После ухода

Джерард жутко боялся, надо было держаться спокойно. Наконец, набравшись смелости, Джерард поздоровался: - Фрэнк, привет! - Уэй сказал это очень тихо, будто желая быть неуслышанным. - Входите! Я же уже Вам разрешил войти! - раздраженно ответил Айеро, читая какую-то брошюру. - Фрэнк, это я, Джерард... Можно было ясно слышать волнение в голосе Уэя. - О, Джерард! Прости, я думал, ты опять какой-нибудь тощий старик в трусах, который пришел рассказать мне о вреде музыки, которую я слушаю, - Фрэнк здорово начал диалог. - И такие есть? - Да, знаешь, многие ко мне заходят... Параноики! Хорошо, что не узнают. - Действительно... Разговор шел не особо удачно, но это намного лучше, чем долгое молчание, которое наступило после фразы Джи. - Как ты поживаешь? - Фрэнк решил сгладить неловкий момент. - Все не так уж плохо! Конечно, это не сравнить с жизнью рок-звезды, но карьера художника - тоже весьма неплохо.Я вижу, у тебя весьма насыщенная жизнь! - Уэй оценил взглядом сломанную руку Айеро. - Как видишь... - Фрэнк опустил глаза. Они с Уэем нормально общаются, почти не волнуясь и не стесняясь. Ну, ему так кажется, по крайней мере. Здорово! - Как ты? - Джерард продолжил их разговор о самочувствии. - Я довольно хорошо. Джеймса уже выписали, а я тут лежу и выслушиваю рассказы стариков об "ужасном новом поколении". Однако, я очень легко отделался, согласись. Не знаю, что будет дальше с моей жизнью, с группой. Ну что ты стоишь, как дуб? - Фрэнк переминался с одной мысли на другую, а потом вспомнил, что Джи так и стоит в дверях. - Ты, посмотрю, общался с Джа? - Как видишь, да, - Фрэнк был готов говорить на любую тему, кроме их ссоры с Джи. Конечно, в сознании Фрэнка начали проявляться ее подробности, но он хотел рассказать о ней Уэю только тогда, когда он сам спросит. Айеро надеялся, что этого не случится. - А что сейчас ты рисуешь? - Ничего особенного, просто каракули для Бэндит. Она любит всякие странные вещи. - Я помню, как она чуть не заплакала из-за маски Гоула, я ведь хотел ей ее подарить и сыграть какую-нибудь песенку на ее гитаре, а она начала тыкать в меня фломастерами, говоря странные вещи, - Фрэнк улыбнулся Джи. Парни разговаривали около 30 минут о том, что произошло с ними за эти 2 года. - Ты помнишь? - вдруг Джерард ни с того, ни с сего задал вопрос Фрэнку, но через секунду уже пожалел об этом. "Твою мать! Зачем он задал этот вопрос? Как я не хочу говорить ему гадости о его поведении в прошлом! И как он пару раз набухался, хоть и миллион раз обещал с этим завязать, клялся всем, чем мог, а потом начал высказывать мне свое мнение по поводу того, какой у меня характер, как я живу, как приставал ко мне, а на утро ничего не помнил. А потом я выкручивался, хранил его тайну. Все. Это было и в 2008, и в 2010. Не надо об этом вспоминать!" - Про что? - Фрэнк надеялся, что Джи свернет тему в другое русло. - Ну... - Джерард начал придумывать другие темы. Он совершенно не хотел начинать разговор об их ссорах. Ничего более умного ему в голову не пришло, он сам не ожидал, что вымолвит такое, - первый поцелуй. Наш. Фрэнк жутко удивился, он почувствовал себя неловко, но ,однако с его плечей будто груз свалился! Он же так не хотел затрагивать их больную тему, да и Джерард, думаю, тоже. - Ты серьезно? Ну, это было так давно... - начал Фрэнк, - но я помню песню. Это You Know What Thay Do to Guys Like Us In Prison. Не знаю почему, но я ее помню до сих пор. - Я тоже, Фрэнки... Парни замолкли. - У тебя это было впервые? – спросил Фрэнк. – Поцелуй с парнем? – Да, с парнями. – Нет. В лет 19 я целовался с одним парнем. Мы долго дружили, ты его, наверно не знаешь, он был очень странным, учился со мной, Майки и Рэем в одной школе, а после нее общение как-то заладилось, мы хотели начать встречаться, – начал Джерард. - Он назначил мне встречу в каком-то баре как другу. Мы долго сидели, пили, что-то курили, а потом пошли к нему домой… Там все и произошло. Знаешь, мне понравилось. Он рассказал мне о том, что он гей, о своей жизни, она нелегка, ведь тот, кого ты любишь мало того может не ответить тебе взаимностью, так еще и послать и насмехаться. Но зато когда того единственного человека, который примет тебя таким, какай ты есть, действительно полюбит, кажется, с ним ты будешь до конца своей жизни - парни понимают парней, не устраивают истерик без повода, не кинет тебя ради кого-то побогаче, симпатичнее. У него были такие мягкие губы, что странно, такой жесткий хват… – У вас еще что-то было, кроме поцелуя? – вмешался Фрэнк. – Нет. А зря… – Почему ты раньше не рассказывал? – в голосе Фрэнка слышался укор. – Да ты и не спрашивал. В любом случае, это не такая большая тайна, о которой нужно молчать. Можешь хоть сейчас выбежать в коридор и орать: "Джерард Уэй целовался с парнем до меня!" – сказал Джерард весьма громко и раздраженно. – Чего ты завелся? Это был нормальный вопрос! – Фрэнк спросил в недоумении. Уэй очень странный. – Прости, Фрэнки. Я сам не знаю. А у тебя что-то было до меня? – Нет, ты мой первый и последний, думаю. – Почему последний? – Знаешь, я так привык к тебе. Я тебя не стесняюсь, но ты мой друг и ничего больше. Да и поцелуи с парнями почти нисколько не отличаются от поцелуя с девушкой. Джерард смутился. Он оглянулся вокруг и замялся. Фрэнк заметил смущение Уэя. То, что он сделает сейчас, он не мог объяснить. Будто кто-то руководил им. Айеро не осознавал того, что делает. Он подошел к Уэю и обхватил его голову, медленно приблизившись к его лицу и едва коснувшись его губ своим языком, что-то прошептал и засосал губы Джи. Поцелуй длился несколько секунд, но за это время Фрэнк понял, что ему так не хватало поцелуев Джерарда, что их дружба была чем-то невероятным, таким добрым и прекрасным моментом его жизни. Ему хотелось все вернуть. У них с Уэем никогда не было романтических отношений в открытую, но они оба знали, что чувствуют что-то большее друг к другу, чем любовь. Это было так трудно объяснить... Но в последние 5 лет почти ничего от их чувств не осталось. Если бы они нашли с себе смелость сказать о том, что их поцелуи, держания за руки, улыбки, ночные разговоры по телефону были не просто дружескими знаками любви. Хотя, если никто из них не нашел в себе силы признать это влечение быть вместе, значит, не так уж сильно они этого хотели. Вдруг Джерард неожиданно прервал поцелуй, оттолкнув Айеро от себя. Он вытер рот тыльной стороной руки и косо посмотрел на Фрэнка: - Ты с ума сошел? Блять! Я не люблю тебя и не любил никогда, чертова сопля! Что ты ко мне лезешь? У меня есть жена, дочь. У тебя тоже. Ведешь себя, как пятилетняя девочка, целующая своих друзей! Нихрена ты не изменился и не изменишься никогда. Вечно ты лезешь со своими поцелуями. Заебал! Нахера я вообще сюда приперся из Лос-Анджелеса? Думал, мы будем друзьями . Как раньше, друзьями, понимаешь? Да пошел ты нахрен! Уэй вышел из палаты, хлопнув дверью. По лицу Фрэнка потекли слезы. С каждой минутой он краснел все больше и больше, он начал всхлипывать. Джерард настолько сильно тронул его душу, что парень был готов утопиться, застрелиться и выпрыгнуть из окна, лишь бы забыть слова его лучшего, самого понимающего друга, как ему казалось, в его жизни. Что с ним случилось? Фрэнк вытер слезы. Теперь его переполняла ненависть. Сколько горя Джерард доставил ему за все время их дружбы? Как он подкалывал его, думая, что так выглядит более крутым в глазах их общих друзей, как говорил гадости о его мягком характере, как толкнул его на концерте в 2007 до свадьбы с Лин, тело и душа Фрэнка так сильно болели после этого случая, сердце рвалось на части. Но он нашел в себе силы простить Джерарда. Он клялся ему, что это было в ервый и в последний раз, что он был сам не свой из-за волнения. Фрэнк верил ему, а что получил взамен? Предательство. Он больше никогда не поверит ни единому слову Уэя. Он прощал ему много грехов, много своих слез. Больше терпеть Фрэнк не мог. Он начал бить подушку, представляя, что это Уэй: - Кто ебаный наркоман? Алкаш? Я! Джерард гребаный Уэй! Кто двуличная сука, которая предает всех, кроме своей любимой Линдси? Джерард гребаный Уэй! Чтоб ты горел в аду, чертов неудачник! Лучше бы ты остался жирным агрессивным художником-лузером! Гребаный Уэй! Наговорив еще кучу гадостей подушке, Фрэнк лег на кушетку и стал засыпать. Даже после этих слов подушке он чувствовал себя, будто обидел кого-то очень сильно, довел до слез. Фрэнки было стыдно говорить такие вещи даже подушке, не то, что живому человеку. Его сердце было так по-детски наивно, добро.