Я напишу про тебя роман

— Да какого хрена ты творишь! Он же в тебя души не чает!       Хосок никогда не видел Чонгука таким злым. Младший что-то кричал и размахивал руками, задевая случайные вещи, роняя их, так и одна ваза, купленная на какой-то барахолке в Малайзии, где они были прошлым летом, разлетелась в дребезги. Чонгук замер с широко раскрытыми глазами и раскрасневшимися от гнева лицом, тяжело дыша. — Прости, — моментально успокоился он.       Хосок только выдохнул, стойко выдерживая весь гнев младшего. Его можно понять, да и Хосок все же дурак, но такой теперь счастливый дурак. Расставание с Юнги все равно гложет, совесть не теряет времени зря, догрызает. Он виноват, ужасно виноват, но сердцу не прикажешь и поэтому остается только горько вздыхать, поджимая стыдливо губы в полоску и доставать рисовый туак из запасов, привезённый из той же Малайзии. Прозрачная желтая жидкость была разлита по стопкам, и Хосок первый заглушает совесть, обжигая горло и недовольно жмурясь от крепости. Все же редкостная гадость. — Ты впервые кричишь на меня, — закуска из кальмаров немного смягчила горечь. — И это заслуженно. — Но я не должен был, — Чонгук выпивает следом, оценивая экзотические нотки алкоголя. — Прости.       Они сидят в тишине какое-то время, каждый погружаясь в свои мысли, и по комнате расползается только тихое движение минутной стрелки на часах. Хосок тяжело вздыхает, цепляясь взглядом за разбитые острые осколки, которые так и не позволил убрать Чонгуку, и они, рассыпанные по тёмному паркету, отражают блики летнего солнца. Такие же разбитые и теперь болезненно острые, как чувства Юнги, — сравнивает старший, разливая еще по одной. — Я все же уберу, — подрывается парень, но его останавливают. — Оставь. — Ты хотя бы счастлив? — а у Чонгука в темном омуте скорбь плескается, но Хосок готов поклялся, что видит просветы таинственной надежды. — Он ответил на твои чувства? — Да, — моментально смущается он, отводя взгляд, и улыбка сама бесстыдно расцветает на лице. — Я рад за тебя, — Чонгук следом выпивает еще одну, уже точно решая, что посетит Малайзию снова.       Хосок с минуту жует губы, не решаясь спросить, и можно добавить еще процента алкоголя в кровь для храбрости, но крепкая жидкость может сыграть и обратно, затуманив ясность ума. Старший бесшумно выдыхает и наконец решается, впиваясь серьезным взглядом. — Чонгука, я могу ошибаться, — сглатывает он ком. — Но мне кажется, что ты был неравнодушен к Юнги в школе.       Младший только едва заметно ухмыляется уголком губ, подбирая слова в голове. Цепкие пальцы ловко подхватили вторую рюмку, осушая ее, и, поднявшись с места, он направился к выходу. — Тебе показалось, — махает он на прощание.

~

На улице невыносимо жарко и шумно. Чонгук оттопыривает воротничок рубашки, расстёгивая еще одну верхнюю пуговицу, получая заинтересованные взгляды от встречных девушек. Сегодня выходной и обычно он пропадает в спортзале, а к вечеру, когда знойная жара немного спадет, гуляет по улочкам города, но именно сейчас ноги сами вели его в одном направлении и, стоя у чужой двери, Чонгук громко выдыхает, собирая всю решимость по крупинкам. Дрожавшей рукой он все же стучит по плотному дереву и звук выходит глухим. Первые секунды всегда самые волнительные, но никто не открывает, и он решается постучать второй раз, все же трусливо одергивая руку и делая шаг назад. Чонгук хочет уйти, уже практически разворачиваясь, но дверь распахивается и перед ним встает немного сонный Юнги, с копной взъерошенных темных волос. Младший замирает, несвязно подбирая слова в качестве приветствия, неловко улыбаясь. — Прости что разбудил.       Юнги в ответ молчит, отступая и лишь коротко кивая, пропускает незваного гостя внутрь. Несмотря на вечную занятость, в квартире у парня всегда чисто и нет даже намека на появление пыли. Чонгук робко проходит внутрь, здесь он бывал от силы пару раз и то с Хосоком, отчего было немного волнительно. Мин любезно заваривает чай, немного помня предпочтения младшего, ставя две кружки на стол и выжидающе молчит, давая время гостю обдумать разговор. Чон немного нервничает, сжимая свои пальцы, и на душе становится паршиво, видя, как на бледном лице Юнги повисла усталость и печаль. Он запивает свою нерешительность горячим чаем, обжигая язык, чем вызвал легкую улыбку на лице старшего, и Чонгук отражает ее, моментально забывая об неприятной боли. — Как альбом? — Я закончил его еще пару недель назад, — Юнги снова вяло улыбается, переводя свой взгляд в окно, а Чонгук заливается краской от неловкости. — Ох, я обязательно его куплю и послушаю, — начинает тараторить он, а Мин только усмехается, отпивая свой крепкий чай. — Как он? — Юнги не может не спросить, и как бы сильно этого не желал, все равно задает вечно гложущий его вопрос. — Я ведь могу… — быть вместо него — проглатывает конец фразы Чон, сжимая кулаки и печаль застилает давно позабытое жгучее чувство, только без крох детской обиды. Юнги терпеливо ждет, Чонгук все никак не решается, а рисовый туак сейчас бы как раз подошел кстати. — Да к черту его! — вспыхивает младший. — Хосок просто дурак, раз променял такого замечательного, красивого и вообще идеального парня на своего краша, — запивая вспыльчивость чаем и снова обжигаясь.       Юнги улыбается, искренне и тепло, немного даже тушуясь от комплимента. А у Чонгука волны смелости поднимаются в глазах, создавая безумный тайфун, что всегда было свойственно его неподвластной вспыльчивой натуре. — Я еду в Малайзию, там тепло, солнечно и отличный алкоголь. Прям сейчас возьму и закажу билеты. Ты поедешь со мной? — он даже губу нижнюю слегка прикусывает, волнительно перебирая пальцами под столом.       Юнги молчит, рассматривая омут темных глаз напротив, пока парень ерзает от неловкости и ожидания по стулу, все сильнее сминая губы. И может поклялся, что столько надежды и нежности он еще не видел, все это время, слепо и настырно не замечая, что совсем рядом есть влюбленный в него человек. А Чонгук волнуется еще больше, готовый через секунду сорваться и бежать, но остается, зачарованный еще больше легкой улыбкой и хриплым голосом. — Поеду.