27 ноября 1994 года
На следующий день Анджелина впервые опоздала на зарядку. Команда увидела своего капитана, только когда уже закончила пробежку и приступила к упражнениям на тренировочной площадке. — Я так понимаю, что свидание было сверхуспешным, — заметил Драко, когда Анджелина подошла к ним. — Да, спасибо, что поинтересовался, Малфой, — ответила та. — О, и кстати, это не твое собачье дело. — Я не просто так интересуюсь, — Драко ухмыльнулся. — Видишь ли, я давно хотел подкатить к Флер, но если у вас все серьезно, то так и быть, я не буду вмешиваться. А вот если у вас был просто случайный перепихон... Закончить он не успел, потому что залившаяся краской Анджелина вдруг размахнулась и что есть силы врезала ему кулаком по лицу. Не ожидавший нападения Драко упал, схватившись рукой за щеку, из его рассеченной скулы на землю закапала кровь. — Ты что творишь?! — Гарри бросился к Анджелине, оттесняя ее от Драко. — Что бы он там ни болтал, это не повод... — Да еще и на глазах у остальных! — добавила Элин, указывая на команды Шармбатона и Дурмстранга, которые, бросив свои упражнения, во все глаза смотрели на них, явно ожидая продолжения. Не ответив, Анджелина круто развернулась и быстро зашагала обратно в замок. — Да что с ней такое... — Гарри перевел взгляд на Малфоя. — Драко, ты что, не мог язык придержать? — А я виноват, что она шуток не понимает? — Драко пожал плечами, достал из кармана платок и принялся вытирать кровь. — И вообще, если помнишь, она с первого дня на меня взъелась... причем, что самое обидное, я даже толком не понимаю, почему. — А ты с ней случайно не... — предположила Элин. — Мерлин, нет! — воскликнул Драко. — Я что, похож на самоубийцу? До этого года мы с ней и парой слов не перекинулись. — Ну, в любом случае дальше так продолжаться не может, — решительно произнес Гарри. — Пришла пора выяснить, что с ней такое. Сделать это, правда, оказалось сложнее, чем представлялось. В воскресенье Анджелина не появилась ни за обедом, ни за ужином, через знакомых Элин выяснила, что она весь день просидела в своей спальне, еду ей приносили подруги. В понедельник Анджелине пришлось выйти на занятия, но все попытки заговорить она напрочь игнорировала, скрываясь в толпе гриффиндорцев. В конце концов, команде для встречи со своим капитаном пришлось разработать целый план, включавший в себя ложный вызов к директору посреди урока, мантию невидимку и подло запущенные в спину Инкарцеро и Силенцио. — Ну а теперь поговорим, — сказал Гарри, когда команда усадила своего связанного капитана на стул посреди тренировочной комнаты и расселась напротив нее полукругом. — Анджелина, если у тебя есть какие-то претензии к Драко, выскажи их сейчас... Девушка гневно сверкнула глазами. — Ах да, прости. Фините! — Развяжите меня, вы, слизеринские прихвостни! — выпалила Анджелина, едва обретя возможность говорить. — Не развяжем, пока ты все не расскажешь, — ответил Гарри. — А то ты опять драться полезешь. Итак? Анджелина возмущенно засопела. — Детский сад какой-то, — фыркнула Элин, доставая из кармана пузырек с мутноватой жидкостью. — Я пару дней назад как раз сыворотку правды сварила, правда, для других целей, но на благое дело не жалко. Пара капель — и она нам сама все расскажет. Гарри, открой ей рот. — Оставим это на крайний случай, — Гарри успокаивающе поднял руку. — Анджелина, я правда не понимаю, в чем проблема? Дурацкие шутки и вражда факультетов — это еще не повод... — Он разрушил нашу команду! — выпалила Анджелина. Ребята удивленно переглянулись. — Да не эту! Команду факультета по квиддичу. Отомстил нам за то, что мы взяли Кубок! — Серьезно? — удивился Драко. — А почему я об этом ничего не знаю? Нет, ты не пойми неправильно, я бы с удовольствием, но... Он вдруг откинулся на спинку стула и расхохотался. — Ой, не могу, — выдавил он сквозь смех. — Ты взъелась на меня из-за этих двух озабоченных дурочек... — Не смей так о них говорить! — А как их еще назвать? — Драко перевел взгляд на Элин. — В прошлом году я переспал с гриффиндорскими охотницами... — Одновременно или по отдельности? — уточнила Элин. — Мне так, для протокола. — Сначала по отдельности, а потом... — Драко ухмыльнулся. — Они сами предложили, а я что, дурак от такого отказываться? Но я не пойму, в чем проблема, Джонсон? Даже если забыть на секунду о том факте, что их личная жизнь тебя не касается, я, чтобы ты знала, честно всех предупреждаю, что секс — это просто секс, безо всяких обязательств. — Они были лучшими подругами! — зло выкрикнула Анджелина. — А сейчас они из-за тебя, кобелина, друг друга проклясть готовы! Как они в следующем году играть будут? — Да не проблема, — Драко пожал плечами. — Специально ради твоего спокойствия я пересплю с кем-нибудь еще, и они сразу же помирятся на почве ненависти к сопернице... Это все твои претензии, Джонсон? — Если это действительно все, Анджелина, — с сомнением сказал Гарри, — тогда мы тебя сейчас развяжем, ты извинишься перед Драко и пообещаешь, что больше такое не повторится... По крайней мере, до конца Турнира, потом можешь делать с ним, что хочешь. А ты, Драко, тоже извинишься и пообещаешь не провоцировать капитана своими дурацкими шутками. — Если ты про Делакур, то я не шутил... — Драко подмигнул. — Но ради спокойствия в команде я готов извиниться и забыть о прекрасной вейле... До конца Турнира, конечно. — Ладно, обещаю, — проворчала Анджелина. — Но только ради команды. Едва с нее спали веревки, она вскочила на ноги и почти бегом вылетела из кабинета. — Завтра с утра тренируемся как обычно, не опаздывайте, — бросила она напоследок. — Шито белыми нитками, — с сомнением произнес Гарри, глядя ей вслед. — Угу, — кивнул Драко. — Она просто испугалась, что мы напоим ее веритасерумом, вот и сказала первое, что пришло в голову... Кстати, Эль, ты что, правда смогла сварить сыворотку правды? — Ну, почти, — Элин ухмыльнулась. — Я за завтраком развела молоко тыквенным соком, выглядит почти как настоящий веритасерум. Правда, сработать может разве что как слабительное, но это мелочи.28 ноября 1994 года
Дамблдор в очередной раз убедился, что не зря доверил ведение дел Рубенсу Грембулю. Поначалу публика восприняла новый Турнир довольно настороженно, и гоблин совершенно здраво рассудил, что мало кто согласится заплатить за билеты достойную цену. Поэтому осенью в продажу поступило лишь небольшое их количество, раскупленное в основном теми, чьи дети учились в школе. Теперь же, когда радиотрансляция дуэли и ее описание в газетах произвели фурор, основная часть билетов продавалась по гораздо более высокой цене. Известие же о том, что количество билетов ограничено (стадион у Хогсмида мог принять всего несколько тысяч зрителей), а часть из них к тому же предназначена для продажи за границей, привело к тому, что все места на все оставшиеся этапы Турнира были выкуплены за несколько дней. И это даже несмотря на то, что суть следующего соревнования держалась пока в строгом секрете — судьи объявили, что в этот раз будет проверено в том числе и умение команд справляться с самыми неожиданными ситуациями. Практически каждый день в «Пророке» появлялись новые статьи о Турнире, даже Скитер была вынуждена на время оставить свои слащавые истории о Мальчике-с-изумрудными-глазами и переключиться на других членов команды Хогвартса. Под ее пером Анджелина превратилась в «отважную амазонку», а Элин — в «милую младшую сестренку Мальчика-который-выжил». Драко повезло больше всех, его описали как «мужественного юношу из благородной семьи, самого завидного жениха десятилетия». — Мой отец время от времени дает Скитер заказы, — пояснил он по секрету. — Так что про меня она будет писать исключительно в восторженном тоне, если только ее никто другой не перекупит. А вот вам стоит быть поосторожнее, чем больше популярность — тем сильнее она хочет вытащить на свет грязное белье. А вот их преподаватель защиты, в отличие от остальной публики, остался совсем не впечатлен действиями подопечных. — Не думайте, что спортивная дуэль и настоящая схватка — это одно и то же, — выговаривал он им на первом после состязания занятии. — Даже слабый темный маг от вас мокрого места не оставил бы. Вы слишком полагались на укрытия, которые в настоящем бою смели бы первым ударом. И, думаю, не надо говорить о том, что авантюра с самопожертвованием закончилась бы намного печальнее, если бы противник использовал что-то более серьезное, чем оглушающие заклинания. Про действия в группе я вообще не говорю, одного занятия, конечно, было слишком мало. Но, надеюсь, вы обратили внимание, как действовали дурмстранговцы в общей схватке — пока один прикрывал щитами, двое других одновременно атаковали заранее выбранную цель, каждый раз создавая локальное преимущество. Но, впрочем, в следующем семестре у нас будет время, чтобы поучиться этому. Сейчас же я хочу поговорить о другом. Грюм обвел внимательным взглядом большую аудиторию, в которой на этот раз собрались не только все ученики школы, но даже кое-кто из дурмстранговцев и шармбатонцев. — Сегодняшняя лекция — общая для всех курсов, потому что она будет посвящена непростительным проклятиям, — произнес он. — Сразу предупреждаю, Министерству не понравится то, что я говорю, оно предпочитает держать вас в неведении. Кое-кто, возможно, после этого занятия захочет написать родителям... Валяйте, не стесняйтесь, мне плевать. Директор Дамблдор считает, и тут я с ним полностью согласен, что вы должны знать о том, с чем можете столкнуться. Он достал из ящика банку с пауками и водрузил ее на стол. — Итак, кто из вас назовет мне первое непростительное заклятие? Может быть, вы, мистер Малфой? — Империус, — сказал Драко. — Заклятие подчинения. — Ну еще бы вы о нем не знали... — усмехнулся Грюм. — Смотрите. Он вытащил из банки паука, увеличил его в несколько раз и произнес: «Империо!» Паук поднялся на задние лапы и принялся отбивать чечетку. Несколько человек засмеялись. — Смешно, да, — кивнул Грюм. — Пока это не происходит с вами самими. Я могу заставить вас танцевать и петь песни, а могу приказать вам отдать все свои деньги, выболтать все свои секреты... даже выпрыгнуть из окна или убить своих друзей, и вы послушаетесь... Очень немногие люди имеют достаточно силы воли, чтобы противостоять этому заклинанию. Сидящая неподалеку Джинни шумно сглотнула и виновато посмотрела на Гарри. — Если Империус наложен новичком, то его жертву легко распознать, — продолжал профессор. — Человек начинает вести себя неестественно, не может думать ни о чем, кроме полученного приказа, и старается выполнить его как можно быстрее, не обращая внимания на препятствия. Но вот заклинание, наложенное опытным темным магом, — это уже совсем другое дело. Такой Империус сродни произведению искусства, он действует несколько дней, а то и недель, и все это время подчиненный выглядит и действует как обычно. Он, разумеется, старается выполнить полученный приказ, но действует не напрямую, а с умом, точно так же, как если бы это было его собственным желанием. Впрочем, в случае с хорошим Империусом так и есть — воля жертвы не подавляется, а замещается приказом. Скажем, если отдать подчиненному приказ незаметно вынести из Министерства секретный документ, он не пойдет за ним как кукла, посреди бела дня, но постарается придумать, как сделать это незаметно... Причем сам он может думать, что не подчинился заклятию, а документы крадет только для того, чтобы посмеяться над тем, кто отдал приказ, или для того, чтобы выведать его дальнейшие планы... Именно это в свое время доставило такие неприятности Министерству магии. Абсолютно все пойманные сторонники Волдеморта первым делом заявляли, что на них был наложен Империус, и кое-кому даже удалось отвертеться от Азкабана. Грюм бросил красноречивый взгляд в сторону слизеринцев. — Второе непростительное заклинание... Да, мистер Лонгботтом? — А м-можно его не п-показывать, — запинаясь, произнес Невилл. — Д-даже на пауках... — Нельзя, — жестко ответил Грюм. — Круцио! Лишь огромным усилием воли Гарри смог заставить себя смотреть на корчащегося в судорогах паука. Хорошо еще, что несчастное членистоногое не умело кричать. — Хватит! — выкрикнула бледная, как мел, Гермиона. — Когда-то Круциатус считался «милосердным способом пыток», — профессор наконец отвел палочку от паука. — Никаких дыб, тисков для пальцев, щипцов для ногтей и прочих варварских устройств, калечащих тело. Просто чистая боль, от которой нет спасения и которая не оставляет жертве ничего, кроме единственного желания прекратить пытку как можно скорее... С этой точки зрения у заклинания всего один недостаток — жертва может слишком быстро сойти с ума, не успев рассказать все, что от нее хотят узнать. От палача требуется немалое умение, чтобы этого избежать... Мистер Лонгботтом, я понимаю, что вам нелегко на это смотреть, но вы должны научиться справляться со своими страхами, если хотите стать таким же сильным, какими были ваши отец и мать... Впрочем, останьтесь после занятия, я с вами поговорю. Ну а сейчас перейдем к третьему непростительному. Мистер Олсен, может быть, вы нам расскажете? — Авада Кедавра, — сглотнув комок, произнес Гарри. — Смертельное проклятие, которое пробивает любые магические щиты. При попадании в живое существо приводит к моментальной смерти. При попадании в предмет либо проходит его насквозь, либо взрывает, в зависимости от плотности. По этой причине все попытки защититься от Авады при помощи рыцарских доспехов оказались безуспешными. — Почти верно, — кивнул Грюм, — вы забыли добавить лишь, что Авада Кедавра от некоторых магических предметов отражается, а не разрушает их,[26] и если кто-то из вас думает, как бы ему заработать орден Мерлина, пусть попробует найти способ, как применить эту магию к человеку. Но пока что от Авады Кедавры нет защиты, и вы, мистер Олсен, единственный, кому удалось ее пережить. Именно поэтому на своих занятиях я заставляю вас двигаться. Стоять на месте и пытаться закрыться, как это делается во время спортивных дуэлей, — это значит умереть при встрече с серьезным противником. К счастью, для всех непростительных заклятий требуется огромная сила и, что не менее важно, определенный душевный настрой. Чтобы подействовал Империус, нужно считать свою жертву абсолютным ничтожеством, недостойным иметь даже тень своей собственной воли... Или, как иногда бывает, оказаться в совершенно безвыходном положении и верить, что стоящая перед вами цель настолько важна, что любые желания жертвы по сравнению с ней не имеют значения. Для Круциатуса требуется по-настоящему пожелать, чтобы жертва испытала боль, ну а для Авады Кедавры — искреннее, незамутненное никакой моралью желание убить. Даже те, кто долго занимается темной магией, не всегда могут этого достичь. Но тем, кому это удается... О, они очень быстро входят во вкус. Помните, что я говорил о влиянии темной магии на тех, кто ее использует? В отношении непростительных проклятий это наиболее заметно. Те, кто начал их использовать, довольно быстро начинают пользоваться только ими. Действительно, к чему какие-то интриги, заговоры, шантаж и угрозы, если нужного человека можно просто подчинить Империусом? Зачем какие-то изощренные пытки, если есть Круциатус? И зачем убивать своих врагов чем-то, кроме Авады Кедавры? В отношении смертельного проклятия, правда, есть пара ограничений, мешающих постоянно использовать ее в бою и в то же время дающих вам небольшой шанс выжить. Может быть, наши гости расскажут нам о них? Грюм показал пальцем на сидящую позади пуффендуйцев Сашу. — Вы, мисс. Вы ведь занимаетесь лично у Каркарова, не так ли? Он рассказывал вам о непростительных? — Авада Кедавра требует много энергии, — ответила Саша. — Даже самые сильные темные маги не способны применить ее более двух — трех раз подряд без перерыва. Ваш Волдеморт, говорят, мог сделать семь, но это, вероятно, предел человеческих возможностей. Поэтому если вы видели, как ваш противник использовал смертельное заклинание несколько раз, значит он, скорее всего, сильно истощен... Конечно, это имеет значение, только если вы сами все еще живы. — Совершенно верно, — кивнул Грюм. — Но у смертельного заклинания есть и еще один недостаток. Смотрите внимательно. Он достал из банки еще одного паука и отлевитировал его к противоположной стене. — Авада Кедавра! Сверкнула зеленая вспышка, и несчастный паук упал замертво. — Итак, какой недостаток смертельного заклинания вы только что видели? — спросил профессор. Гарри ухитрился поднять руку раньше Гермионы. — Оно слишком медленное? — спросил он. — Балл Пуффендую, мистер Олсен, — усмехнулся Грюм. — В отличие от большинства других боевых заклинаний, Авада Кедавра может быть использована только вербально, и ее луч движется очень медленно. На расстоянии пяти — десяти шагов это незаметно, но если заклинание выпущено с большего расстояния, то от него вполне можно увернуться, и именно на этом будут построены наши тренировки. Со следующей недели старшие курсы и продвинутая группа четверокурсников будут учиться уворачиваться от смертельных проклятий... На лицах школьников отразился ужас. Грюм засмеялся. — Что, поверили? Готов поклясться, кое-кто только и ждет, что я начну испытывать на вас непростительные, чтобы они могли с чистой совестью побежать жаловаться своим папочкам на старого сумасшедшего аврора и на Дамблдора заодно... Нет, ребята, такого повода я вам не дам. Я договорился с коллегами из Академии авроров, они одолжат мне винтовки, стреляющие красящими шариками. Магловское изобретение, но весьма полезное. Шарики бьют довольно чувствительно, ну да чем проворнее будете уворачиваться, тем меньше синяков получите. — А что с защитой от других заклинаний? — спросила Элин. — Вы попробуете сопротивляться зелью подчинения, — ответил Грюм. — Оно слабее, чем Империус, и действует всего минуту, но все же даст вам какое-то представление о том, чего ожидать от этого заклинания. Ну а Круциатус... Что ж, тем, кто захочет узнать, на что похоже пыточное заклинание, надо будет записаться на отдельное занятие, оно будет в феврале. На вас наложат заклятие горящей кожи — крайне неприятная штука, по ощущениям похожая на Круциатус, только раз в десять слабее... Я испытал и то, и то, могу сравнивать. Грюм поморщился. — Но это занятие добровольное и только для тех, кому уже есть семнадцать, — недовольно закончил он. — Как будто пожиратели смерти будут спрашивать вас про возраст... ---------- [26] Например, в финале пятой книги Авада Волдеморта отразилась от статуи волшебника. ----------* * *
— Я училась в трех разных школах, — рассказывала им чуть позже Саша, которая в последнее время взяла в привычку ужинать за пуффендуйским столом вместе с ребятами. — И в каждой из них разные подходы к преподаванию защиты. В Соловце рассказывают в основном теорию с упором на вычисления энергетических балансов и разложение вербальной составляющей на элементы. В Ильверморни, наоборот, теорию учат только на факультативах, а основной упор делают на защиту от вредителей и щиты. Атакующие заклинания до восемнадцати лет не преподают, и вообще там с боевой магией очень строго. Якобы из-за безопасности... Ну, а у нас в Дурмстранге самый правильный подход, такой же, как и у вашего профессора Грюма. Там и про опасность темной магии рассказывают, не скрывая, и боевой магии учат с первого курса. Поэтому мы вас в дуэли и сделали, — не удержалась она. — Ничего, ничего, посмотрим, как вы запоете на соревнованиях, придуманных другими директорами, — засмеялась Элин. — А как так получилось, что ты побывала в трех школах? — спросила Гермиона. — Долгая история, — ответила Саша. — И начинается она еще в восемнадцатом веке...История Соловецкой школы
— Первые волшебные поселения и школы в России появились относительно поздно, — начала Саша. — Долгое время в них просто не было необходимости, ведь наши волшебники не преследовались так сильно, как европейские, и спокойно продолжали жить среди маглов. Знания при этом передавались внутри семьи и тщательно оберегались от посторонних, маглорожденные могли получить к ним доступ только принеся присягу одному из древнейших родов, фактически они находились на положении челяди. Впрочем, если волшебник рождался в знатной магловской семье, к нему относились вполне терпимо, он имел все шансы на хороший брак и мог стать почти полноправным членом рода. — А что, разве таких было много? — удивилась Элин. — Если мне не изменяет память, доля дворян в аграрном обществе... — ...редко превышает один — два процента, — закончила за нее Саша. — Кроме исключительных случаев, вроде Речи Посполитой. Все так, но дело в том, что от Византии на Руси была воспринята традиция сотрудничества власти с волшебниками, и сейчас мы достоверно знаем, что примерно треть боярских родов была или чисто волшебной, или происходила от сквибов. Соответственно, и волшебники среди них рождались намного чаще, чем среди простолюдинов. Смешение волшебной и магловской знати зашло настолько далеко, что в конце правления Ивана Грозного некоторые волшебники даже попытались захватить полную власть над страной. Последняя жена Ивана, Мария Нагая, была ведьмой из очень старого рода, ее сын Дмитрий должен был стать первым царем — волшебником, но, на его беду, Иван Грозный умер, когда Дмитрию было всего два года. У Нагих оказалось слишком много противников, в том числе и среди волшебников, не считавших захват престола разумным. Дмитрия отослали в Углич и через несколько лет убили. Тут, правда, вышла заминка. Мария Нагая подозревала, что ее сыну грозит опасность, и приняла меры. Какие именно — история умалчивает, возможно, она создала филактерий, но так или иначе, а Дмитрий после убийства воскрес. Его отправили в Литву с верными людьми, по достижении совершеннолетия он объявил о себе и попытался вернуть трон. Как нарочно, именно в это время Россию поразил вызванный несколькими неурожайными годами голод... — Это тоже волшебники постарались? — спросил Гарри. — Нет, это какой-то вулкан в Перу надымил,[27] — ответила Саша. — А вот то, что царская армия, нанеся Дмитрию первое поражение, через несколько месяцев полностью разложилась и перешла на его сторону — это уже результат колдовства. В общем, Дмитрий венчался на царство, но повел дела не слишком умело и быстро настроил против себя даже бывших союзников. Меньше, чем через год его убили, он снова воскрес, потом еще и еще, но каждая следующая инкарнация была слабее предыдущей, и в конце концов противники нашли способ уничтожить его окончательно. Смута в России закончилась, волшебники с тех пор на престол не претендовали, но и с обычной знатью связей не разрывали. В семнадцатом веке развитие магии, наконец, привело к тому, что волшебники осознали необходимость специального обучения. В стране появились первые школы, правда, поначалу небольшие, на несколько десятков учеников с одним — двумя преподавателями. Только когда Петр Первый побывал в Дурмстранге... — Ты шутишь? — Элин изумленно уставилась на Сашу. — Вовсе нет, — ответила та. — Дурмстранг экстерриториален и еще не успел присоединиться к Статуту в то время, когда Петр отправился в свое Великое посольство. В царской свите были колдуны из Германии, они и пригласили «бомбардира Петра Михайлова» в школу. Петру показали очень немногое, но и этого хватило, чтобы он пришел в восторг и тут же приказал ликвидировать все старые школы и создать одну, но большую «чтобы всякой волшбе да чудодейству обучение бы дать могла не хуже, чем у немцев». Так появилась наша школа в Соловце. Правда, сам же Петр со своим германофильством ей изрядно навредил — аристократы с возможностями, как и их магловские «коллеги», предпочитали отправлять отпрысков за границу, сначала в Дурмстранг, а со второй половины восемнадцатого века — в Шармбатон. Соловецкая же школа вплоть до начала девятнадцатого века оставалась школой для «мелкого люда», и только патриотический подъем во время Наполеоновских войн сделал отечественное образование модным среди аристократов. Вообще, благодаря тесному соседству с маглами волшебники в России были разделены по сословному принципу намного сильнее, чем в других странах. Даже после присоединения при Екатерине Второй к Статуту о секретности происхождение и титулы значили в магической России очень много, и сколько бы поколений волшебников ни было в твоем роду, но если у тебя в предках не было Рюриковичей, Гедиминовичей или Чингизидов, ты оставался никем. Даже к тем, кто зарабатывал наследственное дворянство своей службой, отношение было так себе, как к выскочкам. — Социальное расслоение плюс связь с маглами? Довольно опасная смесь, — заметила Элин. — Зришь в корень! — улыбнулась Саша. — Все потрясения девятнадцатого — двадцатого веков нашли отражение в магическом мире России. Попытка переворота в 1825, николаевская реакция, александровские реформы и «заморозки» после убийства царя-реформатора... Все происходящее в стране так или иначе затрагивало и волшебный мир, и отречение Николая Второго стало той искрой, что взорвала эту пороховую бочку. Магическая аристократия встала на сторону белых и после их проигрыша была вынуждена эмигрировать. Масса «простых» волшебников поддерживала большевиков, но после победы моментально раскололась на несколько непримиримых лагерей. Одни хотели продолжать мировую революцию, другие — построить идеальное общество в отдельно взятой стране, кто-то желал полного объединения с маглами, а кто-то, наоборот, хотел их подчинить... Чего они все не учли, так это того, что у новой власти было свое мнение насчет того, кто кому должен подчиняться. Сталин очень умело сталкивал противников друг с другом: сперва сторонники «социализма в отдельно взятой стране» уничтожили «троцкистов», затем те, кто хотел добиться объединения с маглами, уничтожили «изоляционистов», потом начались чистки среди оставшихся... Всего через двадцать лет после Революции волшебный мир в СССР практически перестал существовать. На свободе остались лишь те, кто служил в специальных антимагических подразделениях НКВД, занимался разработкой средств обнаружения волшебников или следил за заповедниками. Остальные либо бежали из страны, либо были осуждены по статье 58.19 «Нарушение законов природы с контрреволюционными целями в особо крупном размере». Правда, после тридцать восьмого года режим несколько смягчился. Во-первых, нужно было искать противодействие набравшему силу Гриндевальду, а во-вторых, подрастало новое поколение маглорожденных, с которым надо было что-то делать. В тридцать девятом прошла частичная амнистия, в Соловце было создано специальное конструкторское бюро, «магическая шарашка», где начали в спешном порядке разрабатывать средства магической защиты. Они, правда, не пригодились — опасаясь ответной реакции, Гриндевальд так и не решился помогать нацистам напрямую.[28] Зато именно в Соловце сумели локализовать и просчитать выброс некромагии после того, как Гриндевальд воскресил погибшего Гитлера[29] в виде нахцерера... — В виде кого? — удивилась Гермиона. — Нахцерера, — повторила Саша. — Это такой оживший мертвец, они сейчас редко встречаются. Гитлер был маглом, поэтому лич из него не получился бы, а зомби слишком тупы и быстро разлагаются, вот Гриндевальд и нашел экзотику. — Я читала об этом, — кивнула Элин. — Этот случай послужил для МКМ формальным поводом для объявления Гриндевальда вне закона. До того он перебил массу народу, но все его действия считались обычными преступлениями и внутренним делом тех стран, где они совершались. А вот то, что он оживил магловского диктатора, посчитали нарушением Статута и разрешили другим волшебным странам действовать против него в открытую. Меньше, чем через год его победили... Хотя к тому моменту маглы уже и сами почти добили нацистов, волшебникам осталось лишь помочь им нанести последний удар. Хотя я до сих пор не понимаю, почему после всего того, что совершил Гриндевальд, его не приговорили к смерти. — А вы не знали? — удивилась Саша. — На этом настоял Дамблдор. Каркаров рассказывал нам эту историю, но сейчас уже поздно. Давайте в следующий раз? — Давай, — кивнула Элин. — И ты, кстати, так и не рассказала, почему ты училась в трех разных школах. — Но если я расскажу все сразу, это будет не так интересно, — подмигнула ей Саша. ---------- [27] Извержение вулкана Уайнапутина в Перу 19 февраля 1600 года — сильнейшее извержение вулкана за всю историю Южной Америки с момента ее заселения человеком. Предполагается, что это извержение вызвало глобальное похолодание, приведшее в т.ч. к голоду 1601 — 1603 годов. [28] То же самое во время Второй мировой войны произошло с химическим оружием, которое ни одна из сторон, опасаясь ответного удара, так и не решилась массово применить. [29] Имеется в виду неудачное (в реальности) покушение немецких генералов на Гитлера 20 июля 1944 года. ----------* * *
В тот же день за час до отбоя Гермиона вихрем влетела в пуффендуйскую гостиную и, ухватив друзей за руки, потащила их за собой. — Быстрее! Вы должны это увидеть! — повторяла она в ответ на все расспросы. — Кухня? Ты что, такая голодная? — удивился Гарри, увидев, куда привела их подруга. — Не говори ерунду, сейчас ты сам все увидишь. Я пришла сюда как обычно, для проведения митинга... — На который никто не пришел? — засмеялась Элин. — На который пришел один свободный эльф! — торжествующе провозгласила Гермиона, затаскивая друзей в кухню. — Добби? — Гарри замер, раскрыв рот. Он совсем позабыл про освобожденного им два года назад домовика. — Сэр Гарри Олсен помнит Добби?! — завопил эльф на всю кухню. — Добби счастлив, сэр! Добби так хотел увидеть сэра Гарри, и сэр Гарри к нему пришел! Время и свобода явно пошли домовику на пользу. Он был не таким худым, каким его помнил Гарри, и определенно более ухоженным. Как и все остальные эльфы на кухне, он носил белоснежную наволочку с гербом Хогвартса, но заправлял ее в широченные трусы в горошек, которые на крошечном тельце смотрелись скорее как очень широкие штаны. На ноги он натянул разномастные носки, а голову украсил куклой-грелкой для чайника, к которой были приколоты несколько значков, в одном из которых Гарри с ужасом опознал значок Г.А.В.Н.Э. — Итак, господин секретарь и госпожа казначей, — в голосе Гермионы сквозило нескрываемое ехидство, — позвольте представить вам первого эльфа, вступившего в мою... ах, простите, теперь уже нашу ассоциацию. Кстати, с вас по два сикля вступительных взносов. Гарри и Элин обреченно переглянулись и достали кошельки. К их немалому удивлению, Добби тоже достал из кармана две монетки и протянул их Гермионе. — Добби, ты не должен... — попыталась возразить та. — Нет! — неожиданно твердо возразила Элин. — У рабов денег нет, и с них мы ничего брать не будем, но Добби — не раб. Он полноценный член общества, и если мы хотим добиться равноправия эльфов, то сперва сами должны научиться относиться к ним как к равным. Это ведь не твои последние деньги, правда? — О, нет, нет, — замотал ушами домовик. — Добби получает один галлеон в неделю. Добби хочет быть равноправным. Гарри, воспринимавший все происходящее как очередной закидон Гермионы, удивленно смотрел, как деловая Элин уселась на заботливо подставленный одним из эльфов стул и достала из кармана свой извечный блокнот. — 28.11.94. Приход — 8 сиклей... Гермиона, а ты что смотришь, думаешь, если ты основательница, так тебе платить не надо? Давай, раскошеливайся. Значки ты сама сделала? Отлично, значит, пока расход ноль. Кстати, их надо будет переделать, потому что мы изменим название ассоциации. Никто не захочет быть членом ГАВНЭ. Мы будем называться... Как насчет Фронта Отмены Рабского Труда? — ФОРТ звучит гораздо лучше, — Гарри с трудом сдерживал смех, но Элин была предельно серьезна. — На значках изобразим разбитые оковы... Хм... Надо будет написать маме, чтобы взяла из библиотеки что-нибудь про аболиционистские движения прошлого века, там наверняка найдется подходящая символика, я на каникулах посмотрю... Ты, кстати, записывай, Гарри, или ты думаешь отсидеться в стороне? Гермиона, какая у тебя программа действий? — Я же говорила, напечатать листовки и брошюры, — ответила та. — И убеждать других вступать в нашу Ассоциацию... то есть, во Фронт. Кстати, я учла твое замечание, думаю, первые листовки мы должны адресовать самим домовикам. Я уже говорила с директором, он сказал, что освободит любого эльфа, который этого захочет. Думаю, нам удастся убедить хотя бы некоторых, и когда люди их увидят, они поймут, что не все эльфы довольны своим положением... — Листовки, значит... — Элин встала на стул и откашлялась. — Уважаемые домовики Хогвартса! Сотня ушастых голов повернулась в ее сторону. — Скажите, пожалуйста, кто из вас умеет читать? Поднялось всего три или четыре руки, включая руку Добби. — А кто из вас бывал за пределами Хогвартса или Хогсмида? Те же самые эльфы снова подняли руки. — Да, это я не учла, — нахмурилась Гермиона. — Значит, сначала мы научим домовиков читать, а потом... — Мы не просто научим их читать, — усмехнулась Элин. — Мы дадим им не пропагандистские листовки, а детские книжки... Ну знаешь, все эти иллюстрированные энциклопедии для самых маленьких, рассказы о других странах и путешествиях... И если нам повезет, то рано или поздно найдутся те, кто захочет посмотреть на мир за пределами этой кухни!* * *
— Выношу на голосование законопроект номер 94-135, «О временных мерах по совершенствованию системы сбора налогов и пошлин». Кто за, прошу поднять руки. Считать голоса Фадж даже не пытался. После всех тех речей, в которых его проект в лучших парламентских традициях смешивали с грязью, результат был заранее известен. Не помогла и помощь Дамблдора, даже самые преданные его сторонники в этот раз либо отмалчивались, либо открыто возражали своему лидеру. Те, кто был обязан своей карьерой лично Фаджу, возражать не решались, но и в поддержку проекта выступать тоже не спешили, предпочитая или мямлить что-то невнятное, или вовсе не прийти на заседание. «За», как ни странно, высказались только две влиятельные фигуры, причем именно те, чье положение не зависело ни от Фаджа, ни от Дамблдора. Но если с Амелией Боунс все было заранее ясно (она всегда выступала за централизацию власти и ужесточение законов), то позиция Крауча стала для Фаджа настоящим сюрпризом. Всего несколько месяцев назад тот был категорически против, но вскоре после финала Чемпионата мира по квиддичу почему-то резко изменил свое мнение, и это не могло не настораживать. Неужели он решил вспомнить былое и затеял какую-то свою игру? — Кто против? Кто воздержался? — голос Дамблдора оставался бесстрастным. — Благодарю вас, коллеги. За — одиннадцать, против — сто тридцать два, воздержалось — восемнадцать, не голосовало — тридцать девять. Законопроект отклонен. Следующий вопрос — изменения в устав Геральдической палаты, позволяющие вводить в ее состав призраков. Лорд Марчбэнкс, вам слово. Старичок, которого, судя по виду, от перехода в призрачное состояние отделяла всего пара вздохов, с трудом поднялся на трибуну и затянул длинную речь о том, что смерть — не повод для того, чтобы увольнять заслуженных работников с многовековым опытом. Его уже никто не слушал, большая часть присутствующих явилась на заседание ради одного-единственного законопроекта, и теперь, добросовестно его утопив, спешила переместиться в более уютное место. Фадж тоже покинул зал заседаний, но направился не в буфет, как остальные, а в свой кабинет, решив, что напиваться на публике ему все же не по чину. Но и напиться в одиночестве ему тоже не удалось. Едва он успел осушить стакан и потянуться за добавкой, как дверь кабинета распахнулась. — Я же сказал, меня ни для кого... А, это ты, — он кивнул Хамфри и плеснул щедрую порцию виски во второй стакан. — Присоединяйся! Я тут как раз справляю поминки по тридцать первому министру магии Корнелиусу Фаджу, светлая ему память... — С чего вдруг? — удивился Хамфри. — До следующих выборов еще четыре года, все сто раз успеет поменяться. Ну потерпел ты неудачу, и что? — После таких неудач не поднимаются, — вздохнул Фадж. — Ты же видел, как они на меня смотрели. Все, абсолютно все, даже самые верные, те, кто обязан своим положением только мне... — Ты пытался залезть в их кошельки, — пожал плечами Хамфри. — Неудивительно, что эта идея им не понравилась... И если на то пошло, на Дамблдора в этот раз смотрели ничуть не лучше. — К чертям в пекло Дамблдора! — министр быстро хмелел. — Нихрена он, оказывается, не стоит. Надо было слушать Малфоя, когда тот предлагал помощь, было бы больше толку. — Отказаться от самого вкусного куска в пользу кучки аристократов? Ну-ну, — хмыкнул Хамфри. — Тогда бы ты и денег не получил, и людей против себя настроил. — Да плевать! — Фадж икнул. — Сначала собрать со всякой шушеры, потом постепенно подобраться к самым жирным бара... ик! баранам... баронам... Ты замечал, как похожи баран и барон? — он хихикнул. — А этот великий волшебник... ик! Хотел все и сразу... или все сразу, или никого... ик! И получилось никого... И я теперь никто... Мне не забу... Он широко зевнул и повалился лицом на стол, выронив недопитый стакан. Хамфри, выпустив из рукава палочку, осторожно поднял тело Фаджа, переложил его на кожаную кушетку и ослабил галстук. Вернувшись к столу, он залпом допил свой виски и вышел из кабинета. — Министру нездоровится, он прилег отдохнуть, — сказал он секретарю. — Позаботьтесь, чтобы пару часов его никто не беспокоил. Секретарь закивал, всем своим видом демонстрируя готовность умереть на этом самом месте, не пропуская в кабинет никого постороннего, и Хамфри, мысленно вздохнув, направился к себе. Полчаса назад он шел к министру, чтобы обсудить странное поведение Крауча, неожиданную слабость Дамблдора и слухи о его неудачных переговорах с нейтралами из аристократов, намекнуть на предполагаемое вмешательство в политику со стороны гоблинов и подумать над тем, как отвлечь общество от неудачной реформы. Ничего из этого сделано не было, и впервые за все время своей карьеры Хамфри задумался над тем, нужен ли ему школьный друг на посту министра, или, быть может, стоит подумать над новой кандидатурой. Проблема была лишь в том, что кандидат на должность должен был обладать двумя противоположными качествами. Он должен быть достаточно жестким, чтобы не поддаваться чужому влиянию, но в то же время — прислушиваться к мнению самого Хамфри. Фадж был в этом отношении практически идеален, и Хамфри, подумав, решил дать ему еще один шанс.