Игра с нулевой суммой

      После горячего душа и сытного завтрака Чимин гордо восседал на коленях у хёна, пряча накатившее смущение, зарываясь носиком в шею старшего. Юнги было щекотно и приятно одновременно – от нежности и мягкости чужого горячего тела, которое скрывала лишь широкая футболка и коротенькие шортики, от маленьких пальчиков на своей груди, вырисовывающих кружевные узоры.       Юнги чувствовал, как малыш робко улыбается ему в шею – он и сам еще привыкал к отсутствию лично выдуманных границ. И куда делся весь тот напор, та необузданная страсть и похотливые огоньки в глазах? Домашний и уютный Чимин очаровывал еще больше – своей невинностью и едва заметным задором, удивительной покорностью, желая быть еще ближе.       И почему Юнги раньше не мог сказать, как сильно сходит с ума по этому крошке? Невозможно было не думать о том, сколько времени он потерял, не решаясь признаться в своей любви, в своей сильнейшей привязанности, одержимости, которая чуть не привела к «убийству НамДжуна» или к его собственной смерти от ревности и недосыпания. Юнги держал в своих руках Чимина, зная, что принадлежит это маленькое сокровище только одному ему, ластится так по-детски невинно и осторожно, так возбуждающе волнуется и дрожит, наполняя каждую клеточку отчаявшейся, сгоравшей от ревности и безответных чувств души своим теплом.       Юнги легонько раздвинул ножки Чимина, наслаждаясь упругостью сочных бедер, мягко поглаживал выпяченные половинки – не мог оторваться от столь приятного занятия. Руки старшего забрались под кромку домашних шорт, коснулись гладкой кожи и стали плавно опускаться к заветным местам. Чимин тяжело вдыхал и выдыхал воздух, чувствуя как родные, но холодные ладони хёна вытворяют с ним безрассудства, как сжимаются от напряжения пальчики на босых ногах. Каждое новое прикосновение к себе разливалось внутри удивительным, незаменимым, таким желанным теплом и заботой, а в объятиях давно можно было утонуть. Чимин просто обвил Юнги руками вокруг шеи – сон окутывал, а малыш невольно засыпал.       Юнги переложил сонного крошку на кровать и лег рядом, мягко поглаживая животик, а затем перебираясь к спине. Старший постепенно и сам проваливался в сон. – Хён, сходим в кино? – первым делом спросил Чимин, когда проснулся, невольно возбуждаясь от пальцев, блуждавших по телу – почти невесомыми движениями те проделали свой коварный путь, сначала поглаживая спину, постепенно переходя на грудь и спускаясь все ниже и ниже. Чимин закрыл глаза, когда пальчики хёна оказались внизу живота. Все внутри стянуло от напряжения, передергивая и заставляя еще больше ластиться, выгибаться от захватывающих поцелуев Юнги в самом низу плоского животика. – Сегодня? Хорошо. Правда, можем успеть разве что на последний сеанс, – не стал возражать Юнги, лишь ненадолго отвлекаясь от поцелуев. – Малыш зовет меня на свидание? – лукаво ухмыльнулся старший, возвращаясь губами к карамельному животику. – Немножко, – проурчал Чимин, начавший смущенно ворочаться на кровати. Юнги не успел вовремя сообразить, замечая, что малыш уже завернулся в одеяло с головой, пытаясь скрыть свои красные щечки. И это сокровище еще пару дней назад бессовестно соблазняло его прямо в спортзале? – Тогда собирайся, – потребовал Юнги, вытаскивая Чимина из-под одеяла. Тот так застеснялся своего предложения, что не мог даже посмотреть в сторону хёна. Тон старшего немного пугал, а взгляд ликерных глаз плавил на месте, заставляя подчиниться, утонуть, погибнуть в его маленьких, но таких глубоких вселенных, когда Чимин все решился заглянуть в них. – Ты так не смущался, даже когда предлагал учить тебя. Как будто первый раз зовешь кого-то на свидание, – в шутку сказал Юнги, поглаживая покрасневшую щечку. – Вообще-то первый! – обиженно выкрикнул Чимин, снова зарываясь в одеяло. Только ножки торчали из-под груды тяжелой ткани. Крошка выглядел, словно маленькое испуганное приведение. Юнги пошел на хитрый шаг и сам залез к малышу, смело обнимая того со спины. Чимин вздрогнул, но не стал вырываться – с хёном слишком приятно обниматься. – А я первый раз в любви признаюсь, – прошептал Юнги, целуя свое смущающееся чудо в затылок. Такое признание каждый день не услышишь, но Чимин все равно должен знать. – Правда? Мне? Я первый? – удивленно переспросил Чимин, отчего-то радостно заулыбался и, выбравшись наружу, стал прыгать на кровати. Юнги чуть не свалился на пол от шалостей мелкого проказника. Малыш расплылся в широкой улыбке, прыгая прямо к Юнги и нависая над ним так, что оставались лишь миллиметры, отделявшие пухлые губки от губ старшего. Чимину не терпелось услышать еще больше сахарных признаний от хёна. – Не первый, а единственный, малыш, – выдохнул в губы Юнги, затягивая Чимина в сладчайший, до невозможности опьяняющий, дурманящий сознание поцелуй. Младший закрыл глаза от удовольствия – Юнги игриво покусывал губки, впивался в них своими губами и мокро водил язычком, постепенно углубляя его, врываясь в клубничный ротик.       Чимин даже простонал в поцелуй, ощущая с какой страстью и напором хён пробует его губы словно десерт. Такие поцелуи и без слов способны показать самые нежные чувства, тяготение и глубокую привязанность – Юнги по-прежнему отдавал всего себя в каждый поцелуй, даже легкое касание губ. – Нам надо собираться, если мы не хотим опоздать в кино, – прервал старший, поднимая, как ему показалось, «недоцелованного» Чимина с кровати.       Крошка радостно забегал по комнате в поиске подходящих для свидания вещей, а Юнги ушел переодеваться к себе. Встретившись возле входа в общежитие, старший нервно сглотнул, засмотревшись на Чимина в темных, до неприличия обтягивающих все самые выпуклые части тела джинсах – вот поэтому он и собирался запереть Чимина, а разум всегда подсказывал верные решения – ибо никто не должен пялиться на демонстративно выпирающие сочные половинки.       Только малыш был такой довольный, сиял своей счастливой улыбкой, иногда смущенно пряча щечки за большим теплым шарфом старшего – все равно не удержался и надел вещицу хёна. Юнги осторожно потянулся к Чимину, сжал в своей руке маленькую теплую ладошку, переплетая пальцы вместе, а затем бережно положил обе руки себе в карман. Ему отчего-то всегда хотелось погулять с Чимином, держа того за руку, нашептывая на ушко сладкие приятности, обниматься сидя в парке или небольшом полупустом кафе, вдыхая любимый клубничный аромат, поглаживать крошку по волосам и просто наблюдать, как тот не скрывает свою улыбку. – Я так и не понял, почему НамДжун вчера сказал, что ты у него... голый? – состроил недовольную гримасу Юнги, намекая на небольшие объяснения. Эти мысли не давали покоя: «Почему он так сказал, если Чимин прятался в собственном шкафу?». – Это план такой был? Разозлить меня? В дурку отправить? Вы вместе это спланировали? – Нет, хён, – игриво возмутился Чимин, прильнув плечом к плечу Юнги. – Это все я придумал, так что НамДжун не виноват. Мне очень жаль. Но..., – замялся малыш. Юнги замер на месте. И зачем он вообще стал спрашивать об этом? – Но я точно знаю, почему он так сказал и почему не захотел тебя впускать. – Почему? Я чуть с ума не сошел! – не мог дождаться Юнги. – На самом деле, он встречается с профессором СокДжином, – выпалил малыш. – В тот вечер я заходил к ним. Он заболел, поэтому Джун не пошел на вечеринку, – признание стоило больших усилий и смелости, но Чимин был рад избавиться от груза переживаний. Он не хотел, чтобы у хёна остались недопонимания по этому поводу. – Только это секрет, – предупредил малыш. – Я не хотел тебя злить, хён. Мне жаль, что я обманул тебя. Я не мог больше держать свои чувства в себе. Я просто хотел быть рядом, – проговорил Чимин и уткнулся носиком в грудь Юнги. Тот провел по волосам, взъерошенным от ветра, мягко поглаживая переживающего котенка. – Все хорошо, – прошептал Юнги, снова беря Чимина за руку и направляясь в сторону кинотеатра. – Мне тоже есть в чем признаться, – на ходу говорил старший. Он чувствовал, как руки дрожат – не от холода, не от чувства вины, а скорее от того, как сильно он сам хотел видеть Чимина только рядом с собой, вытворяя ужасные вещи, храня так много тайн. – За все время, что мы учимся в Академии к тебе никто не приставал из-за меня, не звал никуда тоже из-за меня. На вечеринке я делал все, чтобы никто даже пальцем тебя не тронул, а меня боятся, поверь. Так сильно я ревновал, так сильно я хотел, чтобы ты был только моим. Прозвище «сладкий пирожок» тоже придумал я, правда, совершенно случайно, – Юнги выдавал признания на одном дыхании. – Я все время наблюдал за тобой... – Ты защищал меня? – удивился Чимин. Он не мог поверить – малыш всегда думал, что хён не замечает его, смотрит «в другую сторону», видя в нем лишь младшего брата. – Поверь мне, я почти пошел на преступление, – усмехнулся Юнги, целуя Чимина в висок.       Малыш коварно заулыбался, ведь оказалось, что кроме дурацкой страшилки, которая была совершенно непопулярна у широкой аудитории, смотреть было нечего. Да и кто пойдет в воскресенье ночью смотреть ужасы про мифических лис с девятью хвостами? Чимин, однако, думал иначе.       Зал был полностью в их распоряжении. Малыш снял куртку и шарф и мягко плюхнулся на широкий диванчик в самом последнем ряду. Бурчащий что-то невнятное Юнги сел рядом, протянув Чимину кофе и пончик с клубничным джемом. – Хён, это просто страшилка. Мы ведь все время их смотрим, – усмехнулся Чимин, наслаждаясь своим угощением. Уже с первых минут фильм стал мрачным, зловещим, пугающим не только воображение, но и проявляющим себя в виде реальных мурашек и холода во всем теле. – Просто страшилка? А кто все время и шагу ступить в темный коридор не мог? Кто просил провожать до кровати? – возмутился Юнги, делая слишком явным свое показное безразличие, от которого не осталось и следа. Голос немного дрожал, а закрытые глаза лишь доказывали верность предположения. – Я никогда их не боялся. Смотрел, чтобы просто побыть рядом. Чтобы можно было незаметно прикасаться к тебе, – смущение пробивалось даже через голос, даже если яркости экрана не хватало, чтобы заметить порозовевшие щечки, Юнги чувствовал, как робко Чимин произносил каждое слово. – А я всегда их боялся. Но смотрел, потому что думал, что тебе одному будет страшно, – недовольно выдавил из себя ужасающее признание Юнги, вжимаясь всем телом в диванчик. – Я буду отвлекать тебя, хён, – Чимин перекинул через Юнги ногу, устроившись удобно на чужих ногах, стараясь отвлечь старшего от действий на экране. Маленькие пальчики осторожно потянулись к пуговкам на рубашке, расстегнули несколько, вызвав не только одобрение, но и новые мурашки по всему телу. Мягкие пухлые губы прикоснулись к ключицам, робко выцеловывали грудь старшего – такие действия заставили полностью забыть о фильме, отдаться ласкам и заботе малыша.       Пальчики Чимина перебирали волосы хёна, пока губы поднимались выше, целовали шею и щеки, опускаясь на его собственные давно просящие внимания тонкие губы. Крошка невольно вздрогнул, почувствовав у себя во рту язык хёна, но с радостью принял его.       Низ живота тянуло под «тяжестью» чужих выпуклых прелестей, лишь усиливая витающее в воздухе напряжение. Юнги добрался руками до свитера, в который был одет малыш, резко срывая тот в порыве, лишь на секунду разрывая поцелуй – не хотелось просто так отпускать свое сокровище, хотелось доставить ему удовольствие, почувствовать не просто тепло, а самый настоящий жар, сжигая своей любовью дотла.       Так же быстро Юнги разделался с ботинками и джинсами, оставляя Чимина полностью обнаженным, стонущим, слишком чувствительным к каждому прикосновению и крайне возбужденным у себя на коленях – малыш жался к нему, как маленький котик. Собственное накатившее возбуждение уже отзывалось в штанах, мешая трезво мыслить – все вокруг заполонил лишь смущенный малыш, поглаживающий волосы на затылке и целующий куда-нибудь в щеку, висок или за ушком.       Старший избавился от своих штанов, сильно сдавливавших возбуждение, размазывая давно проступающую смазку по твердому члену, пока маленькие пальчики до конца расстегнули рубашку, но так и не сняли ее до конца.       Чимин сводил с ума настолько, что держаться не было сил, что любое сопротивление оказывалось бесполезным, потому что сопротивляться просто не хотелось, что заставлял забыть о времени и месте, смело покоряя своей мягкостью, сладостью, нежностью, пробирающей до костей. Кожа горела, глаза невольно закрывались, руки дрожали больше от осознания, что Чимин на самом деле только его маленький крошка, чем от самого волнения. Хотя с Чимином всегда волнительно – никто и никогда не смог бы даже попытаться заменить его.       Роскошный изгиб спины прогибался от ласк Юнги, пока тот начал проникать под тихие стоны в ухо, слабые покусывания и легкие царапины на шее – Чимин заводил до предела. Юнги руками развел сладкие половинки, входя еще глубже, до самого предела, губами ловя новые, уже громкие прекраснейшие стоны.       Малыш таял в руках хёна, млел от любого прикосновения, не понимая, как вообще можно жить без Юнги, без его объятий, без его любви, когда тот не говорит словами, но так явно демонстрирует – любит по-настоящему. Его любовь в каждом несказанном слове, но в каждом касании, в поступках, о которых он всегда молчал, но которые сказали намного больше, чем те же слова... Хён всегда был рядом. Почему он раньше не заметил?       Юнги двигался быстрее, проникал все глубже, чувствуя, как оба горят, как Чимин обвивает руками его шею и действует сам, лишь сильнее прогибаясь и целуя лицо хёна. Ладони Юнги впились в тонкую талию, помогали упругому, такому великолепному телу каждой клеточкой ощутить себя внутри, свой твердый пульсирующий орган во влажной и горячей дырочке.       Движения стали быстрыми, доводящими до крайности, до звездочек в глазах и помутнения рассудка, до горячих вдохов и выдохов, капелек пота, скатывающихся по груди, до прелестнейших стонов и криков Чимина, которые разносились по всему залу кинотеатра, когда малыш запачкал живот хёна от его же прикосновений. Юнги не успевал ловить каждый стон, но продолжал целовать клубничные губки, осторожно выходя из узенькой дырочки и пачкая себя следом.       Юнги подхватил горячее тело, прижимая к себе, целуя лицо в каких-то отчаянных порывах. Чимин лишь смущенно улыбался, когда ловил на себе взгляд хёна, полный розовых сердечек. Тех самых, которые он когда-то пытался скрыть, старался не показывать, боясь получить отказ. Хён обнимал так крепко, всю дорогу назад прижимал к себе, не выпуская руку. – Хён, мы же всегда будем вместе, правда? – спросил Чимин, проходя в комнату хёна и скидывая вещи. – Конечно, – ответил Юнги с подозрением. – Что за странный вопрос? Хотя, подожди, я знаю. Но я скажу первый! – почти крикнул старший, желая и в этот раз быть первым. – Будешь жить со мной? – Да, хён, – Чимин приблизился к Юнги и поцеловал в щечку, затем наклоняясь к уху, так, чтобы только хён мог слышать. – Я люблю тебя, хён... – Ты не представляешь, как сильно я люблю тебя, – прошептал Юнги малышу на ушко, пока младший переодевался в одежду хёна. Старший пристроился рядом к разлегшемуся по всей кровати пупсику. Чимин нежился в объятиях Юнги, мягко прильнув к груди. Юнги чувствовал, как млеет его душа, как становится тепло и приятно лишь лежать рядом.       Ожидание, муки, ревность, бессонные ночи и безмолвная борьба с самим собой, все попытки уберечь и оградить маленькое чудо стоили того, чтобы сейчас наслаждаться славным теплым Чимином. Чимином, который всегда будет заботиться о своем вредном хёне, сам будет защищать. Чимином, которого никогда не хотелось отпускать, даже если фильм слишком страшный, даже если все обстоятельства складываются не в его пользу, даже если безответные чувства раз за разом доводят до безумия.       Юнги каждую секунду наслаждался тихим посапыванием крошки возле ушка, всей его добротой и трепетом к старшему, его дрожью и необычайной страстью, его привычками, греющими холодную душу, клубничным запахом, преследовавшим, казалось, с дня знакомства, его детской решительностью, которая в итоге все равно свела их вместе. По-другому и быть не могло. Ведь Чимин создан только для него одного... – Хён, научишь меня? – шепотом спросил Чимин, мягко касаясь губками щеки старшего. Юнги удивленно посмотрел на милого крошку, которого прижимал к себе, стараясь не выпускать из объятий. – Научишь меня быть твоим? – Ты давно мой, Чимин. Всегда был моим, – улыбнулся в ответ Юнги. – Ты просто не знал об этом, – признался старший, еще крепче прижав к себе крошку, которого никому и никогда не отдаст, понимая, что теперь они обязательно будут счастливы. – Кто-то вроде твоего парня? – робко поинтересовался Чимин. – Нет, кто-то вроде моего любимого..., – поправил Юнги, целуя за ушком. – Ты мой любимый, Чимин.