***
Перед самой школой толпится куча народу: кто-то идет непосредственно в здание, кто-то стоит, явно ожидая друзей, некоторые просто уселись на бетонные ступеньки и разговаривают между собой, посмеиваясь, а я иду с гордо опустившейся вниз головой, стараясь никого не задеть. Не хочется, чтобы люди обратили на меня внимание в первый день, но я вижу много знакомых из средней школы и борюсь с желанием поздороваться с каждым. Все равно не ответят. Я никогда не пользовался популярностью в жизни, большинство учителей даже не знали моего имени, постоянно обращаясь как к парню с третьей парты у окна или тому, что вечно молчит, но это нисколько не задевало. Реже вызывали к доске, реже звали участвовать в олимпиадах и соревнованиях, что было только на радость. Я бы хотел изменить данный факт в этом году, но легче будет просто выброситься в окно. Не думаю, что люди здесь смогут понять меня хоть чуть-чуть. Всем важны развлечения, друзья, отношения и море алкоголя, а мне лишь бы не разочаровать родителей и набрать на клавиатуре большее количество слов, пытаясь побить свой же рекорд. Я даже не подойду для обсуждения популярных дорам, которыми буквально живут все школьники, предпочитая им потрепанные книжки из местной библиотеки или те же комиксы с мангой. Ну, а еще, упаси господь, я безоговорочно люблю историю. Признаться в таком страшнее, чем быть застуканным за нелицеприятным многим удовлетворением тех самых потребностей, потому что для всех моих одногодок история — смертная казнь без преувеличения. А я обожаю этот предмет, посвящая ему все свободное в школе время. Наверное, бывший учитель истории, господин Чон, единственный человек, знавший мое имя и не забывавший его через уроки. Может, и в этом месте у меня получится что-то с этой наукой. На первом этаже все заполнено учениками в одинаковой форме, ходящими из стороны в сторону. Очередь у расписания превышает все самые большие очереди за молоком, в которых я когда-либо стоял, а пройти к своему ящику сейчас является самым невозможным подвигом, но, будучи дураком с полным вагоном уверенности, я пытаюсь протиснуться сквозь людей. Большая часть парней намного выше меня, что, несомненно, давит побольше обычного, да и после определенной моды на прически — все выглядят намного лучше, чем я. Господи, хоть бы когда-нибудь ввели тренд на уставший концепт с прической, доставшейся мне после сна. Я был бы самым модным и популярным. На электронную почту всем студентам первого класса уже неделю назад были разосланы небольшие подсказки с наименованием классов, шкафчиков и именами преподавателей. Предварительно распечатав все, я сейчас сжимал эту бумажку в руке, пытаясь разглядеть среди шкафчиков свой, девяноста восьмой. Вдох, выдох, Джисон. Однажды ты тоже наступишь им всем на ноги. Когда-нибудь, они поплатятся за боль твоей ноги. — Господи, да дайте вы мне пройти, — где-то в толпе раздается негромкий возглас и несколько ребят, стоявших в куче расступаются, пропуская возмущенного парня. Примерно одного роста со мной, возмущенно смахивающий со лба прилипшую прядь волос темного цвета и осматривающийся по сторонам. Он выглядит довольно пугающе, сжимая руки в кулаках, но, если приглядеться, парень больше похож на злого маленького ребенка, у которого отобрали пульт от телевизора. Парень еще раз отмахивается от компании других мальчиков, проходит немного впереди и останавливается прямо напротив меня, возмущенно уставившись. — А ты чего тут встал? Я не собираюсь тебя обходить, танк недоделанный. Пользуясь тем, что я немного растерялся из-за столь неожиданного наезда, он отодвигает меня в сторону и подходит к шкафчику под номером сто. Докатились, теперь мне еще и делить с ним пространство. Вдруг недоброжелательность передается воздушно-капельным путем. Я терпеливо дожидаюсь, пока темноволосый впихнет свои вещи, при этом ворча что-то под нос, комкает бедную куртку так, будто от этого зависит вся его жизнь, и тоже закидывает ее внутрь. Он громко хлопает дверкой, осматривает всех презрительным взглядом и уходит куда-то в сторону. Хм, какой он странный. Подхожу к своему месту, аккуратно складывая вещи на имеющиеся две металлические полочки и осматриваясь по сторонам. Очередь у расписания уменьшается, поэтому, закрыв всё, я двигаюсь именно туда, вклиниваясь в поток учеников.***
По решению заместителя директора, отвечавшего за составление расписания и сделки с дьяволом, первым уроком в старшей школе у меня будет углубленная физика. Видимо, я однозначно был под сильнейшими наркотическими веществами, когда выбирал уклон в математические науки. Перед глазами, однако, тут же всплывало лицо счастливого отца, который только и мог мечтать о сыне с техническим складом ума, и я, вздыхая, приземляюсь на свободную первую парту среднего ряда. Такое ощущение, будто все остальные дежурили у кабинета с полуночи, дабы занять места подальше от преподавательского стола, оставив на растерзание тех, кто не успел. Единственным знакомым мне человеком была Суен, девочка из средней школы, с которой я неоднократно встречался на уроках японского или биологии. Она была довольно красивой: длинные ноги, стройная фигура и симпатичное лицо, которое всегда выглядело свежо. Темные длинные волосы чаще всего были собраны в аккуратный хвост или косичку. Я не знал о девушке слишком много; вроде она отличница, точно занимается чем-то творческим, потому что я не раз видел ее в составе художественного кружка школы. Не удивлен, что сейчас Суен окружена другими девочками и о чем-то тихо переговаривается с ними. Урок начинается так же неожиданно, как и все происходящее дальше. В класс со звонком ворвался высокий мужчина в черном костюме с клетчатыми вставками на локтях и подоле пиджака. Его рубашка выглядывала из-под брюк, а на ногах виднелись темно-зеленые носки с бананами, из-за которых большая часть класса тут же разразилась оглушающим смехом: — Давайте знакомится, я ваш новый учитель физики — Бан Чан, — у учителя окрашенные в белый цвет волосы, разделенные по пробору на две части, озорные светло-карие глаза, ямочки на щеках и широкая доброжелательная улыбка. — Прям Бан Чан? — Какой-то умникум с последней парты начинает смеяться сразу после озвучивания вопроса, и я мысленно прощаюсь со смельчаком, посматривая на учителя из-под длинной челки. Тому, кажется, совсем плевать на глупых подростков: он кладет свой кожаный портфель на стул, кидает на стол несколько папок и снимает пиджак, вешая его на стул. — Учитель Бан для вас, — мужчина еще раз окидывает взглядом сидящих детей, чуть останавливаясь на мне и застывая буквально на пару секунд. — Итак, записывайте тему. Равноускоренное движение. Лекция начинается, и за весь час я не раз успеваю рассмотреть учителя Бана поближе, подмечая, что тот кажется слишком молодым. Возможно, только недавно окончил университет. Точно не из Асана, потому что никаких педагогических вузов в местном институте нет; только факультеты менеджмента, программирования и пара технических профессий. Значит, приезжий. Несколько девочек пытаются разузнать об учителе немного больше информации, но на каждый личный и неуместный вопрос тот задает что-то, связанное с темой, изучаемой сегодня. Кстати, несмотря на то, что эту тему в прошлом году я успешно пропустил, учитель Бан смог разъяснить и разжевать нам всё так, будто равноускоренное движение — то же самое, что и чистить зубы каждое утро. Понятно и легко. Если все преподаватели окажутся такими же простыми, как этот, учеба в старшей школе точно покажется мне раем на земле. — Итак, я совсем забыл познакомиться с вами, — учитель останавливает урок, разрешая сложить учебные принадлежности. — Как тебя зовут? — Указывает на девочку, сидящую на второй парте слева. — Кан Тэли, — она смущенно улыбается, прячась за волосами и поправляя челку. — Тебя? — Учитель кивает на другого человека сзади меня, и я решаю немного отключиться, посматривая на часы и вспоминая дальнейший порядок уроков. Вроде бы, корейский и искусство. Проходит немного времени, пока я чувствую на своем плече теплую руку. В панике открываю глаза, оглядываясь по сторонам и замечая учителя Бана, склонившегося над моим лицом: — Может хочешь сказать нам свое имя? — Вот черт. Ты — победитель по жизни, Джисон. Просто настоящий счастливчик, умудрившийся уснуть на первом же уроке. — Хан. Хан Джисон, учитель, — несмотря на мою наглость, Бан Чан просто снисходительно улыбается, похлопывая по плечу и отстраняясь. — Извините меня. — Ничего страшного. Ох, помню свою молодость, тогда я спал абсолютно каждую свободную секунду. До звонка учитель Бан повествует о своей подростковой жизни, рассказывая о приключениях и проблемах, обретенных на школьной скамье, а мы только смеемся над всем этим, подмечая, что мужчина переехал в Корею из Австралии совсем недавно, а в Асан попал потому, что здесь живет его бабушка. Напоследок он становится возле двери, прощаясь с каждым учеником отдельно, и когда очередь доходит до меня — подмигивает, улыбаясь еще шире. Корейский проходит более спокойно. Учителем является женщина за пятьдесят, чуть полноватая и нескладная. Ее волосы отвратительно завиты, боюсь представить то количество лака для волос, которое было потрачено на эту прическу, кое-где проглядывается седина, но ее это явно не волнует. Монотонный голос, повествующий об основных правилах корейской грамматики, быстро вводит мое душевное состояние в режим покоя. Я практически начинаю осваивать дзэн, позу сидящего орла и спящего бурундука, но вовремя похлопываю себя по щекам, записывая что-то в тетрадь. Этот урок высидеть оказывается сложнее, чем выследить водителя автобуса, и теперь до меня доходит смысл сказанных мамой слов о важности сна и бодрого пробуждения с утра. Большая перемена означает небольшой перекус, на который вся школа торопится со скоростью света, сбивая на своем пути всё живое, неживое, учителя по корейскому, которая отходит в совсем другое царство, и несется по направлению столовой. Кушать не хочется, поэтому я неспешно осматриваюсь по сторонам в надежде найти более укромное место, чтобы выпить свой отвратительный кофе и полистать ленту телефона вдали от чужих глаз. Так, чтобы никто из учебного состава не заметил меня. И это удается успешно. На втором этаже, чуть дальше основного коридора за туалетом для мальчиков находится небольшой кармашек, отделенный от взгляда людей бетонной стеной. Пол здесь кафельный, но сидеть можно, если подложить пиджак или портфель. Я стараюсь быть как можно тише, не желая привлечь внимание тех людей, которые идут в туалет или направляются в класс недалеко от него. Благо, годы успешных тренировок в родительском доме не проходят зря: я осторожно пью холодный напиток, облокотившись на стену спиной и закинув голову чуть назад. Мой слух привлекает странное копошение со стороны коридора. Я обычно не пытаюсь подглядывать за кем-то, да и подслушивать что-то, связанное с частной жизнью людей, не входит в мои ближайшие планы на день, но голос кажется до ужаса знакомым. Я осторожно пододвигаюсь к краю стены, ставя стакан на пол и опираясь рукой о бетон. Стараюсь высовывать голову не так сильно, чтобы никто вдруг не заметил меня и не решил убить в качестве свидетеля. Сначала мне виднеются только чьи-то ноги. Черные зауженные брюки, берцы, цепочка, зацепленная за карман и мятая рубашка, висящая на теле. О, нет. Со Чанбин. Никогда в жизни, ни за что, ни разу за шестнадцать лет я не смог бы спутать эти ботинки и этого человека. В горле начинает першить и я из последних сил борюсь с желание прокашляться, к черту разбивая всю конспирацию и слежку за таким знакомым для меня человеком. Дело в том, что мы с Чанбином лучшие друзья. Были ими когда-то, по крайней мере. Моя мама познакомилась с его мамой в очереди в поликлинике, когда я простудился очень сильно и не мог даже разговаривать, не то, что ходить или бегать. Мальчик, сидящий тогда рядом со мной был слишком спокойным для пятилетки и меня сразу привлекла эта аура, окружающая его на протяжении всей жизни. — Меня зовут Джисон, а тебя? — маленький мальчик протягивал руку, не смотря на ноющую боль, и когда, казалось бы, сосед по стулу продолжит игнорировать Хана, холодная и чуть большая для Джисона ладошка сжала его собственную, махая из стороны в сторону, как обычно делают это взрослые дяди: — Со Чанбин. Я буду тебя охранять. Мы планировали никогда не расставаться: делили еду, шалаш из простыней, построенный к комнате Со, играли одними игрушками на двоих и влюблялись в одну девочку в начальной школе. Наблюдали за взрослением друг друга, подмечая каждую изменившуюся деталь, первый волос, выросший на груди и рост, не особо менявшийся после четырнадцатилетия. Мамы только ворковали и советовались друг с другом о квартире, которую хотели снять для сыновей на время учебы в университете, но все неожиданно прервалось на последнем году обучения в средней школе. Я до сих пор не знал причины. В один день Со просто перестал здороваться со мной, удалил из друзей во всех социальных сетях и стал игнорировать, обходя стороной. Я плакал, бесился и приходил к дому Чанбина каждый вечер в надежде, что друг одумается и поговорит, объяснит все, но ничего из этого не произошло. Два лучших друга, практически брата, стали совершенно чужими людьми, делившими оставшиеся воспоминания на одного. Мои надежды на то, что Со не пойдет в старшую школу разбились в пух и прах прямо сейчас, когда я стоял на коленях, прячась за бетонной стеной, и пытался выяснить, что же такого делает Чанбин со своим портфелем. Черные волосы отрасли, закрывая теперь половину лица, острая линия челюсти выделялась все так же сильно, как и пять лет назад, а губы были сжаты в тонкую полоску от напряжения. Чанбин и так никогда не был спокойным парнем, часто язвил и унижал всех, но только в том случае, если рядом находились люди, не принадлежавшие к близким Со, а тут резкие движения буквально сквозили гнетущим стрессом, испытываемым парнем прямо сейчас. Кажется, всю ту минуту, что парень безотрывно рылся в своем портфеле я потратил на то, чтобы перестать дышать, от слова совсем. Бывший друг перестал копаться, когда наткнулся на что-то внутри, выдыхая и вытаскивая какую-то совсем небольшую бутылочку темно-синего цвета. Он осушил ее быстро, откидывая намокшую челку со лба и опираясь рукой на стенку. По всему его внешнему виду можно было сказать, что Чанбин испытывал как минимум неприятные ощущения, но вот что такого было в этой бутылке? Однако, ничего больше рассмотреть я не успел, потому что Со ушел с этажа так же быстро, как и появился здесь, закидывая рюкзак на плечо и опуская черную макушку совсем низко. Все это потрясло меня настолько сильно, что на последнем уроке я только и мог смотреть на поверхность своей парты, сделанной из, скорее всего, настоящего дерева и обдумывать в голове последние события. Даже то, что я встретил своего старого друга спустя такое количество времени не волновало меня так, как волновала мысль о том, что за жидкость выпил Чанбин и почему от нее ему стало легче. А почему ему вообще было плохо? Я не смог бы спросить напрямую, так что единственное, что мне оставалось — постараться не думать об этом больше, забивая свою голову мыслями о том, как мне теперь уехать домой на злосчастном автобусе и чем заняться вечером, чтобы не провести оставшееся время впустую.