Город и Город

— … это есть в учебниках истории. Все мы знаем, что Великая Гражданская война в Южной Корее породила кризис невероятных масштабов, а когда в столицу хлынул поток переселенцев из крупных городов, вспомните – большинство были выходцами как раз из Тэгу, именно в тот момент, когда Сеул вовсе перестал функционировать как столица... Ким Сокджин слушал передачу вполуха. Парень не мог уснуть всю ночь, ворочаясь от назойливых мыслей, что так и норовили забраться в подкорку сознания, устроив забастовку и полный хаос в его бедной головушке. Джин ощущал, что очень скоро на его запястье появится то самое имя, а ещё город, где проживает его соулмейт. И это было чертовски волнительно. — Как вообще можно спать, зная, что сейчас решается твоя судьба? — буркнул он в ответ на замечание своей девушки, которая, к слову, не разделяла его мнения и, несмотря ни на что, пыталась уснуть. В конечном итоге его нервы сдали и Джин отправился в гостиную – смотреть скучные телешоу, посвященные Дню Великого Раскола. — … Экономический кризис, демографический, национальные разногласия. Это далеко не все причины, по которым образовалась *Брешь, — ведущий сделал паузу, вдыхая побольше воздуха для следующего предложения, словно боясь, что за ним вот-вот явятся аватары и арестуют за одно лишь упоминание Бреши. — Кто они? Тени? Кукловоды? Представители внеземных или древних цивилизаций? Кто-то утверждает, что они выглядят как мы: да они могут быть кем угодно, но это совершенно не важно. Мы должны доверять им. Никто точно не знает, что представляет собой граница, разделяющая некогда большую столицу на две части. Новый Сеул и Тэгу. Это свет, или материя, или плотная завеса, подобная стеклу? Могу поспорить, никто из вас не станет проверять. — мужчина нервно рассмеялся и поправил галстук, будто тот его душил. — Однако, я думаю, это решение пошло нам всем исключительно во благо! О, Свет, спасибо тебе за Брешь… Ким Сокджин закатил глаза, переключая передачу в надежде отыскать что-нибудь нейтральное, не на политическую тему, однако очередной диктор из очередной программы ничем новым его не удивил. — … позволяет отмечать Тэгу. Но если Вы когда-нибудь бывали в Сеуле, чёрт побери! Голос ведущего перебил смех из студии, смешанный с восторженными восклицаниями о том, что родной город и правда был утопией. Новый Сеул возвышался на старой земле своими стеклянными высотками, светился ночами неоновыми вывесками и рекламными проекциями, а утром превращался в мир для “деловых серых костюмов”, что спешат разъехаться по офисам. Эдакое воплощение солнечных утопий Томаса Мора с их идеальной законодательной системой. Иногда Сокджин ловил себя на мысли, что всем было бы куда проще жить в Старом Сеуле, когда тот ещё был столицей, а не разграничивался двумя городами, делящими одни и те же координаты. Тем местом, где жителей с самого рождения не учат *не-видеть любые материальные проявления другого города, будь то люди, здания, машины и прочее. Конечно, Джину нравился Новый Сеул. Но правила города, которые так сильно не нравились парню, слишком расстраивали его. Брешь – это самое страшное преступление в обоих городах-государствах, состоящее в пересечении границы в неположенном месте и подлежащее юрисдикции не какого-либо из городов, но некоей таинственной силы, которая так и именуется – Брешь. Нет, он обожал дисциплину, нередко даже брался контролировать всех родных и знакомых, раздавая советы направо и налево; но и не был тем парнем, что слепо подчиняется каким-то невидимым теням. Впоследствии в его голове всё чаще рождались мысли о том, какая жизнь была бы у него, будь он жителем другого города. Сеул был доппельгангером Тэгу, его полной противоположностью. Стоило первому упасть – другой возвышался, как на весах. Вот только уже больше двадцати лет Новый Сеул преуспевает почти во всех отношениях, а Тэгу постепенно увядает. Когда правительство Сеула решило развивать город, восстанавливая его практически с нуля, они сделали акцент на туризме – и экономический подъем города не заставил себя ждать. А чтобы у приезжих не возникало желания нарушать священные границы двух городов, те же люди из правительства не упускали возможности пихнуть в грязь лицом жителей Тэгу, который в этот момент переживал один из сложнейших периодов в своей истории. Город почти пал, когда сеульцы превзошли своих *гросстопичных братьев, отбирая последние куски хлеба. Едкие комментарии в адрес нерабочего аппарата власти, который якобы и привёл к полной разрухе в городе, выставляли процветающий провинциальный Тэгу как близнеца-паразита, напрочь лишая его гостей-туристов. Бесконтрольный город у многих вызывал лишь пугающие ассоциации: агрессивные наци, сломленные беженцы, скопища наркоманов, исчезающие на улицах диссиденты. Его изображали грязным, с пустыми улицами, по которым катаются развалюшки-буксиры, останавливаясь на починку возле забавных кафе, где любой за грош мог купить немыслимый напиток – чай. Где каждый наизнанку вывернуться готов за доллар, и где совершенно отсутствует цензура и правопорядок. Ситуация так накалилась, что два города почти возненавидели друг друга. Ужесточая правила, Брешь стала единственной силой, что могла сдержать напор двух сторон, предотвращая войну. Отчасти, сеульцы были правы: любой, кто случайно (и конечно же незаконно) засматривался сквозь брешь-границу, мог бы увидеть *заштрихованную пустующую улицу умирающего городка, пока с другой её стороны кипела сеульская жизнь в супе под названием час-пик. Признаться, Джину нравилась эта пустота по соседству. Там было тихо и спокойно. Не так, как в вечно бурлящем Сеуле. Но в этой тишине было больше пугающего, ведь слухи про беженцев и наци, ненавидевших сеульцев, тоже могли быть правдой. Сокджин не хотел однажды оказаться на заштрихованных улицах, но и оставаться в мире, где жители двух разных городов должны *«не-видеть» и «не-слышать» друг друга, уклоняясь от каких-либо столкновений и всячески избегать создания бреши, быть тоже не хотелось. Он никому не говорил об этом. Его сочли бы сумасшедшим *унификационистом – сторонником объединения обоих городов, что было наказуемо Брешью. Даже одна мысль о подобном была нарушением правил. Правила, правила, чёртовы правила… Их было так много, что Ким не смог бы пересчитать все. Стоило увидеть или сделать шаг не в ту сторону, нарушив границу двух городов, наслоенных один на другой, считай, ты совершил «брешь» — самое страшное преступление в правовой системе Городов, наказание за которое может определить лишь Брешь — безжалостная, с практически безграничными полномочиями сущность. Пенитенциарная машина, в чью власть входит как расследовать преступление, так и вынести за него наказание, без обычного, полагающегося на это суда. — Нет-нет, ну что Вы, в самом деле! Вы должны понимать: из города мечты попросту не хочется убегать! Слова диктора из уже утреннего шоу вырвали Джина из размышлений, возвращая внимание в реальность. Кто-то из участников передачи выкрикивал “Слава Бреши” или “доверяйте аватарам Бреши”, пока Ким пытался найти потерянный в слоях пледа пульт: — Ещё бы, — подумалось Джину, — ну кто в здравом уме покинет Сеул? Как его можно променять? И на что? На Тэгу? Парень презрительно фыркнул, когда прозвучала очередная колкость в адрес заштрихованного соседа, и решился на ещё одну чашку утреннего кофе. Его небольшая квартирка, обставленная тем, что называлось модной мебелью, по меркам Сеула, для Кима играла роль скорее крепости, где можно было спрятаться, чем роль милого уютного дома. Иногда его девушка – Джису – вносила свои правки в интерьер, но почти всегда они были незначительные: замена белых занавесок на нежно-голубые, или же перестановка вычурного светильника, ранее стоявшего у небольшого дивана (за что Сокджин был благодарен, ибо каждый раз бился о него локтём). Киму до жути хотелось убрать ещё пару, как он считал, ненужных вещей из их гнёздышка, либо заменить их на то, что нравилось ему, но Джису не разрешала, ссылаясь на эстетичность и запреты. Дело в том, что в Новом Сеуле, как и в Тэгу, был введён закон об использовании определённых цветов. Для жителей Тэгу они были контрастные, пёстрые, от чего в городе преимущественно мелькали жёлтый, красный и зелёный цвета, что было категорически запрещено в другом городе. Сеульцы предпочитали пастельные оттенки: нежно-розовый, голубой, белый или серый. Из-за этого Джину казалось, будто весь город-страна пребывал в дымке, лёгком тумане, вынуждающем тереть глаза и часто моргать. Лишь ночью фиолетово-розовые неоновые вывески и голограммы с рекламных щитов хоть как-то приводили в чувство. А ещё каждое утро он тратил несколько минут, чтобы мельком глянуть на не-видимых соседей из окна кухни или гостиной, проходящих по Тэгу в своих куртках цвета бордо и сапогах насыщенно зелёного оттенка. Этот раз не стал бы исключением, но Джина отвлёк кофе. Уже через пять минут огромная посудина, ласково называемая хозяином чашечкой, согревала его пальцы и ладони, медленно источая пар и кофейный аромат, разнося его по квартире, делая атмосферу морозного утра чуточку теплее и уютнее. Запах и тепло снова увлекали Джина куда-то далеко, глубоко в собственные мысли. Сегодня должен был быть день, когда он узнает имя своего соулмейта, и это ужасно его беспокоило. На секунду-другую парень всё же засмотрелся в панорамное окно, старательно игнорируя другую сторону улицы, полностью сосредотачивая внимание на сеульских жителях. Те спешили, в своей привычной манере, разбежаться по своим офисам и кабинетам. — Кто знает, может, она там, среди них? — спросил себя Ким. Он и не заметил в какой момент его глаза зацепились за Тэгу. Холодный февральский ветер гнал по пустой улице Сеула бумажный пакет, который с лёгкостью перелетел через границу, оказываясь по ту сторону бреши, дальше которой простирался город, которого Джину стоило бы не-видеть. Несмотря на риск, он задержал взгляд чуточку дольше, рассматривая проезжающие мимо чужие старенькие машины, что подхватывали потоком воздуха бумажного странника, уволакивая его как можно дальше в чужой, запретный город. Возможно, это было бы брешью, смотри он намеренно, долго и с какой-то целью, или если бы его поймали за руку. Но рядом с Сокджином никого не было и никому из толпящихся серых сеульцев не было дела до скучающего парня, застывшего у окна с чашкой остывающего напитка, разглядывающего Тэгу. Брешь не явилась бы за ним. Ведь,ну кто, в самом деле, хоть раз не заглядывал за брешь? Если бы за каждым являлись аватары, то уже сейчас бы в Сеуле население состояло из пяти человек, и то – слепых на оба глаза. В таких случаях наказание было другим. Завеса, она же брешь или граница, воздействовала на нарушителя на психологическом или гипнотическом уровне. Никто точно не знал, как это работало. В этом вопросе важно было не “как”, а сам факт эффективности бреши. Голова у Джина ощутимо потяжелела, а в ушах стало противно звенеть, заставляя того отвернуться от окна и вернуться обратно в спальню. Его девушка уже не спала. Джису удобно устроилась в глубоком кресле, кутаясь в огромный розовый свитер Джина, и читала новостные сводки через интел. — Ты знал, что брешь разделяет всё больше соулмейтов? Почти каждый второй из Тэгу ходит с именами сеульцев. — Спасибо, что не даёшь расслабиться. Я всё-таки верю, что на моём уже сегодня будет красоваться твоё имя. — Но ты не уверен на сто процентов, — закатила глаза девушка, отправляя в Кима подушку, которую тот с лёгкостью поймал на лету. Он замахнулся ею в ответном броске, но почти сразу же выпустил из рук, шипя от боли. Парень схватился за запястье. Забавно, но появление соулмейтов пришлось на тот же период, что и внедрение Бреши, (но никто не помнил, когда именно это произошло, и никого это особо не волновало), отчего появлялось всё больше конспирологических теорий и слухов. Сам процесс невозможно было предугадать – имена и город проявлялись спонтанно, у всех по разным причинам и в разное время, а ещё он сопровождался дикой болью в местах проявления чернил. Словно невидимые тени-аватары делали татуировки, развлекаясь таким образом. Джису моментально подскочила с кресла и в два прыжка оказалась возле Кима, как только тот взвыл, впиваясь пальцами в руку. Она задрала рукав кофты Джина до локтя и стала вчитываться в каждую букву, проявляющуюся на его запястье. Когда же появилась первая буква имени, девушка обречённо выдохнула. Не то, чтобы она сильно надеялась. Но всё же… Утолить интерес хотелось, и с каждым символом желание росло всё больше. — Нет, — выпал Джин, когда заметил, название какого города начало проявляться. Он, хватаясь за руку и сдавливая её в том месте, где проявлялось название, отчаянно надеялся остановить это. — Нет же, чёрт возьми! Рука адски болела, Сокджин зажмурился, доверяя кисть девушке, а когда та озвучила результат, широко распахнул глаза всматриваясь в надпись, в то место, где должно было быть “Тэгу”. Он был уверен, что видел название именно этого города. — Ким Намджун. Сеулец. — констатировала Джису. — Ты не говорил, что тебе парни нравятся. — Мне они не нравятся! Это ошибка, — уверенно заявил Джин, когда его запястье перестало ныть и жечь. — Завтра же отправлюсь в Бюро! — Нравятся или нет – а он твоя судьба. Не я, Джин-ни, — она проговорила это так тихо, что никто бы не смог услышать, даже авроры Бреши – не смогли бы. Но Джин, отчаянно мотавший головой, отрицая её как гром гремящие слова, слышал. — Бюро не несёт ответственности за соулмейтов. Они не помогут. Ты же знаешь, ну. — Это. Чёртова. Ошибка. В тот день девушка собралась очень быстро, словно была готова ещё с прошлого вечера. — Ты не обязана меня бросать, — обиженно сказал парень, игнорируя её вымученный полурык-полустон. — Плевать, что написано на запястье. — Ты такой… — Джису вскинула руками и обреченно выдохнула. — Я не должна тебе объяснять как работает тема соулмейтов, Сок-и. Это действительно важно. Неужели это не понятно? Она извинилась перед Кимом, который с явным отчаянием в глазах не мог оторвать взгляда от своей руки, пообещав, что даст знать, если её соулмейтом окажется он, сказала, что будет скучать по его выпечке и исчезла из его квартиры, из судьбы, из чёртовой жизни так легко и просто, за что парень был искренне благодарен. Он понял это чуть позже. Их отношения уже давно подходили к концу. Они чаще ссорились, реже проводили время друг с другом, хоть и старались делать вид, что у них всё хорошо. После её ухода Джин совершенно неожиданно почувствовал, что ему стало легче дышать. В Бюро он отправился лишь на следующий день. И только потому, что надпись, где красовалось название его города, снова изменилась. Теперь загадочный Ким Намджун опять был жителем Тэгу. — С этой рукой точно что-то не так, — устало выдохнул Джин, показывая руку работнице Бюро. Та скептически осмотрела “проблему”. — Не переживайте, такое случается, когда соулы переезжают или переходят границу, — она стала очень быстро набирать текст, забивая информацию в компьютер. — Если желаете, могу сказать точно, где он находится. — А может это не он? Может она? Потому что, я как бы… — Да, как я и думала, — перебила его женщина. — Ваш соулмейт житель Тэгу. Работает на соляных шахтах, в диссенсусе, поэтому надпись изменилась. — И так всегда будет? Мне больно вообще-то. Его слова услышала мимо проходящая работница в ярко-оранжевом кардигане. — В первый раз всегда больно, — девушка подмигнула. Её произношение было иным, непохожим на беглый сеульский. Она была из Тэгу и язык, на котором была произнесена фраза, соответствовал языку этого города. Отличием служило то, что сеульский был смесью старого корейского и английского, а в Тэгу примешивались фразы с японского. Джина немного смутила фраза девушки, но ещё больше он смутился, когда понял, что не должен был видеть и слышать этого. Но девушка, быстро догадавшись, что встревожило Сокджина, решила прояснить ситуацию. — Бюро это такая же территория диссенсуса, — она пожала плечами, — здесь работают представители обоих городов, и только здесь вы можете видеть и слышать других на законных основаниях. Так что оставьте в покое свой свитер и посмейтесь уже над моей шуткой. Джин улыбнулся, расслабляя пальцы, сжимающие и оттягивающие рукав свитера. Она была права. Бюро – огромное здание на границе, единственный законный диссенсус – спорное место, не принадлежащее ни Сеулу, ни Тэгу. Вообще, диссенсусов по городам было несколько, но далеко не на всех спорных зонах можно было находиться. В большинстве случаев это было преступлением. — Мини, тебе разве не нужно работать? — прошипела женщина, обслуживающая Джина. — Конечно, — она собралась уходить, но в последний момент передумала, повернувшись к Джину. — Не волнуйтесь, так бывает на ранних стадиях, надпись больше не поменяется, если только он действительно не переедет, хотя всё равно болеть больше не будет. И ещё, если хотите, мы можем… — Мин-ни, — снова прошипела девушка, и та, широко улыбнувшись, всё же ушла. К сожалению, с её уходом исчезла и надежда Джина узнать что-нибудь ещё. Женщина лишь предупредила, что никто не несёт ответственности за то, чьё имя и чей город могут появиться на запястьях кого бы то ни было и добавила, что хоть поменять надпись они и не могут, но жить с другими никто Джину не запрещает. Единственное, Кима пообещали держать в курсе, если его соулмейт объявится, получив свою надпись. И то, в случае, если там будет его имя. Сказать, что ему было паршиво – не сказать ничего. Выходные были испорчены. А в понедельник утром, после открытия своей небольшой кондитерской, Джин, представляя, как в будущем готовит со своим “любимым”, случайно сжёг мятные булочки. Он ждал неделю, когда ему позвонят с Бюро, буквально трясся от каждого звонка. Ждал месяц, стараясь отвлекаться на работе или пока сочинял новые песни, которые любил напевать вечерами под гитару, но никто так и не позвонил. В апреле он не выдержал и снова отправился в Бюро. Там он встретил девушку, ту самую, в ярко-оранжевом кардигане. — О, снова Вы. Рада встрече. Как Ваш первый раз? — она засмеялась, а Джин смутился. — Никак. Мне так и не позвонили по поводу соулмейта, — буркнул он. — Вот как? Такое бывает. Некоторые и годами ждут свою половинку. Ох, а знаете, что? Давайте я у себя в базе поищу, он ведь на территории моего города живёт, у меня есть доступ, — не дождавшись ответа, девушка схватилась за руку Джина и потащила его в свой отдел. — Ох, чёрт, — шепнула она, когда нужная строка всплыла на экране её компьютера, что вызывало на лице Сока заинтересованность. — Вы действительно хотите это узнать? Вам не сообщили, а у Вашего соулмейта, кстати, имя проявилось. Ким Сокджин. Сеул. Наверное решили, что раз Намджун из другого города, то вам нафиг не сдалась эта инфа. — Эт… Это моё имя, — заикнувшись, промямлил Джин. — Ну, поздравляю тогда, — она засмеялась и хлопнула парня по плечу – типичный жест из Тэгу. — Жалко конечно, что вы из разных городов, но такое случается. Не хотите увидеться с ним? — Что? Это же незаконно! — Ну, есть же поправки, — она пожала плечами. — Разве Вы не знаете? Вы можете бесплатно пройти перекалибровку зрения и отправиться в Тэгу. Гетеро-парам разрешена неделя на встречи, а гей-парам – две. Это потому что беременность, дети, ну, сами знаете – запрет. А люди так быстро не сходятся. По крайней мере, так думают в Бюро. Мини улыбнулась, а Сокджин тупо уставился в несуществующую точку перед собой, воображая, как он и некий Ким Намджун вместе готовят мятные булочки. — Катастрофа, — шепнул он, представляя, как эти булочки безнадежно сгорают. — Ну, чего сразу катастрофа, — улыбнулась девушка. — Это не обязательно делать. Многие ненавидят сеульцев и наоборот. Избегают встреч и стараются даже не вспоминать о соулмейтах. Таких в Бюро каждый четвёртый, по крайней мере у меня в отделе. Не буду гарантировать, что он примет Вас с распростёртыми объятиями, но мой Вам совет – попробуйте. Кто знает, вдруг понравится? Не зря же именно его имя проявилось на запястье. — Это как-то странно, я совсем не знаю этого человека, — тихо сказал он в ответ. — Можно прислать ему повестку в Бюро и Вы сможете встретиться на нейтральной территории. Многие так и делают. Правда, уединиться тут негде, — Минни снова хихикнула, вгоняя в краску Джина, а потом вскрикнула, — Ёбушки-воробушки, у меня же совещание через минуту. Простите, пора бежать. Придя на работу, Сокджин размышлял о том, что было бы, если бы он действительно прошел перекалибровку и отправился в Тэгу. Когда-то давно процесс адаптивной калибровки мог занимать месяцы. Педагогика акклиматизации значительно продвинулась вперёд с помощью сотрудничества с неврологами. Обычные путешественники из других стран проходили традиционную подготовку, на которую требовалось значительно больше времени, но для Тэгу и Сеула был разработан ускоренный метод. Раньше это были тренажёры и кабинки с экранами вместо внутренних стен, на которые проецировались слайды и видео Тэгу с ярко освещёнными зданиями, пока их сеульские соседи подавались с минимальным освещением и фокусом. На протяжении многих секунд, снова и снова, визуальное ударение реверсировалось для одних и тех же перспектив: Сеул отступал на задний план, а Тэгу представал в полном блеске или же наоборот, в зависимости от того, в какую сторону ехал странник. Сейчас же калибровка длилась полдня. Комитет по надзору созывал совет, который решал, можно ли допустить конкретного человека в конкретный город. Если пропуск утверждают, то в течение нескольких часов на нейроны этого человека воздействуют с помощью специального устройства таким образом, что даже если бы брешь исчезла, он всё равно бы не смог увидеть сеульца или же башню храма в Тэгу. Сокджину абсолютно не хотелось чтобы в его мозгу ковырялся кто-то из надзора. Поэтому идею о посещении Тэгу он выбросил из головы, но вот идею о встрече в Бюро не смог. Она назойливо вертелась, напоминая о себе, не давая расслабиться. В конце апреля он действительно хотел бежать в Бюро. И одной Бреши было известно, что его сдерживало. В этом году выдался довольно тёплый апрель и Сокджин всё чаще оставался после закрытия пекарни на небольшой площади рядом, чтобы поиграть на гитаре и немного попеть. Это чертовски расслабляло. У него со временем даже собралась группа поклонников, отчего его бизнес также шёл вверх. Однажды, в один из таких вечеров что-то изменилось. Словно Вселенная сошла с ума, а Джин слетел вместе с ней. Последний аккорд и мелодия, льющаяся вдоль улицы, перестала звучать, погружая в тишину всю площадь. Сегодня Ким задержался дольше обычного. На часах светилось 10:30. Улица пустовала, лишь за тонкой завесой, разделяющей два города, мелькали тени. Он собирался уходить, но неожиданно услышал шёпот. Джин был у самой границы, сидя спиной к завесе, что лучилась странным светом, и боялся даже повернуться, чтобы убедиться – голос принадлежал жителю Тэгу. — Это, наверное, странно, но ты можешь сыграть ещё что-нибудь? Мне очень нравится, как ты поёшь. Сокджин ждал знака свыше совершенно не зная, что делать. Он опустил голову и немного повернул её, так, чтобы можно было заглянуть за завесу. Парень, что был по ту сторону, сидел спиной к границе, поэтому лица его не было видно. У Джина заболели глаза и голова, но он упрямо всматривался. Незнакомец опустил руку вниз, опираясь на неё всем телом, и в эту секунду сознание Джина взорвалось и распалось на сотни тысяч атомов. — Конечно, — шепнул в ответ Джин. — Я спою что-нибудь для тебя. Тогда он должен был немедленно отправиться прямиком в лапы Бреши. Это было самым грубым нарушением, преступлением. Он услышал его. Он ему ответил! И почему? Потому что увидел своё имя на его запястье? — Чёрт возьми, — думал Сокджин. — О, Свет, что я творю? Новая мелодия снова разлилась по площади и Джин запел, размышляя о том, как же на самом деле выглядит этот Ким Намджун, сидящий рядом.