Парадокс лжеца

      В глазах потемнело, а головокружение, такое слабое поначалу, медленно опустило Тома на ковер. Кровь гулко стучала в висках, в голове, мышцы на ногах судорожно вздрагивали. На какое-то мучительное мгновение он отключился от реальности.       Придя в себя, Риддл каким-то неведомым чувством понял, что это конец. Финал.       А потом пришла боль.       Привычная; но он каждый раз уверял себя в том, что раньше и отдаленно похожего на это он не испытывал. Боль, разрывающая его на части, была так сильна, что, казалось, даже кости вопили, взывали о помощи.       Из горла не вырывалось ни звука. Может быть потому, что он не мог даже втянуть в себя воздух. Может быть потому, что голосовые связки погибли первыми.       Закрывать глаза было так страшно. Только сейчас, в этот момент, он не мог пойти к Гарри Поттеру и убедиться, что будет жить. К счастью. К ужасу. И он смотрел. На светлые стены дома, что стал его приютом, на древние книги на полках, что он не успел изучить, на пустой и холодный камин, на пыль и паутину на люстре. Наверное, Джек не мог до нее дотянуться – или просто забыл о ней.       Ни Мишель, ни Гарри никогда не смотрели наверх.       Взгляд упал на фотографию на каминной полке. Пятилетний Гарри и его приемная мать. Смеющиеся над чем-то, что осталось за кадром, счастливые, а на плече у Гарри – птенец – Хедвиг.       Из его горла не вырывалось ни звука.       И он не чувствовал ног.       Риддл заплакал черными как ночь слезами.       Том уже почти не видел – ничего, кроме крошечного мутного светлого пятнышка над собой, но он, если бы только мог двинуть хотя бы рукой, вырвал бы себе веки лишь бы продолжать его видеть. Только бы не закрыть глаза.       Грудная клетка содрогнулась, пытаясь вобрать в свое изъеденное скверной нутро воздух.       Том замер.