Другой принц

Не стой на пути у высоких чувств, А если ты встал - отойди. Это сказано в классике, Это сказано в календарях. Об этом знает любая собака: Не плюй против ветра, не стой на пути. (с) БГ        Строгий септон, прозванный «его воробейшеством», не давал неисполнимых обещаний, а раз данное слово держал: он вернулся в Красный замок сам спустя три дня после вынужденного его посещения и сообщил, что его люди уходят из города. - Трудно командовать человеческой совестью, - признал септон. – И куда проще начать войну, чем установить мир. Если бы твои солдаты атаковали нас, мои люди встали бы на защиту веры – в этом я уверен куда больше, чем в том, что мне удастся заставить их замолчать, когда ты выйдешь со своим похабным указом. Лорд Эддард запомнил слова септона о том, что то же самое, только на другом месте, породит все те же последствия, и, решив поинтересоваться, куда септон уведет своих людей, выяснил, что костяк своих последователей его воробейшество привел из разгромленных отрядами Ланнистеров деревень в Речных землях. - Возвращайтесь в родные места, - распорядился лорд Эддард и снабдил септона деньгами и письмами к родственникам своей жены. – Мой сын разбил тех, кто разорил твои приходы, а король сразил того страшного гиганта, которого ты несколько раз не добром вспоминал, и добил оставшийся с ним отряд. Может, до вас потом дойдут и другие о них слухи, но пока запомните их с хорошей стороны. Да помогут тебе твои боги в восстановлении бывшего, что куда труднее разрушения под горячую руку чего-то еще. - Ты великодушный человек, северянин, - сказал на прощание старый септон. – Я много думал о себе и о тебе в последние дни и хочу сказать тебе: нельзя изменить что-то одно, не изменив всего остального. Все-таки ты затеял опасное дело. «Это вообще-то затеял не я, - подумал про себя лорд Эддард, все еще досадуя на своих детей. – Но Лионель хотя бы предупреждал меня с самого начала, чтобы я убрал от него дочек, - я же не обратил внимания и решил, что пока все друг другом довольны, делать ничего не буду, - вот теперь и расхлебываю. А Робб дал так дал, просто на ровном месте удивил и себя, и всех». Лорд Эддард мог бы досадовать на Лионеля куда сильнее, если бы недавно не виделся с ним сам и не поговорил потом с Торосом. Лионеля Эддард нашел серьезным и почти взрослым, тот за свои странствия изменился к лучшему, и, хотя видом он все больше походил на своего отца, характер его складывался по-другому: волевой, сдержанный и совестливый. Как верно сказал старый септон, нужно еще пережить не только войну, но и мир, посмотреть, как Лионель справится с искушениями мирной жизни и королевской власти, но пока в странствиях Лионелем больше руководил долг, чем стремление к приключениям, возможно, что постоянная ответственность за Арью и Сансу его подтянула. А Торос, один из немногих, кто путешествовал некоторое время с ними вместе, рассказал и вовсе удивительные вещи. - Очень дружные ребята, приятно смотреть, - сказал Торос, вспоминая проведенную на Королевском тракте неделю. – Старший присматривает за младшим, как положено. Поединок с Горой я не видел, что еще там про них болтают – это пусть кто болтает, тот и отвечает, а я видел, как они обе его из сечи вытаскивать хотели, если ранят, как ухаживали за ним, когда он помятый и умотавшийся из боя вышел. В такие моменты, веришь или нет, пожалеешь порой, что сам на белом свете один как перст. И ты уж серчай на меня или не серчай, я девчонок твоих стрелять учил, все равно они его не бросят, если что, и путешествовать им троим любо без попутчиков. Вот веришь, самые трогательные от их обучения остались воспоминания: как одна другой помогает, никогда стрелой мишень не перекроет, как подсказывают они обе друг дружке. Иногда даже хотелось, чтобы они между собой посоревновались, что ли. - Торос, заканчивай походные байки, - предложил Эддард, он своих дочерей в рассказе Тороса даже не узнал, такие они были раньше разные и так часто ссорились. - Ну я не знаю, чем тебе побожиться, - развел руками Торос. – Побожусь красным храмом, а ты скажешь, что я и во Рглора-то не верил никогда. Только так могу сказать: они непохожие у тебя, да, но стержень у обеих одинаковый.        Лорд Эддард еще не знал об успехе миротворческой миссии Тириона, заразившего старика Фрея интересной идеей вторых браков, и поэтому помолвка сына с Рослин Фрей его по-прежнему беспокоила, королевский указ указом, а как верно сказал старый септон, совестью командовать нельзя. А еще больше Эддарда беспокоило то, что он уже пятнадцать лет не может научить жену смотреть на мир своими глазами. - Кэт, у нас, за пределами вашего дамского кружка, не обижаются, - терпеливо объяснял жене Эддард. – И не мирятся тоже. У нас сразу идут в ход мечи, а после этого часто и мириться не с кем. То, что Фреи сидят тихо и никого из наших еще тайком не прирезали, внушает оптимизм. Но разговаривать с ними я все равно буду только во главе кавалерийского полка. Ну подумай головой: какое «поедем на свадьбу, объяснимся»? А что вдруг, если нет? Что будет, если нет? Думаешь, вином тебя обольют? Кейтилин подумала и вспомнила про законы гостеприимства. - Еще раз, - разъяснял Эддард. – Где нужна охрана? Там, где есть разбойники. Где нужны защищающие тебя законы? Там, где тебя норовят прирезать. Ну нет закона не рубить дезертиру голову в детской, потому что никто его туда сроду не потащит. А закон не резать гостю глотку есть – из чего следует сделать вывод, что это лихому человеку самое милое дело. «А первый Джейхерис был действительно мудрый король, - думал потом про себя лорд Эддард. – Начал с того, что объехал со своей женой все Семь Королевств, показал ей жизнь, как она есть. И Лионель, зараза, сечет фишку: можно сказать, сразу вышел в козырь и отобрал свои. Вот и мне так в свое время надо было, как они, с молодой женой попутешествовать, как ни устал я скитаться в гражданскую. И Роберту бы то же самое на пользу пошло – заказать, что ли, этому болтуну хронисту такую историю про нас обоих, а то он лепит, что ему в голову придет». К неудовольствию Эддарда, верховный септон тоже провел свою жизнь в тепличной среде, где на неосторожное слово и несдержанное обещание только обижаются, а не лупят железным дрыном, и своей непоследовательностью лорда Эддарда огорчил. Почти неделю же впятером сидели над указом о двоеженцах, и так прикидывали, и эдак. Папаша Мендель нарисовал какую-то «демографическую пирамиду», ползал по ней носом, потом заключил, что, если без крупных войн обойдется, для восстановления баланса нужно указ вводить на сорок семь лет и семнадцать сотых. Эддард это в дни попытался перевести, чуть мозги себе не сломал – округлили до пятидесяти лет. Торос, человек смелый и самоотверженный, предложил возрастной ценз на второй брак ввести, сам же учил Арью с двадцати шагов стрелу стрелой расщеплять, и у самого теперь такие идеи. Забаллотировали, решили принимать потом, поправкой. Сэр Барристан, рыцарское сердце, всех растрогал балладой об Эйгоне, который женился на Висенье из чувства долга, а на Рейнис по любви, и предлагал, чтобы второй брак был только по любви, в память о благородном государе. Папаша Мендель и Вайсман выгнали три литра спирта и сами же его употребили, искали формулу любви. В закон записали: представать пред светлые королевские очи для получения разрешения и для определения наличия таковой на глазок, на Севере же ехать в Винтерфелл, чтобы поближе, – пусть два смутьяна, которые эту кашу заварили, сами ее и похлебают. И после таких трудов этому верховному септону, вилку ему в глаз, еще что-то не нравится! - Церковь никак не может поддержать этот указ, лорд-десница, - замахал руками на Эддарда верховный септон, увидев указ о двоеженцах. – Я понимаю, что вы, увы, не принадлежите к чадам нашей церкви, но позвольте вам объяснить... - Это мне позволь тебе напомнить, - оборвал его Эддард. – Я обещал убрать из города воробьев – их больше в городе нет. Ты же обещал мне благословить три указа. Сам сказал: «каких угодно», - тебя никто не пытал и за язык не тянул. - Но это же совершенно несообразно с вероучением, - продолжал протестовать верховный септон. – Видите ли... - Нет, ты сам меня послушай, - перебил лорд Эддард, снова вспомнив свою повстанческую молодость. – Когда первый Эйгон потребовал от верховного септона короны для обеих своих сестер, бывших Эйгону еще и женами, верховный септон подумал немного и объявил, что вера не станет противиться Эйгону и его сестрам, ибо Старица озарила перед септоном верный путь и поведала ему, штатской орясине, что драконы – это страшное дело, и всякий воспротивившийся будет сожжен, дом его будет обращен в руины, а Эйгон нассыт сверху на пепел. Ты приглядись-ка, не виднеется ли тебе в полумраке этого храма путеводная лампадка, пока я на этом месте бассейн не выстроил. Верховный септон в страхе прикрыл глаза, и вместо Старицы ему привиделись добрые и душевные спутники на этапе до Стены, которые тоже горько упрекали его в непоследовательности. «Что ж ты, фраер, сдал назад? – с упреком пропел в голове септона хор уголовничков. – Не по масти я тебе...» Толстый и женоподобный верховный септон представил себе свою тюремную масть и тут же пообещал лорду Эддарду найти искусных толкователей священных текстов. Лорд Эддард о толкователях не сильно беспокоился, но зато учел свои прошлые ошибки и зачитал указ со ступеней септы Бейлора, отгороженный от непредсказуемой толпы двумя рядами фаланги, выстроенными на нижних ступенях. - Это совершенно невозможно, - попытался протестовать верховный септон, увидев кроме фаланги еще и неприметный взвод лучников у входа в септу и услышав, что кому великая септа, а кому господствующая высота. – Это святое место! - Совершенно невозможно – это на ступенях твоей септы голову сложить, - разумно заметил Эддард, которого многому уже научила жизнь в коварной и опасной столице и который надел подходящий к случаю белый кавалерийский плащ с кровавым подбоем. – А фаланга – это веский богословский аргумент. Испытание королевского указа на живых людях прошло неплохо: толпа шумела и гудела, ничем не швырялась и на фалангу не лезла, но и не расходилась. - Выберите пятерых человек, - приказал Эддард, перекрывая командным голосом шум. – Их пропустят, - и через четверть часа фаланга лязгнула, пропустив пятерых простолюдинов. - Как есть господам такая королевская милость, мы и за себя просить хотим, чтобы справедливость к нам тоже была, - в относительной тишине громко произнес стоящий справа кузнец. - Тебе ртов в твоей семье не хватает? – спросил Эддард. – Есть сироты, могу подкинуть тебе пяток. - Инда самому мне вторую бабу брать не резон, - согласился кузнец. – А вот свояк мой такую жену взял, что она как есть сбежала, ищи ее теперь. Ему без хозяйки в доме не можно, а септон говорит: никаких! - как ты, значит, уже есть женатый человек, а она у тебя не померла. Аль, может, она и померла, как тут докажешь, если ее в наличности нет? - Это мы уладим, - пообещал Эддард, оборачиваясь к верховному септону. – Это про другое вопрос. - А вот еще какая история была на нашей улице, - поведал невысокий седой ювелир. – Овдовел человек из нашей гильдии, в дом пригласил сестру покойницы жены, кто за детьми лучше присмотрит, если не родная тетка? А потом ему и жениться на ней, стало быть, надо – а септон уперся, никак, говорит, не бывать такому, чтобы на сестре жены даже вдовцу жениться. Пойдут, говорят, у вас дети, кем они старшим детям будут, братьями или кузенами? - Это мы точно уладим, - пообещал Эддард и даже пожалел, что не взял к работе над указом шестым какого септона потолковее да попрактичнее. – Чем кончилось-то пока? - А тем и кончилось, лорд-десница, - вздохнул ювелир, - что живут, конечно, но как первый ребенок у них помер, так его септон ни отпеть, ни на кладбище похоронить не согласился. - Да что ж за мать твою черт! – обратился Эддард к верховному септону с ясным и понятным распоряжением по божественному ведомству. – Прошу простить за языческую прямоту. - А вот я, лорд-десница, просил бы вашего разрешения на двух сразу жениться, - доложил молодой наглый парень с разбойными глазами, а лорд Эддард вздохнул про себя, представляя, какая толпа просителей будет у ворот Красного замка, пока все не уляжется. Стоило бы их всех переправлять к верховному септону, да ведь поняли все уже, у кого искать защиты и справедливости и кто кому приказы отдает. – Надоело уж мне, что каждая мне рожу расцарапать пытается. - А двумя у тебя дело ограничится? – с сомнением спросил Эддард. – А то смотри, они тебе вдвоем рожу еще и получше расцарапают. - Это оно, конечно, да, - признал проситель, а толпа у подножия лестницы, прислушивавшаяся к разговору, уже одобрительно передавала в дальние ряды ответы мудрого десницы. - Для тебя есть и второй королевский указ: поступишь к королю на военную службу, отслужишь десять лет, хорошо проявишь себя в бою, выучишься грамоте, наберешься ума – тогда король тебя рыцарским званием пожалует, и первый указ к тебе тоже относиться будет. - А к межевым рыцарям? – выкрикнули из толпы. - А межевым рыцарям тоже королю придется послужить, - развел руками Эддард, межевых рыцарей не жаловавший: кто их знает, кто и за что их в рыцари посвящал, да и посвящал ли. – Король вас узнать должен. Если бы его воробейшество мог видеть оглашение королевского указа, он бы узнал еще одну причину, по которой с лордом Эддардом сладить нелегко: мужское население, особенно его наиболее боевую часть, Эддард на свою сторону переманивать умел.        Вечером после эпохального дня лорда Эддарда навестил его хронист, чтобы про себя поздравить Вестерос с переходом на столбовую дорогу истории. На этой дороге ждало неизвестное будущее, в котором хронист уже не мог помочь, хотя пара советов у него еще оставалась. - Не успели вы свой указ огласить, лорд-десница, а у вас уже в приемной эти, как их, Поттерблэки трутся, - заметил хронист, снова водружая на стол принесенное с собой пиво, в трех больших бутылках из удивительно чистого темного стекла, заткнутых винными пробками. - Кеттлблэки, - поправил лорд Эддард. – Знаю я этих лжесвидетелей, они даже врать не научились: немного напугаешь, и уже во всем каются. Сейчас я их погоню, им и одну женщину доверить боязно. - Погоните их к чертовой матери совсем, - предложил хронист. – У них корона на женской голове почему-то непристойные мысли вызывает. Нечего таким людям при дворе делать. Лорд Эддард быстро переговорил с Кеттлблэками, судя по звукам, спустив их с лестницы – врать-то они в ответ на прямой вопрос не умели, - а хронист тем временем разлил и нарезал, а как лорд Эддард вернулся, и за новую историю принялся, еще краше прежних. «Давным-давно, еще при Аррене, когда в стране порядок был, мастера над монетой Петира Бейлиша десница к себе затребовал. Бейлиш уже тогда вину за собой чуял, но собрал побольше предложений и пошел: можно вот бордели новым налогом обложить, можно побольше шлюх завести – у Бейлиша все мысли только про бордели. А Аррен встречает Бейлиша хмурый и злой, словно все вины за Бейлишем знает, и сразу к допросу приступает, еще даже обвинения не предъявив. - Отвечай-ка быстро, не задумываясь, - требует лорд Аррен, и видит у него в руках Бейлиш листок с цифрами, и начинает понимать, что сейчас лорд Аррен ответа потребует, почему налоги растут, а бюджет все так и не сходится. - А скажи-ка мне, Петир, как вассал сюзерену, - неожиданно спрашивает Аррен, - а землицей ты уже обзавелся? - Да что там, одни развалины, только ветер свищет, негде главу преклонить, - бормочет Бейлиш, а сам пытается припомнить, сколько до него уже мастеров над монетой при короле Роберте было. Много, ой, много, и куда они только девались? У вдовы последнего он как раз развалины Харренхолла и приобрел, Речным лордом стать задумал, из-под руки сеньора вывернуться, уж больно она у Аррена тяжелая. - Не бей на жалость, Бейлиш! – строго говорит Аррен. – А фальшивых невест тебе за благородных людей выдавать случалось? - Ну, всего-то несколько раз, - признается Бейлиш и уже чувствует, что пропал: думал таким образом чужие замки после смерти доверчивых стариков к рукам прибрать, специально выбирал бессемейных, а девушек представлял своими внебрачными дочерями. Старики-то бессемейные, а как узнает про его внебрачных дочерей Лиза Аррен, единственный его в Гавани верный покровитель, так Бейлишу и конец: уж сколько раз Лиза по старой, детской еще дружбе его растраты покрывала, а теперь Аррен подобьет в следующем бюджете дебет с кредитом, на «особые статьи» посмотрит – и торчать голове Бейлиша на крепостной стене. - А много ли ты уже приобрел в Гавани борделей? – продолжает Аррен. - Бо.. бо.. бо… - начинает икать Бейлиш, это ж только обмолвится Аррен жене за завтраком, что Бейлиш по борделям каждый день ходит, а про то, что это просто хозяйский пригляд за делом, и не упомянет. И прощай тогда, детская дружба, прощай, печальные романтические взгляды, прощай, покровительство. Рыжая Талли сама его голову на стену водрузит, за то, что замарал Бейлиш свой собственный светлый образ, Талли они такие, горячие женщины. – Бо… борделей двадцать, лорд-десница. Но я уже продавать все хотел! - Ну, значит, все сходится, - вздыхает Аррен. – Мелкие замки к рукам прибираешь, на Харренхолл уже разорился, борделей в Гавани накупил, чтобы чужие секреты узнавать и бесплатно морально разлагаться. Если до борделей дошло, значит, Бейлиш, и член у тебя есть. Выходит, так. - Ак… Ак… Ак… - продолжает икать Бейлиш. - А к-как же… К-конечно есть. По-по-показать? - Да он что, у тебя с собой? Тут Бейлиш со стула вверх сапогами хлоп! Пришел в себя от того, что Аррен сжалился и воды на него полил. Вспоминается смутно Бейлишу, что был разговор почему-то о члене. Что-то Бейлиш с ним сделал не то, хотя даже и не мечтал… да нет, мечтал ведь, мечтал, хоть членом уцепиться за лестницу, ведущую наверх, к головокружительной власти. Сначала детскую влюбленность в жене десницы разворошить, а там чем черт не шутит, или Хранителем Востока так стать, или на юную принцессу перекинуться, или и то, и другое. И понимает теперь Бейлиш, что власть членом не удержишь, оттяпают тебе член, а то и горло вскроют в семейном кругу. Это же боевые лорды, а не олигархи и не купцы, у них даже девочки порой с малых лет оружие носят. Помаши в такой обстановочке членом, точно ведь оттяпают. Встает Бейлиш на карачки и покаянно говорит: - Мой лорд, если государству нужен мой член – я готов. Пусть Илин Пейн мне его отрубит, чтобы не доводить до греха. Только выпить дайте, я боли боюсь. И Лизе Талли ничего про это не рассказывайте. А Аррен уже за столом сидит, бумаги перекладывает, смотрит на Бейлиша довольно дружелюбно. - Ползи отсюда, - говорит, - послужи еще. Выползает Бейлиш из покоев десницы и в латные поножи головой утыкается. Чуть снова чувств не лишился, но вспомнил, что Илин Пейн палач, он лат не носит. Стоит над Бейлишем лорд Ройс, суровый Бронзовый Джон, и слегка ухмыляется. Насмешливо, но вроде понимающе. - Что, пуганул тебя сеньор? – спрашивает Ройс. – Про член поговорили? Бейлиш снова икать начал, а Ройс поднял его за шкирку и ситуацию ему объяснил. - Это так лорд Аррен проверяет, совсем вы, менялы и мытари, берега потеряли, или еще страх божий имеете. Когда вы из казны себе на шмотки и изукрашенные доспехи гребете, он терпит. Когда начинаете по мелочи землю прикупать, приглядывается. Когда Харренхолл покупаете, на хрен он вам, выскочкам безродным, сдался – тогда настораживается, смотрит, когда воровать по-крупному начнете. Но вот уже пятый придурок после Харренхолла бордели покупать начинает, видно, вам, штафиркам, по молодости бабы не дают. А потом мастер придурок, то есть мастер над монетой, начинает проворовываться и после кучи покорных ему шлюх себя демоническим мужчиной чувствует, покупает деревянный самотык, чтобы точно не оплошать, и начинает к жене десницы подкатывать с деревянным хреном в кармане. Это уже дело личное, тут приходится человечка в расход оформлять. А у тебя, я вижу, члена нет, так что гуляй. - Ие.. ие… ие… - икает Бейлиш. – И-есть. Но не деревянный же. - Вот поэтому ты и живой, что не деревянный, - отвечает ему Бронзовый Джон. – Только ты лучше к жене десницы больше не подходи. И продай всю эту свою ерунду да построй себе несколько кораблей. Может, хоть сын твой станет боевым лордом».** Лорд Эддард над историей так смеялся, что даже все намеки на свою свояченицу мимо ушей пропустил, а хронисту подмахнул наконец вечную бумагу, «предъявитель сего обжирается за королевский счет по моему приказу и на благо Вестероса», в обмен на обещание все эти байки записать, чтобы на память остались. Только утром, проснувшись рядом с женой и вспомнив вечер в Винтерфелле, когда Роберт сделал его десницей, а Кейтилин получила путаное письмо от сестры, Эддард припомнил все сказанное хронистом о Бейлише и Лизе Аррен и за голову схватился. «Детскую влюбленность в жене десницы разворошить», «чем черт не шутит, Хранителем Востока так стать»… Так ведь он и не знает, кто убил Джона Аррена, на Бейлиша он тогда не подумал, слишком быстро его порешил. А если и впрямь Бейлиш хотел стать Хранителем Востока, для чего и Аррена отравил? Может, и действовал-то Бейлиш не один, и теперь у Эддарда не свояченица и не Хранитель Востока, а предательница с черной душой. И черт его знает, как это теперь распутывать, не иначе как самому ехать придется и Орлиное Гнездо хитростью брать. А хронист обещание свое выполнил и лорду Эддарду на хмурое утро все байки в кабинет подкинул, да еще и сверху доложил: и про двух паладинов, и про вестеросскую пленницу, и про туза в королевском рукаве. Выдумки и враки, конечно, но что, может, и пригодится, а не пригодится – хотя бы лорд Эддард не будет сильно по хронисту скучать. _______________ ** Оригинал истории хрониста из новеллы Олега Дивова "Сталин и дураки" можно прочитать здесь: https://divov.livejournal.com/215644.html