Хроники теней. Хроника XII. Невозможное возможно

Мои дни дома были похожи друг на друга. Они сливались в один, начисто лишая меня возможности оценивать время. Что там дни, недели пролетали незамеченными. И все эти дни я только и делал, что ждал, когда вернется Кагэко. И всякий раз я, безумно счастливый от краткого ее визита забывал обо всех своих мрачных думах, а потом еще больше погружался в пучину отчаяния. А когда депрессия немного рассеивалась, в становящихся все длиннее перерывах между свиданиями с моей возлюбленной тенью, я все отчетливее понимал, что ничего не изменится, по крайней мере, в вожделенную мною сторону. Как бы там ни было, времени подумать у меня было больше чем достаточно. И все отчетливее я понимал, что-то, что я чувствую, когда Кагэко не со мной, это что она остается где-то рядом, словно бы везде. И еще, что она меня упорно избегает. И не только у меня дни сменяли друг друга, как и последние недели, после того цунами. Меня это будто и не тревожило, словно весь мир теперь был где-то там, отдельно от меня. Но нет-нет, да и останавливались мои блуждающие мысли на творчестве моей группы. Все мы понимали всегда, что Соно ее стержень и ее двигатель, но все же он и мы, я и Анзи, Ю и Аямэ, тоже ее часть. Однажды, уже ближе к зиме я понял, что происходит, когда уже был на теневом пути к репетиционной студии. Ни с того ни с сего, даже не думая об этом, просто взял и отправился туда. Я даже пуговицы на рубашке не застегнул до конца, куртка у меня висела на локте, а один кроссовок был под мышкой. Другой же я только-только надевал. Я вообще собирался сходить в круглосуточный магазин. Я ведь перед столь неожиданным для меня походом в студию, даже не посмотрел, сколько времени. Я уже к тому времени давно заблудился в этом. Я спал, когда падал без сил, а когда уставал лежать, вставал. Я даже не заглянул в студию через тень. Я настолько спонтанно собрался и так мало это обдумывал, что мог бы, пожалуй, даже промахнуться. Хотя конечно это невозможно, и иногда мне кажется, что когда мы погружаемся в тень, и думаем, что управляем ею, она управляет нами. Да и не только в мире теней, и не только посвященными. Может тогда стоило бы почаще отпускать себя в свободное плавание? Порой, чем больше задумываешься над своими поступками, тем менее обдуманными они кажутся. И наоборот. И в тот миг мне просто необходимо было куда-то пойти, встретить кого-то. И я даже не знаю, чего же я, отправляясь в студию, больше хотел. Все же уединения вне стен моего дома, но его-то как раз и не удалось получить. Это я почувствовал уже на полпути, и даже едва не повернул. Но я чувствовал, что должен идти сюда. Наверное, сама тень вложила эти мысли в мою голову. Жутковато становится от таких догадок, поэтому лучше об этом не думать. Ю и Аямэ уже были там. Они сидели на диване и были, казалось, только в компании друг друга. Хихикали о чем-то. Мое появление они обозначили уползшими куда-то под волосы бровями, вздернутыми в удивлении. Может и вид мой их позабавил. И мне показалось, что не было этих недель с нашей предыдущей встречи. Что мы не прекращали репетиций, хоть я и с трудом смог вспомнить, что мы играли на самой последней из них. И в обстановке ничего не поменялось, и быть может в нас самих, но на этот счет конечно лучше не заблуждаться. Соно тоже был здесь, подтверждая мое предположение, что он всегда здесь. Кто же тогда мне встречает у него дома? Может это какой-то фантом, сотканный из теней. И именно он, вместо своего хозяина, сидит дома в кресле перед окном. И лишь изредка они меняются местами, чтобы отдохнуть. Он сидел за роялем, наигрывал что-то, записывал ноты, слова. Мурлыкал себе под нос. Анзи появился двадцатью минутами позже. Со сложенными на груди руками он материализовался посреди студии, спиной к зеркалу и к нам. Потом шагнул к своему инструменту. Подхватил свою красную красавицу-гитару, выпростал шнур и уселся в кресло в самом углу. Длинная челка, когда он наклонил голову, свесилась, отгородив его ото всего мира. Он молчал. Он, кажется уже давно только и делает, что молчит. Что за мысли обитают в его голове? Кажется, это самая большая для меня тайна. Но за последнее время он от нас так отдалился, что, кажется и знать особо не хочется. Репетиция прошла в молчании. Все были немногословны, но Анзи не сказал ни слова. В общем, все было как всегда. И, кажется, даже знали, что Соно скажет еще до того, как он успевал открыть рот. Все и без слов знали, кто и что должен делать. Даже я, несмотря на то, что меня всегда терзают какие-то думы, мешающие мне вести себя адекватно. Кроме музыки, в студии не было никакого постороннего звука. Музыка казалась какой-то более объемной, но при этом будто неосязаемой. Она звучала скорее для души, чем для ушей. На какое-то время она заставила меня перестать думать о бессмертии, оказавшемся куда крепче, чем мы полагали ранее. Тишину лишь изредка разбавляли перешептывания и хихиканья Ю и Аямэ. В такие короткие мгновения они были, кажется, одни во всем мире. Ничто не могло им помешать. А если бы кто и попытался, они легко осадили бы его, причем как будто бы абсолютно беззлобно. И Соно, еще до начала, шуршал листками, исписанными канзи и нотами, наигрывая что-то на старом рояле. Потом отправился к столу, чтобы переписать ноты. Остальные же были заняты собой, да своими инструментом. Соно, казалось, старательно делал вид, что не замечает нас. Наше присутствие делало его рассеянным. Порой некоторые листки с нотами он долго крутил, прежде чем понимал, где верх, где низ. Он вздрагивал, когда кто-то из них издавал громкий звук или вообще шевелился, словно порой забывал, что он здесь не один. Где же в тот миг были его мысли? Или быть может на самом деле он боялся какой-то бурной реакции с нашей стороны? Криков, истерик. Переписав ноты, Соно отправился к роялю. Шел медленно и по пути продолжал проверять ноты, верно ли расположил листы по порядку, не перевернул ли случайно какой-то из них. Пару раз замирал, видимо не понимая какую-нибудь из своих каракуль. Один раз даже запнулся о провод, и только частичное погружение в тень помогло устоять ему на ногах и не воткнуться носом в пол. Аямэ его догнал и, отняв ноты. сам уселся на стул перед роялем. Соно удивленно уставился на него, но ничего не сказал, а встал рядом. Все же Аямэ куда лучше владеет инструментом, и петь вместо Соно почти не лезет. Мы тоже подтянулись к роялю, как и всегда, когда Соно приносил новые стихи и ноты. Аямэ весь погрузился в новую музыку. Его брови нахмурились, и он чуть подался вперед, пытаясь разобрать рукописные ноты. Видно было, что не все ему было понятно, и он даже бормотал что-то на счет того, что некоторые писать не умеют. Соно проворчал что-то на счет того, что плохой почерк говорит о большом уме. Аямэ хмыкнул, видимо с сомнением, ведь и сам он никогда не блистал почерком. И в его хмыканье, скорее всего, было больше одобрения, чем наоборот. Пальцы Аямэ несколько раз прошлись по клавиатуре, пока он что-то бормотал. Потом он встряхнул руками и заиграл. Как и можно было ожидать, да еще с нотами, записанными таким удивительным почерком, далось ему это не так легко, как ему хотелось бы, и он часто останавливался, пробуя атаковать клавиши разными пальцами. Видно было, что его это сердило, но с нотами, так или иначе, сначала надо было разобраться. Соно порывался что-то сказать, но так и не сделал этого. Морщился, когда Аямэ ошибался. Аямэ этого не замечал. Ничего не замечал. Все в тот миг для него прекратило свое существование, кроме рояля и этих нот. Это случалось с Аямэ всякий раз, когда он разбирал новые ноты, или сочинял что-то свое. Мне иногда кажется, что в такие моменты Аямэ переносился в какой-то свой альтернативный мир, и быть может, уже видел и слышал овации слушателей на каком-нибудь концерте. Несколько раз он останавливался и исправлял что-то в нотах. Соно от этого морщился еще больше, но кивал, видимо соглашаясь с предложением Аямэ, хотя тот как бы и не спрашивал, можно ли. Так всегда бывало в самые лучшие времена. Может это обнадеживало Соно. Потом сказав «ну» Аямэ заиграл. Все так же не глядя, кто есть вокруг, и что они делают. И он не сомневался, что Соно поймет, что нужно делать. Соно понял это многозначительное ну и запел. Сразу стало ясно, что он не только сегодня не распевался. Не удивлюсь, если все это время, что мы дулись друг на друга, он свой инструмент почти не расчехлял, даже разговаривал, наверное, только пару недель назад со мной. Голос его чуть дрожал поначалу, но быстро набрал силу и подвижность. Я иногда задумывался, а не тень ли дала Соно такой голос. Или он все же именно его. Многое можно выдумать, если правды не знаешь. Потом, уже когда Соно и Аямэ совместно поработали и над словами и над нотами, присоединились и все мы. Вот тут-то Соно принялся уверенно раздавать команды и указания. Он был в своей стихии — прирожденный лидер. В итоге это была почти идеальная репетиция. Мне кажется, даже в лучшие времена не было настолько сработанных и цельных. Мы словно заглядывали в головы друг друга, зная, кто и что будет делать. Да и Соно ни к кому не придирался, и это само по себе было уже неплохо. Если он собирается быть таким всегда, я даже подумаю, а не остаться ли мне и самом деле в команде. По крайней мене это имело бы вес при моем решении. Глупо конечно. Это воодушевляло, хотя в то же время оставляло какой-то неприятный осадок. Но, кажется, что я во всем могу найти негатив. Это несколько печалит. От того почти, но все же не идеально. А что мне еще надо? Может, надо чтобы Соно вдруг принялся перед нами извиняться? А за что? За то, что мы сейчас живы? К тому же неизвестно, что было бы, сойди мы тогда с корабля. А музыкой, да в таких масштабах каждый из нас мечтал заниматься с детства. Не многие достигают таких успехов даже к глубокой старости. И вот если бы тогда сошли на берег, что бы случилось в тот час, когда мы умирали? Аварии, стихийные бедствия, разбой и маньяки. Надо же, сколько гадостей лезет в голову. Так-то я никогда не отличался особенно красочным воображением, но сейчас будто видел это в живую. Хотя в свете недавних наших с Соно открытий, мы можем жить как все люди. А если уж сильно захочется можно ездить на работу в душной подземке стиснутыми другими людьми. Что ж, тогда бы я помимо своего желания скользнул в многоцветье мира теней. А что если не тень и Соно, я бы уже не занимался музыкой. Я бы работал в какой-нибудь фирме по 15 часов в день, строил бы карьеру или быть может, мечтал бы о самоубийстве. Но я люблю музыку, и сейчас мне не важно, чем я там собирался заниматься, когда оканчивал школу. Я так задумался, что не заметил, как все засобирались по домам, так и сидел на стуле, обняв бас-гитару и глядя наверняка остекленевшими глазами перед собой. Все разом зашумели, зашевелились, послышались охи вздохи. Казалось, что не могло только что быть так тихо. Что тишины вообще не существует. А я все сидел. Соно правда так и не сказал, что она закончилась. Может, у меня уже какой-то рефлекс и без его команды я даже отдохнуть не могу? Но все и так было ясно. Зачем, допустим на закате, говорить, что сейчас наступит ночь. Это глупо. Лишние слова всегда глупы, хотя иногда их так хочется услышать. Но они ведь без малого десять лет живут в таком режиме. Солнце, как и всегда, давно уже проделало половину своего пути с другой стороны планеты. Самое время отправляться домой, особенно если хотим провести остаток своего времени занимаясь чем-то дельным. Впрочем, и это глупо. Кто сказал, что мы ночные создания? Да, мы — часть Тени. Но ведь теней больше там, где больше света. Может давно уже пора перейти на дневное существование? Хотя, когда не заморачиваешься со временем суток, как-то все намного проще. Но зачем же? Зачем я знаю, где солнце? Я бы даже со дна океана увидел бы, где оно. А может наша хозяйка вовсе не Тень? Может именно Солнце? Мне иногда кажется, что мы так привязаны к нему. Соно не сказал когда и во сколько приходить на репетицию, но и без того ясно что завтра вечером. Мы давно уже научились чувствовать, когда и куда нужно идти, и эти несколько недель перерыва ничего не изменили. На репетицию каждый день, за исключением выходных. Выходные, они для семьи. И тут мне стало больно. Моя семья — Кагэко, но она меня упорно избегает. Больно именно от этого. И еще от бессилия больно. Соно не сказал и о том, что нам предстоит запись нового альбома. Но не могло быть иначе. Новые песни это всегда новый альбом. Это тоже мы понимали и без слов. Ведь Соно сам никогда не позволял нашим фанатам о нас забывать. И нам не давал расслабляться. Все эти десять лет почти без перерывов были концерты, съемки, встречи, репетиции и записи. Интересно, а не будь мы связаны пуповиной тьмы, чувствовали ли бы мы друг друга так хорошо? Не знаю. Людьми мы очень мало времени провели вместе. Разве что Ю я был знаком несколько лет. Когда мы стали посвященными, наша музыка, не в одночасье, конечно, стала вдруг совсем другой. Но разве могло быть иначе, если мы так сильно изменились. Мы не могли не измениться тогда. И сейчас тоже, в свете вновь открывшихся фактов. Кстати о фактах, надо бы ребятам рассказать, что солнце для нас не смертельно, а недосягаемо. Так будет честнее. И тут прямо смех бы должен был бы меня пробирать. Стыдно вспоминать, как я избегал света, даже несколько раз отраженного. Какой я был глупый. Но сколько было в словах, столько всего было в музыке, что эти слова были не нужны.