Свет далекой звезды

      — Ты, Юрочка, человек слишком импульсивный, влюбчивый, — вещала продавщица ларька, в котором Юра каждое утро покупал сигареты. — Вот и ходишь вечно в синяках, — она брякнула на прилавок булку хлеба и пачку все тех же, полюбившихся Юре, сигарет, сгребла мелочь с блюдца, и улыбнулась своей неизменной доброжелательной улыбкой. Так она улыбалась далеко не всем, просто Юрочка ей очень нравился. — Вы меня, Тамара Ивановна, не знаете совсем, — усмехнулся Юра, закидывая пачку в карман. — Да куда уж мне, дорогуша, — задержаться на кассе не удается, сзади в спину дышит какой-то здоровенный мужик, явно недоброжелательного вида. Юра разворачивается на пятках и…врезается в невысокого, примерно одного с Юрой роста, парня. — Яж тебе говорил отойди, людям мешаешь, — заревел тот самый мужик, стоило Юре отойти на шаг в сторону. Парень, в которого Юра врезался, тут же сжался. — Простите, я не хотел, — он стоял, опустив голову вниз, и даже взгляд на Юру поднять боялся. Внутри что-то сжалось от жалости. Мужик, что заорал на мальчишку, скорее всего являлся ему папашей. Правда Юра в их деревне ни того, ни другого до этого дня не видел. И судя по реакции Тамары Ивановны, она тоже впервые с ними встречалась. — Ничего страшного не случилось, я сам невнимательный, прости, — Юра сделал шаг вперед, натягивая свою самую доброжелательную улыбку, и хлопнул парня по плечу. Мужик уже отошел к кассе, потеряв к парням всякий интерес. — Ты откуда здесь? — тихо поинтересовался Юра. — Я? — голос парнишки прозвучал удивленно. Он явно не ожидал, что с ним кто-то заговорит. — Ты, — усмехнулся Юра, и тот поднял на него свой взгляд. Парнишка явно не местный, городской, и одет был по-городскому, и выглядел тоже. Но Юру зацепило не это. Глаза — вот что привлекло внимание. Огромные, голубые, бабушка бы назвала их «как у коровы», только вот коров Юра видел достаточно, а таких глаз — нет. Он даже замер на мгновение, стоило их взглядам встретиться. — Я…эм, мы дом здесь купили, — парень мямлил, будто даже разговаривать с Юрой ему было страшно. Или в принципе разговаривать. Он вообще выглядел зашуганным, и Юре захотелось это как-то сгладить. — Ого! Так значит ты теперь с нами в школу будешь ходить? — вообще-то разговоры о школе в разгар лета были не самыми приятными, но это первое, что взбрело Юре в голову. К тому же новый знакомый был примерно его возраста. — Ага, — грустно протянул голубоглазый и вздохнул. — Десятый класс, — Юра присвистнул. — Значит со мной учиться будешь! — довольно заявил он, протягивая руку. — Я Юра, — но ответить на рукопожатие парню не дали. Мужик уже успел купить все что нужно, и теперь, даже не позаботившись о том, чтобы дать сыну настроить хоть какой-то контакт в новом месте, вытолкал его на улицу. — Я Паша, — только и успел ответить мальчишка. У Юры внутри что-то неприятно звякнуло. До ужаса захотелось надавать этому мужику по тыкве за такое обращение с сыном. Да это только бы дало Тамаре Ивановне еще один повод считать его импульсивным. А вот, видите, сдержался. И плевать даже, что он бы от того мужика объективно словил. Зато Юра мог хотя бы попытаться восстановить в мире равновесие! Но увы и ах. — Паша, — зачем-то повторил он вслух. — Тамара Ивановна, ну вот что за люди пошли? — театрально тяжело вздохнув, Юра вышел из магазина, оставив за собой смеющуюся женщину. Действительно, ну что за люди пошли? Машина с Пашкой как раз отъезжала от «Монеточки», как гласила надпись над покосившимся ларьком. На переднем сиденье, рядом с тем здоровенным мужиком, восседала миловидная на первый взгляд женщина, очень сильно напоминающая Пашу. Самого парня за тонированными стеклами видно не было, но Юра отчего-то догадывался, что он на него смотрит, поэтому помахал машине вслед. Ничего, может у Пашки отец и мудак, зато у него теперь есть Юра…ну, будет. И ни черта это не импульсивно! Просто Юра любит делать хорошие дела. И вчера он кошку с дерева снимать полез только из-за этого, и плевать что она сама спокойно спустилась по крыше бани, а вот Юра полетел вниз, ломая ветки. И позавчера он за девушку в клубе не зря вступился. Каждое хорошее дело Юрке воздастся, вот увидите! Сев на свой велосипед, что он «припарковал» у заборчика, охраняющего один единственный подсолнух, Юра покатил домой. Деревня у них была небольшая, но, как говорила бабушка, плотно населенная. Особенно летом, когда с города сюда ссылали городских детей. Юрка всегда любил это время: новые люди, лица, знакомства. А еще его друг Данька приезжал, и жизнь вообще становилась удовольствием. Помимо Дани из города подтягивались и остальные. Эльдар, Руслан, Ирка, в которую уже который год был влюблен его друг Илюха, и Андрюха Прокофьев. С ними всегда становилось веселее. Но с Данькой особенно, с ним Юре было проще всего, и интереснее тоже. Данька был умный не по годам, много знал, и никогда не зазнавался. А еще он был странным, все время отпускал гейские шуточки в сторону Руслана, чем заставлял того краснеть и глаза прятать, и никогда никого не обижал всерьез. У Дани на это, будто, чуйка была. К нему все всегда по-доброму относились, и отзывались только в хорошем ключе. Дружить с Даней было приятно, таких друзей Юра ценил. У двора Юру поджидал Димка. Он тоже Юрке очень нравился — душа парень. Они договорились поиграть немного. Юра все детство в музыкалку ходил, точнее дед возил, пока жив был, зато играет теперь на скрипке, да на гитаре. А вот Димка на барабанах умеет, и делает это, кстати, классно. У него дома даже установка есть, он ради нее все прошлое лето работал. Подъехав ко двору, и обменявшись с Димой приветствиями, Юра заметил кое-что странное. Буквально через дом от него стояла знакомая машина. — Странно, не помнил, чтобы дом тот продавался, — задумчиво произнес он, Дима лишь плечами пожал. Он вообще жил не на этой улице, поэтому знать наверняка не мог. — Оттуда вышел какой-то парень, — Юра кивнул. — Это Паша, он теперь с нами учиться будет, — Дима удивленно уставился на друга. — Ты то откуда знаешь? — у Музыченко в жопе детство заиграло, поэтому, натянув загадочную улыбку, он развел руками, мол — не знаю даже. — Эй, ну так не честно! Что за секретики? — а секретиков не было. Просто Юра подумал, что расскажи он сейчас о диалоге в магазине, у Димы возникнет слишком много лишних вопросов, а Юра выложит ему все, и тогда о Паше у друга будет дурацкое впечатление. А этого ему совсем не хотелось. — Все тебе расскажи, — усмехнулся он и потопал к калитке. — Пойдем, — Дима засеменил следом. Во дворе, свалившись в тень будки, спал пес Шарик. Имя выбирала бабушка, оттого оригинальностью и не пахло. Правда Юра ему каких только имен не придумывал — псу все равно. Он и на «идиот толстый» откликается так же, как на «Шарик», то есть — никак. Шарик, кажется, вообще считал, что единственное зачем его сюда посадили — это спать. На чужих он не лаял, и вообще никакого внимания не обращал. Правда Димку любил, и всегда подходил к нему, чтобы тот почесал его за ухом. — Сча я, быстро, гитару вынесу, — Юра отсалютовал другу, и вбежал в дом. Они всегда сидели в беседке возле дома, в которой они с бабушкой и мамой по вечерам пили чай, а еще мама разводила вокруг нее виноград. Во-первых, потому, что за ним нужно было меньше ухаживать, а с ее рабочим графиком в городе на огород вообще времени не хватало, а во-вторых потому, что виноград любил Юра. Точнее он любил вино, которое из него делала бабушка, но об этом он предпочитал умалчивать. — Уютно тут, — в который раз повторил Димка, стоило Юрке вернуться к нему с гитарой. В беседке и правда было уютно, словно в маленьком домике, за ширмой из виноградных лиан. Юра любил здесь читать вечерами в слух для бабушки, играть на гитаре, скрипке, и смотреть, как она вяжет. Бабушка все прошлое лето вязала ему шарф, а в это вяжет варежки. — Короче, смотри, я песню написал, — Юра устроил гитару поудобнее и заиграл. Дима довольно прикрыл глаза. Они сидели в беседке до вечера, пока не начало смеркаться. Пару раз пили чай, бабушка накормила их ужином, а Дима примерно набросал себе партию, которую хочет слышать в новой Юриной песне. Они договорились как-нибудь сходить к нему и все это проиграть. Юра вызвался Димку проводить. На самом деле ему просто захотелось покурить, а курить возле дома было категорически противопоказано. Конечно бабушка его догадывалась, но травмировать ее психику своей непутевостью лишний раз не хотелось. Он прошелся с Димкой до конца улицы, попрощался с ним, и встал возле высокого дуба, который рос прямо на повороте. Дуб, кстати, стоял здесь столько, сколько Юрка себя помнит. Они еще детьми по нему лазали. А сейчас под его огромной кроной можно было прятаться от дождя, а еще курить, прижавшись к шершавому стволу, от которого все еще несло дневной жарой. На улице было темно, где-то вдалеке лаяли собаки, смеялись люди, пелись песни, а Юрка курил и думал о Пашке. Почему о Пашке? Он и сам не знал. Просто в память как-то крепко врезались его глаза голубые, и губы пухлые, девчачьи. И мысли эти были совсем не пидорскими, по крайней мере Юра таковыми их не считал. Он ведь не о каждом парне так думает! Просто этот…этот и правда красивый. И необычный совсем.