***
Есть совершенно не хотелось. Он уже порядком исхудал, превратился в скелетообразное существо. И только слабо бьющееся сердце подтверждало, что он жив. Всё ещё. — Саске, поешь, пожалуйста, — голос брата выводит из ступора. Саске отчаянно качает головой. Итачи лишь выдыхает. Он привык, что Саске редко ест, но почему у него всё ещё страдает сердце из-за этого? Итачи был готов на всё, чтобы спасти брата. Если бы требовалось его сердце, он не замедлился, а сразу же согласился бы. Какая разница, умрёт он или нет, когда самое дорогое ему существо страдает и может умереть? Саске отодвинул стул и пошёл прочь. Мама попыталась что-то сказать, даже встала, но Итачи опередил её, сказав, что поговорит с ним сам. Как ни странно, дверь была не заперта. А Саске, будто бы зная, что придёт брат, сидел на кровати, уставившись на собственные руки, где слишком явственно выступали венки. — Мне осталось недолго, Итачи. Возможно, пару месяцев. Послушай меня… Пообещай мне, что, несмотря на слова матери, которые она скажет тебе, ты не согласишься с ней. Пообещаешь? — Нет, Саске. Я… всё знаю. Она мне сказала. Завтра ты отправишься в больницу! — Я не хочу быть там! Я… не хочу расставаться с тобой, — Саске опустил голову, невольно обнимая себя за плечи. — Ты единственный человек, которого я люблю. А там… я останусь совсем один. Итачи улыбнулся и подошёл к брату, заключая его в объятия. — Я тоже тебя люблю, поэтому терять тебя не намерен, слышишь? — Итачи… — Ты можешь обидеться на меня, разозлиться и возненавидеть, но я не позволю тебе умереть. Завтра же ты отправишься и останешься в этой больнице, ты понял? — голова брата слегка дрогнула в немом согласии. Итачи казалось, что он так и будет молчать, принимая условия, но тот подал голос: — Хорошо. Только навещай меня. И ещё… Не пускай ко мне маму, ладно? — Итачи кивнул. Он прекрасно знал о натянутых отношениях между его младшим братом и матерью и не припятствовал этому, потому что знал, что Саске имеет полное право поступать так с женщиной, которая жалеет его и предпочитает жалость вместо материнской любви. — Ладно. А теперь поспи, отдохни, — он отстранился от брата, напрявляясь к выходу. — И Саске… Поесть придётся. У Саске губы слегка дрогнули в едва ощутимой улыбке, и даже боль в сердце не помешала ему тихонько посмеяться, скатываясь на пол. Он обнял себя за коленки и опустил голову, соглашаясь плыть по течению, даже и не пытаясь этому как-то противостоять. Какая разница, если ему осталось недолго? Саске слабо улыбнулся. Пускай, наиграются в хорошую семью. Он не будет им мешать. Так даже намного веселее.Часть 1
24 января 2019 г. в 22:06
Смотреть на себя в зеркало Саске вовсе и не хочется, но врач просит это сделать. Саске не понимает: зачем всё это? Что хочет от него этот врач, зачем так смотрит на него?
— Саске, милый, посмотри, пожалуйста, в зеркало, раз врач просит, — Саске ненавидит, когда мама его умоляет, когда опускается до того, чтобы просить. Саске вообще всё в ней ненавидит практически. Он не знает, с чем это связано, но возможно, с тем, что она всегда возле него гнездилась, жалела, ведь у её сына больное сердце. Это она ему тоже сказала недавно совсем, когда Саске потерял сознание в школьный столовой и с трудом избежал комы. Она ему сказала правду, извиняющимся взглядом проходясь по его исхудавшим рукам, жалея, как всегда. А Саске оставался равнодушным, пока она не ушла, пока из его комнаты не исчез запах лаванды, которую он тоже возненавидел со временем.
А потом он дал волю чувствам, истерично вбивая свои кулаки в подушку, которая сохранила запах его только что впитавшихся в неё слёз. Ему было больно, эта боль терзала его страдающее сердце. Разум твердил, что надо успокоиться, но он не мог. Слишком много потрясений, совсем недавно он думал, что здоровый, что мама любит его, а теперь оказалось, что он болен, а мама и не любила вовсе, а просто жалела. Неужели жалость — это единственное, что он заслужил, да ещё и от собственной матери?
Стало противно. От себя, от матери, от солоноватого привкуса во рту.
И сейчас вот доктор хочет, чтобы он посмотрел в зеркало, чтобы доказать себе, что хуже уже явно не будет. Мама умоляющим взглядом просит, она любит просить, а ему тошно от самого себя и ото всех их, что окружают его.
Саске тошнит, но он молча поднимает глаза и смотрит в это проклятое зеркало, в котором видит бледнолицего юношу, чьи мешки под глазами почернели. Это смотрится жутко на совсем прозрачной коже. На лбу выступает капелька пота, ему тяжело дышать, и слёзы непрошенными каплями стекают по лицу. Мама тянет к нему руки, плачет вместе с ним, а ему хочется сбежать отсюда. Не слишком ли много желаний?
— Вам осталось совсем недолго, Саске. Вы понимаете, да? Поскольку мне жаль вас, я попытаюсь помочь вам. Долгую жизнь не обещаю, но до своих двадцати вы дотянете, — врач улыбается ему, а Саске сжимает губы в длинную полоску. Глаза блестят, но не одна слезинка больше не скатилась вниз. Наверное, Саске поборол внутреннюю истерику и уже улыбается во все зубы, только трещинки на ямочках — доказательство тому, что ему слишком тяжело это далось.
Ему показалось, или зеркало тоже страдает вместе с ним?..
— Есть ещё один способ, который может помочь… Саске нужна пересадка сердца, — голова взметнулась вверх, теперь ониксовые глаза смотрят на врача в упор. В них нет ложной надежды, лишь немое удивление.
— Но пересадку сердца можно сделать только со своим соулмейтом. Другая кандидатура невозможна.
Соулмейт? Саске, конечно же, верил во всё это, ведь мама неустанно твердила, что отец её соулмейт, что Саске скоро найдёт своего соулмейта. Сначала ему казалось, что он нашёл своего человека. Карин была добрая, пускай и немножко шизанутая. Она любила Саске больше жизни, и его выбор приняла с лёгким сердцем. Когда он сказал, что они расстаются, она спокойно приняла это во внимание и предложила быть просто друзьями.
— И как это взаимосвязано? Я и мой соулмейт? — подал голос Саске. Врач даже удивился, ведь голос у его пациента был сиплым, чего греха таить, он вообще не питал иллюзию, что Саске скажет хоть слово. Но он сказал. А ещё у него на губах появился розовый пот, но об этом потом.
— Не задавайте глупые вопросы, Саске. Вас может спасти только ваш соулмейт, который… Умрёт вместо вас, — почему он так спокоен? Саске зашатало, юноша отступил на шаг. Голова снова пошла кругом. Жить, зная, что у кого-то жизнь оборвалась? Разве же можно жить так, понимая, что на твоих руках чья-то кровь?
— Отличная новость! — запричитала мама, её руки, коими она поглаживала собственные плечи, задрожали. Женщина как-то облегчённо выдохнула и преодолела расстояние, чмокнула сына в лоб. Саске не мог её обвинять в ее же радости. Ведь какое ей дело до чужой матери, которая также будет страдать и оплакивать своего ребёнка?
— Я считаю, что Саске должен остаться в больнице. Чтобы, если что-то случилось, его смогли откачать. Держите список лекарств, а также бумажку, где нужна подпись родственника Саске, что вы согласны оставить его пока в больнице. Всего доброго. И не забудьте, что эту бумажку надо будет завтра принести! Ещё раз всего доброго!