Магия чувств

Четвёртое задание Женщина сидела на нижней полке, подперев голову рукой, и грустно смотрела на проплывающий за окном пейзаж. Леса сменялись полями, провода между столбами, казалось, танцевали какой-то замысловатый танец, то провисая, то переплетаясь между собой. Время от времени она вытирала ладонью бегущие по щекам слёзы. Русые волосы рассыпались по плечам, колыхаясь в такт движения поезда. Ту-ту ту-тук, ту-ту ту-тук. Мерное постукивание колёс успокаивало, принося желанное забвение. Два года. Ровно столько понадобилось Оле, чтобы понять — она не в силах выжить там, где все пропитано памятью, болью об утраченном, некогда огромном и светлом счастье. Сорок пять — самый возраст, чтобы менять свою жизнь. Ольга решила дать себе последний шанс, и, если ничего не выйдет, у неё всегда есть запасной вариант. Поезд нёсся, стуча колёсами, увозя женщину из города, в котором она родилась, выросла, любила и была любима. Слава. Первая школьная любовь, первый мужчина и любящий муж. Ей казалось, что они всегда будут вместе. Как Инь и Янь. Спокойный, как вода в озере Слава, и энергичная, словно горная речка Оля. Они так гармонично дополняли друг друга, что никто не мог представить их по отдельности. Славины командировки давались Оле особенно мучительно. Но, когда в семье появилась дочь Наденька, жизнь заиграла новыми красками. Им было двадцать два, они были молоды, полны сил, любви. И этой любви им хватало с головой. Так и жили, душа в душу. Наденька выросла, уехала в другой город учиться, лишь изредка приезжая по выходным. Ей было всего восемнадцать, совсем молоденькая ещё, не видевшая жизни. В тот день Слава ехал домой из командировки через Норвинск, захватив Надежду, сюрприз хотели сделать. Они так и не вернулись домой. Авария. Эта беспощадная сука унесла жизни единственных дорогих ей людей. Похороны Оля помнит плохо. Кажется, кто-то кричал и кидался к гробу. Кажется, это была она… Звала свою девочку, просила вернуться, но та, упорная, так и не хотела вставать. Оля провела эти два года, словно в тумане, в попытках понять, для чего ей теперь жить? Для чего вставать по утрам, ходить на работу? Она больше не видела в этом смысла. Особенно тяжело было дома, там, где они всей семьёй проводили счастливые вечера, делясь впечатлениями о прожитом дне. И больше этого не будет никогда. Каждый день Оля пыталась найти хоть одну причину жить, но, так и не найдя ни единой, решила дать себе последний шанс. Продала квартиру, купила билет на поезд, и вот она уже едет в совершенно чужой город, туда, где по её мнению никто не ждёт, но в то же время теплится в душе надежда, будто она ещё может что-то изменить. Димка мялся, не решаясь войти в купе. Там, за дверью, его ждала женщина, новая подопечная со своей трагедией, мыслями и мечтами, и Дима просто обязан был помочь. Еле выпросил у Игната отправиться поездом, а не привычным телепортом. Никогда раньше юный чародей не бывал в поездах, но с этого дня однозначно полюбил перроны. Он, так тонко чувствующий людские эмоции, сначала не мог прийти в себя, после того, как на него, словно цунами, обрушился вихрь из разнообразных чувств, и радость, и печаль, и тоска… Но любви было больше всего. Люди провожали и встречали любимых, так и Дима был не один — Вася стоял рядом, сжимая его ладонь в своей. — Вась, — Дима порывисто обнял мужчину. — Я буду скучать. Не забывай меня, ладно? Его слова рвали душу. Как будто этого невозможного мальчишку вообще можно забыть. Вася не ответил, лишь крепко прижал Диму к себе, понимая, что если вот прямо сейчас его не отпустит, то не сделает этого никогда. И плевать будет на контракт и на всё остальное. Командировка обещает быть долгой, но она нужна Диме, он точно это чувствовал. Там его ученик должен приобрести нечто важное для себя. А Вася и так ждал его очень долго, и, если надо, подождёт ещё. Собрав всю волю в кулак, последний раз вдохнул поглубже такой родной запах пшеничных волос, прошептал: «Люблю тебя. Знай это» И испарился, оставив Диму в расстроенных чувствах. Он и так был ошарашен заданием и состоянием клиентки, ещё и Вася с его признанием… Но, обдумывать было некогда, пребывающий поезд стоял всего минуту. И вот, стоя за дверью купе и слушая отголоски эмоций, витавших там, юный эмпат пытался понять, как быть. Нет, задание было чётким, его готовили достаточно, чтобы он смог запомнить детали. Он должен был, как и всегда, следовать невидимкой, подбадривая и помогая. Отдав проводнице билет и показав соответствующие документы, по прибытию Дима просто решил телепортироваться в штаб-квартиру. Робко постучав, он толкнул дверь купе вправо. — Здравствуйте. — Здравствуй, — женщина удивлённо подняла брови, глядя, как юноша, зайдя внутрь, прикрыл дверь и принялся оглядываться. — Куда можно убрать сумку? — Туда, — Ольга подняла нижнюю полку, указав на пустое место. Дима чувствовал, как от неё исходят волны беспокойства. — Сколько тебе лет? — Восемнадцать. — А-а-а… — Родителей нет, — опередил её Дима. — Я детдомовский. Странное признание вырвалось будто само собой. К чему он это сказал, сам не понял. — Ох, — женщина засуетилась. — Всё в порядке, давайте лучше знакомиться. Дима. — Оля. Можно тётя Оля. — Очень приятно. Беседа была в самом разгаре, когда Димкин живот громко оповестил присутствующих, что пора бы его покормить. Ольга спохватилась, доставая на стол домашнюю курочку-гриль, картофель в мундире, огурцы и помидоры. — Может вагон-ресторан? — тихо спросил Васечкин. Живот с ним был категорически не согласен, о чём и оповестил недовольным громким бурчанием. — Ещё чего! Непонятно, чем там кормят. А у меня всё домашнее! — проговорила Ольга, нарезая овощи. Тут Диме возразить было нечего. — Марш руки мыть, и за стол. — Есть! — шутливо отрапортовал Дмитрий, скрываясь за дверью. Дима старался есть медленнее, чтобы не выглядеть перед этой красивой женщиной совершенно по-свински. А она смотрела на него и умилялась. Юноша, словно голодный волчонок набросился на курицу, жевал, прикрыв от удовольствия глаза. Будто и не ел никогда ничего вкуснее. Дима смутился, почувствовав пристальный взгляд. — Всё нормально? Вы так смотрите… — Ох, прости. Ты кушай-кушай. Чего тебе ещё положить? — тихо прошептала Ольга, заметив смущенный взгляд. — У меня дочка одного с тобой возраста…была… Дима отложил ложку, посмотрев женщине в глаза. Так вот она какая — материнская забота. А он всё понять не мог, что же за эмоция витает вокруг. А оно вон оказывается что. У Димки защипало в носу, никогда в своей жизни он не ощущал ничего подобного по отношению к себе. Только там, в далёком, забытом детстве… — Дим, не обращай на меня внимания, ешь. А потом и спать пора. Поздно уже, а нам ехать сутки. — Да, — выдохнул Димка и взял ложку, — спасибо, очень вкусно. А перед сном Дима решил воспользоваться своими возможностями, уж очень Ольга выглядела подавленной и смущённой. Юный чародей послал ей волны доверия, спокойствия и тепла. Примерно три минуты спустя, по купе разливался спокойный женский голос. Оля всё говорила и говорила. О Славе, об их жизни, о том, как она любила его больше всего на свете. Как он стал всем для неё, а потом у них появилась Надя. О ней женщина говорила с особой теплотой. А потом её голос дрогнул, но она не остановилась, рассказывая, как странное предчувствие не давало ей нормально вздохнуть. А потом, после того рокового звонка её сердце почти остановилось. Рассказала и о том, как пыталась выжить изо дня в день, но не находила ни единой причины. И вдруг, откуда ни возьмись, как озарение пришла мысль: «Уехать. Срочно всё продать и уехать к чёртовой матери» Так она и оказалась тут. Олины откровения очень странно подействовали на Диму, и он сам не заметил, как начал свой рассказ. О родителях, которых он помнил по бабушкиным рассказам, о бабушке и их корично-ванильных вечерах. О детдоме старался не говорить, вспоминать не хотелось. Рассказал и о том, что есть тот, кто ждёт его, и, теперь Дима точно знает, что любит. Единственный, к кому Дима хочет вернуться. Оля улыбалась, он чувствовал. — Мама часто пела мне перед сном. Это то немногое, что я помню. И Оля запела. Тихо, почти шёпотом, ту песню, которую сама сочинила для дочери. — Баю баюшки-баю, не ложися на краю. Пусть тебе приснится свет, что хранит тебя от бед, от неистовых ветров и неискренних даров. Баю баю, детка спи, тихо носиком сопи, пусть тебе приснится лес, полный сказок и чудес. Спи, сокровище моё, мама песенку споёт… — Спасибо, — пробормотал Дима на краю сна и яви.