***
Интересно, все люди в старшей школе становятся странными? Чанбин, мой сосед по шкафчику, девочка, которая зачем-то уже целую минуту стоит напротив доски, устремив свой взгляд в пол. Она совсем не двигается, только смотрит и прикрывает лицо длинной копной волос. Не думаю, что это поможет ей скрыться ото всех — она же стоит прямо посреди класса! Ее вовремя подзывает к себе другая девочка, сидящая сзади меня, и они вдвоем начинают что-то очень тихо обсуждать до тех пор, пока не начинается урок. Я решаю вспомнить все потрясающие меня моменты со вчерашнего дня, но начавшаяся математика сразу выбивает из моей головы все мысли, потому что ничего сложнее этого предмета я никогда в жизни не слышал и не видел. Кажется, после первых двадцати минут мой мозг вовсе решает меня покинуть, махая ручкой и говоря о том, что я самый незабываемый придурок в жизни, раз все еще пытаюсь вникнуть в тему, которую мы проходим сегодня. Хотя, кажется, весь класс либо прекрасно ориентируется в науке, либо специально делает вид, будто все понятно и эту тему они смогут пересказать даже в самой экстренной ситуации. Учительница пару раз спрашивает у доски упражнения, избегая, к счастью, меня, а потом урок заканчивается, позволяя мне облегченно выдохнуть. На следующем занятии мы начинаем проходить историю Корейской Республики, которая кажется намного более увлекательной при помощи интересных рассказов учительницы и ее подхода к изучению этого предмета. Мы успеваем почитать карту, посмотреть обучающий фильм и обсудить прошедшие каникулы. Учительница Ким очень доброжелательно интересуется нашими увлечениями, и самые смелые ребята откликаются, начиная рассказывать о компьютерных играх, фильмах и дорамах. Кто-то шутит на счет источников Оняна, класс подхватывает волну смеха и из кабинета со звонком мы выходим абсолютно счастливыми и готовыми ко следующему уроку. Из-за большой перемены количество народу в коридорах быстро увеличивается, люди громко разговаривают и направляются в столовую на первом этаже, а я уже по намеченному заранее маршруту иду в угол возле туалета, чтобы посидеть в гордом одиночестве и почитать мангу, которую отец привез с работы, чтобы поздравить меня с окончанием первого учебного дня. Вчера родители упомянули о «семейном» ужине, назначенном на неделю позднее. В этот вечер мы должны будем отправиться в дом родителей моей мамы, чтобы обсуждать какие-либо важные вопросы, касающиеся нашей семьи, но на деле, как обычно, это просто будет вечер споров и криков, после которого настроение упадет ниже привычной планки и неприятный осадок будет сопровождать нас потом еще несколько дней после. Так случается практически каждый раз: не успевает отец войти в чужой дом, на него тут же обрушивается шквал критики касательно внешнего вида, должности на работе и даже положения рук и ног при ходьбе. Меня обычно просто называют слабым ребенком, который выглядит больнее, чем самый больной в мире человек, а с мамой даже не разговаривают. Я до сих пор не понимаю, зачем бабушка устраивает это, но она точно получает моральное удовольствие от каждого проведенного в нашей обстановке вечера. Манга оказывается не особо интересной, я пару раз зеваю, пока дочитываю ее до середины, одновременно жуя еще холодную шоколадку. В этот раз никаких происшествий и тайных вещей возле туалета не происходит, что радует меня с одной стороны — так я хотя бы не смогу стать свидетелем того, что знать мне не нужно. Но, с другой стороны, чем больше интересных вещей я подмечаю, тем увлекательнее становится моя жизнь. Например, весь вчерашний вечер я попытался проанализировать поведение Чанбина, но даже будучи тем человеком, который знал его большую часть жизни, я ни разу не видел Со таким подавленным и злым одновременно. А еще я не видел раньше того, что пил вчера черноволосый. В магазинах Асана нет большого выбора товаров, все стандартно и привычно, если же появляется что-то новое — весь город узнает об этом мгновенно, обнося прилавки за секунды. Так в прошлом году случилось с новым поступлением газировки с лицами айдолов, которые раньше можно было увидеть только в рекламах интернета. Ох, помню, как идя домой можно было заметить на улицах подростков, распивающих эту колу с таким видом, будто там, как минимум, что-то супер-вкусное и супер-дорогое, то, что никто раньше никогда не пробовал. А это все значило, что напиток Чанбина я точно не смогу распознать, да и в городе такого не продается. Но строить догадки же никто не запрещал. Когда до звонка остается десять минут, я скидываю все в рюкзак, обещая себе выбросить упаковку от сладости позже, и направляюсь в кабинет физики, чтобы занять себе место чуть дальше первой парты. Не хочу, чтобы моя голова постоянно оказывалась в центре внимания учителя Бана, потому что каким бы интересным он не был, конфуз со сном будет приходить мне теперь в самых страшных кошмарах. Как иронично. Дверь кабинета чуть приоткрыта, но у учеников всегда есть полное право сидеть в назначенном классе хоть весь день, чтобы не шататься по коридорам без дела. Я захожу в помещение и сначала ничего не замечаю, а потом врезаюсь во что-то впереди стоящее. Этим «чем-то» оказывается учитель Бан, тут же обернувшийся на меня с нескрываемым удивлением в глазах. Его брюки сменились на зауженные штаны, больше похожие на джинсы, вместо рубашки был надет свитер с торчащим воротником, а волосы находились в полном беспорядке. Будто он опаздывал сегодня утром, спешно собираясь и позабыв, что работает в школе учителем. Я не понимаю причину его шока, кланяюсь в извинении и что-то тихо проговариваю, но потом перевожу взгляд за широкие плечи, замечая другого мужчину, опирающегося бедром на край стола. Руки скрещены на груди, он одет во что-то, явно не являющееся школьной формой. Я не уверен, он может быть очередным молодым учителем, но выглядит, как мой одногодка на сто процентов. Каштановые волосы, большие медово-карие глаза, тонкие розоватые губы и сережка в правом ухе. Опять я становлюсь свидетелем чего-то такого, что видеть мне не стоило. Это уже, думается мне, скоро станет привычным ритуалом, без которого день не будет набирать оборот. — Извините, учитель Бан, — я еще раз кланяюсь, — я-я думал, что можно войти, — чуть заикаюсь, когда пронзительные глаза другого мужчины начинают смотреть на меня в упор. Я практически чувствую, что прервал что-то очень важное, какой-то личный разговор. Недосказанные слова все еще витают в воздухе и мне становится дурно. Бан Чан только машет рукой в сторону и откидывает белокурые волосы назад: — Ничего страшного, Джисон, у тебя здесь урок по расписанию. Мне льстит то, что он запомнил мое имя. Учитывая, что до и после нашего класса у него были сотни других ребят, а имя, которое я ношу, не такое уж и редкое. Хотя, кажется, это только потому, что я заснул на его уроке и моя наглость не осталась без внимания. — Я могу подождать снаружи до звонка? — Нет, все хорошо, — учитель проходит в сторону двери, открывая ее. Его плечи все еще напряжены, тяжелый взгляд встречается со взглядом все еще сидящего на столе знакомого, а я ощущаю явный накал страстей. Голос учителя звучит строго, на пару тонов ниже обычного: — Минхо, тебе следует уйти. Мы поговорим в следующий раз. Парень еще несколько секунд сидит, а после резко подрывается, окидывая меня презрительным взглядом и останавливаясь напротив учителя: — Это на твоей совести, Чан, — задевает Бана корпусом тела и уходит за пределы класса, направляясь в сторону выхода. Я вижу, как плечи учителя опускаются, спина горбится и в глазах его можно прочитать вселенское отчаянье. Неловкое молчание тут же сдавливает мой мозг изнутри, я опускаю глаза в пол и прохожу к первой парте, не решаясь сейчас сменить свою локацию и еще больше напортачить перед учителем. В кабинете все еще остается тяжелый осадок, вызванный собеседником учителя, но он сам словно привык к такому грубому к себе отношению, потому что в следующую же секунду начинает что-то напевать и записывать на доске тему урока. И если дела Чанбина, возможно, в какой-то степени, меня касались, то отношения моего учителя по физике с его товарищами уж точно было не моей заботой, так что, забив на это, я просто ложусь на парту, стараясь отвлечься от неприятных ощущений.***
Урок шел слишком долго. Решением задач по вчерашней теме и обсуждением непонятных вопросов был занят практически весь класс. Отовсюду только и слышались приглушенные шепот и смех с задних парт, кто-то все еще не терял надежду подразнить учителя, но большая часть усердно кипела над данными Бан Чаном задачами. — Я сам их придумал, так что даже не надейтесь на пощаду, — улыбается он и присаживается за свой стол. Я честно пытаюсь не пялиться, даже записываю условие в тетрадь, оставляя место для решения, но взгляд постоянно останавливается на задумчивом лице учителя. В классе душно: штор и жалюзи нет, солнечный свет проникает во все уголки помещения, попадая прямо в глаза, плюс дверь плотно закрыта, что ограничивает поток свежего воздуха внутри. Кое-где потрескались стены, цветок в горшке не поливался, кажется, с прошлого учебного года, а пол совсем выцвел и вместо красивого деревянного оттенка больше походил на комок грязи. В голове безостановочно крутятся моменты с незнакомыми мне людьми, Чанбином и учителем Чаном, но я прекрасно понимаю, что это будет вмешательством в личное пространство. По крайней мере, я не могу просто подойти к кому-либо из них и спросить то, что меня интересует. Если я вдруг приближусь к Со — боюсь получить кулаком в лицо, учитель Бан просто возненавидит меня до конца жизни, а этот парень у шкафчика и так раздражен отсутствием моих манер, раз я так нагло позволяю себе пялиться на его синяки. Однако, спустя минуту в моей голове появляется светящаяся лампочка, горящая так ярко и призывающая меня пойти на поводу у собственных глупых идей. Итак, что если попытаться узнать поближе мальчика-динозавра? Так я смогу утолить свое любопытство и, может быть, найти нового знакомого. Только если он не соберется запихать меня в этот самый ящик вместо куртки, а потом каждый раз напоминать мне о том, что это «не мое дело». Конечно, не мое. Но оно быстро может начать касаться меня.***
После последнего урока я стремглав несусь на первый этаж, чтобы успеть перехватить «цель» на положенном месте. Нужно бы только узнать, в каком классе он учится и чем интересуется, чтобы общение пошло как по маслу. Пару раз я врезаюсь в мальчиков на лестнице, но быстро обегаю их, замечая знакомую черную макушку возле девяносто восьмого шкафчика и тут же направляясь прямиком к нему. Да уж, Джисон, пробежал пару метров, а дышишь так, будто марафон за Усейном Болтом гонял по непрекращающейся прямой. Парень же просто стоит у шкафчика, листая тетрадь и что-то в ней подмечая. Он не замечает народ вокруг, в том числе и мою запыхавшуюся тушку, зачитавшись, поэтому когда я притормаживаю прямо возле него, опираясь рукой на стену и улыбаясь — скалюсь — чуть вздрагивает, сразу же убирая чтиво подальше от любопытных глаз. Смотрит на меня, как на придурка, поднимая бровь и как бы говорит: «Ну, дебил, чего уставился?». А я только шумно вдыхаю, широко раскрыв глаза и рот. Со стороны ситуация выглядит еще более комично, но я рад, что он не акцентирует на этом особого внимания, лишь дожидается от меня хотя бы объяснения. — Меня зовут Джисон. Молодец, Джисон. Снова десять баллов. — Давай дружить? Джисон, если ты не лучший здесь, то кто тогда? Парень пару минут рассматривает меня, внимательно вглядываясь в лицо и подмечая что-то у себя в голове, а потом чешет шею. Почему же все меня так осматривают? Может, шоколадка на пиджаке или торчит что-то не то? — Ким Сынмин, — на удивление, он не убегает от меня с воплями, не уходит и не смеется надо мной, только протягивает руку для рукопожатия. Ту, на которой нет синяка. — Ну, — а что дальше? — Э, я думал, что если у тебя последний урок, то у меня тоже последний урок и ты, то есть мы, могли бы пройтись вместе. Но, если ты не хочешь, я могу пройтись один, это не так важно. — Притормози, стой, — Сынмин смеется, зачесывая прядь волос за ухо, и указывает на выход из школы. — Мы можем пройтись вместе до остановки, если тебе тоже нужно ехать. — О, правда? Это хорошо, — шаг, — хорошо, — еще шаг. — Да, пошли. Ким смеется еще сильнее, и мы направляемся на выход. Я чувствую себя более неловко первые несколько минут, потому что совсем не знаю, что мне стоит делать или говорить, но он решает все за меня, начиная рассказывать о сегодняшнем дне и учителях, которые ему встретились. Оказывается, Сынмин младше меня на пару месяцев; он тоже родился и вырос в Асане, но учился раньше на домашнем обучении вместе с братом. Теперь же ему, неуверенному в себе и слишком домашнему, приходится свыкнуться с постоянной компанией подростков, вечным гамом и кучей дополнительной работы, которую дома задавали не в таких объемах, да и более удобно для самого Кима. Сынмин рассказывает про то, что сразу не подружился с Бан Чаном, сказав тому, что для учителя он слишком вызывающе себя ведет, а потом указав на невозможность решить его задачу из-за неправильных условий. Я только представляю себе возмущенное лицо блондина и громко хохочу на всю улицу, привлекая внимание прохожих. Сынмин говорит, что совсем не хочет быть грубым, но на его настроение часто влияют факторы, от него не зависящие, и мне кажется, я прекрасно понимаю это. Еще оказывается, что у нас много общего во вкусах и предпочтениях к литературе, мы оба ненавидим подростков и желаем отменить автобус, как главный общественный транспорт. Ким живет еще дальше, чем я, поэтому ему приходится по утрам не просто вылавливать водителя, но и каждый раз выслушивать мучительные односторонние беседы о смысле жизни, которые просыпаются в последнем на каждом повороте и увеличиваются в геометрической прогрессии с приближением к школе. — Я думаю, что Уджин просто бесится из-за того, что мама не разрешала ему ходить в школу, — мы стоим на остановке, ожидая свои автобусы и прыгая с места на место, дабы согреться хоть как-то. — Она у нас гипер-заботливая. И никто не решается спорить с ней. Я даже не замечаю, как мы переходим на личные темы, уже обсудив мою семью, предстоящий ужин у бабушки и брата Сынмина, Уджина. — Тогда почему ты пошел в старшую школу? Ким выглядит совсем ребенком в объемной куртке, с шапкой, натянутой на самые глаза, и шарфом, обернутым вокруг шеи на несколько раз. Его глаза блестят, а руки автоматически тянутся к лицу каждый раз, стараясь прикрыть ряд ровных зубов во время смеха. Он слишком милый вне школы и мне очень быстро становится комфортно с ним. Настолько, что я даже опираюсь на него рукой, пока выпытываю интересную для меня информацию. — Обстоятельства, — Сынмин отводит взгляд в сторону и, замечая свой автобус, быстро натягивает широкую улыбку. — Был рад познакомиться, Джисон. Я напишу тебе позднее. Он вбегает в салон, махая мне рукой на прощание и не слыша уже моего тихого ответа: — И мне приятно. Это может означать начало чего-то нового для меня. Какой-то этап, который точно стоит пройти прямо сейчас. Я даже забываю на время о синяке, хихикаю куда-то в куртку и достаю телефон, проверяя время еще раз. Возможно, жизнь в старшей школе не так плоха, а секреты других не так важны, пока рядом есть приятели и друзья. Но даже несмотря на всю эту дружелюбную пелену перед глазами, где-то внутри души я чувствую надвигающийся тайфун, грозящийся столкнуть меня в бездну чего-то очень плохого. Остается только ждать.