Накахара Чуя.
Самый странный человек в этом учебном заведении. Курит, пьет, матерится, препирается с учителями, хамит окружающим — а ему все спускают с рук. И то ли дело в том, что многие знают его родителей, что учились здесь и оставили о себе хорошую славу, то ли сам парень слишком обаятельный и умеет договариваться, но факт остается фактом. Умный малый, оценки всегда в порядке. Но характер такой, что хочется выть. Наверное, он принял уход Азуми Сато из школы больнее всех. Это была самая лучшая учительница в его жизни: всегда могла утешить, помочь, объяснить то, что Чуя не понял. А литературу он не понимал совсем. Вот совсем. Оценки Азуми-сан ему завышала, это факт. И не столько потому, что Накахара отличник — это была своеобразная мотивация постараться в дальнейшем, но подобный метод действовал раз через раз. К сожалению. В чем проблема? Почему Чуя не любит такой, казалось бы, простой предмет? Ну, самое первое — он технарь. Конкретный. Сочинения давались ему с трудом, даже если тема была самой простой. Язык написания был простым, грубым, как и его речь — последняя разве что дополнялась еще и ругательствами. Стихи он учил. Тут проблем не было. До тех пор, пока не заставляли анализировать… Накахара злился, потому что тупо не понимал, как можно это вообще любить, а уже тем более находить в подобном всякие метафоры, эпитеты и прочую литературную лабудень. Ну, а с чтением длинных произведений все было совсем плохо. Чуя упорно заставлял себя читать, но в голове не откладывалось совершенно ничего! Вот ни капли! Хоть убейся… Он не запоминал персонажей, не понимал их поступков и терпеть не мог романтические явления. Будь то объятия или, упаси господи, поцелуи. Поэтому Накахара невольно опасался всего этого. И учебного года, и нового преподавателя литературы, да и школы в целом. Сейчас как раз предпоследний год учебы, все эти грядущие через год экзамены, поступление, ух! Поэтому шестого апреля мальчишка выдохнул, собрался с мыслями и наконец-то встал с кровати. Следовало уже начать собираться на торжественную линейку. Он влез в свой школьный костюм, позавтракал яблочным пирогом, поцеловал маму в щеку на прощанье и пошел. Путь до школы был настолько знакомым, что школьник умудрялся спать на ходу. Он лишь на проезжей части приоткрывал один глаз, а все остальное время шел по памяти. На площадь перед родной гимназией парень явился за полчаса до начала всего кошмара. Сегодня было жарко, кто-то уже раскрывал легкие кружевные зонтики с цветами, закрываясь от солнца, плюя на то, видно другим или нет. Кто-то просто прятался в крошечной тени от стен школы. Ну, а кто-то, как Чуя, молча терпел. И вот, площадь наполняется людьми. Мало-помалу, а уже не протолкнуться. Жуть. — Это второй В? — Да! –Люси заинтересованно и придирчиво оглядывает новоприбывшего. На ученика не похож, на учителя как-то не тянет, больно молодой. — Ну вот и славно! — обворожительно и лучезарно улыбается юноша, вызывая у девочек сзади неописуемый восторг. И вот, началось. Старая, как сам свет, директриса выходит в центр и начинает говорить. Долго, заунывно, причем настолько, что даже дядечки-чиновники сзади нее заскучали. Они тоже хотели бы сказать доброе слово, какая гимназия хорошая, какие тут крутые преподаватели, но, видимо, не выйдет. Потом выходит завуч. Коротко, ясно. Берет в руки награды и дает их круглым отличникам — такая традиция была уже много лет. Те, кто закончил год без единой четверки, получают грамоту от министерства. И Чуя тоже выходит. Вальяжно, нагло, с удовольствием. Видно, как у некоторых родителей вытягиваются лица. Да, Накахара умеет удивлять — главный хулиган школы, а круглый отличник. Потом идут танцы, песни, стихи — толпа умирает на глазах. Но стоит завучу снова выйти в центр, как все оживляются. — И в гимназию приглашается наш первый А класс! — Строимся по парам! Не пихайтесь! Дети, тише! — слышится со всех сторон. Только класс Чуи скромно озирается. Они так и не поняли, пришел ли к ним новый преподаватель. Но тут тот высокий не-пойми-кто наклоняется к старосте класса и что-то бросает ей на ухо. — 2-В! Строимся! — не услышать Люси невозможно. Парни лениво начинают искать себе компанию, девочки подхихикивают и тоже берутся за руки. — Молодцы! — В школу приглашается 2-В! Ну все. Мучения кончились. Но когда все поднялись к классу литературы, дверь оказалась заперта. Никого. Монтгомери призывает одноклассников к тишине, говоря, что сейчас учитель придет. И он пришел. Толпа в полном замешательстве смотрит на того самого не-пойми-кого. Неужели это… — Давайте знакомиться, — положив ключи на пустой стол, говорит мужчина. — Я Осаму Дазай, ваш новый преподаватель по литературе. Мне двадцать четыре, предупреждаю ваш вопрос, — мягко улыбается он, наблюдая шок на лице детей. — Надеюсь, мы подружимся. Так! — он резко хлопает в ладоши, и все замолкают. — Сейчас попрошу каждого поднять руку и представиться. Начинаем от первой парты. — Кеншин Ито. — Эми Мацумото! — и все сделали так же. — Накахара Чуя, — с вызовом глядя на нового классного руководителя, бросил рыжий. Почему-то ему показалось, что в глазах Дазай-сана блеснул какой-то огонек радости и удовлетворения. — Спасибо, я запомнил. Люси, — староста вскакивает и несется к доске, размахивая пышной юбкой. — Прочитай список событий этого года. Спортивные игры в мае, метапредметные олимпиады в октябре, новогодний спектакль в декабре, причем ставят его все классы старшей школы. И, конечно же, школьный фестиваль в марте. Ох… Сколько всего! — Это не призыв вас участвовать во всем названном, — тонко улыбается преподаватель. Ученики удивленно моргают. — Я преподаю первый год, поэтому не совсем знаю, что именно от меня требуется. Поэтому попрошу от вас самостоятельности. Можете идти! — И все? — Как быстро! — Блин, он такой красивый… — Ага… Ты его ноги видела? Обзавидуешься! — Накахара, подойди. Чуя, уже стоящий в дверях, замер и с немым вопросом во взгляде обернулся. — Я наслышан о твоем поведении, — тихо подал голос учитель. — Пожалуйста, давай обойдемся в этом году без инцидентов, хорошо? На это наглый школьник лишь разочарованно фыркнул, выходя из кабинета. Он так и не понял, чего можно ждать от нового преподавателя, но одно усвоил точно. Дазай-сан его бесит. Почему — хрен знает, но это неопровержимый факт.***
— Все, я ушел! — Чуя весело насвистывает какую-то песенку. Скоро начнутся дни открытых дверей, они с мамой поедут во все университеты Йокогамы. Если повезет — сумеют попасть даже в Токио, чтобы посмотреть там. Способности у Чуи в точных науках были неплохими, поэтому его шансы на поступление в хороший ВУЗ были выше, чем у большинства. — Хорошо! Пообедаешь сам! И вот она, школа. Чуя начинает идти чуть медленней, стараясь найти в толпе знакомые лица. О, Тачихара! — Эй, рыжая ведьма! — невысокий парень с пластырем на носу гневно поворачивается, но едва видит друга, сразу расплывается в улыбке. Немного беззубой, кстати. — И кто из нас еще ведьма? — звонкий шлепок по ягодице вместо приветствия — и Чуя уже бежит за хохочущим одноклассником, ругаясь так, что взрослые в шоке. Потом парни успокаиваются и, пихаясь, заходят в класс. В новом расписании литература первым. Ох… Чуя понял, что реально не прочь разбить своему классному преподавателю нос. И лицо в целом. Он оказался очень… Вежливым, веселым, знающим свое дело. Но при этом открыто подмигивал школьницам, постоянно задавал резкие, неожиданные вопросы на знание материала. А внешний вид вообще оставлял желать лучшего. Куча бинтов. Это он так самовыражается что ли? Бежево-песочные брюки, противная голубая рубашка в полоску, на вид заношенная. Жилетка и изумрудная брошь. Волосы такие неухоженные, словно никогда не видели расческу. Такой себе тип. Для вполне себе опрятного Накахары подобное было просто неприемлемым. — Накахара! — Чуя вздрагивает, роняя телефон. Блять, его что, спалили? — Кто написал «Войну и мир»? — А… Э… — Чуя в шоке. Вот зачем ему знать, кто ее написал? — Ну… Гоголь… — Плохо, Чуя-кун. А ведь мы недавно это проговорили, будь внимательнее. В требовательно протянутую руку ложится новый черный телефон. Дазай тонко улыбается и отходит, продолжая урок. Чуя же только уныло вздыхает. Скучно. Ну, так проходит неделя. Накахара радует маму тем, что его снова берут на олимпиаду по математике и физике, если постарается — поедет и на химию. Женщина довольна. Ее сын настоящий молодец! — А как с литературой? У вас там новый преподаватель, так? — и все. Ужин безнадежно испорчен. — Чуя? С литературой плохо. Поблажек ему не давали. Никаких. Даже наоборот, Дазай-сан словно специально спрашивал его чаще остальных. Термины Накахара повторял перед уроком, мог ответить. Со знанием произведений и их авторов все было отвратительно. С сочинениями — того хуже. Им вот на завтра как раз его писать… Ну блять… — Он хороший мужик. Только требовательный, — коротко отвечает Чуя, хотя так и не считает. Просто при маме не хочется материться. — А с оценками что? — ну, Чуя идет на красный диплом… Не хочется портить его на последнем году обучения. — Все хорошо. Я пойду делать уроки. — Угу! Да нихуя не хорошо… Приходится извратиться так, чтобы не спалили за списыванием. Чуя берет листок, ручку и тащит информацию со всех сайтов, что вообще есть по его сочинению. Вышло… Дерьмово. Но хоть что-то. Потом алгебра, химия, история. Все проще некуда. Чуя удовлетворен своей работой. Можно и отдохнуть. Он быстро принимает душ и заваливается с телефоном на кровать. Заходит в инсту, смотрит на фотки Тачи, старосты класса Люси, еще парочки человек… А потом уже через другую социальную сеть залезает в беседу класса. Люси 21:34 на завтра не так много делать, кстати. Зря драматизируешь, Тачи. Тачи 21:35 а что по литре? Эми 21:40 сочинение и учить стих Чуя 21:40 СТИХ? КАКОГО ХУЯ, ТОЛЬКО СОЧИНЕНИЕ БЫЛО Эми 21:41 учить стих американского поэта. Не помню какого. В учебнике есть. Небольшой он Чуя 21:44 да поебать, не буду ничего учить Накахара, нахмурившись, сидит в телефоне еще пару минут, пишет парочке интернет-друзей, а потом слышит голос мамы, призывающий ко сну. Подростка воспитали так, что он не сидит подолгу ночью в гаджетах, не врет, всегда говорит прямо то, что хочет. Поэтому Чуя со вздохом откладывает телефон в сторону и накрывается одеялом. Про стих он даже не вспоминает.***
— Что ж… Как погляжу, вы, ребята, полны энергии и желания работать, да? — Дазай улыбается, глядя на полусонных-полуживых подростков. По классу в ответ проносится гул разочарования в жизни. –Ну да, ну да… Сдавайте сочинения. Стихи можете рассказать завтра. — Спасибо! — ребята тут же оживляются. — А еще я знаю, что вы пишите по истории небольшую контрольную. Можете подготовиться, — Дазаю не жалко своего времени. Он быстро проверит сочинения, поможет ребятам с подготовкой, если вдруг что. В школе был отличником все-таки. Да и они получше подготовятся, не получат плохих оценок. Осаму нравилось преподавать вот так. С одной стороны, ребята были самостоятельны и немного распущенны. С другой — учитель мог в любой момент дать контрольную или самостоятельную по прошлой теме, которую дети разбирали сами. Так он выявлял заядлых лентяев. Например, как этот рыжий хам. — Чуя, уберите телефон. — Но я готовлюсь, — несмело возразил Чуя, поднимая взгляд. — У вас все есть в учебнике. Уберите, — подросток со вздохом пихает гаджет в карман узких джинс и тут же замирает, как суслик, когда слышит слова учителя. — Твоя тетрадь как раз… Ну-с, посмотрим. Класс тут же оборачивается на бледного, как снег, Накахару. — Кхм… — деликатное покашливание со стороны Осаму. — Чуя, вам поставить неуд? Работа полностью списанная. — Нет! — Чуя даже краснеет. Он всегда врет, когда краснеет, но в данный момент кажется, что это так возмущение проступило на лице. — Я сам де… — «В данной строке автор использует прием автологии…». Чуя, скажите, что такое автология? — Ну… Э… — Накахара вспотел за считанные секунды. Да вот на кой-ему знать, что такое аватоголия? Или как там? — Употребление слов в прямом смысле. Вот что это. А теперь не против ли вы процитировать нам строчку, в которой употребляется данный прием? — Я не могу… — класс тихо смеется, а Накахара чувствует себя униженным. — Не… — Тогда… Расскажите мне стих, что вы учили на сегодня. И я не засчитаю вам подобную отвратительную писанину. Ну? Почему вы молчите? — класс замер. Рыжий, сгорая от стыда, еле слышно выдает «не учил». — Что? Не слышу. — Он не учил! — Люси буквально светится от счастья. Что-что, а делать пакости она любит — этого у нее не отнять. — Ну… Две двойки. Две, — Дазай молча ставит их в журнал и изящно складывает руки в замок, опираясь на ладони подбородком. — А вы ведь круглый отличник. Не стыдно? Подойдете после уроков, мы уладим этот вопрос. Подготовка продолжается. А Чуя сейчас мысленно похоронил себя заживо. Ой, что ему будет дома… Что будет… Все оставшиеся уроки парень сидит ни жив, ни мертв. Мама у него достаточно продвинутая, чтобы залезть в недавно восстановленный электронный дневник и увидеть там… Это. — Ты чего такой угрюмый? Из-за литературы расстроился? — ответа не следует. Тачихара закусывает губу и продолжает. — Да ладно тебе. Не смертельно же… — Завались, — прорычал подросток. — Блять… Ненавижу! Стол пошатнулся от сильного удара кулаком. Может, парень и казался дрищом, но на деле он мог вполне спокойно завалить физрука, если бы они боролись. Тачихара вздохнул. И отошел. Если Накахара так психует, дело серьезное. И вот, прозвенел звонок. Все. Дети свободны, как птицы. Ну, почти. — Чуя, не забудь на литературу зайти! — улыбаясь своей жутковатой улыбкой с брекетами, пропела Люси. Чуя едва сдержался, чтобы не ударить ее. Вот же стерва! Дорога до знакомого кабинета на втором этаже была как никогда тяжелой. Парень устало потер переносицу и внутренне обматерил свою отсталость по литературе, прежде чем войти. — Ну, я пришел, — прошипел ученик, плюхаясь на парту перед учительским столом. И даже не нашелся, что сказать. Вообще, Дазай довольно симпатичный. Даже для Чуи, который на парней не смотрел, вот никогда не смотрел, честное слово. И сейчас он безотрывно смотрел на тонкие золотистые очки, что только дополняли и без того утонченный и несколько аристократичный образ учителя. Подросток жмурится. Господи, какой только бред не лезет в голову! — Итак… — Дазай-сан, падла такая, улыбается. Дебил. — Вы можете мне назвать причину, по которой не выучили стихотворение и не написали сочинение должным образом? — Я не понимаю литературу! — выпаливает Чуя, тут же хмурясь. Дазай едва сдерживается, чтобы не рассмеяться — ученик выглядел как никогда мило. — Ха? — Осаму удивленно посмотрел на покрасневшего ученика, только что поняв смысл брошенной фразы. — То есть как не понимаете? — Чуя взбесился, уже открыл рот, чтобы высказать все придурку, но следующий вопрос застал врасплох. — А почему у вас за предыдущие года пятерки по моему предмету? — А… Ну, это… — вот же… Подводить бывшую преподавательницу не хотелось совсем. А врать Чуя не умел. — Так получилось… Да и сейчас программа слишком трудная, — неясно пробурчал он. Дазай насмешливо фыркнул, откладывая очки в сторону. Он видел, что ученик врет. И да, он был в курсе, что оценки ему натягивали. И да, он промолчал, что у них на прошлом году обучения программа была куда труднее из-за объёма произведений, необходимых для изучения. — Понятно. Знаете, — небольшая пауза. Словно преподаватель подбирает слова. — Мне говорили, что ты очень хороший и старательный парень. И что диплом у тебя будет красный, — шоколадные глаза странно блеснули. — И знаешь, я не хочу портить тебе его. Давай так. Сейчас ты мне скажешь, что именно ты не понимаешь, а я тебе помогу. Как ты на это смотришь? — Ну… Допустим, я согласен, — неохотно скривился Чуя, но выглядел он при этом достаточно заинтересованным. — Ну давай так, я тебе назначу одно дополнительное занятие в неделю? — Дазай что-то чиркнул в записной книжке. — Пятница устроит? — Да… А двойки уберете? — Не-а, — Осаму приподнял бровь, когда Чуя тяжело вздохнул. — Если постараетесь, вы их с легкостью закроете. А пока пусть остаются. Как мотивация. — Ага… А сейчас что? — Чуя устало хрюкнул. Эх, скорее бы домой. — А сейчас ты переписываешь сочинение. — Чего?! — от удивления и возмущения подросток вскочил. — Да зачем? Раз уже двойка стоит, смысл? — Ну, так одну двойку и закроешь! — Дазай улыбнулся. А потом замер, когда строптивый ученик оказался слишком близко. — Я не стану этого делать, у меня есть свои планы! — зло прошипел он, едва не тычась носом в чужой. — Если вам уж так надо, лучше я дома напишу! — Как скажешь! — Осаму облизывает сухие губы, наблюдая за тем, как Накахара-кун забирает свою тетрадь и, злобно что-то бурча, уходит. «Черт…». Дазай трясет головой, стараясь не думать о том, что было пару минут назад. Получалось плохо. Но пугало даже не это. Пугали мурашки по всему телу и странное чувство тепла в груди. Неужели…***
Сколько Осаму помнил себя, он все время был… Не таким. Неправильным. Для общества, но не для себя. Еще в раннем детстве заботливый отец пытался научить его читать и писать. Бесполезно. Ребенок даже и не думал запоминать хоть что-то, что было ему необходимо в школе. Почти все занятия оканчивались либо истерикой, либо словами отца: «Ладно… Иди, больше не буду тебя держать!». И какого же было удивление и шок всех взрослых, когда ребенок на уроке совершенно спокойно и даже бегло для его возраста прочитал несколько предложений. Осаму был очень умным, но настолько ленивым, что большинство оценок ему ставили за так. При желании он бы и диплом получил, и школу раньше времени окончил, и вторым Эйнштейном бы стал, но нет. Куда больше школы и учебы парня интересовали книги, игры, отношения. Да-да, отношения. Уже в детском садике воспитатели смеялись, глядя на то, как совершенно не смущенный Осаму опять заставляет одногруппницу краснеть. Мальчик ухаживал за девочками так, как они хотели: и за ручку брал, и игрушки дарил, и защищал от всех хулиганов в радиусе ста метров. Но вряд ли что-то подобное могло перерасти во взрослую и полноценную любовь. Так и случилось. В начальной школе Осаму поддался принципу «мальчик с девочкой — жених и невеста». Эти слова смущали, бесили, а потому Дазай к женскому полу не приближался, отдавшись учебе в некоторой степени и книгам. Но уже в седьмом классе в один из осенних дней он явился в школу под руку с симпатичной девушкой. Парни завистливо вздыхали, потому девочка была прям очень симпатичной. Но уже через неделю около дазаевской парты ошивалась новая, на год старше. И понеслось. Дазай не воспринимал отношения достаточно серьезно. Потому что все они были похожи друг на друга, кем бы не являлась его партнерша. Редко, очень редко подросток действительно желал встречаться с кем-то, причем долго. В большинстве случаев все рушилось, едва успев начаться. А потом еще и начались проблемы в семье. Мать просто ушла. Ни привета, ни прощальной записки, но в один день из квартиры исчезли все ее вещи. Отец был в замешательстве, но не сказать, что подобный ход оказался неожиданным. Погрустил и пошел дальше. А Дазай даже обрадовался этому, но рано. Да, он не любил свою мать, потому что она была глупой и неразумной в большинстве вещей. Нет, она, конечно, настоящий профессионал в сфере красоты, к ней клиенты выстраиваются очередями на весь день, но в быту от нее только проблемы. Странное суждение для ребенка, но это же Дазай. А спустя два года мать вернулась. И не одна. В трехкомнатной квартире сразу стало тесно. Располневшая женщина мало того что привела с собой двух близнецов от чужого мужчины, так еще и сама стала сварливой и брезгливой. Что ей не сделай, все не так. Посуду помыл — почему жирная? Полы вытер — отчего такие страшные разводы? Получил пять за контрольную — и что, не так уж это и круто! А Осаму, который привык, что ему все удается и все ему рады, только зло сжимал кулаки. Он ничего не говорил вслух. Но родная мать боялась его, особенно когда Дазай-младший сверкал темными и горящими от гнева глазами. Бр-р-р-р. И вот уже конец года не за горами. И вот уже последний класс школы. Осаму неожиданно понимает, что надо бы решать что-то с поступлением. Решает переговорить с отцом — так и так, хорошо идут языки, можно буду переводчиком? Папа только улыбнулся ободряюще ответил: «Конечно! Я верю, ты сможешь поступить!». Но не тут-то было. Мать только фыркнула и даже не стала слушать сына. Лишь сказала, что хочет его видеть в роли врача или инженера, другие варианты не рассматриваются. Дазай тогда разозлился. — Моя жизнь, я ей распоряжаюсь! Буду переводчиком! — Дорогая, может… — начал было отец. — Нет! А ты вообще молчи, иначе я всем расскажу, что ты сделал! Все увидят, тогда и заткнешься!!! — взвизгнула мать, замахиваясь своей короткой и толстой рукой на мужа. И тут Осаму все понял. Отец вел бизнес, прибыльный, и, вероятно, его мать нашла то, что может этот бизнес сломать. И теперь просто шантажировала мужа. Дазай тогда просто молча ушел в свою комнату. Но на следующий день его место за обеденным столом так и осталось пустым. — Осаму? Ты?! — Ода так и застыл, когда увидел своего ученика у себя на пороге. Подросток выглядел… Жалко. Мокрый из-за снегопада, замерзший и с одним-единственным портфелем, набитым учебниками пополам с вещами. — Что-то случилось? — Да… Можно я… Тогда Дазай, впервые в жизни сгорая от стыда, признался во всем и попросился пожить у Одасаку-сана, своего учителя физики. Тот был не против, даже наоборот. А потом все, учебный год кончился, Дазай пришел к матери, которая к тому времени уже переписала бизнес уехавшего заграницу мужа на себя, забрал свои вещи, ключи от их второй квартиры и ушел окончательно. Одасаку-сан как мог старался, чтобы парень нашел себе место в жизни. Но без должной подготовки и усидчивости о профессии переводчика пришлось забыть, тем более что плату за обучение Сакуноске бы не потянул. И Осаму безо всяких криков и препираний пошел на учителя литературы. И вот, все. Выпустился. Недолго думая, собрал документы и подал их именно в ту школу, в которой учился когда-то. И надо же, там как раз требовался человек именно его специальности! Судьба, не иначе. А тут уже и шестое апреля, и новый учебный год. Мужчина оглядывает свой новый класс, дружелюбно знакомится с ребятами и всеми силами старается не смотреть на рыжие волосы у окна. — Он страшный хулиган, — улыбался Ода, когда рассказывал о Накахаре Чуе. — С ним трудно будет сладить, но, думаю, ты сможешь. И еще… У него как раз проблемы с твоим предметом. Помоги ему, Осаму. — Сейчас ты мне скажешь, что именно ты не понимаешь, а я тебе помогу. Как ты на это смотришь? Дазай не совсем понимал, зачем делает это. У него четыре класса и еще девять учеников, которые тоже не понимают литературу. Так почему именно Чуе-куну он оказывает такую честь, назначая дополнительные и тратя на него свое время? Ладно, об этом позже, а пока… Хм… А Люси молодец. Пять. Отличное сочинение.***
— Чуя, пойдем кушать? — мама весело зовет сына. Ответа не следует. — Чуя? Но когда подросток не выходит снова, мама уже начинает беспокоиться. Она несмело стучит в дверь, а потом, так и не услышав ребенка, заходит. Чуя с красными опухшими от усталости глазами сидит на стуле в какой-то странной позе. Перед ним — тетрадь с большим объемом текста и… Куча порванных листов. — Чуя! Это что такое?! — Кирако Накахара застывает в шоке. — Мама?.. — подросток щурится и хмыкает. — Это литература… Извини, что соврал тогда. У меня… — Проблемы? — лицо женщины сразу становится мягче. Она ласково гладит рыжие волосы ребенка и присаживается на кресло рядом. — Так бы и сказал. Помочь? — Прочитай, а то я… — женщина тут же опускает глаза в тетрадь, а сын продолжает дрожащим голосом. — У меня два-два. Прости… Я… — Два-два? Ох… Исправь их, а то твой диплом накроется! Чуя, ладно? Постараешься? — Кирако приобнимает сына и нежно трется носом о его рыжие волосы, не переставая читать. — Да… Спасибо, мам. Тихий смех матери и теплые родные объятия. За каким-то отвлеченным разговором подросток не замечает, что уснул. Мать улыбается с толикой грусти и с тяжелым вздохом перекладывает подростка на кровать. Спи, рыжее чудо.***
— Записываем, ребята, — класс дружно стонет, нехотя беря ручки. — Что такое? Вы уже обленились? — Просто у нас контрольная сегодня была, — показательно ноет Тачихара, укладываясь на парту. — Мы все та-а-а-ак устали!!! — Хорошо хорошо… Запишем, но чуть меньше. Мурасаки Сикибу. «Повесть о Гэндзи». Это тема нашего урока, — Дазай-сан откладывает ненужный учебник в сторону и начинает рассказывать. Школьников всегда впечатляло то, что учитель запоминает такое количество информации и совершенно спокойно ее воспроизводит. Никаких шпаргалок, распечаток из интернета, только собственные знания. — Это произведение — роман-моногатари, одно из величайших творений японской классической литературы. Интересно, что авторство романа приписывается Мурасаки Сикибу, даме при дворе императрицы Сёси. Неплохо, да? — Молодец тетя, что сказать! — Люси улыбается, класс тихонько гогочет. — Это произведение стоит первым в списке того, что следует пройти. А автор — женщина, что довольно удивительно, — тут же подмечает она, решая блеснуть знаниями. — Верное замечание. Ну, теперь я вам расскажу более подробно. К следующему уроку вы читаете этот роман. Полностью, краткое содержание не приму, — слышатся разочарованные вздохи. На доске неровным, но вполне симпатичным почерком написано домашнее задание. — Всего в нем пятьдесят четыре главы. И до сих пор спорят, в каком порядке их расположить. Нарушена хронология… — учитель говорит, говорит, говорит… Ребята увлеченно слушают, потому что преподаватель действительно рассказывает интересно, приводит малоизвестные факты, много шутит. Чуя внимательно ловит каждое слово, кое-что записывая. Ему этого делать ну совсем не хочется, однако нужно постараться. Потому что его оценки не впечатляют. Два, два и четыре по литературе. Стыд и срам для круглого отличника. Урок проходит быстро. Школьники, едва заслышав мелодию звонка, тут же вскакивают со своих мест и несутся домой. Биологию отменили, можно отдыхать! Но не всем. Потому что сегодня, мать ее, пятница… — Посиди пока тут, почитай первую главу «Повести о Гэндзи», — Дазай улыбается и лихорадочно хватает папку со стола. — Я скоро вернусь. — Лучше бы вообще не возвращались… — бормочет Накахара, хмурясь. Боже, ну и скукотень… Это уже по первым строчкам понятно. Чуя погружается в чтение. Глаза бегают по иероглифам быстро, многое подросток опускает. И уже на второй главе едва не кривится от отвращения. Этот роман, эту пошлятину они должны пройти?! Да… Главный герой тут тупо ходит и соблазняет все, что женского пола и способно двигаться! Омерзительно! — Что за лицо, Накахара-кун? — Дазай-сан, вот же тварь, вошел почти неслышно. — Что такое? — Отвратительно. Никакого смысла… — Почему же? И понеслось. Почти полтора часа учитель и ученик спорили о том, кем же является главный герой романа, принц Гэндзи. Чуя уверял, что он «бабник, соблазнитель и просто тупой мужик». Дазай-сан с присущим ему спокойствием уверял, что «Гендзи являлся идеалом для женщин того времени». Спор выиграл Осаму, убедив школьника в своей правоте. Ну, или Чуя просто сделал вид, что согласен. — Молодец, хвалю. Пять. Можешь идти домой. — Серьезно? — Чуя удивленно склоняется над столом учителя и с интересом смотрит в журнал. Хм. Отлично! Но тут он чувствует нечто странное. Дазай-сан, повернувшись, утыкается ему прямо в шею, но почему-то вовсе не спешит отстраниться. Что?.. Теплое дыхание отдается странным смущением по всему телу. И Чуе — лишь на одно мгновение — кажется, что чужие губы коснулись его кожи. — Удачного дня, — Дазай как ни в чем не бывало улыбается, но, сука, выглядит слишком довольным. Накахара фыркает и уходит. Нахрен. Нахрен и школу эту, и литературу, и Дазай-сана с его педофильскими замашками.