина, сеньор Фернандес. Ещё бы ваши женщины и кошки жаловались». Противоречиво получилось: вроде бы влекущая такая ненавязчивая интимность присутствовала, а вроде бы и спокойно рядом с ним, и тихо-мирно – ноль экшена, а под утро и ноль волнения уже. Хочешь, руки в волосы на затылке запускай, хочешь – лениво распинывай коленом сопящее чудище, не желающее покидать кровать. По-семейному до безобразия. Может этот их опыт совместного спанья о чём-то говорить? Да, может. Например, то, что его пугает и, не будем лукавить, эмоционально заряжает, - не любовь, не влюблённость, просто такой товарищ непривычный попался. Особенный. С которым культура общения и дистанция сдалась без боя. Нечего себе надумывать, живи спокойно, не парься. Парься из-за двух разных четверных в программе, нужно добраться до момента, когда придётся париться из-за трёх. У тебя ещё на Скейт Америке два соотечественника, тебе пьедестал как воздух нужен. Чё твой Фернандес в финале делать будет без тебя, думаешь, скучать? *** - Ты всегда таким был или тебя в Торонто разбаловали? - Не понимаю, почему ты спрашиваешь. Джереми фыркнул, вытянул руку вдоль левого бедра Юзу. Удобнее было бы обхватить его за талию, но Джереми не решился. Положение было из разряда ни шатко ни валко, но если продолжать, полягут оба. Держаться помогало только то, что спиной он упёрся в бортик. - И фотографы тебя не смущают? - Фотографы – лучшие друзья фигуриста. - Умница моя. Ну, давай, слезай, у меня всё затекло. - Что – всё? - Ох ты… Юзу сидел у него на коленях непринуждённо, с ребяческой непосредственностью – и вообще коннектился как-то не по-японски. Юзу мог бы заверить его – это всё его, природное, не наносное. Просто рядом с испанским солнцем ярче расцвело. В некоторых смыслах его несомненно разбаловали. В «Парижских прогулках» он так и разлетался. Цеплялся смуглыми пальцами, поддевал на себе ремень – знак судьям: пристегните ремни, сейчас такое будет - закачаетесь. Произвольная вышла не столь летучей, в Торонто Юзу вернулся с серебром, куяши-энергией и напитанный спортивной злостью. С Фернандесом едва пересеклись, выглядело это буквально «Привет, Юсу, пока, Юсу», хотя до Виндзора ехать было всего ничего. Хавьер в отличие от него вернулся с золотом, сотворив немыслимое – обошёл Патрика на родной земле. Юзу тянулся к нему весь – больше взглядом, чем телом. - И. Как. Тебе. Это. Удалось?!! Расскажи мне, я тоже хочу. - Патрика уделать? Всё тебе расскажи. Я же тебя не спрашиваю, как превзойти твои волшебные 95.07. - Два квада прыгни. - Ха-ха, очень смешно. - А кто шутит? Решив сам для себя, что никто ни к кому не подкатывает, как бы ни напрашивалось обратное, Юзу успокоился. Всё это – иллюзии, просто они фигуристы. Профессиональная деформация, вечная необходимость нравиться зрителям, судьям, поклонникам, друг другу. Оставь фигуриста на тренировках одного и будь уверен, он начнёт флиртовать со стенами. Уж со своим-то товарищем по клубу можно вести себя свободно, не выёбываться (ну, почти). Ноющее беспокойство рядом с ним отступало, Юзу практически уже ничего не боялся при нём сказануть. Ценность психологического комфорта ещё предстояло оценить, а они уже научились сговариваться кивками-словами-играми-жестами и касаниями. До этапа в Японии оставалось немногим меньше четырёх недель. Юзу приставал к нему насчёт Патрика, не давая дойти до тренажёра, потому что Хавьер завис перед ним, практически добровольно, делясь впечатлениями. Юзу находился глубоко в процессе растяжки, прям в поперечном шпагате, поэтому не мог передислоцироваться ближе к месту, куда направлялся Хави, чтоб им обоим стало удобно разговаривать. - Я бы тебе помог с растяжкой, только, смотрю, тут особо нечего помогать, дальше гнуться некуда. - Есть куда. Я ощущаю, ты просто не знаешь. - ММммм, пф, да. У меня от одного взгляда на тебя мышцы болят… Сам прикинь, какие именно. Юзу чуть наклонил голову. - Это я должен предложить тебе свою помощь. Тащи коврик, будем тебя греть. - Не надо! - Надо, надо! Соглашайся! Первый урок – бесплатно. Так, пофиг, садись на мой… - Да я гретый уже! - Тем лучше для тебя! Хавьер ужаснулся на всех языковых уровнях. На него давно с таким энтузиазмом не набрасывались ни в одном смысле. - Какой шпагат хочешь? (Юзу, заменяя слова жестами, изобразил, только намечая движение.) - Никакой не надо, давай смиримся, что до твоей русалочьей грации мне всё равно не дойти, и оставим меня в покое… - Хави, я ничего не понял, но давай тогда немного поработаем над продольным. Практически каждые десять секунд Юзу допрашивал его, как он себя ощущает, настоял на том, чтобы подложить что-то под колено, требовал сосредоточиться на дыхании. Хавьер не сомневался, что если бы он знал японский, Юзу бы ещё больше наговорил ему о важности дыхания в процессе растяжки. Не зная, как сказать, Юзу демонстрировал. Подполз к нему на корточках, стал помогать, ненавязчиво, мягко направляя движение. Объяснял попутно: - Контроль дыхания отвлекает. Мышцы быстрее расслабляются. «Меня отвлекает то, как ты мне в ухо это говоришь», - хотелось парировать Хави, а ещё лучше повернуться и чмокнуть парня в губы (тот сам напрашивался, ну правда). Вместо этого завёл руку назад, ущипнул новоявленного тренера за бедро, возмущался: - Расслабишься тут… Ёёёёёбана, ааааа! - Не отвлекайся! Не спеши, главное – не спешить. - Так, всё, я придумал тебе план! Хочешь обойти Патрика – предложи ему урок. Он после тебя ходить не сможет, не то, что кататься… - Хватит ныть, с тобой всё в порядке будет. - Я тебе всё припомню! «Вот буду тебя растягивать, вот тогда…» Устыдившись своих мыслей, Хавьер уселся уже по-человечески, со стоном растёр ляжки, посматривая на ангельскую улыбочку Юзу. - Такие «уроки» меня доконают. Чувствую себя деревяшкой. - Ты совсем не деревянный. - Рядом с тобой все деревянные. Всё, детка, теперь моя очередь, идём работать над плечевым поясом. Юзу, ведомый его рукой, пошёл вроде как добровольно, но рядом с первым же тренажёром с относительно горизонтальной поверхностью полёг на него в позе утомлённой балерины. - Так, не понял, - Фернандес уткнул руки в боки. – Эт мы уже устали? Это я должен тут падать. А ты в свои сияющие семнадцать должен рассекать с тренировки на тренировку, загоняя утомлённых рассыпающихся пенсионеров. - Ой, двадцатиоднолетний пенсионер. У тебя вообще-то сейчас пик сил должен быть. - Это кто сказал? - Физиология сказала. «Физиология сейчас тебе скажет», - думал Хавьер, оглядывая так удобно лежащего Юзу. «Какая конструктивно продуманная фигня, - оценил он его импровизированное ложе, - и высота подходящая, ма-а-ама дорогая…» - Впрочем, не факт, у разных людей всё по-разному работает, - продолжал свою лекцию Юдзуру, как отличник на занятии. «Работает, - мысленно согласился Хави, не следя уже за мыслью. – Ещё как работает. Юзу, ну и нахрена ты в шортах ходишь, удобные тренировочные штаны – наше всё…» - Но вот что действительно круто: если ты силён, и если у тебя не случается очень серьёзной травмы, то ты силён долго. Больше чем олимпийский цикл. Возможно, два. И всё время в топе. Круто, да? - Да. «Зачем тебе, снимай уже…» Юзу перевёл взгляд с потолка на собеседника. Смешливая улыбка застыла. Он сделал порыв приподняться, но, словно передумав, откинулся обратно, вжался лопатками в жестковатую поверхность тренажёра, продолжая залипать. Хави отмер, покачал головой. Шагнул к нему, и, чтобы снять это повисшее между ними напряжение невыявленного характера, сел к нему на живот. Ну, то есть сделал вид, что садится – Юзу заорал, будто всё взаправду, спихивал с себя, брыкался, заехал коленкой ощутимо так. Хавьер в ответ с ним поборолся и через силу отправил сам себя подальше. Чтобы не пялиться, чтобы под руки не попадался, чтобы мыслями не уводил, куда нельзя. Чтобы не хватать его колени, не касаться жёстких, правильно он ему говорил, твёрдых ног с выступающими мышцами, не смущаясь уже, что не привычные гладкие девичьи, а пацанские, волосатые, в синяках. Красивые, традиционно и разнообразно разъёбанные ноги фигуристов. Что у парней, что у девушек – накачанные бёдра, каменные икры, следы от пластырей, суховатые ступни. Казалось, что он там не видел, так нет же… Юзу повернулся набок, проводил его взглядом. И что это было? То самое, что, как он решил, он сам себе напридумывал? *** На сей раз их ждала не просто Япония, их ждал Сендай. Юзу возвращался домой. Очень радостный, очень возбуждённый, в самолёте, и после в автобусе было не заткнуть. Хави понял сначала только, что мальчик ждёт родные стены, хочет обратно к своим людям, говорить на японском, понимать, чё происходит и увидеть всех своих. Тут Хавьер его понимал, будь у него перспектива выступить в Мадриде, да даже в Испании вообще, он бы тоже был в ажиотаже. А потом до него стали доходить сопутствующие смыслы предстоящего. Мы едем в места пострадавшие от землетрясения, спустя полтора года после катастрофы. Речь идёт не об одном только спорте, а о длительном возвращении к жизни, возрождении целого региона. И Юдзуру, как сильно местного, это затрагивало целиком и полностью. Показать лучшие выступления здесь ему было важнее всего. Не менее важно, чем в финале. На Хавьера он не отвлекался совсем, пусть их хождения плечом к плечу уже стали привычны. У Хави уже был сделан основательный шаг в сторону попадания в финал, целью было превзойти свой канадский результат как максимум, и не проебаться полностью как минимум. Такой взвинченности и одержимости, как у Юзу, у него сейчас не было. Волнение – волнение может быть. А ещё он знал, что Мики в этом этапе не участвует, и сначала его расстраивало это обстоятельство, а потом уже и успокаивало, ибо одна душечка-голубушка страны восходящего солнца присутствовала. И присутствовала в жизни Хавьера, похоже, довольно основательно. Короткая сошла хорошо. У каждого из них. Хавьер улучшил свой результат. Но и Юзу улучшил, пусть на десятые балла, но так то уже был мировой рекорд. На пресс-конференции с ними был Дайс, идущий вторым вслед за Юзу, и они вели себя цивилизованно, явно с подачи Юдзуру, держащего лицо перед сэмпаем и всей нацией. Но после он успел поймать Хави за плечо и похвалить его Зорро. Возможно, Хавьер не разобрал, но в речи фигурировало что-то вроде «hot as fuck». Хави приятно удивился такому образцу японской вежливости. А ведь Юзу как раз за ним катался, уж половину точно видел. *** К произвольным их команда подошла в боевом настрое, который едва не сбила возможность отмены дальнейших соревнований – произошли два землетрясения, умеренные, но неожиданные. Отмены не последовало, расписание осталось прежним. По виду Юзу нельзя было сказать, что эти известия его сильно тронули. Брайан был очень внимателен, к Юзу, как Хавьеру казалось, особенно. То, что нести Пуха, это его почётная обязанность, его всё ещё смущало, но стадия принятия была уже на подходе. Всё же шёл первый сезон их совместной работы – Хавьер знал, что это такое, и почти не ревновал. Ну, может, самую малость. Попробуй обижаться на этого милого ребёнка – ничего у тебя не выйдет. Юзу, игручий, как котёнок, ловил мяч, забравшись в максимально неустойчивое положение на большом резиновом мяче. Смотрел исподлобья детским доверчивым взглядом на тренера. Хави глянул раз и привычно, на автомате ушагал прочь. У Орсера совсем другие нервы, и ему не страшно поумиляться, ему всё равно за бортом стоять, а Хавьеру ещё кататься. На турнирах Хави хотелось меньше этой прелести перед глазами. Если можно, совсем минимизировать. Чтобы он его не мимимизировал… не отвлекал, короче. Хавьер держал оборону – перед ним, перед японскими журналистами, стараясь максимально аккуратно подбирать выражения, придерживаясь вежливой доброжелательности. Оборона плавно перерастала в борьбу с собственным телом: три четверных это замечательно, это вызов, это шанс значительно превзойти соперников. А ещё это шанс три раза навернуться о лёд. До такого не дошло, но со второго четверного тулупа приложился он крепко, так что буквально сразу же ноги подвели, и он споткнулся в дорожке, что вообще не дело. С ошибками на прыжках хотя бы всё ясно, а тут ещё такие нелепости. Юзу свалился с вращения, видимо, из солидарности. Но его два падения не были столь фатальны: главное, вначале удержал сальхов, что непросто ему давалось, вывернулся по-кошачьи. Очаровательно заулыбался собственной неловкости после досадной ошибки на вращении. Так нежно и мило, что вся возводимая нагнетаемая драма Нотр-Дама внезапно испарилась под финал. Гордый и счастливый ребёнок взошёл на пьедестал, обойдя Такахаши – молодость правила в этом доме. Символично получилось. Со своего четвёртого места Хавьер не собирался оценивать, имели ли в виду такого рода символизм судьи и общественность. Мальчик с разрушенным прошлым наращивал силы, преодолевал свою слабость, нёс каждым движением волю к жизни, красоту, энергию. Всё красиво и очень по-японски. Показательная программа Юдзуру – его вторая - весенняя, трогательная, полная противоположность вызывающей резкой и подростково-обаятельной «Hello, I Love You». Иногда для показательных использовался антураж, это могло быть что угодно: стулья, шпаги, лассо, платки, скалки, веера… У Юзу в этот раз не было, казалось, ничего. Есть танцы с веерами, у Юзу же был танец с рукавами. Белая и бирюзовая ткань рукавов распахивалась, трепетала, обнажая лёгкие, непрерывно танцующие, как цветы качающейся на ветру вишни, порхающие руки. Нужно было знать, чтобы понимать, что весна в программах Ханю, это теперь всегда одна и та же, изменившая всё, непреходящая, неотпускающая весна. - Не уверен, что правильно понял… Что здесь было после землетрясения? - Арена почти не пострадала, её отремонтировали. - Это же не твоя родная…? - Нет. Там было много повреждений. А сюда свозили мёртвых. Хавьер весь повернулся, уставился. - Из неё сделали морг? Юзу кивнул несколько раз, прикрывая глаза. - Ужасно. То есть… Это очень печально. - Да. Хавьер только с ужасом мог представить, что что-то подобное могло бы произойти с его родным катком, с местами, с которыми он связан. - Сейчас всё в порядке. И священник освятил арену. - Это хорошо. – Хавьер положил руку на худое плечо, сжал немного. Юзу опустил ладонь сверху его, грустно, печально и с безразличием неизжитой тоски глядел мимо него куда-то прочь, вспоминая, думая.