[*цзинши — если по переводу, то «тихая комната», если по смыслу, личные апартаменты.]
Слова буквально вылетают из его рта. Утро только-только вступает в свои права, а от словесного потока мальчишки у Цзян Чэна уже разболелась голова, пока он пытался схватиться за нить повествования. Цзинь Лин никогда не был ранней пташкой в отличие от своего дяди. И упомянутый дядя с замиранием сердца отмечает, что не видел мальчишку настолько взволнованным с того дня, как ему подарили Фею. Так вот куда дует ветер. Он должен был это предвидеть; в конце концов, это Цзян Чэн растил племянника с самых пелёнок. Внезапный интерес к гуциню, постоянное ектенье «Сычжуй то, сё…», смущённое покраснение и заикание всякий раз при упоминании ордена ГуСу Лань, последующий возмущённый крик и резкая смена темы — любимая сбивающая с толку тактика Цзинь Лина. Действительно, глупо было не разглядеть этого раньше, но он всегда мастерски отрицал очевидное. Цзян Чэн далеко не дурак, однако, замечая тоскливые взгляды и волнение, сопровождающие их очередной дипломатический визит в Облачные Глубины, он упорно продолжал игнорировать зудящие мысли в глубине своего разума, что сулили лишь новые проблемы. Ох, ладно. Ущерб уже нанесён. Цзян Чэн скрещивает руки в смутно угрожающей позе, которую Цзинь Лин видел достаточно много раз, чтобы она могла серьёзно его запугать. — А почему мы должны посещать? Ты уверен в необходимости тянуть меня за собой в другой орден? Цзинь Лин нервно ёрзает. — Но будет неловко, если я приду один, — раздражённо отвечает он. Желание закатить глаза трудно игнорировать, но Цзян Чэн совершает этот поистине доблестный поступок. Опуская руки, он снова вздыхает. — Прекрасно. Последующий всплеск восторга Цзинь Лина почти заставляет его пожалеть о своём решении. Он слишком балует этого мальчишку.۞۞۞
Путешествие в Облачные Глубины короткое и безмолвное. Вопреки раннему возбуждённому лепетанию, Цзинь Лин, кажется, прочувствовал все грани плохого настроения своего дяди и мудро держал рот на замке. Цзян Чэн был благодарен ему за тишину. Таким образом у него есть время собраться с мыслями, прежде чем он вернётся в те места. Прежде чем он снова встретится с ним. Отношения лидера ордена Юньмэн Цзян с его сводным братом… сложные, мягко говоря. Вслед сногсшибательному откровению о том, что золотое ядро Цзян Чэна никогда не принадлежало ему, они оба пытались наладить общение. Конечно, семимильными шагами, однако тринадцать лет — довольно долгий срок для ненависти, от которой теперь он просто-напросто не знает, как избавиться, но хуже — жить с её отсутствием. Долгое время после разгрома на горе Луаньцзан эта ненависть — единственное, что поддерживало его. Он лишился своей семьи и оказался обременён маленьким племянником, с которым не имел понятия, что делать, и всё это в дополнение к обязанностям Лидера Ордена. Восстановление Пристани Лотоса было делом многих лет, и ему приходилось сдерживать слёзы всякий раз, когда он смотрел на сгоревшее сердце дома, хранившее его детство. Понадобились годы, чтобы перестать видеть А-Цзе в лице Цзинь Лина, перестать думать, что это её улыбка, когда смех касался губ племянника, годы в поисках ящика, достаточно большого, чтобы вместить всю его боль, схоронив на самом дне, где никто не смог бы её отыскать. Иногда силы полностью покидали его тело, и он буквально не мог подняться со своей кровати — ничего, даже требовательный плач Цзинь Лина и ворох ответственности, не могли заставить его повернуться к миру лицом. Но потом он думал о Вэй Усяне. О сводном брате, который повернулся спиной к семье Цзян Чэна и уничтожил всё, что он когда-либо любил. Тогда он решил, что должен исправить то, что он разрушил. Тогда ненависть снова кипела в венах, и Цзян Чэн прижимал её к себе, баюкал, словно бы укачивая Цзинь Лина в муках собственных кошмаров, потому что это было единственное, что не гноилось. И он мог двигаться дальше. Теперь же он сомневался. Теперь всё, что он имеет в итоге, — сросшаяся с костями тоска, что вырвалась из надёжного ящика, стоило Вэй Усяню вернуться в его жизнь. Сюрприз, мудила, потому что прошло тринадцать лет, и он только сейчас заметил, что время совсем не притупило боль. Цзян Чэн вытягивает себя из болота своих мыслей. В его жизни нет места жалости к себе. Он выше этого, должен быть выше. В подсознании прозвучал голос А-Нян*: Вытащи свою голову из задницы, мальчишка. Теперь ты Глава Ордена, так веди себя соответственно! Улыбка едва успевает тронуть его губы, как он одёргивает себя. В конце концов, у него есть образ, который нужно поддерживать.[*а-нян — «мать», однако используется больше как имя или прозвище в нежном контексте.]
Вскоре они прибывают в Облачные Глубины. Печально известная Стена Послушания испещрена ещё большим количеством правил, чем он помнит из своего детства. Ходят слухи, что цифра давно перевалила за четыре тысячи. Хорошо, что он всего лишь гость и в действительности не живёт здесь — рамки гвоздями приколотятся к крышке его гроба. Цзинь Лина постигнет та же участь. На периферии сознания возникает вопрос: а не отправить ли племянника учиться под бдительным оком Лань Цижэня на несколько месяцев? Даже боги знают, что мальчишке нужна дисциплина, да и он был бы рад ежедневной возможности видеть Лань Сычжуя. Мысли резко исчезают из его головы, когда две фигуры появляются у входа в искусное сооружение. Тот, что невысок и облачён во всё чёрное, довольно ретиво спускается с лестницы, перепрыгивая через ступеньку прямиком в сторону Цзян Чэна и оставляя своего высокого партнёра плестись в более размеренном темпе позади. Конечно, сейчас Вэй Усянь выглядит по-другому в теле опального когда-то ученика великого ордена заклинателей, однако его нахальная улыбка остаётся неизменной. Ослепительной, как всегда. И она становится только шире, когда взгляд Вэй Усяня падает на Цзинь Лина. — Племянник! — кричит он и с объятиями бросается в его сторону, отчего перепугавшийся не на шутку Цзинь Лин прячется за другим своим дядей, который сопротивляется желанию что-нибудь (возможно, кого-нибудь) ударить. К этому времени их достигает Лань Ванцзи. Ни один мускул не дрогнет на его невозмутимом лице, когда он опускает руку на плечо своего мужа. — Вэй Ин, крики в Облачных Глубинах запрещены. — Правильно, — угрюмо соглашается Цзинь Лин. Он не любит прикосновений — и в этом он схож с Цзян Чэном. — И не называй меня так. Видимо, вот-вот разразится спор, чему Цзян Чэн непременно был бы рад — злости всегда сопутствовало душевное равновесие, — участвуй непосредственно он сам. — Ладно, — перебивает он. — Просто сделай то, зачем мы здесь, и найди Лань Сычжуя. К счастью, Цзинь Лин затыкается и слушается своего дядю, а это означает, что Цзян Чэн остаётся наедине с Вэй Ином и его невозмутимым мужем. Потрясающе. Вот чего он так боялся всю дорогу сюда. Напряжение в воздухе едва ли не искрит, и ситуация настолько неловкая, что Цзян Чэн хочет убежать и спрятаться. Но, конечно же, он никогда и никому не покажет этого, поэтому мужчина использует свой самый морозный тон и приподнимает бровь. — Рад снова тебя видеть, — произносит он. Улыбка Вэй Усяня мгновенно тускнеет после холодного приветствия, и Лань Ванцзи приобнимает его. Это защитный жест, хотя выражение его лица не меняется; сообщение громкое и чёткое. Если ты сделаешь ему больно, я вырву твои внутренности и скормлю их тебе. Ладно, возможно, он немного утрирует. Скорее это выглядит как — просто не стоит этого делать. Ханьгуан-цзюнь немногословный человек, поэтому сомнительно, что он изменит своим принципам ради Цзян Чэна. Ухмылка возвращается с удвоенной силой. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Вэй Усянь в надежде разрядить напряжённую атмосферу. Затем он понимает, как это прозвучало, и поспешно добавляет. — Я имею в виду, с чего вдруг неожиданный визит? Состоится какая-то дипломатическая встреча между орденами, о которой мне не сказали? — На самом деле нет. Цзинь Лин сказал мне, что сегодня день рождения Лань Сычжуя, поэтому он хочет передать свои поздравления лично. Слова жёсткие и формальные, такие, от которых щемит в груди Цзян Чэна, когда в воспоминаниях мелькают картинки, где он и его брат-не-по-родству-но-по-духу были едины во всём, и лишь одного взгляда хватало для длинных пустяковых бесед ни о чём. Однако с тех пор произошло слишком много событий, и не только он замечает это. Разговоры приторно-вежливые, очевидно неестественные, парочка слов о детях и о том, как протекают дела в их орденах. Глава ордена ГуСу Лань, Лань Сичэнь, всё ещё находился в уединении после хаоса с Цзинь Гуанъяо, в то время как Лань Ванцзи и Лань Цижэнь взяли бразды правления на себя до его возвращения. Честно говоря, Цзян Чэн не может винить парня, даже немного завидует. За последние тринадцать лет бесспорно случались моменты, когда он хотел поступить точно так же, однако у него не было той защитной опоры, которую, очевидно, повезло иметь Лань Сичэню. Отсутствие семьи и младенец на руках ставили его в невыгодное положение, но он бы в любом случае не променял Цзинь Лина на все сокровища мира. Несмотря на то, каким раздражающим порою бывает мальчишка. — … с тобой всё в порядке? — спрашивает Вэй Усянь, возвращая Цзян Чэна, отвлёкшегося в какой-то момент и потерявшего нить повествования, в состояние "здесь и сейчас". — Прошу прощения? Вэй Усянь излишне театрально вздыхает, словно повторное озвучивание предложения для глупого младшего брата — великое испытание, которое требует непомерных сил для преодоления. — Я сказал, Ханьгуан-цзюнь и я идём в деревеньку Цайи прикупить кое-чего. С нами или нет? — В зависимости от того, что вы собираетесь покупать? Многозначительное поигрывание бровями, за которым следует ухмылка. — Всякую всячину. — Мгм, — соглашается Лань Ванцзи. Цзян Чэн знает, что скрывается за этим взглядом, поэтому черти его дери, если он согласится ввязаться в это дерьмо. К тому же ему никогда не нравилась роль третьего лишнего. Он просто останется здесь, где тихо и потому хорошо, и мирская суета не потревожит его одиночество. О чём он незамедлительно сообщает счастливой парочке (но, конечно же, только первую часть, иначе, он никогда не сможет прожить долгую и тем более счастливую жизнь, если Вэй Усянь узнает, что он не слишком доволен своим статусом холостяка). Второй Нефрит ГуСу роняет ещё одно «мгм», прежде чем утянуть своего мужа в известном лишь им направлении, в то время как Вэй Усянь поспешно прощается, в следующую секунду скрываясь за углом и исчезая из виду. Цзян Чэн позволяет себе быструю улыбку, перед тем как вернуть лицу исконно хмурое выражение. Ему удалось провести целую беседу, не взорвавшись и не причинив при этом никому вреда. По его мнению, это уже можно считать победой. Он поворачивается ко входу в Облачные Глубины. За общим спальным кампусом учеников есть тихий уголок ещё с его студенческой поры, где выцарапано его имя. Может быть, он даже позволит себе вздремнуть в ближайшем будущем. Слишком много утекло воды с тех пор, когда он по-настоящему мог расслабиться. В тот же момент сводчатые двери распахиваются, и маленькая фигура, одетая в белоснежные одежды, вылетает наружу. — ЛАНЬ ЦЗИНЪИ!!!