Переправа

Спать не дает, шаманит шалава - ночь. Чьи-то шаги под окнами месят лед. Не подходите близко, подите прочь Или…зараза к заразе – не пристает? В мертвой воде не водятся караси. В холле – доска почета, иконостас С ликами персонала. На небеси Ангелы – гуси – лебеди помнят нас. (Елена Бондаренко) Говорят, без труда Харон Управляет ладьёй во мраке И взбивает волну винтом, И имеет оскал собаки. Попадись ты ему, душа – Словно тросточку, переломит. Совы на берегу шуршат, И молчат – и мышей не ловят... Управляет Харон ладьёй, Перевозит чужие души. И «кахетинское» порой, Элизийский пьянчужка, глушит. (Владимир Мялин) Две пары глаз, не мигая, смотрят на Джареда. Черные с грязным белком – внимательно, оценивающе, будто прицениваются к товару, и вторые, ярко-зеленые, огромные в своей отчаянности – с неистовой надеждой и мольбой. Эта нелюдь схватила парня сразу, как он вошел в здание аэропорта, сошедший с самолета, загорелый, в гавайке, бермудах и шлепанцах. И вот теперь он замер под двумя дулами: одно упирается в шею, вдавливается глубоко под красивую линию челюсти, другое – штатной береты 92 – подрагивает в руках детектива Падалеки, группа которого первой прибыла в захваченный исламистами аэропорт. В прилепленной к уху гарнитуре гремит молчание, но Джаред знает: руководство не пойдет на уступки. Террористам не дадут уйти, даже если снайперам придется стрелять через заложников. У зеленоглазого парня судорожно дернулся кадык, будто он долго задерживал дыхание, но больше не смог и сделал напугавший его самого вдох. Дуло «гюрзы» в руке нелюди вжимается ему в мягкую плоть шеи еще глубже, до боли, до закушенной в кровь губы. Замотанный в цветные тряпки сарацин что-то рявкает своим по рации, черные глаза впиваются в лицо Джареда. Пластиковая рукоять пистолета нагрелась от напряжения и печет руки. Дрогнули губы заложника. Помилуй Бог, как жаль парня – такой красивый, ему бы жить и жить. Но не повезло – оказался в одно время в одном месте с бешеными псами, для которых человеческая жизнь не дороже песка в их гребаных пустынях. Джаред не знает, как будет после этого спать. Когда все это закончится… если закончится. Террорист опять что-то лает в микрофон. Парень вздрагивает, дергает уголком рта, не отрывая глаз от Падалеки, словно в нем сейчас сосредоточился весь его мир. Джаред застывает, не дыша. Его мир тоже зациклился на заложнике с такими дивными яркими глазами, веснушками, высыпавшими на носу от южного солнца, встрепанными русыми волосами. Нить протянулась между ними в этом огромном стеклянном зале, где сейчас так светло и пусто, что гуляет звонкое эхо. - Мы на позициях. Падалеки, отходи. - Но… Сарацин резко оглядывается, Джаред понимает, что это его шанс. Вернее, единственный шанс зеленоглазого парня. Он рвется к террористу и падает оглушенный выстрелом, который отбил ему пальцы и почему-то ударил в грудь. Падалеки видит расширенные, будто в удивлении глаза заложника, и пол вдруг ударяет его в затылок. Ему так и не сказали, сколько он был в отключке. Когда очнулся, все уже закончилось, кругом снуют люди из департамента и службы шерифа. Территория оцеплена, обтянута желтой клейкой лентой. Джаред садится и морщится. Вроде не ранен, но оглушило знатно. Щупает себя за бока, нет, точно не ранен. А вот заложник, судя по луже крови на полу, пострадал в перестрелке. Джаред встряхивает головой, внутри безголосым псом воет душа. Почему-то кажется, он мог спасти парня. Мог, хотел, а тот так его просил – взглядом кричал, умоляя о помощи. Падалеки оглядывается, выискивая знакомые лица. Пока его никто не трогает, дали отлежаться, прийти в себя, но рано или поздно начальство потребует рапорт. Лучше самому найти лейтенанта Бивера, узнать, что произошло и о судьбе заложников. Аэропорт гудит. Начальства приехало море, но Джаред выходит незамеченным прямо к своим. Там уже вовсю грузят труповозки. Падалеки подходит к носилкам, где в черном пластиковом пакете лежит давешний парень. Даже с жуткой раной на шее, весь забрызганный кровью, он сумасшедше красивый и какой-то нездешний, его место среди пальм где-то в Майами или Пуэрто Плата, а не тут, на носилках под осенним промозглым дождем, капельки которого бисеринками застывают на неподвижном лице. - Бедняга, - рядом присела на корточки молодая темноволосая женщина, судя по форме, из департамента шерифа. Падалеки никогда не видел ее прежде. – Он должен был еще три дня загорать в Канкуне, но вернулся из-за смерти отца. - Вы его знаете? – спросил Джаред. - При жизни знакома не была. Теперь знаю. Его звали Дженсен Росс Эклз, его мать увидела захват в новостях, сейчас она в участке. Девушка встает и быстрым, нервным движением застегивает молнию пакета. Звук вспарывает нервы, будто болгарка лист металла. Дженсен Росс Эклз. Джаред отшатывается от машины, куда грузят носилки, прячет лицо в ладонях. Он удирает. Просто срывает гарнитуру, выключает мобильник и уходит из здания аэропорта. Когда едет по трассе – в такси, за руль сесть не рискнул – дождь расходится не на шутку. Стучит по стеклам, плачет в три ручья. И внутри все плачет, и невозможно остановить этот поток бесполезной воды. На другое утро ему все-таки приходится включить телефон, и сразу же раздается звонок. - Сержант Падалеки, это начальник департамента Эдлунд. Жду вас у себя через час. Кофе сбегает из турки, загадив плиту. Джаред даже не собирается его отмывать, и пить не собирается. К черту все! Перед отъездом ему звонит Трэйси – та брюнетка, с которой познакомился после неудавшегося теракта. Они несколько раз встречались в участке, по делу и просто, но больше не говорили о том, что произошло в аэропорту. - Когда ты уезжаешь, Джей? - Сегодня, уже собрал сумку. - Знаешь, Джаред, - задумчиво говорит она, - каждый раз, когда мы с тобой виделись, меня не отпускало ощущение, что ты хочешь о чем-то спросить. Джаред хмурится, разглядывая в пыльном зеркале свое отражение. Ему и правда хотелось узнать. О том парне, застреленном террористом. Хоть что-то: сколько ему лет, кто он по профессии, как восприняла смерть его семья. Ненормальное, болезненное любопытство. Трэйси точно знает больше, она проводила опознание, заполняла какие-то бумаги. Но произнести это вслух выше его сил. - Нет, Трэйс, ничего. - Тогда счастливого пути, Джей. - А тебе счастливо оставаться. Он отключает мобильник и хватает лептоп, притопывает от нетерпения, загружая браузер. И как он раньше не додумался пробить имя по поисковику. Знакомое лицо тут же появляется на фото. Вот таким он был на самом деле: смешливым, ироничным, дерзким, с живой, динамичной, «не обложечной» красотой. Дженсен Росс Эклз. Двадцать девять лет. Закончил Колумбийский университет. Журналист нескольких известных изданий, одно из которых называется «Мистическая Америка». Опубликовал несколько повестей и рассказов. Не женат. Джаред прошел по ссылке, которая нашла имя Эклза в списке пострадавших в результате теракта в аэропорту, но рвать себе душу и дальше не стал. Хватит того, что бессонница засыпала глаза словно песком, и того, что в каждом встречном он ищет черты погибшего парня, и двух проколов при патрулировании, за которые отделался выговором и получил направление в санаторий для жертв терроризма. Джаред опускает крышку ноутбука, надевает куртку, машинально проверяя в кармане ключи от машины. Теперь сумку в руку и вперед. Осень стелет по полям клочкастый, серый туман. От безжизненного контраста серого и желтого все время хочется спать, сон так и норовит растянуться до вечного. И вообще непонятно, куда он едет и кому это нужно. Кругом одно и то же: блестящая, как ртутный столбик, пустынная трасса, желтые поля и леса, мертвая хмарь. Городки, похожие один на другой, заляпанные грязью дорожные знаки, бородатые рожи дальнобойщиков. Красота просто! Джаред на ходу отпивает двойной кофе из большого пластикового стакана, купленного на заправке. С тех пор, как его шеви импала свернула с 87го шоссе в сторону Лич-Лейк, на дороге ему не встретилось ни души. Повымерли тут все, что ли? Не то, чтобы Джаред нуждался в компании, но вынужденное одиночество с некоторых недавних пор стало тяготить его. Детектив-лейтенант МакНелли распевал соловьем, как хорошо ему будет в доме отдыха (точнее реабилитационном центре для психически нестабильных), где с ним будут заниматься опытные психологи в «теплой, домашней обстановке» и «мигом поставят на ноги». Джаред неожиданно для себя поверил ему. Хотелось спать по ночам и не видеть в кошмарах умоляющие зеленые глаза. Пусть хоть наизнанку вывернут ему мозги, но уберут эту скручивающую нутро судорогу, которая не дает легким расправиться и дышать. Джаред сонно клюет носом в руль, отстраненно и с кайфовым безразличием думая о том, что уснув, слетит в кювет и вообще никогда не доберется до санатория «Светлый берег». Что за дурацкое название. Берег не может быть только светлым или только темным. Днем он светел, а ночью – ночью все кошки серы. Неожиданно пропавшая едва слышная из динамика мелодия «металлики» будит его своим отсутствием. Блядь! Аккумулятор начал садиться как раз под самые сумерки, и как назло поля плавно перетекли в стену черных густых сосновых лесов. Ну да, МакНелли же обещал «свежий сосновый воздух после смога Большого Яблока». Вот он, мать его, сосновый рай. Джаред смотрит на тускло светящийся экранчик навигатора – до «Светлого берега» осталось порядка десятка миль. На развилке указатель разъясняет, что в семи милях направо расположен городок Пайн-Ривер, а при движении налево через девять с половиной миль найдется центр помощи пострадавшим от действий террористов «Светлый берег». Фары мигают, гаснет панель, но ближний свет снова начинает работать, превращая в искорки крошечные капли моросящего дождя. Джаред на миг трусливо думает, что до города ближе, а в баре наверняка нальют виски. Но потом, рассчитав, в какую кучу проблем выльется мимолетный каприз, сворачивает налево. Интересно, в этих лесах водятся медведи? Он что-то такое слышал, и не хотел бы попасть в их когти, как, впрочем, и на клыки кабанов. К счастью, импала надежно защищает не только от унылой непогоды, но и от хищников. Вот оказаться сейчас снаружи было бы совсем печально. Пепельно-сизые сумерки улеглись на сосновые небоскребы, и здесь, внизу, уже вовсе ночь. Тусклые лучи светящих из последних сил фар едва выхватывают небольшой полукруг дороги под колесами. Джаред жалеет, что больше не играет музыка, и кофе кончился – в стакане болтается последний холодный глоток. Внутри салона тепло, но его колотит от холода, спина напряглась до мышечной дрожи. Какого хрена он согласился ехать в этот захолустный санаторий, да еще потащился на своей машине, хотя можно было долететь до Миннеаполиса на самолете, а там взять билет на рейсовый автобус или на худой конец - автомобиль в прокате. Тогда точно не оказался бы сейчас на ночной дороге с едва теплящимся светом фар. Еще этот дождь. Из-за него так темно и мерзко на душе. В тот день тоже шел дождь. Когда свет на миг выхватывает в темноте обочины фигуру идущего человека, Джаред вздрагивает от неожиданности. Первый порыв – проехать мимо, сделать вид, что не заметил. Мало ли кто бредет в такой глуши ночью под дождем. Тут же себя обозвал козлом, затормозил и дал неспешный задний ход. Надо хотя бы спросить, нужна ли помощь, а на экстренный случай у него есть табельный пистолет. Путник без колебаний открывает правую дверцу, наклоняется: - Слава богу! А я уж думал, вы мимо проедете… В такую ночку не хочется оставаться без крыши над головой. С его коротких слипшихся от дождя волос текут ручьи, затекают под намотанный на шее серый шарф, за воротник синей куртки и на сиденье импалы. Джаред моргает, не в силах прогнать одолевший его глюк. Черт, ему и раньше во всех прохожих мерещился тот парень, Дженсен, но сейчас морок будто ожил и не уходит. Хотя и не спешит что-либо объяснять, лишь отшатывается прочь, вцепившись в дверцу машины. - Снова вы? Вы что, преследуете меня? - Дженсен Эклз? – Джаред не верит, что произнес это вслух. - Да, представьте, собственной персоной! – язвительно отзывается парень, выпрямляясь во весь рост под дождем, так что Падалеки не видит его лица. – И почему, интересно, в горах Миннесоты, за тысячу миль от NY, я встречаю ночью на дороге человека, который едва не угробил меня? - Яааа не знаю, - не нашелся, что ответить Джаред. Эклз, а это точно он, каким бы сумасшествием ни казалось его чудесное появление, складывает руки на груди и презрительно говорит: - Ну, так что, снова обречешь меня на смерть, мистер полицейский? - Садись, - только и смог выдавить потрясенный Падалеки. Дженсен с фырканьем садится, вертится на сиденье, отряхиваясь, как замочивший лапы кот. - Я думал, ты погиб, - Джаред почти не видит лица своего пассажира в темноте, и его охватывает страх, что обознался, принял желаемое за действительное, а рядом с ним сидит кто-то другой. Дженсен снова фыркает, разворачивается в полоборота к нему и оттягивает шарф с горла. Джаред вглядывается во тьму, ничего не видно, кроме сверкающих золотом капель дождя на лобовом стекле, но потом глаза привыкают и… лучше б они не привыкали! Шрам на шее еще багрово-алый, большой и грубый, расползшийся в разные стороны лучиками, как звезда. - Я уверен, что прекрасно обошелся бы без этого украшения, - мрачно комментирует Дженсен Эклз, жертва терроризма и глупости Падалеки. - Мне жаль. - Мне жаааль, - передразнивает журналист, бережно прикрывая до конца не зажившую шею шарфом, - ты даже не поинтересовался, что стало с жертвой твоего непрофессионализма. Джаред сглатывает, не решаясь открыть рот и сказать, что видел его мертвым в черном пакете. Выходит, Трэйси ошиблась, и парень не умер. А ведь его могли запросто увезти в морг. При мысли об этом становится совсем зябко. Идиот, господи, какой же Падалеки идиот! - Ну, мы все-таки поедем или так и будешь пялиться на меня, - нервно поправляя шарф под немигающим взглядом Джея, ворчит Эклз. Джаред усилием воли заставляет себя прекратить на него смотреть. Как во сне выжимает сцепление, импала отзывается уютным рычанием и медленно движется вперед. Дождь хлещет по лобовому стеклу, снижая и без того плохую видимость. Падалеки едва не пролетает нужный поворот, Дженсен вовремя предупреждает: - Налево, твою мать! Джаред машинально выкручивает руль, недоуменно пожимает плечами: - Глаза у тебя кошачьи, я и не видел этого поворота. Эклз не удостаивает его ответом, молча смотрит в темноту трассы. - И удачливость тоже кошачья, - как полный придурок, добавляет вслух Падалеки. Хочется как-то разбавить напряженную тягостную тишину. Но попытка бесславно проваливается. Дженсен никак не реагирует на комментарий, с величием особы королевской крови позволяя оказать себе любезность и довезти до пункта назначения, но пресекая всяческое панибратство. Несколько минут поездки проходят, как долгие годы в одиночке. Когда впереди появляются уютные желтенькие огоньки санаторного корпуса, Джареду хочется застонать от облегчения. Асфальт сменяется гравийной дорожкой, под колесами хрустит галька, сосны обнимают дорогу с обеих сторон, но иррациональный страх, появившийся в темном лесу, уже прошел. Джаред паркует импалу на стоянке для клиентов, достает из багажника сумку. Эклз зачем-то стоит рядом, будто дожидается его. Странно, Джаред готов был поручиться, что едва они доедут, тот постарается побыстрее избавиться от общества незадачливого полицейского. - Быстрее, мистер коп, дождь усиливается. - Куда уж сильнее-то, - запирая багажник, отзывается Падалеки, - меня, кстати, Джаред зовут. - Дженсен, - тот протягивает мокрую ледяную руку. Джаред крепко сжимает его ладонь своей сухой и теплой. Держит дольше, чем принято, стараясь оставить хоть чуток своего тепла. - Я знаю. - Ух ты! – язвительно говорит журналист. – Интересовался все-таки. Сейчас как-то не к месту сообщать, что Джаред вообще-то потерял покой и сон из-за мнимой гибели этого засранца. Падалеки только пожимает плечами, подхватывает сумку и идет к мерцающему огнями длинному двухэтажному корпусу реабилитационного центра. Девушка на рецепшене удивленно хлопает ярко накрашенными глазами, когда в светлый теплый холл вваливаются два насквозь промокших парня. Впрочем, промокшие – это еще мягко сказано. Дженсен был прав: пока они бежали, дождь превратился в какой-то сумасшедший циркулярный душ, налетающий вместе с ветром со всех сторон, и теперь на белый кафель с них натекали приличных размеров лужи. - Добрый вечер, - Дженсен лучезарно улыбается подзависшей на этих лужах регистраторше, по-кошачьи мелко трясет головой, разбрызгивая холодные капли. - Добрый вечер! – отмирает девушка. – Рада приветствовать новых гостей на нашем чудесном «Светлом берегу». Надеюсь, путешествие было приятным? Дженсен бросает насмешливый взгляд на Падалеки. - Безумно приятным, лучше некуда, - совершенно искренне сообщает он, облокачиваясь на стойку, - надеюсь, у вас есть горячая вода в номерах, мисс…? - Эмили, - быстро представляется девушка, переводя круглые глаза с него на Джареда и обратно. - Эмили… - Эмили Джин Перкинс, - поправляет она, - у нас очень комфортабельные номера. Могу предложить с выходом на балкон, кондиционером и двуспальной кроватью. - Нет, спасибо! – наконец проявляют поразительное единодушие полицейский и журналист. Ужас от перспективы поселиться в одном номере с язвительным пижоном, который затаил на него обиду, перевешивает даже изумление от мысли, что их приняли за пару пидарасов. - Вы не вместе? – уточняет Эмили Джин, с возрастающим интересом приглядываясь к Падалеки. Джаред передергивает плечами – мокрая куртка холодит спину и хочется того же, что и Эклзу – в горячий душ. - Мистер Джаред любезно подвез меня от развилки, - поясняет Дженсен без тени привычной уже иронии, - без него мне пришлось бы туго в ваших лесах. Эмили Джин одаряет Джареда сияющим взглядом и вытаскивает из ящика стола два ключа с бирками. - Давайте ваши документы, чтобы я занесла вас в список. Джаред с детства боялся простыть. В семь у него случилась страшная ангина, такая, что лихорадило две недели, а жуткие боли в горле, такие, что не находишь смелости, чтобы сглотнуть накопившуюся слюну, он помнил до сих пор. С тех пор более слабые рецидивы посещали регулярно в дождливую погоду, и за это в том числе он ненавидел дождь. В номере, даже не оглядевшись, он запирается и идет в ванную, где развешивает насквозь промокшую одежду и включает душ настолько горячий, что терпит едва-едва. Капли острыми раскаленными иглами колют кожу, раньше нервируя, чем возвращая тепло. Но зато тесный санузел наполняется паром, дышать становится легче, мышцы потихоньку расслабляются, и становится легче опустить плечи. Вслед за телом приходит черед замороженных мыслей. Джей ни много, ни мало в полном ахуе от встречи с человеком, за смерть которого казнил себя ежедневно месяц напролет. То есть, однозначно, это радостное событие, Дженсен остался в живых, пострадал, но не сделался глубоким инвалидом, а психоэмоциональная травма, с которой его, несомненно, отправили лечиться в это чудное место, дело времени. Парень молод и по характеру, сразу видно, стоик, не нюня. Это ж надо решиться, пройти в сумерках под дождем девять миль по незнакомым лесам. Джаред не мог не признать, что зауважал Эклза. В конечном итоге, все стало хорошо. Джаредова депрессия, лишившись основы, должна испариться в мгновение ока, даже терапия никакая не понадобится. Он, конечно, поживет тут пару деньков – не зря же тащился в этот «Светлый берег» через полстраны, - а потом вернется в Нью-Йорк свежий и полный сил. Джаред выключает воду, заворачивается в жестковатое гостиничное полотенце и, протерев запотевшее зеркало, смотрит на свою хмурую рожу. Если все путем, то чего ж так хреново на душе-то? Часом позже горничная стучит в номер и предлагает спуститься на ужин. То, что Джаред принял за ночь, оказалось всего лишь ранним вечером, и сейчас на часах где-то около семи. Джаред к тому времени успевает оглядеться и устроиться в номере. Разглядывать особо нечего, комната светлая, но небольшая и обставлена аскетично: встроенный шкаф, кровать, стол и стул, напротив кровати на стене – плазменный телевизор, в углу кресло и старомодный торшер. Особое внимание привлекает окно – панорамное, от пола до потолка, за которым сейчас беснуются в ураганных порывах сосны. Наверняка, в хорошую погоду здесь очень красиво, но сейчас жуть накатывает с новой силой, и Джаред задергивает плотные занавески. Когда он спускается в столовую на первый этаж, постояльцы уже в сборе, и все взгляды устремляются к нему. Падалеки напряженно улыбается, кивает всем присутствующим: - Добрый вечер, - а сам ищет взглядом единственного знакомого ему человека. Но Дженсен не спустился к ужину, и Джаред ловит себя на мысли, что тревожится. Или нет, дело не в этом. Он отчаянно боится, что все произошедшее на дороге – очередной глюк, и никакого Дженсена он не встречал, и не мог встретить, потому что тот уже месяц как… Он замечает за столиком в углу машущую ему рукой Эмили Джин и устремляется к ней. - Мисс Эмили, а где мистер Эклз? - Мистер Эклз? – удивленно распахивает глазищи девушка и даже приоткрывает от изумления рот, подтверждая самые дурные опасения Падалеки. Все, блядь, он свихнулся! - Ах, мистер Эклз, с которым вместе вы приехали? – не подозревая о буре суицидально направленных эмоций в душе Джареда, восклицает Эмили. – Он отказался от ужина, сказал, что ложится спать. Джаред кулем оседает на стул. - Можно здесь заказать виски? – с чудовищным облегчением интересуется он. - В нашем санатории спиртное запрещено, - ужасается Эмили, - но если хотите, я принесу в номер пиво, - предлагает она, усиленно строя глазки, - и диски с какой-нибудь романтической комедией, мм? - Думаю, сегодня я как-нибудь обойдусь. За едой – довольно вкусной мясной запеканкой с овощами – Джаред разглядывает других обитателей центра реабилитации. Их здесь немного: одноногий инвалид – кряжистый, бородатый мужчина, похожий на отставного морского волка грубым загорелым до черноты лицом, скромная семейная пара средних лет, двое молодых людей в компании совсем юной девушки с тонким, нежным лицом, одинокая женщина за сорок, статная, с горделивой осанкой и старомодной высокой прической. Все уже знакомы друг с другом и негромко поддерживают между собой разговор. На Джея поглядывают, но не пялятся, здесь все очень осторожно относятся к трагедии другого. Лишь Эмили, как репей, цепляется весь ужин. Болтает, заигрывает и будто невзначай касается коленкой его колена под столом. Джаред сокращает время ужина до минимума, выпивает вечерний чай и спешит уйти. На лестнице его посещает запоздалая мысль, что он не спросил, в каком номере расположился Эклз. Впрочем, это и к лучшему, нечего тревожить человека, желающего отдохнуть, неизвестно, сколько он топал по обочине шоссе и как вообще там оказался. Ночью Джаред просыпается от привычного кошмара. Аэропорт, гул тишины в ушах, ребристая тяжесть беретты, сдавленное, трудное дыхание. Отчаянные зеленые глаза, кровь на губе, грохот, пороховая вонь, и кровь уже на полу – много, много крови… Джаред распахивает глаза, хватая ртом прохладный, темный воздух, не сразу понимая, где находится. Медленно приходит в себя, перебирая в памяти лесную трассу, встречу с призраком из прошлого, который оказался вовсе и не призраком. Кутается в толстое, но почему-то нихрена не греющее одеяло, и закрывает воспаленные от бессонниц глаза.