Эльфы, люди и притворщики

Прошло два дня. Тайгерис потихонечку поправлялся к радости Михаэля, а как же, он врач, спасатель и ему просто положено радоваться за спасение каждой жизни. Гарри старательно избегал той палаты, в которой находился крылатый пациент, и всеми силами увиливал от каких-либо обязанностей, но однажды он не успел, Лери перехватила его, всунула ему в руки поднос с ужином для Тайгериса и попросила отнести. Ну, делать нечего, пришлось пойти, отнести ужин этому… химере, чтоб его мантикоры покусали. Гарри и сам не знал, чем объяснить свою неприязнь к этому крылатому эльфу, возможно, всё дело в том, что этот тип стал причиной его слабости, страха, который тот нечаянно вызвал. Как бы то ни было, но Гарри донес поднос до палаты, зашел и, стараясь не смотреть на обитателя комнаты, поспешно прошел к столу. Сгрузил на него поднос и так же быстро пошагал к двери, спеша покинуть помещение, но… Последовавший вопрос буквально пригвоздил его к месту: — Кто здесь? Гарри медленно обернулся от двери, до которой уже почти успел дойти, пристально посмотрел на летуна и тут же удивленно замигал. И было от чего: крылатый эльф сидел на корточках на краю кровати и слепо шарил перед собой рукой. Вот он добрался до края стола, затем до подноса и, нащупав глубокую тарелку с бульоном, неуверенно замер, явно не зная, что делать дальше. Гарри, воздев глаза к потолку, мысленно выругался, хотя хотелось вслух и громко… Как-то никто не удосужился ему рассказать о том, что этот тип слепой и беспомощный, а может, и говорили, да только он прослушал, не желая участвовать в судьбе крылатого эльфа. А тот, упираясь кончиками крыльев в постель позади себя, повторил вопрос: — Да кто здесь? Я твои шаги не узнаю… кто ты? — Я Гарри. Вы не видите меня, сэр? Говоря это, Гарри вернулся к кровати и теперь внимательно всматривался в красивое, породистое лицо. При свете дня глаза того не отсвечивали так ярко, как тогда, на закате, сейчас они были светло-карими и неподвижными, невидящими. Услышав голос Гарри, Тайгерис улыбнулся, отчего на его щеках появились глубокие ямочки, и сообщил: — При свете дня я ничего не вижу, Гарри, я ночной охотник. За словом «охотник» в воздухе так и повисло невысказанное «хищник», особенно если учитывать его внушительные клыки и когти. Из легкого ступора Гарри вывел следующий вопрос Тайгериса: — Ты не подашь мне тарелку? Я чую запах бульона, но не вижу, сколько его, не хотелось бы расплескать. Гарри понял и осторожно пододвинул тарелку, потом дал ложку и направил его руку, давая понять, откуда черпать. Ел тот вполне культурно и вел себя достаточно цивилизованно, по крайней мере он знал, что такое ложка… А интерес Гарри всё возрастал и возрастал, он смотрел, как тот ест, и отмечал всё новые подробности в его внешности. Странное создание, по своей сути он являлся химерой и сейчас, сидя вот в такой позе, он очень сильно напоминал горгулью, каменную статую на крыше Нотр-Дама. Дождавшись, когда он доест, Гарри спросил: — Простите, а кто в вас стрелял? Тайгерис поморщился, но ответил: — Не в меня стреляли, а в подругу мою. Стычка у них в селении вышла, и Гален, это кузнец тамошний, решил, что незачем всяким мантикорам небо коптить. Это ночью было, устроили засаду на Меррайю, а мы с ней вместе в ту ночь охотились, я заметил и вмешался, как видишь, не очень удачно с моей стороны. Но это неважно, главное, она успела спастись. Гарри с трудом дослушал, с первого упоминания о мантикоре его окатила волна сильнейшего отвращения, да что он тут… себе воображает, тварь! Защищать мантикору, такую же тварь, как и он сам! С этого момента Гарри перестал заходить в комнату окончательно, ему Тайгерис совсем разонравился, да и чего ждать от существа, которое водит дружбу со смертельно опасными мантикорами, известными волшебникам в категории опасных существ класса пять икс, то есть не поддающиеся приручению и крайне ядовитые впридачу. А несколько дней спустя после памятного разговора произошло одно событие, которое надолго встряхнуло их. Произошло это во время прогулки по холмам на западном берегу озера, которое, кстати, назвали озером Соломона, а саму долину поэтично окрестили Долиной Мирабель. Итак, спокойная, мирная семейная прогулка, Михаэль и Лери идут, взявшись за руки, впереди Люпин и Север, сам Гарри чуть поотстал, наслаждаясь теплым солнечным днем, и ничто не предвещало… когда над озером совершенно беззвучно распахнулись два крыла и огромный бронзовый ранкориал по широкой спирали пошел на снижение, сжимая в лапах небольшую кабину. Михаэль и Лери переглянулись и тут же, не сговариваясь, побежали к дому, куда только что приземлился дракон. Гарри подхватил Севера и, кивнув Люпину, помчался следом. Подбежав к кабине, они увидели, как из неё вышел мужчина, высокий и желтоволосый, с черной повязкой на правом глазу. Окинув единственным зеленым оком подошедших людей, он обратился к Михаэлю: — Инголанго сказал мне, что здесь помогут, моя жена не может разродиться, никак не пойму, то ли плод неправильно лег, то ли сразу двое лезут и застряли в шейке матки… Разумеется, не успел он договорить, как Михаэль, схватившись за голову, бросился в кабину, чтобы, однако, выскочить обратно с выпученными глазами и заиканием. И с трудом выговорил, вернув глаза обратно в глазницы: — Это… простите, ваша жена? Лери удивленно почесала в ухе и переспросила: — В чем дело, Михаэль? А тот трясущейся рукой ткнул в сторону кабины и продолжил высказывать претензии одноглазому: — Вы хотя бы предупреждайте, что ваша жена не человек. И ещё, ищите ветеринара, я никогда в жизни не принимал роды у львиц! И, конечно, после таких слов Лери, полная любопытства, устремилась в кабину. После недолгой тишины раздался её восторженный возглас: — Вау! Мантикора!.. И тут же высунулась наружу, торопливо сказала мужу: — Позови Дерека, у него больше опыта, он имел дело со львами. Михаэль кивнул, оглянулся, увидел Гарри, вспомнил про Эльмо, Патронуса-сенбернара и попросил у сына: — Гарри, будь добр, пошли Эльма за Дереком. Поторопись, прошу. Ну что делать, не спорить же… И Гарри, скрепя сердце и загнав подальше неприязнь к существу под названием «мантикора», позвал Эльмо. Проводив же взглядом серебряного сенбернара, повернулся к кабине да так и замер — одноглазый незнакомец и Лери, поддерживая с двух сторон, осторожно вели… Гарри даже икнул от неожиданности, сразу вспомнив сфинкса, которого видел на третьем туре Турнира Трёх Волшебников. Голова женская, каштановые волосы, серые глаза, вполне обычное лицо, а вот тело, да, львиное, очень беременное львиное тело… Тут ему пришлось со стыдом признать, что он, в принципе, даже не знает, как вообще выглядит мантикора. Слышать слышал, ну пару стилизованных картинок видел в древних бестиариях, и если верить им, то мантикора должна выглядеть как помесь скорпиона с крабом и тем же львом, но никак не как эта измученная тяжелыми родами женщина, которая, с трудом переставляя мощные желтые лапы, тяжело шагает к дому, глухо постанывая от боли. А рядом с ней идет её одноглазый муж, поддерживает и тихо, успокаивающе бормочет: — Тише-тише, ещё немного, ещё чуть-чуть, потерпи, Меррайя… Что?! Гарри, оглушенный совестью, потрясенно смотрел вслед. Меррайя, так вот кого защищал Тайгерис!.. Чувство вины лавиной обрушилась на Гарри, за что… за что, спрашивается, он целую неделю презирает Тайгериса? Совершенно раздавленный стыдом и виной, Гарри опустился в траву возле кабины, бронзовый ранкориал с длинным и труднопроизносимым именем стек с кабины и присел рядом с Гарри, в его понимающем взгляде читалось сочувствие, а в сочувствующем молчании слышалось понимание. Гарри не выдержал, горько произнес: — Я дурак, я просто непроходимый тупица, сужу обо всех по себе. Мерлин!.. — и сложился пополам, уткнувшись лбом в колени. — Понимаю, — серьезно ответил Инго-и-как-там-его-дальше. — Но ты немного не прав, Гарри, — добавил он. Гарри оторвал лицо от колен и задрал голову, глядя на огромную клиновидную голову ранкориала. — В чем я не прав? — В том, что ты не учишься, Гарри. И не пытаешься даже понять простую истину, которую, кстати, заповедует твой собственный отец, профессиональный спасатель. — А что за истина? — в страшной тревоге спросил Гарри, неужели он что-то упустил из жизненных кредо своего отца? А ранкориал тихо сказал: — Ценится каждая жизнь. Таков девиз спасателей, если я не ошибаюсь, Гарри. Это и есть главная истина жизни. Конечно, кое-кто может поспорить со мной, тем более что именно я производил глобальную чистку по всему Балинору в день Радуги. Но поставь рядом простую овцу и вечно голодную самку вурдалака, вечно жрущую и никогда не насыщающуюся, потому убивающую всех без разбору и без остановки, и при этом она сверхумная и хитрая тварь. Кого оставить в живых, Гарри? Глупую и бесполезную овцу или… — Овцу, конечно, — торопливо сказал Гарри, ранкориал серьезно кивнул, одобряя его ответ и понимая, что тот всё осознал. А юноша робко произнес: — Как вы думаете, Тайгерис меня простит? — Конечно, он тебя простит, Гарри, но, по-моему, сперва ты себя должен простить. Тайгериса ты не обижал, просто ты его не понял. — Да, верно, — с облегчением улыбнулся Гарри и спросил: — у вас такое имя… странное, не могли бы вы повторить? — Могу, Гарри, меня зовут Инголанго. Гарри слабо улыбнулся, глядя в золотые глаза дракона, и, подумав, снова задал вопрос, впрочем, не надеясь на ответ: — Просто я думал, что мантикора это смертельно опасное существо, но то, что я увидел… Получается, я совсем ничего не знаю о мифических созданиях? — Нет, Гарри, дело не в твоем незнании, а в человеческом факторе, в человеческом мировосприятии. Нормальному человеку довольно сложно признать факт существования химер, таких, как сфинксы, грифоны, кентавры… Разные строения скелетов, метаболизм, другая система кровообращения, наличие нескольких желудков в случае кентавров, у них совершенно по-другому устроен кишечно-желудочный тракт… Сам понимаешь, Гарри, человеку сложно воспринять таких странных, с его точки зрения, созданий, равно как и браки между мантикорой и представителем рода хомо сапиенс. Кроме того, мифики и магики очень давно прячутся от мира людского, а человеческий век короток, как и память. Многое, очень многое просто забыто, стерто из памяти людской. Поэтому ты ничего не знаешь о мантикорах, все знания о них сильно искажены временем, пространством и неуемной человеческой фантазией. Ну что ж, в душе Гарри этот разговор оставил яркий след. После долгих и воистину тяжелых родов Меррайя при помощи Дерека и Лери с Михаэлем родила трёх малышей, здоровенького мальчика-человечка и двух девочек-мантикорок. Данила, кстати, уже давно съездил в то поселение, призвал к ответу идиота кузнеца Галена и круто наказал его, жёстко и со вкусом. Сначала он его избил, выбив все зубы, а потом в течение трёх дней расцарапывал и солил раны, не давая им зажить. Гарри, узнав об этом, пришёл в ужас и хотел было возмутиться подобной нечеловеческой жестокости… Но Лери дала ему крепкий подзатыльник и сердито рявкнула: — Помолчи-ка ты, умник! Этот урод стрелял в беременную женщину, и его счастье, что он не попался мне на глаза, убила бы гада! И Гарри опомнился, в самом деле, чего это он? Нашёл, кого жалеть, незнакомого агрессивного мужика, который бессердечно выстрелил в беспомощную беременную женщину. Так что прав Данилка, ой как прав. Таких мразей только так и надо наказывать!