Игра с нулевой суммой

      Юнги мучался бессонницей. Мучался уже второй день. Никак не мог выбросить из головы предложение, или просьбу, или даже угрозу, похожую на манипуляцию, озвученную Чимином.       Юнги всегда старался относиться к нему, как к младшему братику: потакал его постоянным капризам, спускал шалости, думал, что тот действительно еще слишком маленький для таких серьезных предложений. А что подумают родители? А родители Чимина? Они ведь в живых его точно не оставят — сначала его собственные родители сдерут с него кожу, а родители Чимина потом сбросят его труп в канализацию.       Он ведь так старался не думать о Чимине, как о ком-то большем, чем сын маминой подруги, чем просто друг, сосед, одногруппник, липучка, вечно таскающаяся за ним и портящая каждое свидание.       Но Юнги всегда был рад, стоило Чимину показаться из-за дерева и отвлечь от скучной, одноразовой компании, от неинтересных парней и девушек, от ужасных свиданий, но привнести в его жизнь смутные сомнения, противоречия, заставить мучиться еще больше. Лучше бы он и дальше тух на бессмысленных свиданках и нудных встречах.       Все они были устроены с одной целью — ему нельзя было думать о сказочных, слишком сладких пухлых губах, о сочной заднице, которую Чимин выпячивал по поводу и без, даже о чужих кубиках, которые этот «малыш» иногда демонстрировал. Нельзя было думать об объятиях, когда Чимин приходил в гости с очередной страшилкой, устраиваясь под боком, завернутый в плед, а потом так боялся, что не мог даже в коридор выйти без помощи Юнги.       Нельзя было думать о том, как он совсем убивал слабого внутри, хоть и безразличного снаружи хёна, когда закидывал на него свои ноги или показывал, как умеет танцевать, или, что еще хуже, как натренировался в спортзале.       Нельзя было даже думать обо всех этих вещах — о его задорном смехе в шесть утра, когда родители уехали в отпуск, оставив своего малыша с хёном, о самом первом поцелуе Чимина, когда тот робко коснулся своими пельмешками щеки, благодаря за подарок на день рождения, о том, что, возможно, Чимин когда-нибудь перестанет быть рядом, когда младший братик вырастет.       До сих пор этого не случилось, и Юнги был рад, хоть и не всегда. Странные чувства не давали покоя, но два дня назад система отказала. Не его, а Чимина. Кажется, тот спятил, лишился рассудка; крыша просто слетела.       А Юнги не находил себе места, даже непонятно из-за чего больше: того самого предложения или, что намного хуже, ревности. Если второе — то его чувства реальны; получается, все эти годы он действительно был влюблен, а значит, делал некоторые вещи сознательно.       Чимин был рядом, и, несмотря на радость, это присутствие не сулило ничего хорошего. Путающийся под ногами маленький манипулятор, который умудрился перескочить два класса и окончить школу вместе с Юнги только потому, что хён однажды отправил его учиться вместо того, чтобы играть в компьютерные игры; ребенок, который даже поступил вместе с ним в полицейскую Академию, заявляя родителям, что хочет стать полицейским или детективом и раскрывать вместе с хёном преступления.       Для всех он был приветливый, милый, обаятельный пирожок со сногсшибательной задницей. Каждый в этом неприличном, набитом голубками заведении, в этой не слишком приличной Академии, по слухам, хотел засадить ему.       Но пока никому не удавалось, даже подойти близко никто не решался, не считая друзей. Некоторые особо отличившиеся студенты даже спорили, смогут ли переспать с милашкой Чимином, но все попытки пресекались одним человеком — Мин Юнги. Страшный человек, которого боялась и остерегалась вся Академия.       Так Юнги и жил — почти спокойно, лишь иногда волновался за Чимина, но тот не делал ничего страшного до этого самого момента.       Разбил ли он сердце или просто порубил его на куски — это еще предстояло выяснить и согласовать со своим внутренним голосом, как и эти чувства к Чимину, копившиеся к нему все пять лет. Но то, что он сказал, предложил, сделал — было не просто испытанием, проверкой на прочность, а кошмаром. Только Юнги не спал.

*** 2 дня назад ***

— Хён, мы же друзья? — Чимин без стука ворвался в комнату Юнги в общежитии. Юнги пыхтел над домашним заданием, сидя за столом и не сразу обращая внимание на мелкого и его новые заскоки. — Ну, вроде были, — усмехнулся Юнги. — Хотя ты всегда казался мне надоедливым младшим братом, — пошутил старший, но в ответ получил слишком неодобрительный взгляд от подлетевшего к столу Чимина. — Хён, ты можешь мне помочь? — спросил Чимин умоляющим тоном. Он уперся руками в стол, всей своей позой заявляя о серьезности не только разговора, но и какой-то просьбы. — Смотря с чем… — ответил Юнги. Чимин выглядел подозрительно. Слишком обеспокоенно, хотя он всегда был веселым и жизнерадостным. Взгляд блуждал то по столу, заваленному книгами, то по почти пустым стенам, то перемещался на Юнги, но быстро отрывался и снова бросался от предмета к предмету. — Что-то случилось? — забеспокоился Юнги. — Хён, мне кажется, я влюбился, — признался Чимин, закрывая лицо руками и плюхаясь на чужую кровать. — Что? — огорченно, не скрывая своих эмоций, но неуловимо для Чимина, хоть и несдержанно, выпалил Юнги. — Что ты сделал? — Влюбился. Очень сильно, — заплакал Чимин. Из-за лица, спрятанного в подушке, разобрать, что еще он там мямлил, было невозможно. — Ну, это же не повод для слез, — усмехнулся старший. Мелкий негодник явно не в себе, если плачет из-за такого пустяка. — Я тут при чем? Чем я-то могу помочь? — пытаясь скрыть возрастающую агрессию, почти невозмутимо спрашивал Юнги. — Мне нравится Намджун, — робко произнес Чимин, на секунды отрывая заплаканное лицо от подушки. — Кто? Кто, ты сказал, тебе нравится? Ты в своем уме? — Юнги свалился со стула, не в силах принять такой расклад. Когда Чимин сказал, что ему кто-то нравится, на мгновение захотелось стать этим человеком, даже если будут последствия. Сердце радостно затрепетало, а потом мелкий засранец наступил на него своим ботинком, словно бульдозером проехался по его не до конца признанным, но все же чувствам. — Не очень, — виновник всех проблем озвучил свою позицию по данному вопросу. Юнги с трудом подавил в себе желание и дальше оставаться на полу и поднялся, усаживаясь рядом с Чимином на кровать. — Он же парень! И, к тому же, голубее ясного неба, — нашел первый и крайне странный аргумент Юнги. Кто бы говорил, когда он сам недалеко ушел от звания «Самого сексуального и желанного гея №2 в Академии», после Намджуна, разумеется. Просто этот гад был слишком уж высокий и до безобразия умный любимчик всех преподавателей. — И что? Разве я не могу любить того, кого хочу? — контраргумент Чимина приводил в чувства. Только лучше не становилось. «Нет, не можешь, мелочь! Не дорос еще! Тем более Намджуна! Убью его!», думал про себя Юнги. — Можешь, конечно. Ты не боишься, что родители тебя не оставят живым, когда узнают? — нашелся другой аргумент, более весомый, чем неудачный первый. Родители Чимина спустят с него три шкуры, когда узнают, что их «маленький зайчик» заглядывается на парней постарше. Даже одно упоминание ориентации не оставит его в живых. Наверное, надо попрощаться с этим мелким самоубийцей. — Мне все равно, — безразлично ответил Чимин, вновь отрываясь от уже достаточно мокрой подушки. Пальцы нервно мяли наволочку, а тело вздрагивало от нескончаемого потока слез. — Ладно. Плевать на родителей, плевать даже на то, что он парень, — устало и немного с грустью ответил Юнги. Пора выдвинуть самый главный аргумент против Намджуна, — ты же слышал, что говорят о нем в Академии? Он же трахает все, что движется. Не думал, что тебе понравится кто-то вроде него, – слишком уж ревностно и явно несдержанно пояснил Юнги, пока Чимин продолжал мучить его единственную подушку. — Я, по-твоему, виноват? Я что, могу контролировать свои чувства? Про тебя тоже слухи ходят, хён, — Чимин снова одарил его своим фирменным неодобрительным взглядом, при этом надул губки и стал похож на заплаканного щеночка. Что Юнги мог сделать? — Я — другое дело. И все выдумка. А про Джуна все правда, — отнекивался старший. Только, кажется, ни один из всех перечисленных аргументов не заставил Чимина передумать. — И что? Ты мне поможешь или нет? — Чимин откинул подушку и уставился прямо на Юнги, но затем смущенно отвернулся, вытирая рукавами толстовки слезы с покрасневших щек. — С чем? Говори, — потребовал Юнги резким и слегка взволнованным тоном. — Научи меня, хён, — прошептал Чимин, натягивая на себя капюшон и отворачиваясь к стене. — Чему? — не понял странной просьбы Юнги. Научить? Но чему Юнги может научить? Чимин и так со всем неплохо справляется. — Ну, тому самому, — разговаривал со стеной младший. — Говори прямо или иди к себе в комнату, Чимин! — резко настоял Юнги. — Ладно. Я на днях осторожно спросил Намджуна кое о чем, и он сказал, что не встречается и не спит с девственниками, — совсем тихо пояснил Чимин, но не Юнги, а все еще стене. То ли боялся говорить открыто, то ли стеснялся, сжимаясь в маленький клубочек. Юнги заставил его повернуться и посмотреть в глаза. Но мелкий то и дело отводил взгляд, скрывая капюшоном алые щеки. — Он любит опытных, раскованных, ну ты понял, тех, кто знает позы и может делать разные штуки… — Шлюх ты имеешь в виду? — ехидно спросил Юнги. Чимин — девственник. Красота. Конечно, Юнги сам приложил руку, а также все другие возможные средства и связи к тому, чтобы он и дальше продолжал им быть. Не понятно зачем, да и копаться в себе не очень хотелось. Но сам факт радовал до самых глубин коварной души.       Одно лишь оставалось загадкой – как этот стесняшка соизволил спросить у Намджуна о сексе и прочих вещах, если сейчас сидит и не просто краснеет, а откровенно сгорает со стыда и выдавливает из себя каждое слово? — Что? Нет, конечно. Просто парней... С опытом... Ну… Хён, пожалуйста, научи меня, — Чимин подсел ближе и уставился своими заплаканными глазками на Юнги, пытающегося соображать. — Ты спятил, Чимин. Ты болен! Дуй к себе, — резким и строгим тоном возразил Юнги. — Я не уйду, пока ты не согласишься, — злобно кричал Чимин, пока старший пытался отодрать его от своей кровати и привести в чувство.

***

      Юнги выставил Чимина за дверь и устало плюхнулся на кровать. Тот прислал гневное сообщение, что утром расправится с хёном, как со сладким пончиком — безжалостно уничтожит, а потом будет шантажировать. Юнги посмеялся с детской угрозы, но ситуация, в которой он оказался, была далеко не веселой. Не для его чувств.       Юнги хотел… Хотел бы согласиться. Хотел, но не мог. Даже если он воспользуется этим шансом, этой возможностью, он все равно не получит Чимина, хоть и станет его первым. Он не получит его для себя. А знать, что тот будет делать то, что они могли бы делать вместе, но с другими, в тысячи раз неприятнее, чем простые неразделенные чувства.       Это неправильно. Это слишком запретно. Это Чимин.