Внимание, лифт едет вниз

Гарри резко поднимается с места, отшвыривая футболку к стене. — Так, блядь! Я не могу больше ждать! Не могу! — он гневно сжимает кулаки и закусывает губу едва ли не до крови. — Может, мы что-то упустили, до чего-то не додумались… Как могут две медийные личности остаться тут надолго — и одни?! Хули нас никто не вытаскивает? Сука, это какой-то стёб! — Поттер, мы не можем ничего сделать, как до тебя не дойдёт, — вяло качает головой Малфой. — Будь терпеливее. Да, я знаю, это далеко не твоя сильная сторона, но…— Драко водит носом, пряча взгляд за намокшей чёлкой. И вдруг вздрагивает. — Слушай… Я только что выпал из реальности. — Чё? — от внезапной смены темы у Поттера чуть глаза на лоб не полезли. Им, что, снова есть, о чем говорить? Так-так-так. А о чём? Что это он такое сказал? От духоты почти кружится голова. — Эм… Поттер немедля пересаживается ближе к Драко. — Эй, ты в порядке? Выглядишь плохо, — так оно и было, разве что сказано поприличнее. «Очень хуёво» — вот, что вертелось на языке. Лицо Малфоя из бледно-розового стало каким-то бело-серым. Крайне болезненного цвета. И это крайне хуёвый знак. — Жара и… возможно, ограниченное пространство, — Драко вытирает пот со лба. — Знаешь, клаустрофобия — штука непростая. Так-с, что там на повестке дня? Два трупа медийных личностей — и с доставкой на нужный этаж. Ожидайте заказа в течение суток. Правда, катафалк немного сломался… Но как только, так сразу»! «Лифт в Министерстве» — похоронная служба доставки. Обращайтесь! — Драко… — Поттер закусывает губу. — Блин, ничего личного, но я думаю, тебе реально стоит раздеться, — и, опережая любые попытки сопротивления, добавляет: — Не смущайся, это тупо. К тому же, что я там не видел, ха-ха-ха! — он неловко хлопает Малфоя по плечу. От мимолётного соприкосновения по его рукам разбегается целое стадо мурашек. Мурашек, размером с индийских слонов. — Я тебя очень прошу, Малфой, давай. Я-то ладно — я позлюсь и успокоюсь. А ты? А если у тебя паническая атака начнётся? Я понятия не имею, что и как делать. Голова Драко безвольно прислоняется к стене, глаза закрываются, а дыхание становится всё глубже и реже. Он согласен? Он согласен, но бездействует. Окей, Главный Аврор Гарри Поттер берёт дело в свои руки. Конечно, спасание утопающих — дело рук самих утопающих… Но здесь более горестная и бесславная ситуация — тонуть в собственном поту рядом с бывшим любовником. Поттер решает спасти и этого бедолагу. Настоящий гейрой. Неспешными движениями Гарри осторожно расстёгивает пуговицы на рубашке Малфоя, боясь спугнуть. А вдруг реально выпал из реальности? Надолго? Время, время, время… Люди придумали его для собственного удобства, чтобы отмерять, сколько осталось до восхода солнца, до конца работы, до долгожданного свидания. Удивительно, как такая, казалось бы, устойчивая величина, может быть такой текучей на самом деле. Всё, что происходит сейчас, ровно через секунду станет прошлым, а то, что случится в секунду следующую, именуемое громким «будущее», обратится настоящим в мгновение ока. Получается, нет ни того, ни другого? Есть бесконечный конвейер, бесконечное «нечто», как река, спокойное и в то же время быстротечное. В изнурительной духоте и томительном зное, исходящим от тела соседа, Поттер старается закрыть глаза на всю эту браваду временного континуума и наслаждаться настоящим — каким бы образным они ни было. Его пальцы, мокрые от пота, соскальзывая, выпускают пуговицы из захвата фланелевой ткани одну за другой. Раздевать Малфоя — словно очищать банан от кожуры. Кожура может быть неприглядной, зелёной или сочно жёлтой, в черных точках или в царапинах — но все мы с нетерпением ждём того, что внутри. Так же с Драко. Он может быть одет как денди, как лесоруб, офисный планктон, как спортсмен, как бизнесмен или наследник древнего рода, может нацепить старый халат и тапки, а может поправлять длинный галстук, туго обхватывающий горло… Однако подо всеми этими тряпками хранится то, ради чего и придумана концепция упаковки, то, что обязано быть сокрыто во избежание ЧПНГП (чрезвычайного положения на горизонтальной поверхности). Ведь если бы Малфой ходил голый — уверяю, он бы вообще не ходил. Не сидел. И постанывал бы от вечной боли в пятой точке. Точка. Постепенно из-под рук Поттера появляется оголённая кожа… бывшего любовника. Это уточнение, часто всплывающее в голове, обязательно нужно озвучить — так как забыть, что Драко в ближайшем прошлом являлся его обожаемой пассией, становится неизбежно невозможным. Вы только посмотрите! Эти хрупкие ключицы, по которым Гарри обожал пробегаться языком, розовые соски — кстати, одни из самых чувствительных, с которыми Поттер имел счастье познакомиться лично, — бледные шрамы, которые и целовались, и вылизывались, и прикусывались в порыве страсти… Четкая талия, выступ бедра, тазовая косточка, светлые волоски… Чёрт. Поттер чувствует, как его член решительно встаёт по стойке смирно. В штанах становится тесно. Кажется, в отличие от хозяина, Поттер-младший уже всё для себя решил. «Мерлин, какой же он красивый», — Гарри расстёгивает манжеты и, наконец, снимает рубашку с бледных плеч Малфоя: стягивает вначале один рукав, затем другой, а ткань с нежным шелестом проезжается по коже, словно язык кота — по шерсти. Сложно не заметить, как после всех манипуляций Драко выворачивает руку чуть вбок, чтобы плотно прижать её к стенке лифта. Лицо выражает стыд, еле скрываемый дискомфорт и обиду, возможно? Нельзя сказать точно, ведь, учитывая земельный цвет лица, любая эмоция на нём будет воспринята в искажённом варианте. Вероятно, Малфой даже улыбался каким-то своим внутренним переживаниям, но смертельная бледность превратила улыбку в оскал, а искрящийся взгляд в мутную гарь. Так что же он делал?.. Скрывал Тёмную Метку? Поттер печально отводит взгляд. Нет. Есть у времени одна очень важная функция — событийная. Как оказалось, прошлое, распалившиеся угли, про которые забыли и решили, что те сами погаснут, будет продолжать лизать языками пламени пятки до тех пор, пока от него бегут. И Гарри встаёт перед выбором: «Бежать быстрее или остановиться, чтобы перевести дух?». Он тяжело вздыхает, берёт рубашку в руки и начинает обмахивать ею Драко. К сожалению или к счастью, никакие душевные терзания не могут помешать операции по спасению утопающего. Сам утопающий, недолго думая, вскоре подаёт признаки жизни, его лицо становится румянее и приобретает жизненный блеск. Малфой открывает глаза, промаргивается, как новорождённый котёнок, и переводит взгляд на Гарри — достаточно «вовремя», чтобы уловить всю тоску его печальных глаз, когда тот заносит рубашку для очередного взмаха. Вначале Малфой выглядит ошеломлённым. Затем напуганным, словно кто-то посягнул на его достоинство. А следом и вовсе краснеет. — Поттер, ты меня в могилу сведёшь… — А ты не ведись, — улыбается он, отсаживаясь на добрых полметра. — И вообще, я только что вывел тебя из неё. Где слова благодарности? — Ну, спасибо, что ли, — Драко неловко пожимает плечами. — Я думал, не бывает в жизни таких ударов судьбы, чтоб раз — и в нокаут. — Тебя неплохо приложило, — Гарри ухмыляется. — Ну, что, раз ты снова в форме, может, мы поговорим о чём-нибудь? Мне очень скучно. — Ты совсем не заботишься о тех, кто только-только вернул себе ясность мышления, — почти незаметно улыбается он. — Возможно. Но я заботился о них ещё до того, как они эту ясность вернули. — Справедливо, — кивает. Что ж, мосты сожжены, обратного пути нет. — Это… Ну… У тебя есть какие-то планы на выходные, например? — Поттер чешет в затылке, не беря в толк, на кой-чёрт он каждый раз заводит себя в тупик, начиная диалог первым. — Не особо. Только я и моя семья. Рождество, как никак, — он откидывает голову на стенку лифта. — Завтра утром я как раз собирался отправиться в поместье. — Здорово. — Ты думаешь? — он выгибает бровь. — Эээ… — мыслительный процесс давался с трудом, но эту битву Поттер пообещал себе выиграть. — Конечно? Или она… То есть… В общем, никого с тобой больше не будет? — Со мной? — хмурится. — Нет. — О, тогда понятно. — Да ты серьёзно что ли? — повышает тон Драко. — Да, да, да, я признаю, самостоятельно общаться с моими родителями — значит, подписаться на смертную казнь. Этот случай вообще один из многих, за которые мне стыдно перед тобой. Да, блядь! Это одна из крошечных капель в то огромное море, из-за которого мы расстали… — Малфой сжимает губы, понимая, что сболтнул лишнего. — Забей. Мне кажется, у меня какие-то галлюцинации или дереал. Просто забей. Тишина. Неловкая тишина, в которой один корит себя за излишнюю болтливость, а второй — за неспособность что-либо сказать. — Когда ты говоришь о сожалении… Ты имеешь в виду «нас»? — спрашивает Поттер, массируя лоб руками. Какого чёрта происходит? — Ты жалеешь, что мы расстались? — Ебать! Конечно! — выдыхает Драко. — Я пожалел об этом сразу же. Но тебе, как оказалось, было и так хорошо. Без меня. — Драко, я не особо понимаю, что сейчас происходит… Но мне не было хорошо. Мне было пиздец, как хуёво, всё это время. Возможно, я где-то что-то скрывал, но я просто не хотел, чтобы ты чувствовал себя так же хуёво, как я, — зачёсывает волосы назад. Он часто делает так, когда нервничает или глубоко задумывается. — Я же понимал причину такого решения, и ты сделал правильный выбор. Хотя…это, конечно, как посмотреть, — он ухмыляется, — но этой фразой я часто себя утешал. Правильный выбор. — Прости, что? — от удивления у Драко поднимаются брови. — Мы вообще об одном и том же говорим? Мой выбор? — Жениться на Астории, — кивает Поттер. — Ладно, возможно, не полностью твой. Люциус и Нарцисса, естественно, посодействовали, но… — Какая нахуй Астория?! — Малфой хватается за голову. — О чём, блядь, ты вообще говоришь? — Это… Это было в… Я видел это в…. — Дай угадаю, — он тщетно пытается выровнять дыхание, чтобы мрачно закончить за Поттером — ты видел это в «Пророке». — Точно, — тяжело вздыхает он. Национальный Герой в очередной раз пал жертвой газетных сплетен. Уже неважно, боль от глупости или горе от ума. Каждая клеточка тела разочарованно стенала от происходящего. Подумать только… Столько времени потеряно на то, чтобы лечить выдуманные раны, столько слов застряло в горле и не реализовалось в диалогах, столько километров между сердцами и столько ничтожных метров между их кабинетами в Министерстве Магии, — но каждый упорно гнул свою линию и верил в то, во что больше верилось. Видит Мерлин, приближаясь к развязке каждого бульварного сюжета, мучительная ярость от собственной глупости чувствуется за версту. — Ты идиот, — вздыхает Малфой, пряча лицо в изгиб локтя, лишь бы не видеть эту тошнотворную тоску в глазах напротив. Кто бы мог подумать, что одно маленькое недопонимание утянет за собой всё хорошее, что они так старательно возводили вокруг себя. — Мы идиоты. — Ты только не бей, я просто уточняю, — начал Гарри с робкой улыбкой, — ты точно не женишься на Астории? — Не женюсь, — отвечает он коротко. Нет сил говорить. Эмоциональная девальвация превзошла все его ожидания. Малфой думал, что едкие слёзы — его искупление. В итоге они оказались лишь платой за непростительное невежество. Страдания, в которых было столько сакрального смысла, вмиг обесценились и стали обычной разменной монетой. — А ведь я был уверен, что всё можно исправить. Поэтому и пришёл в то утро. — А я делал вид, что всё в порядке, лишь бы тебе не пришлось поступаться принципами, — Гарри осторожно касается руки Малфоя, и тот раздражённо вскидывает голову. — Видимо, я был очень убедителен. — Даже слишком, — выражение его лица становится более мягким. — Но твой обман — капля в море. Объясни, почему ты поверил «Пророку»? — Потому что это было похоже на правду, — он опускает взгляд в пол. — Во-первых, я понимаю, что значит быть геем и публичным человеком в одном флаконе. Постоянные насмешки и сплетни достанут кого угодно, — Поттер слегка хмурится и вновь смотрит на Драко. — Во-вторых, ты наследник чистокровного рода. Рано или поздно тебе бы всё равно пришлось лечь в койку с какой-нибудь мадам… А предупредить меня лично или через заголовок в газете — дело последнее, поверь. Наша история подошла к финалу. Да, он оказался банальным и слишком ожидаемым. Я подумал, что так обычно и бывает. — У бурных чувств неистовый конец, Поттер, — качает головой Малфой и прячет боль за улыбкой. — Снова Шекспир? — тот кивает. — Что-то зачастил он появляться в наших разговорах. — Ревнуешь? — Малфой слегка ухмыляется и склоняет голову. — Глаза, глядите, руки — обнимайте. Поттер осторожно кладёт ладонь ему на плечо и заглядывает в растерянное лицо. Малфой никак не ожидал, что цитата Шекспира возымеет реальный эффект и будет воспринята как приглашение. — Драко, мне жаль, что так вышло, — еле слышно начинает он. — Я не представляю, что ты чувствовал, хотя бы потому, что знаю, через что пришлось пройти самому, даже имея причину и следствия. Пусть выдуманные, — он медленно ведёт рукой всё выше, от ключиц до щеки, — Я знал, на что злюсь, на что держу обиду, я знал, что оплакивать и понимал справедливость всех закономерностей. А ты был один. Ты злился на глупую ссору, на моё упрямство. Мне жаль, — интимное прикосновение пальцев обжигает нежную кожу, и на руках тотчас расцветают мурашки. — Жаль, что тебе пришлось ненавидеть меня за то, что я вновь возомнил себя Героем и решил спасти ситуацию по-своему. Есть уровень боли, за которую мало сказать «прости», и всё же… Прости меня. Дыхание Драко сбивается. Поттер пугливо одёргивает руку, видимо, не заметив, что за время своего монолога слегка перегнул палку дозволенного. — Нет. — Нет? — задушено спрашивает тот. — Не…останавливайся, — тихо шепчет Драко. — Ты имеешь в виду.. ? — Дотронься до меня, — он поднимает глаза на Поттера. — Пожалуйста. Коснись меня, — боль на лице Гарри кажется почти осязаемой. Он игриво усмехается. Пора идти ва-банк. Они давно уже не играют в прятки. — В конце концов, Поттер, я же принимаю твои извинения не за просто так? Гарри тяжело сглатывает. Опасно. Опасно давать волю изголодавшемуся, опасно подставлять шею вампиру, голень акуле и руку — голодному льву. Голодному гриффиндорскому льву. «Это аксиомы, о которых никогда не стоит забывать, Малфой», — Гарри улыбается своим мыслям и с благоговением смотрит на застенчивую, неуверенную улыбку Драко. Сложно назвать его жертвой, но жертвенным… Ещё никогда он не выглядел более жертвенно. Готовый на всё: быть отвергнутым или понятым, растерзанным или изнеженным, быть сломленным или, наконец, спасённым… Однако, даже будучи голодным, гриффиндорский лев никогда не откажется от чести быть Героем. Поттер вновь протягивает руку, чтобы очертить кончиком пальцев контур бледного лица. И как так получается? Он смотрит на этого человека целую вечность, начинающуюся со школьной скамьи и упирающуюся в случайное заточение, и всё равно ему мало. Он закроет глаза и не вспомнит ни трепета ресниц, ни чуть розоватых щёк, ни мерцающей глади в глазах — ничего. А всё потому что нет времени запомнить, его едва хватает для того, чтобы насладиться. Такая красота не впитывается, она незыблема, не запоминаема. Столько мелких деталей, образующих единое прекрасное целое, словно полотно великого художника, словно искусный шедевр — его ни за что не вспомнить по памяти до мелочей, лишь описать главных героев сюжета да пару штрихов по бокам. Но всё это не то, всё не так, и этой маленькой зарисовке никогда не стать истиной. Истина только здесь и сейчас, в данный момент существования, в эту секунду, когда Драко окунается в ласку, словно кот, подставляется под каждое прикосновение и ластится к руке. Вот, что ценно и истинно. Малфой аккуратно берёт руку Поттера в свою ладонь и целует, поднимая глаза. Вылизывает. Закрыв глаза, он проходится языком по линии жизни, выводя мокрый след до мизинца. Драко обхватывает его губами. Воздух вокруг замирает. Маленькие пылинки остаются зависшими в пустоте, вдохи и выдохи тонут на старте. У Гарри поджимаются мышцы от наслаждения, но им хочется напрячься так, чтобы пожар поглотил оголённые нервы, а каждое касание отпечаталось на коже клеймом. Это невыносимо. Невыносимо мало и много одновременно, невыносимо — они начинают выносить из происходящего отдельный бессвязный лепет и глухие стоны. Хочется всего и сразу, без разбора сломать, сожрать, переварить, вывернуть или вылизать полностью, или досуха выжить и выпить. Они уже не понимают, что делать дальше и есть ли вообще Рубикон, который переходить не стоит. Все насмешки стали стонами, все упрёки превратились в мольбу, вся желчь — в вязкую патоку, собравшуюся внизу живота и тянущую вниз, и болезненно ноющую. Гарри стонет и тянется второй рукой к волосам Драко, впиваясь в них и оттягивая, сжимая в кулак. Его пальцы обвиваются вокруг белых кудрей, чтобы обхватить голову и притянуть её ближе. Физики говорят, мы не прикасаемся к объектам и всё, что мы чувствуем, это сила опоры, но Поттер никогда не устанет стараться. Он наклоняется вперёд с приоткрытыми губами, глядя на рот Драко, жаждущий этого поцелуя, уже попробовавший его на вкус ещё до того, как губы соприкоснутся. Поцелуй выходит жгучим, неистовым и волнующим. Они поедают друг друга, теряются в ощущениях, времени, звуках, в руках друг друга, вцепленных в волосы, чтобы покрепче прижать к себе. Гарри отстраняется, чтобы затем вновь напасть: он жадно раскрывает губы языком и, не встречая преград, закрепляет за собой право властвования. Пальцы Драко перебираются на крепкие плечи, жадно царапая мышцы спины и сдирая кожу до малиновых полос. Его учащенное дыхание бьётся в рот Поттера. Вдох, выдох, вдох, выдох. Здесь ни надышаться, ни отдышаться, не выстоять. Так хорошо, так неистово… — Блядь, Драко, — он хрипло стонет в его рот. Отчаянная респирация. Горячий воздух елозит по губам. Вдох, выдох, — как же я скучал… Как же сильно я тебя хочу… За миллионами стонов не слышен лязг металла, донёсшийся откуда-то сверху, а покалывание заклинания Прозрачности оказалось незамеченным из-за дрожи во всём теле… — Я вижу их, — доносится женский голос. — Они здесь! Четыре этажа вниз. Гарри впивается укусом в шею Малфоя и рычит, словно зверь. «Не отдам!». Они успеют. Ещё один поцелуй, пьянящий не хуже вина. Ещё один стон, звучащий не хуже печальной виолончели. А чей это голос?.. Луна? — О нет, я думаю, нам не стоит этого делать. По-моему, они выглядят счастливыми! — смех из шахты лифта запечатывает последний ласковый поцелуй, скрепляя его чувством неизбежности. — Наверное, их нужно оставить тут ещё на какое-то время. Приехали! Гарри и Драко тотчас отскакивают друг от друга и начинают барабанить руками по стенам. — Луна, мы застряли! — Вернись! Вернись, я кому сказал! Сверху появляется улыбчивое лицо Луны, а следом — Рона. — Гарри, что, чёрт возьми, вы тут вытворяли с Малфоем? — возмущённо спрашивает он (для проформы и чтоб неповадно было), оглядев царивший вокруг беспорядок. Кем-кем, а дураком Рон не был и сразу оценил масштаб произошедшей трагедии. — Рон, хвала Мерлину! Спасай! — как оказалось, герои-любовники и не думали отвечать на обличающий вопрос. — Уизли, выведи нас! — Они целовались, а потом мы, к сожалению, прервали их, — Луна картинно вздыхает, взвалив на себя ношу правдоруба. — Вы продолжайте, если хотите. Мы же не против. Правда, Рон? — Хер знает, — бормочет он и на мгновение исчезает. Третье лицо появляется не менее внезапно, чем прошлые два. Реджинальд Каттермол, глава отдела Магической Техподдержки, поправляет съехавший праздничный колпак и машет застрявшим рукой. — Хэй, парни! Извините за бардак. Щас мы вас вытащим. Чих-пых, и вы снаружи, — он показывает большой палец. — Погодите, пока активируется система снабжения лифтов. Тока не бойтесь. Вначале может немного потрясти. Оке? — Не волнуйся, после пережитого толчок покажется нестрашной хуйн- БАМ! — Ёбаный свет!!! — кричит Драко, совсем неэлегантно свалившись в угол бесформенной кучей. — …У них там, что, свет, вырубило?

***

Всё хорошо, что хорошо кончается. Чистые и переодетые, Гарри и Драко вот уже десять минут как сидят в кафетерии Атриума, с удовольствием потягивая прохладную воду. — В жизни не видел ничего подобного, — качает головой Редж, вертя в руках помятый колпак. — Какой-то идиот — не волнуйся, я выясню, кто это был — отменил чары лифта и пошёл на тусовку нашего отдела, не проверив, остался ли кто-нибудь в здании, — он тяжело вздыхает и снова закрепляет колпак на голове. — Вам реально повезло, что свет оставили включённым. Иначе как в ужастике: вы, перепуганные до усрачки, кромешная тьма и стрёмные звуки. — Ну, по крайней мере, тебе не пришлось проводить Рождество в том дурацком пабе, — говорит Рон, похлопывая Гарри по плечу. — Было настолько скучно, что мы решили пойти искать тебя. Понимаешь? Пьяные пошли искать Героя Магической Британии в канун Рождества. — Видимо, там и правда было дерьмово, — ухмыляется Поттер, а Рон наклоняется ближе и шепчет, окруженный маревом перегара: — Нет, ну ты прикинь. Я спас тебя от судьбы, хуже смерти. Тебе бы пришлось вызывать дух Рождества в Малфое… Песни там, пляски… Он же не умеет петь… — Рон вдруг о чём-то задумывается и, кажется, даже краснеет. Малфой, заливающий соловьём в гневном угаре, ни в коем случае не должен услышать, что кто-то считает его никудышным певцом. Поттер опасливо озаряется по сторонам и прислушивается. -…Но почему мы не могли использовать магию? — меж тем спрашивает Драко у Реджа. — Ни одна из палочек не работала. Я был сквибом всё это время. — Существуют специальные щиты, защищающие Министерство в нерабочее время, — объясняет тот. — Они предотвращают любое использование магии. Например, Пожирателями Смерти в Отделе Тайн… — он бросает тоскливый взгляд на Поттера. Любовь зла, полюбишь и козла. — Ладно. Мы обязательно разберёмся со всеми вытекающими и тот, кто эту кашу заварил, обязательно придёт ее расхлебывать. — Если тебе интересно моё мнение, — с нажимом начинает Драко, пресекая любую попытку собеседника вставить: «Нет, не интересно», — ваш отдел — это кучка идиотов. Они до сих пор не починили мой степлер, несмотря на то, что я просил их об этом три раза. Три раза! А ещё мой стул ужасно скрипит!.. Рон переводит взгляд на Поттера, который слушает гневный монолог жестикулирующего Малфоя, и поигрывает бровями, намекая, что надо бы делать ноги. — Пошли, пока не поздно. В баре неподалёку всё ещё можно заказать столик, я уверен. Гарри не отводит глаз от Драко. — Вряд ли. — Да брось! — Рон сник. — Разве тебе не нужно напиться после того, как ты часами торчал с Малфоем в одном помещении? — Вряд ли, — бездумно повторяет он, не в силах оторваться от Малфоя. Его руки, голос, жесты, резкое вскидывание головы, выпады вперёд или резкое отклонение назад в попытках объяснить ситуацию подвыпившему Раджу. Всё это возбуждало. Возбуждало всё. — Я думаю, Гарри хочет убедиться, что Драко доберётся домой в целости и сохранности, — Поттер тут же реагирует на имя «Драко» и промаргивается. Да, точно. Домой. Луна невинно пожимает плечами. — Верно, — он оборачивается к Рону и виновато разводит руками. — Мы оба всё ещё находимся в шоке, — Уизли недоверчиво поглядывает на Малфоя, чуть ли не выпрыгивающего из штанов от негодования, — и Драко тем более. Ему тяжко пришлось, — сзади слышится ехидное: «В Мэноре за такое…» в исполнении последнего, но Гарри уверенно продолжает, — поэтому мне нужно убедиться, что с ним всё будет в порядке. — Вот и правильно! — хлопает в ладоши Луна. — Я уверена, Драко поправится, как только ты его поцелуешь! Вам же так понравилось делать это до того, как мы вас нашли. И даже после того…- она получает увесистый тычок в бок от Уизли, но улыбчиво продолжает. — Давай, Рон, пошли домой. Всё-таки это канун Рождества! Твоя очаровательная жена наверняка ждёт тебя дома, наготовив кучу вкусностей, — она заталкивает его в камин и, прежде чем исчезнуть в зелёном пламени, бросает напоследок, — Счастливого Рождества! — Что ж, ребята, — говорит Редж, понимая, что: а) запахло жареным, б) есть вариант сплавить Малфоя подальше, — Щас я немного поковыряюсь в столе и прослежу за тем, чтобы всё нормально работало. Отдыхайте. Счастливого Рождества вам обоим, — он машет рукой на прощание и тут же ретируется, вытирая лоб совсем потерявшим вид бумажным колпаком. Теперь у них обоих помятый вид. Поттер и Малфой остаются в Атриуме один на один. — У тебя есть планы на вечер? — спрашивает Гарри, заворожено наблюдая за тем, как Драко поправляет рубашку. — Ничего, что нельзя было бы отменить, — он вскидывает голову и улыбается. — А что? — Ты не хотел бы… Точнее, я бы очень хотел, чтобы ты… Хотел… Драко подходит вплотную к Гарри и тихо шепчет ему на ухо: — Я бы хотел обвить твои уши ногами, понял? — А я бы хотел засунуть язык тебе в горло, — ошалело вторит Поттер, не ожидая такого, граничащего с плохой шуткой, откровения. — Так мы идём? — он протягивает руку для того, чтобы аппарировать домой. И всё идёт так, как нужно. Нужные слова, нужные прикосновения. Квартира Драко встречает их могильной тишиной, на фоне которой каждый вдох отдаётся эхом среди стен полупустого помещения. Как и раньше, мебели в квартире было немного. Да и надо ли её много? Почти всё свободное время до расставания он проводили у Поттера. А после… Да чёрт знает, что творится у Драко в голове. Может, хотел оставить всё, как есть, а может, и вовсе не появлялся дома. Поттер ощущает вес тела, привалившегося сзади, слышит опьяняющий шёпот в самое ухо: — Бля, Гарри, ты такой горячий… — глухо бормочет Драко, покрывая спину мелкими поцелуями. Ощущение, словно всё то, что делает человека человеком, исчезло, и вот они вновь животные. Выжить и обладать — единственные путеводные звёзды обезумевшего сознания. — Je pense que tu as un putain de beau pénis (я думаю, у тебя охуенно красивый член)… — видимо, Драко был одним из тех животных, которые во время охоты на жертву изъяснялись на французском. — Не могу больше ждать, тебе нужно раздеться. Прямо сейчас. Язык Драко — языки пламени! — опаляет кожу, и тело бросает в жар. Да, нужно раздеться. Одежда неприятно прилипла к телу, по вискам текут две мокрые дорожки, в паху горит. Пот пахнет костром. Святая инквизиция, если бы могла преодолеть временное расстояние от Средневековья до Новейшего времени, зашлась бы приступом зависти. Такого пламени не видел никто. Такое пламя не жрало ни одного еретика. — Ты помнишь наш первый раз? — томно спрашивает Малфой, кусая загривок. — Я кончил так сильно, что подумал, будто ослеп… А ты? Сука, заведи меня так, чтоб я говорить не смог… Comme si tu voulais un putain d'orgasme (Как будто ты хочешь охуительный оргазм)…Давай же… — длинные пальцы впиваются в мантию и начинают расстёгивать пуговицы. — Стоп, Драко. Стоп, — Гарри закрывает глаза и глубоко втягивает воздух носом. — Подожди минутку. — Я, блядь, не могу ждать и долбанной секунды, понял? — глухо рычит Драко. — Ты должен быть внутри меня, а я — слышать, как ты стонешь моё имя, пока кончаешь… Поттер издаёт блаженный всхлип, но тотчас одёргивает себя. Нужно кое-что прояснить, пока ещё есть силы говорить «нет» вместо бесконечного «дадада!», пока руки могут оторвать от себя, а не притянуть ближе — пока пожар не спалил до безвольного пепла. Он чувствует, как Драко нетерпеливо тянет его мантию прочь. Нет, нет, нет. Остановись на минуту! — Что? Что, блядь, не так? — Драко останавливается и поворачивает Поттера к себе лицом. Его сбитое дыхание ласкает изголодавшиеся губы. — Я так сильно хочу тебя, аж в глазах блестит. Разве ты не хочешь меня? — его слова звучат агрессивно, но руки по-прежнему дрожат. — Просто не торопись, — выдыхает Поттер. — Конечно, я хочу тебя. Пиздец как хочу тебя, но не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал, — он берёт небольшую паузу, надеясь адекватно сформулировать то, о чём думает вот уж не первую минуту. Драко пыхтит, но молча ожидает окончания речи. — Я не хочу возвращать чувства и давать нам обоим какую-то надежду, если мы не собираемся сойтись вновь. Я не хочу, чтобы это было на одну ночь. Драко выгибает бровь. — На одну ночь? С каких это пор Малфои являются декором к Рождеству? — Вот блин, — Поттер выглядит поражённым. — Я постоянно забываю, что сегодня Рождество. С тобой время летит незаметно, — он едва улыбается. — Не ожидал, что проведу этот день с тобой. — Я тоже, — счастливо ухмыляется Малфой, поигрывая бровями. — Но не могли бы мы оставить все эти сопли на потом, а сейчас… — он показательно опускает взгляд на свои брюки, топорщащиеся в определённом месте, -…и потом поговорить. D'accord? — Чё? — Хорошо, говорю? — Драко… — во рту пересыхает, стоит представить, как это было бы, позволить Драко взять всё в свои руки: принимать решения, властно отдавать распоряжения, — дать ему свободу воли. А уж силу воли он как-нибудь себе привьёт, вытерпит все издевательства над выдержкой… — Нам реально нужно поговорить. Драко вздыхает и проводит рукой по растрёпанным волосам. — Ладно, твоя взяла. Давай поговорим, — он закатывает глаза. — В конце концов, я не хочу тебя заставлять, — он вешает мантию на стул, аккуратно поправляя изгибы плечиков, прежде чем сесть на кровать. — Могу я хотя бы сюда сесть? И тогда, может быть, ты захочешь, ну, понимаешь… — он указывает на ширинку Гарри. Поттер грустно улыбается и застёгивает молнию. Он присаживается к Малфою, едва не опрокидывая стопку романов, стоящих неподалёку. Она возвышается огромной башней рядом с кроватью, а кирпичики этой башни — тысячи страниц, исписанные любовными стенаниями и подвигами рыцарей, спасающих принцесс с её верхних этажей. Что ж, это очень уместная метафора, так как всё это сооружение охраняет один небезызвестный Дракон. Интересно, рыцари спасали принцесс от Дракона или Дракона от принцесс? — Проблема в том, — говорит Гарри, приведя мысли в порядок, — что для меня ничего не изменилось. Я чувствую то же самое, — эта покачивающаяся башня с кричащими книжными заголовками порядком его отвлекала. — Всё по-прежнему. Как и в первый раз. — Блестяще, — хлопает в ладоши Драко. — Тогда давай всё возобновим. Как насчёт «прямо сейчас»? — Я говорю, ничего не изменилось, — с нажимом повторяет Поттер. — Мы опять наломаем дров, поссоримся, ты хлопнешь дверью, а я буду вновь штукатурить косяки, — он сглатывает, вспоминая недели страданий, ноющего одиночества и тоски по прикосновениям Драко, ощущающейся болью на физическом уровне. — Не могу поверить, что ты хочешь вернуться обратно. — А я не могу поверить, что ты — нет! — Малфой почти делает выпад в его сторону, но потом тяжело вздыхает, вдыхает и вздыхает снова, словно пытаясь себя успокоить. — Послушай, Поттер, я знаю, что в прошлый раз всё пошло не так, как надо. Никто из нас не святой. С тобой, например, невозможно жить, да? Всё постоянно в беспорядке, на башке хаос, в ящики даже страшно заглядывать, ты оставляешь следы масла на столешнице- — О, только не это. — Именно это — снова. Я же в свою очередь… Хм, дай-ка подумать. Я ревнивый, требовательный и непримиримый, — он грустно улыбается. — Ещё я собственник, ничего и никого не отпускаю, посчитав своим. Но тебя… Тебя я отпустил, — Драко медленно поглаживает подушечкой пальца нижнюю губу, — слишком легко. Поттер отводит глаза. «Это я виноват! Это же я отвернулся от него!». — Я знаю, что твои друзья ненавидят меня, — категорически заявляет он. — Э-э, ну, вообще-то, Луна в восторге от тебя. И Невилл ничего против не имеет. А Рон, хм, — он хмурится. — Признаю, Рон реально тебя ненавидит. И что с того? — Я знаю, что ты не сможешь нормально общаться с моими родителями. — Это не пр-! Ох, ладно. Да, это правда. — Таким образом, единственные люди, которые когда-либо по-настоящему поддерживали наши отношения, это мы сами. — Ну, да. Мы делали друг друга счастливыми. Большую часть времени, — говорит Гарри, не понимая, к чему клонит Дракон. — Ещё я знаю, что никогда не смогу родить тебе детей, — он качает головой. — Я видел, как ты смотришь на Тедди, Гарри. Это взгляд человека, который будет прекрасным мужем и отцом, который будет возиться с детьми двадцать четыре на семь и не уставать. Суперпапа, — он улыбается так, словно испытывает невыносимую зубную боль. — Слушай, я запутался. Ты пытаешься меня переубедить или убедить в том, что я прав? — Я не знаю, — он слабо пожимает плечами и вплетает пальцы в волосы. — Я думаю… Я думаю, если бы мы смогли начать всё с чистого листа, забыв о прошлом… Нам бы следовало меньше думать о том, что говорят люди вокруг. И «Ежедневный пророк» в том числе. Ты должен доверять мне, Поттер. Всецело и полностью, слушать своими, а не чужими ушами, слушать то, что скажет мой рот. — Я всегда доверял тебе, — обороняется Гарри, чувствуя зарождающееся раздражение. Неужели придётся разжевать всё, как маленькому ребёнку? — Это ты не верил в мои чувства, смею напомнить. — Когда ты отправил меня в тот день обратно домой, я пообещал себе больше не пытаться, — сбивчиво говорит он. — Но, чёрт, Поттер, ты заставляешь меня хотеть- — Драко, я… — Мерлин, Гарри, не заставляй меня умолять! Он не посмел бы. Гарри смотрит в эти пропитанные раскаянием глаза, в эту мольбу, скрытую в зрачках, ещё мгновение — и она прольётся десятками обличающих слов. Что же это получается? Они воевали за Хогвартс, пусть и не плечом к плечу, а теперь продолжают хладнокровные баталии, но уже на другом поле боя? На любовном фронте? Стоит ли новая война возможности сражаться вместе? «Они вновь борются друг с другом. Как раньше. Иногда борьба — единственный способ для Драко выразить своё глубокое отчаяние». — Хорошо, — сдаётся он в отличии от Хогвартса, чьи люди бились до последнего. Иногда игра не стоит свеч, иногда воск слишком жалит кожу, уставшую носить на себе шрамы. Они навоевались, довольно. — Мы попробуем ещё раз. Теперь, когда я уверен в твоих чувствах, а ты — в моих, мы перевернём этот чёртов лист и начнём сначала. Это были слова, произнесённые Героем. Вот так, твёрдо и уверенно сказанные, словно точка — старого предложения и нового отсчёта времён. Победа давно стала ценой, а не целью. Оба воина складывают оружие, и в последний раз неистовое пламя разгорается так, что от боли мутнеет в глазах, а все слова исчезают в дыму. Теперь можно всё безумно, неистово, как нельзя было никогда под страхом фальстарта. Как быстро бьётся сердце, как шумно в голове и сухо во рту, как хочется кричать, но не предоставляется возможным. Уже не зная, как оказался в таком положении, Поттер лежит на спине, сминая простыни, а Драко целует его, вслепую повторяя контуры губ. Он помнил их тогда и помнит до сих пор, но каждое прикосновение не дежавю, а новая грань исследованного. В ладонях Малфоя лицо лучшего из возможных людей; он сжимает пальцами волосы на затылке, притягивая к себе всё ближе, заставляя соприкоснуться телами, и дикие стоны сливаются в один. Поттер сдавленно хнычет в рот напротив, не находя в себе сил ни на стыд, ни на гордость. Драко оттягивает голову Гарри и льнёт к его голой шее, потираясь об неё щекой, словно кот. «Словно кот, он с хрустом прогибается в позвоночнике и вытягивает руки вверх так, что рубашка задирается, оголяя полоску бледного живота». Щетина впивается в его нежную кожу, но каждая царапина, каждый острый укол и последующая за ним боль лишь распаляет пламя под ней. Блаженное помешательство всегда имеет тонкую грань с мазохизмом, и боль становится иной формой экстаза. Удушье от недостатка кислорода не ограничение, а разновидность свободы — несвобода. «Истина только здесь и сейчас, в данный момент существования, в эту секунду, когда Драко окунается в ласку, словно кот, подставляется под каждое прикосновение и ластится к руке». Малфой скользит коленом между разведённых ног Гарри и начинает тереться о него сквозь джинсы. Нутро горит. Это ощущение сродни мелким щипкам или ужасной чесотки — себя хочется разодрать, размозжить резкими движениями, чтобы облегчить нарастающее давление. Растереться в порошок или, наконец, взорваться, потому что терпеть это безумие и минутой дольше кажется невообразимым мифом. Так быть не может, с людьми такого не случается, нереально чувствовать так, чувствовать столько — везде, каждой клеткой тела, каждым стоном сотрясать собственный дух. И всё же не хочется, чтобы всё так быстро заканчивалось — поэтому Поттер, скрепя сердце, переворачивает их обоих так, что Драко оказывается на спине. Надо отвлечься, надо отвлечь его, урвать пару мгновений передышки, но где-то внутри разгорается удивительный парадокс: он хочет кончить тотчас и одновременно не кончать никогда, застыть в моменте пика желания, как тележка на самой высокой из американских горок. Застыть и смотреть вниз — знать, что будет, какие вопли и драйв, какое чувство лёгкости и освобождения, но не срываться, зависнуть над бездной. Говорят, если долго вглядываться в бездну, то бездна начнёт вглядываться в тебя. Но бездна и есть его зеркало. Поттер расстёгивает чужую рубашку, мучая горло зубами, вгрызаясь в кожу, как пёс — в кость, и нет в мире лучшего наслаждения. Он горячо дышит в шею, в кожу, мокрую от слюны и пота, и рычит, как рычит лев перед последним прыжком, загребающий жертву в когтистые лапы. Драко, обезумев, качает головой из стороны в сторону, беспрерывно выстанывая что-то на французском. Гарри заводится сильнее. Ничто так не возбуждает помутнённое сознание, как тайна, которую невозможно разгадать. — Baise-moi, baise-moi, baise-moi… (Выеби меня, выеби меня, выеби меня), — бессвязно шепчет Драко, откидывая голову и закрывая глаза. Бесконечное «бэзмуа» уходит в потолок. Горячие поцелуи спускаются по груди к напряжённому животу, Гарри вцеловывает в белую кожу всё, что чувствует — похоть, нежность, любовь. Недавно на глаза ему попалась статья про генетическую память — запомнит ли тело Драко яркие образы? Он опускается ниже, елозя джинсами по горячему торсу, не поднимая головы. Нос утыкается в пупок и улавливает запах пота и возбуждения. Лучший секс — секс до душа. Это не аксиома, лишь мнение. Природный аромат потного тела, запах лобковых волос, порошка от нижнего белья… В этом есть доля извращённого наслаждения. Большинство нос воротит от подобных запахов, находя гораздо приятнее вкус парфюма и геля для душа, но Гарри с ума сходит от грязного Малфоя. Образ холёного аристократа не вяжется с кислинкой на языке после облизывания кожи, с прелым запахом члена из-под резинки трусов. Слишком естественный для искусственного бомонда, слишком породистый для обычных людей. Малфой был создан из противоречий. Ниже, ещё ниже. Гарри потирается лицом в месте, где прослеживаются контуры твёрдого члена. Нежной щекой о грубую ткань брюк. Собственный член давно истекает смазкой, но стоит Драко активно заёрзать под ним в поисках дополнительного трения, сомкнутые губы не могут сдержать вздоха. Как же хорошо, чёрт возьми. Он прижимает бёдра Малфоя к кровати и с особенным наслаждением накрывает промежность ладонью. Вдавливает молнию, и изнанка ширинки больно впивается в член. Драко шипит. Шипит, как гремучая змея, недовольная и раззадоренная ровно настолько, чтобы без труда занять атакующую позицию. Но пока рано. Пальцы медленно тянут язычок молнии вниз. Мгновение, разделяющее принятие решения от его реализации, называется предвкушением. Предвкушение бесценно. Гарри прижимается носом к трусам и втягивает их сладкий запах — пьянящий, мускусный, принадлежащий Драко — он заставляет рот наполниться вязкой слюной. Поттер спускает чужие брюки до колен одним уверенным движением и, чувствуя себя голодным животным, зарывается лицом в пленительном аромате, касаясь промокшей ткани языком. Как же грязно, как же непристойно пачкать одежду и водить языком по шершавой поверхности и вдыхать — и носом, и ртом одновременно — вкус настоящего желания. Наверное, он дикий, раз думает о таком. Наверное, он дикий, раз чувствует приближающуюся разрядку. Пульсация в паху усиливается. Гарри приподнимается на коленях, смотря на Драко сверху вниз и, не отрывая взгляда, начинает расстёгивать джинсы. Малфой похож на нимфу, сбежавшую из леса и очутившуюся на пути порока большого города. Такая невинная, но не смущающаяся, ведь чувство стыда ей не ведомо. Настоящая богиня, раскинувшаяся на белых простынях, готовая принять свою участь со всем любопытством и приключенческим азартом, на который способна. Драко удивлённо наблюдает за движениями Поттера. Тот, неловко покачиваясь из стороны в сторону и освобождая конечности от одежды, нетерпеливо сбрасывает джинсы вместе с нижним бельём. Он сжимает набухший член и грубыми движениями доводит себя до оргазма. Его грудная клетка начинает содрогаться в попытках вдохнуть как можно больше воздуха, рот широко раскрыт, а глаза зажмурены, но ему и не нужно смотреть — даже с опущенными веками картина перед глазами удивительно отчётлива. Бесстыдство поступка не оставляет в голове ни одной стоящей мысли — там сплошь пустота, где единичные обрывки идей глухо ударяются о стены черепной коробки. Эхо, неуловимое и далёкое, обволакивает сознание. С глухим стоном Поттер кончает на живот и бёдра Драко. — Ты бы видел себя, — после небольшой паузы восторженно шепчет Малфой, разглядывая белёсые капли на своей коже. — Такой красивый… Оргазм партнёра — это всегда очень приятно. А уж когда партнёр кончает первым после непродолжительных ласк, самолюбие раздувается до неразумных пределов — впрочем, когда это пределы Малфоя были разумны? — Я никогда не испытывал такого ни с кем, кроме тебя, — глухо говорит Гарри, пытаясь отдышаться. — Только с тобой. — Да? — полуулыбается Драко. — Но так я с тобой ещё не закончил. — Я с собой точно закончил, — смеётся. — Вижу, Поттер, — он проводит пальцами по каплям сперме на своём животе, — Вижу, — и касается ими собственных губ, а после — губ Гарри. — А теперь и чувствую. — Мерлин, что ты делаешь? — он закатывает глаза, облизываясь. — Попробуй себя, — пожимает плечами. — Ты на вкус, как мёд, Потти (прим. pot — горшочек). Лучший мёд из всех, которые я когда-либо ел. — Взаимно, — усмехается Поттер и целует Драко. Малфой на вкус как море, как свежий воздух, как вещи, которые не имеют вкуса вовсе — как свет, струящийся через окно. Гарри приподнимается, чтобы помочь снять футболку, и опускается обратно, как только становится обнажённым. Обнажены его тело и разум — Поттер нервно усмехается во возобновившийся поцелуй. Он не ожидал, что откроет это страшное и одновременно прекрасное место во дворце своей памяти снова — любовь. Трепетную, искреннюю, жертвенную, с приступами одержимости или жгучей ревности… Но по-прежнему необходимую. Любить Драко очень просто. Любишь, и всё тут, навечно прилепленный сердцем к чужому. *** Через месяц они съедутся вновь. Малфой заставит Поттера добираться до кабинета по лестницам, не используя лифт. Скажет, для здоровья полезно. Натянуто улыбнётся, зайдёт в кабинку и проследит взглядом, как ненаглядный скроется за дверью, как начнут отдаляться пружинистые шаги — только потом счастливо выдохнет. Двери закроются. А он наткнётся взглядом на собственное отражение в зеркале и усмехнётся. Да, облегчение в глазах читается явственно. Ещё одна миссия по отваживанию Поттера от лифта будет выполнена на «ура». А что поделать? Нет у Драко больше к лифтам доверия. Мало ли, с кем ещё застрянет любимый. Мало ли… *** «Для здоровья полезно. Ну-ну», — усмехнётся Поттер, добегая до второго этажа. Помнётся немного, подождёт, пока Драко проедет этот этаж. Нажмёт кнопку вызова. «Щас прям, буду я пешком десять этажей наяривать, вот ещё». Поттер, сверкая довольной улыбкой, входит в кабинку. В углу жмётся паренёк лет двадцати и опасливо его оглядывает. «Эх, хорошо!», — думает Гарри, припоминая, скидывался ли он в этом месяце на китайскую лапшу с доставкой. Если да, значит, сытный завтрак ему обеспечен, если нет, придётся клянчить у Рона… Он задумчиво нажимает на нужный этаж. Слышится скрежет металла. У паренька сердце в пятки уходит. Наслышан он об истории мистера Поттера, облобызавшего его босса с ног до головы в то злополучное Рождество. Всё, пиши пропало. — Вы же это… Не будете меня... — боязливо подаёт голос парень, -... того самого. Поттер молча смотрит на своё отражение в зеркале. Брови всё сильнее сходятся у переносицы, уголки губ опускаются. Не так Гарри Поттер планировал провести первый рабочий день после отпуска — где-то между третьим-четвёртым этажами Министерства Магии, застрявший в лифте с секретарём своего бойфренда. — Что ж. Неловко получилось...

THE END