Итак, перед Джейсоном стояла трудная задача: как завести разговор об однополых отношениях, если ни он, ни Пугало не из заднеприводных берегов. Столь эксцентричная тема требовала деликатного подхода. А он деликатностью никогда не отличался. Открыто заявить в лицо даже самую нелицеприятную правду было в его стиле. Однако сейчас требовалась иная тактика, об этом говорила интуиция. Радовало одно: за два месяца вдумчивых размышлений в своей проблеме он смог продвинуться на один положительный шажок: его мужики точно не привлекают, а значит, разговор будет менее шокирующим, чем казалось на первый взгляд. Ему не придётся поднимать тему гомосексуализма, которую со стопроцентной вероятностью Пугало слушать не станет и в лучшем случае сбежит в лабораторию, а в худшем — пшикнет токсином страха. Между ними было что-то другое. «Родство душ», — назвал бы Джейсон, вот только в их взаимоотношениях было не только приятельское и дружеское, было и романтическое, а местами даже интимное, а это как раз и подходило под «голубой» термин. Но, что бы то ни было, его всё-таки больше волновало не наличие хера, а собственное лицо под стальной маской. Вряд ли Пугало с восторгом примет новость, что друг, которого он недавно обрёл, однажды сломал ему рёбра и крепко зарядил по яйцам.
Такое предположение не располагало к приятным раздумьям, и Джейсон открыл коробку с тортом. Он приехал с опозданием, прямо в Хэллоуин, в день нападения, голодный и злой. Поскольку в холодильнике Пугала кроме омерзительной слипшейся жижи, именуемой питательной овсянкой, ничего не найти, по дороге он купил кусок великолепного миндального торта и сочный бифштекс. Ему хотелось в последний раз насладиться вкусным ужином. Перед уничтожением Готэма.
Подняв визор маски, он приступил к трапезе. Начал не как все люди с горячего блюда, а с десерта. Даже в приёме пищи он выделялся из системы — Альфреду в своё время пришлось немало капризов выслушать. Так что нестандартный выбор друзей был неудивительным делом. Понимая, насколько серьёзной была ситуация и что разговор сложится весьма непростой, Джейсон поспешил отрезать себе кусочек торта. О, именно так он избегал проблем. Со дня трагедии в его груди словно просверлили дыру, и пустота в ней наполнялась только болью и горечью, которые неизбежно вгоняли в хандру. В такие моменты хотелось забиться в тёмный уголок, обхватить себя руками и сидеть там до скончания времён. Никого не видеть и не слышать, только убаюкивать боль. Но так ведут себя хлюпики, поэтому Джейсону жизненно необходимо было отвлекать себя от грустных мыслей. В этом ему помогали юмор и рукоприкладство. Побив хулиганов и прочий сомнительный контингент, он чувствовал облегчение, а шутки и смех были защитной реакцией от ужасов прошлого. Единственное, чему он отдавался всей душой — это гнев.
Снедаемый тревогой перед неизвестным, Джейсон полностью сконцентрировался на торте. Какой же он восхитительный! Украшенный спелой клубникой, с нежным сливочным кремом, о каких волнениях тут ещё думать? Но именно в этот момент краем глаза он заметил зловещую фигуру, безмолвным призраком черневшую в дверном проёме.
— А-а-а! — Джейсон поперхнулся от неожиданности, закашлял, чуть не подавившись. — Пугало, какого черта?! Что ты здесь делаешь?
— Живу, — сухо ответил Пугало, вплывая внутрь. — Ты опоздал.
Джейсон вернул визор на место и лихорадочно поискал кнопку, закрепляющую его.
— Не тревожься, Рыцарь, я ничего не успел увидеть, — в скрипучем голосе послышалась усмешка. — Выходит, ты передумал?
— Нет. — Джейсон облизал с губ сладкий крем. Второпях он даже не успел вытереть их. — Пока нет.
И правда, почему он поспешил скрыть лицо, раз вознамерился открыть сегодня правду и поставить все точки над i? Неоднократно нафантазировав себе их диалог, представив во всех ракурсах, он внезапно осознал, что боится последствий. Ветхий плащ, глубокий капюшон, хриплый голос, лязг ортеза — всё было по прежнему. Ничего не изменилось. Даже сладковато-едкая вонь оставалась такой же. Конечно, за такой промежуток времени, как два месяца, никаких перемен и не должно быть, но стабильность как будто означала, что и реакция на попытки поговорить не изменится. Так зачем Джейсону портить настроение и себе, и другим? Один из вариантов развития событий, который ранее отмели, показался сейчас наиболее соблазнительным и правильным: ничего не рассказывать, не показывать, не обсуждать. Перед уходом Джейсон предупреждал, что может передумать, получается, он никого не обманул. Просто передумал. Тем более Пугало только обрадуется такому стечению обстоятельств. Не он ли утверждал, что обсуждать нечего?
Но Джейсон быстро понял, что страусиный метод его не устраивает. Он не хотел прятать голову в песок и делать вид, будто ничего не произошло. Если бы он действительно был старым врагом Бэтмена, одним из забытых коллег доктора Крейна или даже пациентом лечебницы Аркхем, снять маску не составило бы труда. Он бы не терзался душевными переживаниями сейчас. Но в глазах Пугала и в его памяти он остался как Робин. Как чёртов Робин! Губы сжались под маской в тонкую полоску, жар хлынул в лицо. Ненависть к прошлому и отвращение к прозвищу усилились втройне. Проклятый красный костюм до сих пор отравляет ему жизнь. Именно из-за него он был вынужден скрывать личность. Жрать и спать в бандане, страдая от неудобств.
Робин, Робин, РОБИН!!!
Нет, Пугало должен знать, кто он, должен удостовериться, что Джейсон твёрд в своих убеждениях и горит жаждой мести не хуже чем он. Но с чего начать? Что говорить?
Пугало начал задавать вопросы, касающиеся их военного транспорта. Всё ли в порядке, прилетят ли они в город условленное время. Потом уточнил насчёт кафе, с которого и начнётся кошмар. Джейсон отвечал односложными фразами, раздумывая скорее над личной проблемой. Прошлое Робина казалось ему задачей посложнее, чем неоднозначность их отношений, поэтому он решил начать с проблемы полегче.
Джейсон мало разбирался в вопросах сексуальной ориентации. Он знал, что есть «нормальные мужики» и «гомики». И те, «кому не принципиально». Если ко вторым он точно не относился, то насчёт первого подводила простая формула: женщина + мужчина = «нормальные отношения». Следовательно, методом исключения оставалась третья категория — тех, кто хочет как с женщиной, так и с мужчиной. Но Джейсон не был уверен, что относится к ним. Он вообще не знал, какая у него ориентация. Его жизнь сложилась так, что у него не было ни времени, ни возможности задуматься о делах амурных, из-за чего предпочтения были тайной даже для него. Он не зацикливался на половой и расовой принадлежности и считал это полной хернёй. Если человек — дерьмо, то его не исправят ни сиськи третьего размера, ни первоклассная упругая задница, ни длинный толстый шланг. Но в тех слоях, где он вырос, гомосексуализм считался чем-то оскорбительным, поэтому ярлык «голубого» на себе он терпеть не собирался.
— Наши люди заняли свои места на телевизионной станции, — тем временем деловито говорил Пугало. — Взлом центральной сети произойдёт ровно после твоего выхода.
— Прежде всего я хотел бы пояснить, что я не педик, — вдруг безапелляционно заявил Джейсон, совершенно не заботясь о том, что до этого шла речь про взлом сети.
Лицо Пугала моментально исказилось. Из сурового стало растерянным, а потом приняло мучительное выражение, словно пырнули ножом.
— Поздравляю, — буркнул он и поспешил вернуться к прежней теме: — Итак, как мы договаривались ранее, мы даём Готэму немного времени на эвакуацию, потом…
— Ты ведь тоже не из «этих»? Просто чтобы знал: я не смотрю на тебя, как на мужика. То есть, ты мужик, конечно, но для меня важнее, кто ты есть внутри. А там ты не такой мудак, каким казался раньше. Поэтому если тебя смущала именно голубизна, то можешь не волноваться — это тут не причём. Я не дурак и понимаю, что когда два мужика… ну то самое… они обычно являются гомиками, но мне кажется, в нашем случае это что-то другое. В общем, твой хер меня не интересует. Хотя, я об этом сильно не думал, может быть, и интересует, но не сейчас точно.
Вид у Пугала был совершенно убитый. Глаза словно говорили: «И зачем только я это слушаю?!». Он ожесточённо потёр виски, как если бы у него раскалывалась голова.
— Ушам своим не верю! Через несколько часов начнётся штурм города, а ты хочешь поговорить именно об
этом?! — прошипел он.
— Да знаю я, что мы будем делать! Нахрена повторять план в сотый раз?
— Чтобы не было осечек.
— Ты меня за идиота держишь? Которому одно и то же по десять раз надо объяснять?
— Нет, — тяжело вздохнул Пугало. — Просто хочу отвертеться, — признался он. — Не хочу это обсуждать.
— Но почему? В этом нет ничего постыдного. Я же сказал, я не гомик.
— Дело не в этом.
В его голосе слышались нотки усталости и едва уловимая тоска. То, что он относится к этому равнодушно, не подлежало сомнению. Для такого человека, как он, тема «голубых» была разновидностью самых нелепых и глупых вопросов, какие только можно придумать. Джейсон чувствовал, что Пугало разделяет его взгляды, но куда легче было вовлечь его в проблему однополых отношений, чем раскрыть свою личность. Этот момент Джейсон старался оттянуть как можно дольше, но Пугало считал иначе.
— Мне куда интереснее узнать наконец, кто же ты такой.
Теперь настал черёд Джейсона тяжело вздыхать. Рефлекторно ему захотелось направить разговор в другое русло, и он уже открыл рот, чтобы снова заговорить о геях, но вечно убегать от правды было бы страусиным методом.
— Если не передумал, конечно. Я не настаиваю.
Вот он шанс! Воспользуйся! Скажи, что передумал!
— Нет, — сипло проговорил Джейсон. — Не передумал.
Пугало должен знать. Джейсон не может вечно ходить в шлеме, лучше сказать всё как есть. Решить проблему прямо здесь и сейчас. Он искоса глянул на костлявые руки. Отсутствие игл воодушевило его. Хоть они и не были врагами, а сейчас и подавно стали друзьями, он не мог не беспокоиться о своей безопасности. Доктор ожидал кого-угодно, но не бывшего напарника Бэтмена. Реакция могла быть непредсказуемой.
— Ты готов?
— Ну конечно. — Белёсые глаза выражали неподдельный интерес.
Джейсон со вздохом отошёл к окну. Вечерело. Солнце медленно клонилось к горизонту. Небо заволакивало мрачными тучами. На улице бегала, оглушительно лая, облезлая собака. Ему потребовалось не меньше пяти минут, чтобы поднести руки к шлему.
— Может, присядешь?
— Ну что за драма, — коротко рассмеялся Пугало за его спиной, однако громкий скрежет известил, что он выполнил просьбу.
Драма, которая грозилась обернуться трагикомедией с грустной, а, возможно, даже кровавой развязкой. Собака протяжно завыла, так тоскливо, будто чувствовала опасность. Тем не менее пальцы нажали на кнопки с двух сторон. С тихим звуком система крепления отстегнулась, позволяя снять шлем. Затхлый, вперемежку с едким запах квартиры ударил в нос с большей силой, чем позволяли до этого очистительные фильтры маски. Лёгкий ветер сквозняком обдал раскрасневшиеся щёки, потревожил густую чёлку, падающую на лоб. Джейсон опустил голову и увидел в гладкой поверхности шлема нечёткое отражение своего лица. Почти ненавистного в этот момент — лица Робина. Вместе с нарастающим чувством неуверенности пришёл страх. Появилось стойкое предчувствие беды. Цена за правду была слишком велика.
Джейсон шумно сглотнул. Сердце гулко колотилось, словно стремилось разорвать грудную клетку. Дрожащими руками он положил шлем на подоконник. Откинул лезущие в глаза пряди.
— Возможно, ты поменяешь своё отношение ко мне.
— А что, собственно, такого ты скрываешь? Неужели ты Джокер, вернувшийся с того света? — ехидным тоном пошутил Пугало.
Джейсон сдержал нервный смешок, но крепко зажмурился, пытаясь отогнать бледную рожу из сознания. Затем уже в который раз тяжко вздохнул, сетуя на испытание, выпавшее на его долю. Надеясь, что поступает правильно, он слегка повернул голову, позволяя тускнеющим солнечным лучам очертить профиль.
— Видишь ли, ты можешь решить, что я…
И обернулся.
— …враг ближе, чем тебе кажется.
Первое время Джейсону даже подумалось, что Пугало не узнал его. Сидел он спокойно, невозмутимо, обманутый либо слабым зрением, либо неважной памятью. Пронзительный взгляд скользил по пышной россыпи угольно-чёрных волос, по строгим линиям точёных скул, прямого носа и волевого подбородка и остановился на плотно сжатых губах, в уголках которых виднелись остатки сладкого крема. Он не говорил ни слова, замкнувшись в своих мыслях, тревожных и пугающих, и даже когда заметил шрам в форме буквы J, из него не вырвались ни ругань, ни испуганный крик. Не веря собственным глазам, он лишь прищурился — единственное мимолётное движение на его безжизненном лице, — словно белёсая дымка сама по себе развеется в зрачках, и перед ним предстанет человек, а не призрак из прошлого. В гнетущей, вязкой тишине нависло такое напряжение, что казалось, даже комната, подсвеченная тусклым трепещущим светом, остановилась во времени, а в её тёмных уголках затанцевали зловещие тени.
— Нет, — наконец издал сдавленный стон Пугало, причём такой горестный, будто убили его единственного друга, его единственного близкого человека — Рыцаря Аркхема.
— Я предупреждал, что это трудно объяснить, — глухо пробормотал Джейсон.
Он стоял в бронированном костюме, но чувствовал себя обнажённым и уязвимым во всех смыслах. Белёсые глаза прожигали его насквозь, опаляя внутренние органы, обдавая жаром душу, выворачивая наизнанку все гнусные тайны. Тайны
Робина! Шок был до того сильный, что Пугало напоминал каменное изваяние, неподвижную, безжизненную статую. Истерзанное лицо сохраняло отсутствующее выражение. Может, с ним что-то случилось? Ступор? Удар? Джейсон сделал шаг вперёд. Это было ошибкой. Стоило ему приблизиться, как паралич прошёл, и Пугало резко вскочил, с грохотом уронив стул. Его пальцы скрючились, но шприцы не выдвинулись привычным образом. Он пришёл к себе домой с твёрдой уверенностью, что бояться нечего. В снаряжении с токсином, его главном оружии, пока не имело смысла. Видимо, он собирался надеть его ближе к заветному часу. Поэтому сейчас рванулся к столу и схватил кухонный нож, которым Джейсон отрезал себе кусок торта. К острому лезвию прилипли крошки бисквита и крем. «Сладкая смерть», — пронеслась не к месту поэтическая мысль, и Джейсон предостерегающе поднял руку.
— Положи нож.
Тон был мягкий, примирительный, призывающий сгладить недоразумение откровенным разговором, но лезвие продолжало угрожающе блестеть. И тон стал приказной.
— Положи нож!
Лезвие слегка задрожало, и только. Оно всё ещё вселяло смертельную опасность.
— Положи чёртов нож!
Джейсон сорвался на крик. Он просто не смог сдержать его. Он не мог отвести глаз от кухонного ножа, который нацелил на него его друг. Друг, который утверждал, что его отношение никак не поменяется после раскрытия личности. И вот результат: в Джейсона готовились вонзить лезвие с крошками от бисквита.
Пугало на крик отреагировал как рассерженная змея, которую зажали в угол, когда она пыталась мирно уползти. Нож больше не дрожал, рука, держащая его, вцепилась уверенно и решительно.
— Робин! — прошипел он не то со страхом, не то со злостью.
Это стало последней каплей. Проклятое прозвище, которое Джейсон так старательно убил в себе, резануло слух и заставило надвинуться вперёд.
Он не Робин! Он убил его! Он похоронил его! Он принял себя нового, Рыцаря Аркхема, всемогущего защитника и грозного мстителя! Он — карающая длань правосудия и новое, светлое будущее Готэма. Как смеет этот докторишка игнорировать его истинную сущность и видеть только жалкого Робина?!
— Я НЕ РОБИН! — взревел Джейсон.
Он перехватил руку с ножом и так крепко стиснул кисть, что ему почудился хруст. Нож громко звякнул, ударяясь об пол. Сопротивление ему оказывали ожесточённое, он даже успел удивиться, откуда столько сил в измождённом учёном. Пугало не собирался драться, он знал, что из схватки ему победителем не выйти, и попытался отступить, но споткнулся об стул, который сам же уронил, и с грохотом упал на бок. Когда он отползал к стене, металлический ортез противно скрежетал, царапая пол.
— Не подходи!
Джейсон замер. Что он делает? Пугало лежал у стены, привалившись плечом, и буравил настороженным взглядом. Превратился из невозмутимого изваяния в загнанное животное, не желающее умирать и готовое биться за жизнь до конца. Если раньше он и хотел знать, кто скрывается под синей маской, то открывшееся убило весь интерес, и теперь глаза, в которых застыли страх и удивление, предпочли бы неведение. Весь его ужас, переплетающийся с горечью, был обращён на него. Джейсон действительно напал на него. Конечно, в руках Пугала был нож, но держал он его скорее в целях самозащиты. От Робина.
Опять Робин портит ему жизнь! Он накинулся именно тогда, когда услышал это проклятое прозвище!
— Я могу всё объяснить. Это будет трудно, но я постараюсь.
Джейсон осторожно присел рядом и с неудовольствием заметил, что Пугало вздрогнул, пытаясь отползти подальше, и искоса глянул на упавший нож. Стена не давала возможности отодвинуться. Оружие лежало слишком далеко. Ему оставалось только смотреть, как к нему приближается Робин.
— Этого не может быть. Ты мёртв, я знаю, ты мёртв! Это не можешь быть ты. Ну почему это ты?!
Он до последнего отказывался верить в реальность случившегося. Желая заглянуть под маску, он рассчитывал увидеть бывшего пациента лечебницы, где сам и содержался, или бывшего работника этой же лечебницы, а, возможно, даже кого-нибудь из копов, кто однажды заковал его в наручники. Но правда оказалась слишком шокирующей. Выходящей за рамки. Теперь он хотел верить в магию отрицания.
Джейсон медленно пододвинулся ещё ближе и показал раскрытые ладони в знак того, что не собирается причинять вред. Говорил он тихим, успокаивающим и почти молящим тоном, который не соответствовал его достаточно грозному виду.
— Это всё ещё я — Рыцарь.
О-о-очень медленно дотронулся до дрожащего плеча — до грубых ремешков, похожих на патронташ и предназначенных для ношения склянок с токсином. Его руку не скинули, однако страх в белёсых глазах никуда не исчез. Джейсон скользнул пальцами ниже, по покрытому глубокими шрамами предплечью, и наконец сжал ледяную ладонь.
— Ты веришь?
По всей видимости, нет. Вид у Пугала был настороженный, напряжённый, во взгляде прослеживалась даже толика неприязни, но в конце концов он преодолел искушение напасть на Джейсона и, кивнув, встал, опираясь на его руку. Предстоял долгий разговор, и на сей раз куда серьёзней, чем обсуждение мнимого гомосексуализма.
***
Перед тем как объяснить, почему он оказался Робином, Джейсон долго звенел чашками и блюдцами на кухне. Он бы предпочёл чего-нибудь покрепче, бутылку пива, например, но, разумеется, не мог позволить себе пьянство перед решающим часом. Ему нужно было оставаться в трезвом уме, но очень хотелось занять руки и потянуть время, чтобы максимально сократить количество неудобных вопросов. Но вот закоптелый чайник закипел, он приготовил себе чай со сливками, сел за стол и выложил свою историю. Как сбежал из подвала, сговорился с Дефстроуком, основал в Южной Америке лагерь. Как заказал военизированный бронекостюм со знаком Аркхема и взял новое прозвище, обозначающее его падение и перерождение. Пугало слушал рассказ с каменным выражением лица, будто Джейсон делился не трагедией своей жизни, а какую булку съел на завтрак — с изюмом или джемом. Однако это не означало, что он не заинтересован, отнюдь, был вопрос предсказуемо любопытный для него.
— Кто скрывается под маской Бэтмена? Кто он на самом деле?
Джейсон вовремя заметил, что сжимает кружку до побелевших костяшек и быстро расслабил пальцы. Наблюдательный доктор мог истолковать этот жест по своему. Но лёгкое покалывание в висках не получится убрать так же легко. Оставалось молиться, что кровь не отхлынула от лица, со всеми потрохами выдавая его.
Неужели ты думал отвертеться от этого вопроса?
Джейсон старался сохранить невозмутимый вид, какой легко давался Пугалу.
Скажи ему. Какой смысл скрывать? Ты же собираешься убить Бэтмена. Или нет?
Он хотел сказать. Очень хотел. Но чувствовал себя стоящим на краю пропасти с занесённой ногой. Имя «Брюс Уэйн» подтолкнуло бы его прямо туда, откуда нет возврата. Настенные часы отбивали секунды с невероятной быстротой. Из пропасти дыхнуло могильной вонью. Тянуть дальше было бы подозрительным, поэтому он ляпнул первое, что пришло в голову.
— Не знаю. Бэтмен нам не всё рассказывал.
Как и ты, Джейсон Тодд, лживый бывший Робин.
Ему пришлось солгать. Он солгал, глядя прямо в глаза, чтобы ложь показалась убедительнее и доктор не начал допытываться. И собственная наглая ложь страшно напугала его. Тут же возникло неудержимое желание крикнуть: «Нет, стой, я знаю, кто он! Он — Брюс Уэйн, тот самый грёбаный миллиардер!». Но тогда Пугало задаст вполне закономерный вопрос: «Почему сказал не сразу?» — на который у Джейсона попросту нет ответа. Он сам не понял, что сморозил. Но было ясно одно: если он сейчас пойдёт на попятную, тем самым поставив себя в тупое положение, доверия, и без того такого хрупкого на данный момент, уже не будет никогда. А ему так хотелось, чтобы ему доверяли! Ему так хотелось, чтобы его любили, ценили! У них всё сложилось так замечательно. Лучшие друзья. Понимают друг друга с полуслова. Прекрасно дополняют друг друга. Гармоничное единение мыслей и чувств. Они как родственные души. «Страх и Смерть», — как отметил бы Пугало, хоть такое определение и не очень нравилось Джейсону. Нет, он не может идти на попятную. Уже поздно. Он упустил момент. Он — лжец. Он хотел открыться, и всё равно остался лжецом.
Желая расставить все точки над i, ты не смог не солгать. А всё почему? Боишься за Бэтмена?
Джейсон почувствовал, что потеет. Липкий неприятный налёт покрывал его. Лёгкое покалывание в висках переросло в проклятый гул крови.
Но ведь ничего страшного не случилось. Пугало всё равно узнает, кто Бэтмен на самом деле, когда сорвёт с него маску. Значит, можно считать, что Джейсон не солгал, а просто… сохранил секрет до триумфальной победы. Он не стал разворачивать подарок и не дал Пугалу испортить самому себе сюрприз. Конечно, удовольствие будет намного слаще, если он сделает это лично. Да, дело обстоит именно так. Джейсон не лжец, он — хороший мальчик, он — лучший пациент, он заботится о своём докторе и знает, как загладить ложь.
— Барбара Гордон, — громко произнёс Джейсон.
Два месяца назад, увидев её, мирно попивающей чай, он засомневался в своих намерениях, но сейчас твёрдо решил вернуть доверие. К тому же он ничего не теряет. Барбара действительно сильный союзник, захватив её, они увеличат преимущество вдвое.
— Гордон. — Пугало нахмурился, вспоминая. — Эта та родственница комиссара, которую подстрелил Джокер?
— Более чем — она его дочь. И не только. Её ещё зовут Оракулом, а раньше была Бэтгёрл. Работает на Бэтмена. Его личный хакер. Снабжает разведданными и прочей нужной информацией.
— И ты хочешь сказать, что комиссар позволит дочери рисковать, когда мы начнём штурм? Учитывая, что с ней произошло…
— Конечно, нет. Но есть одна маленькая загвоздка: он не знает, что она работает на него.
Пугало тихо засмеялся, злорадно и достаточно зловеще.
— И пока он будет думать, что она эвакуировалась с остальными…
— Мы её уже захватим, — закончил мысль Джейсон. — Я знаю, где находится штаб, и доставлю Оракула тебе. Бэтмен ослепнет без неё.
Он выложил всю подноготную о своей подруге, которую любил и которой дорожил. И обязательно расскажет об этом поступке Брюсу. О том, как вывел на чистую воду Барбару, как принёс её, напуганную и ничего не понимающую, к Пугалу, к обозлившемуся на весь мир сумасшедшему, практикующему крайне негуманные методы допроса. Но это лишь то, что Брюс должен думать, а не то, что произойдёт. Барбара не пострадает, если Джейсон попросит. Она только немного… понервничает.
— Пообещай, что не тронешь её.
Пугало недоуменно выгнул бровь. Такая просьба явно показалась ему странной — преподнести голодному хищнику беззащитную добычу, а потом запереть его в клетке.
— Она тебе дорога, — догадался он. — Ты готов похитить дорогого тебе человека и привести ко мне, зная, на что я способен, и всё ради мести Бэтмену, — восхищённо прошептал он, в глазах заплясали искорки веселья. — Ты действительно удивителен, Джейсон Тодд.
Его имя он особенно просмаковал, будто перекатывал во рту вкусный десерт. И Джейсон воспринял бы это как похвалу, если бы не едкая желчь, прозвучавшая в следующих словах:
— Хорошо же мы над тобой поработали.
— Я это делаю не из-за вас! — рявкнул Джейсон. — Вы всего лишь результат того дерьма, которое началось с тех пор, как Бэтмен нашёл меня. Всё это случилось из-за него, и только! Был бы я нужен Джокеру, если бы не он? Конечно, нет! Я доверял ему, а он бросил меня! Я любил его! Вдохновлялся им! Я хотел быть таким, как он! Он — двуличная мразь! Чёртов выблядок! Я не успокоюсь, пока не увижу его умирающим у моих ног! Слышишь? Его труп должен лежать у моих ног! У моих ног! Он должен видеть, как я это сделаю. Он должен знать, кто убил его. Я хочу, чтобы он смотрел в мои глаза, пока будет умирать!
Джейсон безостановочно ходил взад-вперёд, выкрикивая гневные тирады, практически не обращая внимания на тот факт, что он в комнате не один. Лицо Пугала уже не выражало веселье, на нём отражалась скорее обеспокоенность. Но его это не волновало. Его не волновало, как он выглядит со стороны: растрепавшиеся волосы, раскрасневшееся лицо, выпученные от злобы глаза. Его не волновало, что он смахивает на животное, которому требовался укол от бешенства. Взбесившийся, со звоном в ушах, он отдавался уже родной ярости, обуявшей его с ног до головы, и каждое произнесённое слово приносило ощутимое облегчение. Наконец, устав, он перевёл дух и не нашёл ничего лучше, чем снова сделать себе чай. Руки слегка дрожали, вода почти остыла. Пугало поднял упавший стул и молча уселся рядом. Так же без слов он долго разглядывал оставшийся кусок торта и заговорил лишь тогда, когда Джейсон снова загрохотал чайником.
— Что же с тобой стало… — пробормотал он.
— А что со мной стало? Перестал быть хлюпиком? Этим… этим… — Преодолев отвращение, Джейсон прошипел: — Робином? Даже ты хотел бы, чтобы я оставался им, да?!
— Не кричи, я не это имел ввиду. Ты просто так изменился…
— Преобразился! Стал тем, кем должен быть.
— Должен или хочешь?
— Хочу, — без запинки ответил Джейсон.
Тем не менее доктор задал слишком неприятный вопрос, и пот снова выступил на лбу. Затхлый воздух, полный пыли, осел липким налётом. Его рука тянулась к окну, чтобы открыть его и впустить свежий ветерок, но рама безнадёжно заела. Ремонтом в квартире вообще не озадачивались. Зато он мог уйти от потенциальных вопросов, глядя на угрюмое небо, словно оно было волшебным полотном.
— То, что случилось тогда…
— Лучше не напоминай об этом, — жестко прервал Джейсон. Ему не хотелось отвлекаться от унылого, серого полотна. — Никогда. Это в твоих же интересах.
— Нет врага опасней, чем друг, доверие которого подорвали. Бэтмен заслужил смерть. За всё, что ты пережил.
Полотно медленно покрывалось чёрными кляксами туч. Завораживающее зрелище! И всё-таки оно не настолько притягивает внимание, как слова, прозвучавшие за спиной.
— Когда всё закончится, я помогу тебе. Мы справимся. Вместе.
Джейсон напрягся. Из него по привычке рвался гневный крик: «Я не нуждаюсь в помощи!» — но… может, она ему действительно необходима? То, что придавало силы, также и пожирало. Изнутри. А доктор предлагал спасение и утешение. Он не отверг его, не отвернулся, когда узнал, кто прячется под маской Рыцаря. Так, может, не стоит воспринимать его предложение в штыки?
Мышцы не без труда, но расслабились, и напряжение постепенно ушло. Хоть гул крови утих лишь слегка, а каждый нерв до сих пор трепетал, желание закрыть тему прошлого было столь же велико, как убийство ненавистного Бэтмена. Джейсон только на миг повернул голову и заметил, как Пугало поспешно отвёл взгляд. Понимая, что минуту назад прервал, возможно, очень важную речь, он преисполнился решимости обнадёжить его. Ненавистное прошлое отравляло им комфорт. Не давало стать счастливым. Не давало расслабиться и насладиться тем, что они имеют. Мерзкий, поганый Робин связан с Бэтменом, а они не могут позволить ему разрушить время, что им уготовано.
Это Робин «поганый сукин сын» избивал Пугало.
Это над Робином «поганым сукиным сыном» издевался Пугало. Не над Джейсоном Тоддом. Не над Рыцарем Аркхема.
Пугало стыдливо избегал прямого взгляда. Он был сутулым, но сейчас горбился так, будто неимоверно тяжкий груз давил на него сверху. Так мало походивший из-за ран на живого человека, он даже не осмеливался задуматься, что чудище канализации отомстило за Джейсона сполна.
— Я… — хриплый голос надломился на полуслове.
Не привыкший, он больше не смог ничего выдавить из себя, да никто и не заставил бы его проговорить неуклюжую речь, потому что это было бы вторжением в личное пространство и тайны, до которых прежде он никого не допускал. Внушающий ужас и безысходность, не знающий ни милосердия, ни сожаления, стоял он, мучимый собственными поступками, и искал поддержки в окружающей обстановке, пока пытался придумать подходящие слова извинения. Но Джейсон понимал всё без слов. Он ободряюще похлопал по плечу, но потом решил, что этого недостаточно, и его руки мягко обвились вокруг зловещей фигуры и не встретили никакого сопротивления.
— Я знаю, — тихо сказал он. — Я знаю…
***
За полчаса до нападения, они стояли у выхода, и Пугало давал последние наставления.
— Один выпьешь перед тем, как выпустить газ, — протянул он первую ампулу с антидотом. — Второй — после, минут через пятнадцать, и сразу уходи оттуда. А вот этот…
Пугало сунул в руки третью ампулу.
— Просто на всякий случай. Держи при себе. Для непредвиденных ситуаций.
— Которых не будет, — уверенно сказал Джейсон, запихивая её в карман. — Но всё равно спасибо. Я знал, ты беспокоишься за меня. Эй, пока не ушёл! Мы же так и не обсудили, ты что меня нарочно отвлекал? Повторюсь, я не гомик, ты ведь тоже?
— Как же ты мне надоел. Я так похож на него?!
— Вроде нет, но мало ли. В общем, ты мне нравишься, я тебе тоже, так что…
— Так что давай поговорим об этом позже, когда всё закончится. Не сейчас. Тебе уже пора.
— Позже ты найдёшь другой повод. Не будь задницей, я же к тебе не в штаны лезу.
— И слава богу, — проворчал Пугало. — Я вообще не понимаю, как тебе может нравиться… это. — Он нервно сделал неопределённый жест рукой, показывая на себя, на свои увечья.
Ничто так не раздражало и смущало его, как ужасные шрамы, свидетельствовавшие о неудаче, особенно в такой ситуации, когда перед близким человеком больше всего хочется выглядеть по меньшей мере здоровым. Джейсон не дружил с красноречием, и редко ему удавалось сложить слова в красивые, не избитые фразы, которые подбодрили бы сейчас доктора, однако он умел мастерски переходить с неловкой темы на другую, что и продемонстрировал, заявив: «Поверь, это последнее, что меня волнует, Джонни». Реакция не заставила себя долго ждать.
— Как ты меня назвал?!
— Ну так мы же не чужие люди. Ты можешь звать меня Джей, а я тебя Джонни.
— Я не стану коверкать твоё имя, — сварливым тоном отрезал Пугало, всё ещё не придя в себя от удивления. — И моё не нужно. И вообще тебе уже пора идти. Давай, собирайся, устроим им шоу.
Осознав, что большего ждать смысла нет, Джейсон согласно кивнул и с предельной осторожностью перекинул через плечо рюкзак, в котором находился контейнер с газом. Надвинул капюшон толстовки поглубже и, помахав рукой, быстрым шагов двинулся по неровной кирпичной дорожке. Диверсия начнётся в небольшой кафешке, бойко торгующей домашней едой. Располагалась она в центре города, так что шумиха быстро привлечёт внимание копов. Но даже в случае их неспешности, инцидент не останется незамеченным Бэтменом. В один миг на всех уличных рекламных дисплеях состоится эффектное выступление Пугала, и тогда…
Джейсон готов был поклясться, что в этот момент говорит одновременно с доктором:
— Да начнётся кошмар…
***
Загрязнённый жизнью и беззаботностью Готэм пал под мощным натиском «Шквального Ливня», и плотные облака газа придали городу неизъяснимое очарование, превратив его в великое царство страха, которым с такой жадностью любовался Крейн. Сегодня свершится правосудие — ненавистный враг испустит последний вздох, и тогда все, абсолютно все, до последнего бездомного, преклонятся перед ним. Этот день он посвятит Джейсону, своему самому близкому человеку. Пока шли боевые действия у него не было времени задуматься о личных вопросах, касающихся их отношений. Но сейчас, наблюдая за этим благолепием, он наконец окунулся в бурный поток более приятных и чистых размышлений.
— Я же говорил, что доставлю его тебе! Ты же мне веришь?
— Верю.
Джейсона часто тянуло на телесный контакт, и если раньше, когда кроме неприязни ничего к нему не испытывал, Крейн терпеливо сносил его выходки, например, тот же дружеский удар кулаком в плечо, то теперь эти жесты, возможно, означали нечто другое, к чему пока было сложно привыкнуть. Ему проще завоевать континент, чем ответить тем же.
— Мои люди сообщают, что наш старый друг пытается спасти Плющ.
— Я в курсе. Думаю, тебе лучше отправиться туда. Не дай её растениям очистить город от токсина. Сожги весь выводок и её заодно. Не разочаруй меня.
— Я никогда не разочаровываю! — тут же подбоченился Джейсон. — Мы обрушим на них всю доступную огневую мощь. По возможности завалим и самого Бэтмена!
Крейн тихо рассмеялся.
— Не торопись, помни о нашем плане, — с мягким укором сказал он. — Мы же не хотим, чтобы он умер быстрой, лёгкой смертью. Твои страдания заслуживают соответствующей мести.
Вопреки опасениям бывший Робин действительно доказал свою верность. Уже не меньше десяти полицейских и пожарных убито в бою. Пришлось даже заблокировать панель управления военным вертолётом, чтобы Бэтмен не погиб раньше времени. Джейсон показал себя неимоверно кровожадным.
— Сейчас не самое удачное время, но ты прав — позже я найду другой повод.
Густой газ обволакивал здания губительным покровом. Безумие заползало в разум людей, как чумная зараза, заставляя их сдирать живьём кожу друг с друга. Разве будет более подходящий момент, чем этот, когда внизу раздаются истошные вопли, ласкающие слух подобно самой чудесной мелодии?
— Всё, что ты говорил — это то, о чём я думаю, но боюсь произносить вслух. Если я молчу, или тебе кажется, что мне всё равно, знай, это не так.
Джейсон не счёл нужным отвечать. Слова были излишни. Вместо этого он просто встал рядом, вглядываясь в учинённый им хаос, в первые отблески возрастающей энтропии всей человеческой системы. Как истинный соратник, партнёр и друг он прибегнет к любому средству ради достижения цели, даже если в конце жизненного пути их будут ожидать огромные каменные врата, за которыми полыхала бы преисподняя. И раз они живут как на кромке острого лезвия, то стоит ли сдерживать себя в обычных человеческих проявлениях чувств? Маловероятно, что мирных минут будет в достатке.
— Скоро страх охватит весь мир. Это только начало, — прошептал Крейн, робко, неумело приобнимая Джейсона за талию.
Готэм доживал последние секунды, прежде чем полностью утонуть в кошмарах, и это было прекрасно…
— Я пойду до конца. Сегодня всё закончится.
— Не сомневаюсь в тебе, мой Рыцарь.
Крейн видел перед собой распростёртую жизнь, полную радостей и удовольствий, прежде недоступных ему. Жизнь обещала ему пламень надежды и бесконечно сладостные моменты, ведь он больше не был одинок. И даже если он по-прежнему вызывал у всех ужас, даже если весь остальной мир никогда больше не примет его, был на земле и тот, кто не замечал уродства истерзанного тела. Ведь Джейсон полюбил его сердцем, а сердце не видит уродства. Оно видит душу.
