Возвращение

17:00. «У Фриск полдник!» 17:30. «Мы играем!» 20:00. «У Фриск ужин!» 21:30. «Фриск в душе!» 22:00. «Я уложил её спать!» Ни одно из этих смс не было получено от Санса. Папирус, младший брат лучшего друга Ториэль, постоянно извещал её о том, как девочка проводит с ними время. Как-то раз королева обмолвилась при нём, что очень беспокоится о том, чтобы вырастить Фриск здоровым ребёнком, а для этого приучает её к режиму. Папирус тотчас же заявил, что ему не менее важно здоровье подруги, и пламенно пообещал контролировать дитя в этом вопросе всякий раз, как оно останется у них с ночёвками. Обещание скелет сдержал и отчитывался безукоризненно — пожалуй, даже старательнее, чем требовалось. У Ториэль это вызывало благодушную улыбку. Сансу, к сожалению, в этом плане доверять можно было куда меньше. С течением недель Тори стала даже немного сомневаться, как ему удалось так успешно не допустить гибели Фриск в Подземелье, если он даже не слишком интересовался тем, что она ест, сколько сидит за компьютером и когда ложится спать. Пару раз она случайно ловила его на том, что он махал ей: «Да всё ок, всё сделаем», а потом выяснялось, что он разрешал Фриск пообедать чипсами, продрыхнуть до обеда или бросить в угол испачканный свитер. То ли дело Папирус. Он ещё заочно прославился своей дисциплинированностью, а уж когда Ториэль лично увидела его хозяйственность, то и вовсе глубоко его зауважала. Именно Папируса в конце концов Ториэль и назначила ответственным за Фриск, когда выяснилось, что девочку на время их с Асгором отсутствия не очень удобно отправлять в Снежнеград. Нежданно-негаданно Меттатон решил, что ребёнок очень нужен ему в дебютном выступлении, и начал таскать его на репетиции. Добираться до главного зала в Ядре явно было проще из Столицы, нежели из дома скелетов. Поэтому Ториэль попросила братьев пожить несколько дней в королевском доме. Санс, как и прежде, принял по-своему деятельное участие в воспитательных заботах… Но лишь благодаря Папирусу королева точно знала, чем занимается её дитя без неё. Правда, несмотря на эмоциональность, его сообщения были довольно короткими. Скелет очень любил личное общение, с глазу на глаз, и старательно копил впечатления и новости, чтобы поделиться ими, когда королева вернётся. На сей раз ждать пришлось почти неделю. На Ториэль обрушился целый шквал из рассказов, сопровождавшихся бурными восторженными жестами. Она узнала решительно всё: что Меттатон доволен своей маленькой помощницей, что Фриск раздобыла у него пару автографов и даже небольшой презент для самого пылкого фаната, что Фриск очень любит купаться с пеной… Что в среду они полдня играли в пиратов, Папирус был сразу и за капитана, и за кока, а матрос Санс предлагал выбросить капитана за борт, за что полетел в море сам…Что в четверг приходила Андайн и сразу поставила всех на место, заявив, что капитан здесь она, а потом Санс устроил каламбурный баттл с Лодочником… Лодочник отнёсся к сему происшествию философски и достойно не сдавался, отвечая на шутки одним и тем же безразлично-весёлым тоном. Папирус восхитился его терпением. И многое, многое другое… Речь скелета продолжалась так долго, что, когда он закончил, наступал уже поздний вечер. Санс за это время успел утянуть Асгора на кухню и о чём-то с ним там переговорить вполголоса. О чём именно, оба впоследствии предпочли не распространяться, но король после беседы выглядел весьма… умиротворённо? Папирус же с виду казался утомлённым. Он так сильно вложился в поддержание порядка в доме и хорошего настроения у Фриск, а сейчас так разболтался, что едва ли держался на ногах. — Всё в порядке! По крайней мере, это означает, что я очень помог своим друзьям и моя совесть чиста! — уверял скелет, засобиравшись домой, но Ториэль его остановила. — Но Папирус, на улице уже так поздно… Если ты так устал… Я думаю, вы с Сансом можете остаться здесь ещё на одну ночь. — Ух, серьёзно? — Конечно! Вы желанные гости. А кроме того… Договорить Ториэль не успела. С ближайшего стула послышалось очень красноречивое «хр-р-р». Санс, бессовестно развалившись на спинке и чудом не падая, уснул безо всякого приглашения. — Ну, раз вам приятно проводить с нами время и раз мой братец уже всё решил за нас обоих… Великий Папирус с радостью останется! Ториэль не могла налюбоваться и нарадоваться. В считанные минуты, словно она и не возвращалась домой, Папирус и сам принял душ, почистил зубы и переоделся в пижаму, и проследил, чтобы Фриск сделала то же. Ровно в десять оба уже лежали в кроватях. В отсутствие Дриимурров скелет спал в постели Ториэль, но теперь, когда всё семейство было в сборе, королева, подумав, разрешила ему разместиться на бывшем месте Азриэля, напротив Фриск. Правда, из-за высокого роста ему пришлось лежать, подтянув колени к груди, но в целом Папирус не жаловался. Ториэль нежно погладила его по черепу. Почему-то он вызывал у неё какое-то странное материнское чувство. — Как жаль, что Санс уснул раньше времени. Когда мы жили одни, он всегда читал нам обоим сказку на ночь! Я принёс с собой несколько своих любимых книг! — Для нас это было что-то вроде игры: сначала Папирус, не глядя, выбирал книгу, а потом я наугад открывала сказку. И Санс читал. Было весело, — улыбнулась Фриск. — Не будем тревожить Санса. Он быстро устаёт, хотя я и не вполне понимаю, почему… Я могу сделать для вас сегодня то же, что обычно делает он, — Ториэль с готовностью уселась на табурет, поставленный ровно посередине комнаты. Чего она ожидала меньше всего, так это того, что «сказкой» окажется инструкция «Как при помощи льда, льда и льда создать крутую головоломку со словесными путаницами». Прочитав заголовок, королева немного замешкалась. Они и правда будут это слушать? Папирус путает инструкции со сказками? Это какой-то странный розыгрыш? — В чём дело, мам? Ториэль вместо ответа показала книжный разворот. — Читай, — привставшая было Фриск махнула рукой и мигом плюхнулась обратно на подушку. — Эм… хорошо? Итак… «Для создания крутой головоломки со словесными путаницами вам понадобятся три вида льда: прозрачный, белый и голубой. Найдите три куска каждого из них размером десять на двадцать сантиметров…» Ториэль всё ещё не верила, что она это читает. Но странное дело, её слушателям, похоже, действительно было интересно. Фриск уснула к концу инструкции — и явно не потому, что её сморило от скуки, — а Папирус с живым вниманием дослушал всё и тотчас же отрубился. Ториэль ещё некоторое время сидела в тишине, с недоумением глядя то на страницы, то на обложку, а затем вышла, бесшумно затворив за собой дверь. — Ну, если бы ты читала сказку на ночь мне, это была бы квантовая физика, — негромко хохотнул Санс, который к её возвращению успел проснуться. — Да, у нас с Папирусом… немного необычные представления о литературе на сон грядущий. Нас с детства интересовала наука. Нет, конечно, Папс и обычные истории слушает очень охотно. Просто головоломки — это его настоящая страсть. Он в них истинный спец. Тебе стоит порешать его загадки. Понравится, гарантирую. Мой бро абсолютно безобидный и кажется ребячливым, но уверяю, у него есть чем тебя впечатлить, — Санс слез со стула, изменив позу, и моментально схватился за позвоночник. — Ай, мои кости. Мне не стоило отключаться в неудобной позе. — Я помогу. Ториэль помогла другу разместиться в своём кресле, заботливо укрыла и удалилась к себе, призадумавшись. Ей определённо стоило провести с Папирусом больше времени. Желательно наедине и тогда, когда он не занят бытовыми хлопотами. Особенно долго ожидать не пришлось. Папирус согласился на встречу сразу же, когда Ториэль, разобравшись с домашними делами, предложила составить ему компанию. А уж когда он услышал про головоломки, то и вовсе побросал всё. — Я безумно рад, что кто-то решил оценить! — восклицал он, размахивая руками, пока они вдвоём шагали по снежнеградской улице. — Я столько времени посвятил своим изобретениям! Разминка для ума — это всегда увлекательно! Я так надеялся впечатлить человека, и мне удалось! Папирус вывел Ториэль на окраину города, к большому мосту. Ториэль не очень любила это место, считая его до известной степени опасным для монстров. Если бы не крайне скорый переезд, она бы распорядилась поставить здесь высокие и сверхпрочные каменные или металлические перила… Но пока, кажется, хватало и верёвочных — тех, что, как ей рассказывали, приделал Папирус. Ториэль улыбнулась, в очередной раз отмечая про себя заботливость скелета, и открыла было рот, чтобы похвалить его… но тот, кажется, привёл её отнюдь не полюбоваться благоустройством. — Здесь находится головоломка, которую я больше всего хочу показать. Вызов смертельного ужаса! Моё финальное и величайшее изобретение! Которое я, признаться, так и не использовал. Я применил все свои технические навыки! Но в последний момент, когда Фриск показалась по ту сторону моста… — Папирус сделал паузу и замер. Ториэль не торопила. — Я, ну… Ториэль, скажи! Я же могу поделиться с тобой секретом? — О, конечно, Папирус, — улыбнулась королева. — Видишь ли… Всю свою жизнь я считал, что опасные мосты, шипы и прочие смертельные препятствия — это круто! Я серьёзно тренировался их строить и проходить! Мне это казалось весёлым! Но далеко не все думали, что это хорошая идея. Включая, эм, Асгора. Он хотел отменить шипы и ненадёжные переходы над безднами! Вначале я был жутко с ним не согласен! Но потом мне представилось, что он… прав? — на лице Папируса отобразилось замешательство. Он отчаянно пытался сформулировать мысль. — Я никогда никому не показывал своих сомнений! Великий Папирус не сомневается! Но мне на будущее нужен совет! Впереди множество новых попыток подружиться с людьми, и я просто не могу потерпеть неудачу! Скажи, Ториэль, это плохая головоломка или нет? Ты разбираешься в этих вопросах! Скелет нажал какой-то рычаг, и королева невольно отпрянула на несколько шагов назад. Раскачивающийся вверх-вниз огромный моргенштерн, не менее огромные лезвия, пушка стреляющая, пушка, выпускающая столб огня… Чего-то не хватало только наверху поближе к Ториэль, но Папирус быстро пояснил: — Я не знал, чем заполнить дыру, и при Фриск там висел на верёвочке тот надоедливый пёс! Он сам так захотел! У Ториэль возникло желание съёжиться. О Боже. Это вот через это Папирус не захотел проводить девочку? Какое… разумное решение… И как он вообще это построил… — Неужели настолько страшно? — удивился скелет, проследив за её выражением лица. — Па…П… Папирус… Как ты вообще, эм… умудрился это соорудить? — Ториэль постаралась справиться с собой и выровнять дыхание. — При помощи своего технического гения и моей подруги Андайн! — Андайн, значит… П-почему я не удивлена… — А удивиться стоило бы! Она не любит головоломки, и только этой, мне кажется, удалось по-настоящему её впечатлить! Ну так что? Показывать такое людям или нет? — Ох… Папирус. Я, эм… Пойми, я хочу выразиться правильно. Твоя головоломка очень впечатляет и, несомненно, потребовала потратить много труда и времени… Но она не подходит для людей. Боюсь, она слишком опасна и непроходима?.. Ториэль опасалась расстроить скелета, но тот и не подумал огорчаться. — Так и думал! Изобретения великого Папируса слишком круты! Моего могущества действительно было достаточно, чтобы изловить человека! Но я не хотел причинить вреда! Ториэль заулыбалась, переводя дух. — Но я бы не сказал, что она так уж непроходима! Смотри! Прежде, чем королева успела опомниться, Папирус рванул к мосту. У неё замерло сердце. Прыжок, перекат, переворот, точный расчёт, когда замереть, а когда сделать шаг вперёд… Меньше двух минут — и Папирус уже на той стороне. — …Ох. Как ты…? — И обратно с той же лёгкостью! Нья-ха-ха-ха-ха!!! Стоило признаться, что выглядело это завораживающе. Красный шарф плащом развевался за плечами, стремительные движения были наполнены удивительной грацией, а от каждого мгновения, когда скелет оказывался в миллиметре от ужасного препятствия, перехватывало дыхание. Финальный пируэт — и Папирус снова стоит рядом с Ториэль. — Та-да-а-а-ам! — он выключил «головоломку». — Ох. Должна сказать тебе, ты смотрелся и правда потрясающе! Ты очень сильный и ловкий, Папирус! — подбодрила скелета Ториэль. — Очень красиво! И хотя предлагать людям такие опасные вещи не нужно, ты можешь показать им нечто восхитительное в спорте! А ещё в механическом проектировании и инженерии! — Это лучшие вещи на свете! — Папирус двинулся вперёд по мосту. — А ещё кулинария, ещё я люблю готовить. Кстати о спорте. Я пробовал проводить занятия с Альфис! Андайн считала, что будет нелишне сводить её хотя бы на пару пробежек. Альфис делала большие успехи! Она пробежала целый один круг! Ториэль не могла перестать улыбаться. Возможно, скелет и не понимал до конца, где находятся границы безопасного, но его обаяние, его чистосердечие и искренность поистине пленяли. К тому же он, насколько она могла видеть, всегда старался делать всё правильно, охотно учился новому и действительно обладал отнюдь не детскими познаниями в различных областях. «Материнское» чувство, имевшее место во время ночёвки, уступало уважению. — Перейдём к другим головоломкам! Здесь ничего угрожающего уже нет, это я точно говорю. Фриск великолепно справилась со всем! Да, что ни говори, а Папирус умел организовывать интеллектуальные развлечения. Остаток дня Ториэль провела, пытаясь решить его загадки. Потратила немало времени, действительно не раз глубоко призадумалась, подивилась отлаженности механизмов и… один раз упала с ледяной площадки в сугроб, оказавшись прямо перед идеально вылепленным скелетовиком. — Ты не ушиблась?! — встревоженный Папирус упал рядом, решив не бегать в обход. — Нет, снег смягчил падение. Не волнуйся, Папс. И… Ты сам это слепил, не правда ли? — О, конечно! Я ещё и великий скульптор! Мне нужен был идеальный образ супергероя Папируса! — Ты очень разносторонняя личность, как я погляжу. — Я стараюсь! Я всегда хотел быть супергероем. Приходить на помощь, выручать из беды, решать сложные задачи, носить крутой костюм! Я стал так близок, ваушки! — Ну, думаю, ты уже можешь считаться супергероем, Папирус, — захихикала Ториэль. — Спасибо за чудесный день. Санс, услышав потом её рассказ, так и светился от гордости. Правда, вслух ограничился сдержанным «Я очень рад, что тебе пришёлся по душе мой славный братишка», но королева могла видеть, какой счастливой стала его улыбка. Дальнейшее знакомство с Папирусом, впрочем, всё продолжалось. Случилось так, что Ториэль, Фриск и скелебро собрались за просмотром очередного повтора старого шоу Меттатона. Там происходила романтическая сцена, робот звал кого-то на свидание, и если Санс просто отчего-то гыгыкал в кулак, то Папирус вдруг воскликнул: — Ничего не понимаю! Меттатон делает примерно то же самое, что я пытался делать с тобой на свидании, Фриск! Смотри, всё учтено: приглашение, красивая одежда, подарок! Что же в тот раз пошло не так?! — Где??? — чуть не поперхнулась Ториэль. — На свидании? Фриск, я не знала, что ты… Что вы… А у вас не слишком большая разница в возрасте? Нет, я понимаю, девочки школьного возраста часто влюбляются, и это неплохо, однако… Ответом ей был двойной взрыв хохота — Санс и Фриск дружно согнулись пополам. — Хе-хе-хе-хе, Тори… Я смотрю, ты многого не знаешь про малую. Эти мелкие кости умеют строить глазки почище робота. Она флиртовала с Папирусом, с минижеллами, с Напстаблуком… — С Напстаблуком?! — поразился Папирус. — То есть я был ещё и не первый?! Санс попытался что-то объяснить, но первые пару минут не мог произнести ни слова — смеялся, уткнувшись черепом в подлокотник кресла. — Она… Ха-ха… Гы-гы… Ну, она просто… Ха-ха-ха… — Мам, не пугайся, — Фриск тоже тряслась, в её глазах прыгали озорные искорки. — Я просто была с ними дружелюбной и изо всех сил старалась понравиться, чтобы прекратить бой, как ты учила. Но Напстаблук был очень одинок, а Папирус… — …а у Папируса никогда раньше не было свиданий. Не то чтобы его кто-то раньше приглашал. Мой бро отчаянно пытался завести побольше близких друзей и от напряжения немного перестарался, — наконец «ожил» Санс. — Ох, я, кажется, понимаю, — Ториэль выдохнула с заметным облегчением. — Нет, я абсолютно не против Папируса, но думаю, тут Фриск лучше немного… подрасти. Что же касается друзей, то я рада, что теперь Папирусу совершенно не за что переживать. У него теперь есть целая компания! И кроме того… Ты прекрасный старший друг для Фриск, Папс. Ты многому можешь её научить… Однако, если уж совсем начистоту, после того разговора Ториэль нет-нет да представляла себе Папируса в роли зятя. И воображаемая картина ей даже нравилась. При условии, что это в будущем. Лет через шесть-восемь. Возможно. Удивительно (или нет?), но ей удалось с ним поладить и в таком щекотливом вопросе, как юмор. Папирус довольно плохо переносил каламбуры брата и обычно взрывался от негодования (хотя изредка и пытался скрыть смех), так что Ториэль обычно старалась при нём не шутить, если могла удержаться. Каково же было её удивление, когда однажды она услышала, что тот весьма непринуждённо шутит в какой-то весёлой ситуации… и ловко каламбурит вдобавок. У него получалось едва ли хуже, чем у Санса. — Папирус… Ты каламбуришь? Я думала, ты терпеть не можешь… — О, не в этом дело! Сами шутки — это хорошо! Веселье и смех — это всегда благо! Но проблема в том, что мой братец совершенно не умеет острить только тогда, когда это уместно! Он несерьёзный в случаях, когда следовало бы быть серьёзным! Он мешает сосредоточиться! Он дразнит! Он делает шутки из любой ерунды! И что ещё впридачу — он не может словить нужное слово, он просто везде втыкает что-то про черепа и кости! — Ты слишком категоричен к нему, Папирус, — мягко возразила Ториэль. — Но я поняла тебя. Несмотря на прекрасное чувство такта, ей было так же, как и Сансу, очень трудно понять, когда и как пошутить при Папирусе будет уместно, а когда нет. Она набила немало шишек. В минуту, когда ей казалось, что будет хорошей идеей ввернуть так кстати придумавшуюся остроту, младший скелет если и не восклицал что-то негодующее, то, по крайней мере, передёргивался. К тому же мешало странное ощущение, припрятанное где-то глубоко внутри, что видеть бушующего Папса даже забавно. К компромиссу пришли как-то случайно. Папирус сделал подвиг, клятвенно пообещав терпеть её каламбуры в любом проявлении, а сама она наконец более-менее научилась различать, что именно тот считал смешным… В целом, пожалуй, Папирус стал для Ториэль вторым по близости после Санса. Он всегда был рядом практически по первому зову, он заботился, оживлял и скрашивал будни, делал ярче праздники, вдохновлял… А главное, так и светился горячей и искренней любовью к своим друзьям. И его, такого пылкого и сияющего, было просто невозможно не любить в ответ.