Торговец антиквариатом
Посвящается Алане, Знала бы ты, как мы соскучились…
Порой судьба забрасывает нас в совершенно невероятные места, о которых мы никогда не подозревали — великолепные, ужасающие, нагоняющие тоску или тревогу… Но иногда она возвращает нас туда, где мы некогда бывали, но совершенно забыли о существовании этого места. Небольшой район большого грязного города значительно отличался от центра, где некогда располагался особняк Бодлеров. Более того, этот район будто был совершенно другим городом. Клаусу не доводилось здесь бывать раньше, равно как и графу Олафу, а вот мне, к несчастью или наоборот, случилось провести там свои так называемые «лучшие годы». Сложно назвать этот район ужасным и неблагополучным, но с ним связано слишком много воспоминаний. Слишком много, чтобы туда вернуться и не расплакаться. Но оставим это. Однажды августовским днём в этом районе появилась машина с подростком и странным взрослым мужчиной в одежде святого отца. Они уже достаточно долго молчали, но некоторые обстоятельства вынудили их нарушить молчание. Клаус пришёл в себя. — И что теперь? — спросил мальчик, посмотрев на водителя. Тот пожал плечами. — Ты не отдашь наследство просто так, соответственно мне нужно снова усыновить тебя. — То есть мы ищем мистера По? — неуверенно предположил Клаус. — Насколько я помню, он зарёкся не отдавать меня тебе под опеку. А ещё поклялся засадить тебя за решётку… Граф Олаф хохотнул. — Когда это в последний раз угрозы мистера По работали? Странно вообще, что он выжил… — Наверняка многие эвакуировались, — неуверенно пожал плечами Клаус. — Вот только сомневаюсь, что после всех этих бед от ГПВ. хоть что-то осталось. Мужчина хмыкнул. — Я бы не был так уверен, — он как-то странно нахмурился. — Точнее будет так: в пожаре мало кто выжил, но это не значит, что от этого общества ничего не осталось. Всегда найдётся тот, кто продолжит благое дело, — Олаф сделал небольшую паузу, как бы акцентировав внимание на последнем словосочетании. — К тому же двое оставшихся Сникетов ещё живы. — Это ты про Кит, да? — спросил Клаус, пытаясь вспомнить имя мужчины, который предлагал им уехать вместе с ним накануне пожара в «Развязке». Граф Олаф скривился. — Да, про Кит, — Клаус заметил, как мужчина сжал руль. — Есть вещи, Клаус, о которых очень неприятно говорить, но я обещал тебе ответить на все твои вопросы, так что считай, что крайне удачно мстишь мне за все те беды, которые я доставил вам с сёстрами. — Я не буду спрашивать, что у вас с Кит, — возразил мальчик. — Скажи лучше, кто такой этот третий Сникет? А то я всё никак не могу вспомнить его имя… — А, — Олаф поморщился так, словно съел что-то кислое. — Лемони Сникет. Учились мы с ним вместе. — И только? — Клаус не сдержал ухмылки — уголок губ непроизвольно приподнялся, и мальчик осознал, что мышцы лица уже успели отвыкнуть от такого напряжения. — Ну, когда мы виделись в последний раз, он сох по твоей матери, писал статьи, критикующие мои выступления, — Олаф вздохнул и из его голоса совершенно исчезла всякая язвительность: — А ещё он, возможно, убил моего отца. Повисло молчание. Клаусу одновременно хотелось и не хотелось улыбаться. В итоге он просто вздохнул и посмотрел в окно. Они всё ещё ехали по этому странному району, в котором он ни разу не был. — То есть, — наконец решился возобновить диалог мальчишка. — Ты устроил пожар всё-таки из жажды мести, а не из-за алчности? Граф Олаф раздражённо втянул воздух. — Да кто вообще сказал, что этот треклятый пожар — моих рук дело? — А ты хочешь сказать, что нет? — спокойно поинтересовался Клаус. — Ты можешь наконец уже сказать мне в лицо правду? Моё мнение о тебе уже всё равно не станет хуже… — …ведь хуже просто некуда! — продолжил за него мужчина. — Да-да, я знаю. Правды хочешь? Ну, скажем так, я неоднократно думал о пожаре и уже даже собирался его устроить, но меня опередили, и я был несколько раздосадован этим! Такова правда, доволен? Клаус неопределённо хмыкнул. — Если ты не привираешь опять, то, вероятно, я никогда не узнаю, по чьей вине погибли папа и мама, — рассудил он. — А, судя по твоему тону и построению фразы, ты действительно не знаешь, кто тебя опередил. Может, догадываешься, но не уверен в этом на сто процентов. — Бинго, — подтвердил мужчина, смерив мальчишку хмурым взглядом, и уставился на дорогу. Они выехали на знакомый Клаусу проспект. Он проходил через центр города, где находился банк, в котором без сомнений можно было найти мистера По. Водителя Клаус больше не донимал разговорами — понял, что задел неприятную для графа Олафа тему, и дальнейший диалог не принесёт особых плодов, а вопросы у него ещё были. Так что этот разговор решил отложить до лучших времён.***
К тому моменту, когда они подъехали к банку и вышли из машины, Клаус уже было полностью смирился, что теперь будет жить с графом Олафом — зато стабильно и относительно неплохо. Он даже сам уже поверил, что его бесконечные злоключения наконец закончатся. Как вы знаете, Клаус очень редко ошибался, ведь он был очень начитанным и весьма смышлёным мальчиком, способным к рассуждениям. Но при другом раскладе вы, скорее всего, не читали бы эту историю. И как бы тяжело мне не было это вам сообщать, хотя Клаус редко ошибался и чаще всего был прав, в этот раз он ошибся. Мистер По раскашлялся, стоило им переступить порог его кабинета. Они прошли без труда, постольку стол, за которым обычно сидела секретарша, ныне пустовал, и задержать расспросами о цели визита их было некому. Когда банкир наконец откашлялся, он уставился на вошедших с непониманием и каким-то безотчётным ужасом. — Добрый вечер, мистер По, — поздоровался Клаус. Граф Олаф лишь бросил небрежное: — Да, — и сразу перешёл к сути: — Возможно, вам ещё не сообщили, но мистер Терренс сегодня трагически погиб в пожаре, поэтому Клаус вновь сирота, и если у вас нет никого, кто мог бы его усыновить, это сделаю я. Мистер По подавился слюной — видимо, от возмущения — и едва снова не залился кашлем. — Да как вы можете!.. — мистер По даже вскочил с места, настолько он негодовал. — После всего, что вы сделали, вы ещё рассчитываете получить над ним опеку?! Граф Олаф закатил глаза, и Клаус едва сдержался, чтобы не повторить за мужчиной этот жест. Вы наверняка хоть раз слышали об «эффекте свидетеля», или, как это ещё называют, об «эффекте постороннего», когда люди становятся свидетелями чрезвычайной ситуации, но не спешат на помощь пострадавшим. Когда что-то плохое происходит на виду у большой группы людей, каждый из них думает, что это не его дело, что кто-то другой обязательно остановит происходящее безобразие, а вот конкретно ему это совершенно не нужно. И чем больше свидетелей, тем меньше вероятность, что кто-то вмешается. Клаус вспомнил тогда об этом феномене, стоя в кабинете управляющего денежными штрафами и глядя на мистера По, который чуть ли не захлёбывался слюной, распинаясь о том, какой же граф Олаф премерзкий тип. Клаус поправил очки, мысленно отметив, как же омерзительно выслушивать всю эту лицемерную чепуху. Не ему говорить об этом — Бодлеры столько раз пытались объяснить ему, что они в беде и в постоянной опасности, но он всегда закрывал на это глаза, а теперь вдруг прозрел? Самое жуткое, конечно, было то, что мистер По, возможно, сам не осознавал всей лицемерности этой ситуации. — Мистер По, — сдержанно проговорил мальчик, когда банкир замолчал. — Если вы закончили, мне бы хотелось узнать о своей дальнейшей судьбе. Так как если меня некому усыновить, я всегда могу добровольно сесть в машину вот к нему, — он махнул рукой в сторону графа Олафа. — И уехать жить в лес. Мистера По, кажется, шокировали слова Клауса Бодлера, потому что ответил он не сразу, но когда ответил, голос его звучал озадаченно: — Да, Клаус, конечно, найдётся для тебя опекун, но это займёт какое-то время… Как оказалось «какое-то время» в этот раз означало минимум сутки, так что Клаус сперва торчал несколько часов в кабинете мистера По, а затем отправился с банкиром в уже знакомый ему дом. Казалось, прошла целая вечность с того момента, как Бодлеры побывали в этом доме впервые, однако с тех пор ничего не изменилось: дети мистера По по-прежнему были невероятно тупы и омерзительны, а его жена, каким-то чудом выжившая в «Развязке», была такой же обманчиво-приторной. Насколько мне известно, в тот год рейтинги Дэйли Пунктилио стремительно падали из-за того, что многие люди по какой-то причине резко поумнели и осознали, что эта газета не стоит ни денег, ни даже внимания, ведь все статьи в ней — приукрашенное, а иногда и вовсе переиначенное враньё. В данном случае это означает, что даже слухи, публиковавшиеся в этой газете были пересказаны бесчисленное множество раз бесчисленным множеством людей. Мне также известно, что в разорении этой газеты могли быть замешаны люди, являвшиеся своего рода добровольцами, хотя их деяния сложно назвать благими. Так или иначе, в тот вечер, когда Клаус Бодлер ужинал вместе с семьёй По, газета Дэйли Пунктилио ещё существовала, хотя её путь к закрытию уже начался. Миссис По что-то увлечённо рассказывала мужу, братья По спорили о чём-то дурацком, а Клаус задумчиво жевал гречку. Граф Олаф ушёл из кабинета мистера По, едва представилась возможность. Перед этим бросил на прощание фразу вроде «Ещё увидимся», намекая на то, что он не уходит навсегда. Клауса в тот вечер занимали всего две вещи: кто будет его опекуном и как скоро появится граф Олаф. Он тогда и представить не мог, что всё сложится столь странно.***
Наутро Клауса разбудил мистер По — остальные обитатели дома ещё спали. Заводя машину, банкир сказал, что если всё сложится удачно, то уже после обеда Клаус поедет со своим новым опекуном домой. «Домой» — мистер По использовал именно это слово. Мысленно повторив его, Клаус чуть поморщился. Дом. Дома у Клауса не было. Трудно было даже припомнить, когда он в последний раз чувствовал себя «дома». Хотя бы просто чувствовал. Того здания, где Клаус Бодлер родился и провёл детские годы, как вам известно, ныне не существовало: вот уже почти два года на его месте было лишь пепелище. Клаус перебрал в голове первых трёх опекунов — после тёти Жозефины, дома у них точно не было — и пришёл к выводу, что по-настоящему чувствовал себя дома в последний раз, когда ложился спать перед поездкой в Перу. Несостоявшейся. Дома у Монтгомери Монтгомери какое-то время Бодлеры чувствовали себя в безопасности. Там было тепло, чувствовалось, что дядя Монти действительно им рад, и вообще тогда всё было будто бы светлее и ярче. Дом тёти Жозефины запомнился холодом и мраком — как и всё озеро Лакримозе. Нет, разумеется, летом там наверняка было не так мрачно и промозгло, но первое впечатление всё-таки очень сильно отпечатывается в сознании, каким бы неверным оно ни было. А вот дом графа Олафа просто не способен был стать ничьим домом. Клаус даже не был уверен, что сам граф Олаф там живёт: последние месяцы он следовал за Бодлерами, куда бы они ни шли, а чтобы вернуться в тот жутковатый особняк напротив дома судьи Штраус, необходимо было потратить некоторое количество времени. И вот это Клаус мог сказать точно: времени на регулярное возвращение домой у графа Олафа не было. Они ведь не такие уж и разные. Когда Клаус вынырнул из мыслей, он обнаружил себя в кабинете мистера По. Через секунду он обнаружил и причину, выдернувшую его из раздумий: на пороге кабинета стоял среднего роста и телосложения мужчина, на вид ему было не больше шестидесяти лет. Волосы, которые выглядывали из-под классического цилиндра, имели цвет стали. У него были впалые щёки и морщинки на лице, тонкие губы и чуть сощуренные глаза — в них, вопреки его в меру строгому костюму и виду, заметен был озорной блеск. Этот джентльмен в целом производил приятное впечатление. Хотя его наряд сперва мог показаться чересчур старомодным и официальным, всё же он выглядел, что называется, «на своём месте». — Добрый день, мистер По, — поздоровался мужчина несколько хриплым голосом. — А Вы, молодой человек, должно быть, Клаус Бодлер? Клаус кивнул, с интересом рассматривая мужчину. Мистер По оторвался от бумаг, тут же вскочил и принялся любезничать. Мальчик не влезал в беседу, однако внимательно слушал. Из разговора он понял несколько вещей: «…Мистер Браун… я подготовил бумаги об усыновлении…» — этого джентльмена зовут мистер Браун, и он действительно его новый опекун. «…да, школа недалеко от дома. Я там не учился, но, говорят, она хорошая…» — он пойдёт в школу! Клаус невольно улыбнулся. Улыбка вышла неуверенной и слабой, но всё же. «…о, нет, мистер По, моя уже бывшая жена пожелала уйти от меня ещё десять лет назад, и сейчас, насколько я знаю, её уже нет…» — мистер Браун, вероятно, живёт один. «…наследство? Зачем мне чужое наследство?» Тут Клаус вспомнил, что Вайолет исполнилось шестнадцать, когда они попали на подлодку. Это значило, что при определённых условиях наследством можно было начать пользоваться. Как-то со всей этой суматохой в отеле они упустили тот факт, что их беды могут закончится в один миг. «Ага, значит, поэтому граф Олаф продолжает преследовать меня, — подумал Клаус, но тут же запнулся в своих размышлениях. — Хотя в этом нет особого смысла. Неужели он в неведении, и у него нет никакого плана?..» Вопросы у Клауса были, но спросить у мистера По он не рискнул, к тому же, он крайне редко перебивал взрослых. Что ж, теперь он по крайней мере был уверен, что Вайолет и Солнышко будут жить без нужды. Конечно, когда выберутся с острова — хотя здесь уместнее было употребить слово «если» вместо «когда», Клаус упорно не хотел даже думать об этом в такой формулировке. Когда они выберутся… — Клаус, — обратился к нему банкир, выдернув из мыслей. — Ты, наверное уже сам догадался, но позволь представить тебе твоего нового опекуна — мистера Томаса Брауна. Мужчина в полушутливом жесте приподнял шляпу. — В общем-то, — мистер По жестом указал мистеру Брауну на стол. — Всё осталось только подписать. Вот здесь все документы — свидетельство о рождении, медицинская карта и прочее. — Ну, я полагаю, мы разберёмся, — мистер Браун улыбнулся Клаусу и подошёл к столу, чтобы расписаться. Когда они с мистером Брауном покидали банк, Клаус с трудом осознавал реальность происходящего. Он чувствовал себя странно. Нет, он уже привык к постоянным переездам и усыновлениям, но что-то необъяснимое и нелогичное подсказывало ему: в этот раз всё будет по-другому. Машина Томаса Брауна была самой обычной машиной человека среднего достатка. Мистер Браун сел за руль, Клаус — на переднее сиденье; через пару минут машина тронулась с места. — Ты выглядишь растерянным, — произнёс мужчина. — Я ведь могу на ты, верно? — Конечно, — отозвался Клаус. — А к Вам как лучше обращаться? Говорить не то чтобы очень хотелось, но и молчать желания особого не было. — Не знаю, не думал об этом, — мистер Браун усмехнулся. — Но мне бы не хотелось слышать «мистер Браун» в своём доме — к чему вся эта формальность? — Ну, — Клаус многозначительно пожал плесами, невольно припомнив мистера Терренса и упасигосподи Сэра с лесопилки. — Не все разделяют вашу точку зрения… извините, я первое время всё равно на вы буду. Но вас же Томом зовут, верно? Я имею в виду неформальное общение. — Я полагаю, — кивнул он. — Не то чтобы у меня было много друзей, но в наше время даже просто знакомые скоро начинают фамильярничать, так что да. Зови меня Томом. Том оказался интересным собеседником и не таким уж строгим, как показалось сначала: он был вполне обыкновенным человеком с не самой выдающейся историей жизни. Тем не менее он был человек увлечённый — интересовался историей и различным антиквариатом, так что его страсть к старомодной одежде легко объяснялась. В целом он производил впечатление порядочного человека — человека, всегда соблюдающего установленные обществом нормы поведения. — То есть вы владеете лавкой со всякими старыми вещами, — Клаус даже не пытался скрыть свой восторг. — Вы торгуете картинами, шкатулками, книгами, монетами и всем-всем-всем?! Мужчина рассмеялся, выкручивая руль: был поворот. — Да, именно — всем-всем-всем. На самом деле мне часто приносят разные вещи и продают их задёшево, а я чуть набиваю цену, — мужчина чуть задумался, а потом сказал: — Как в ломбарде. Почти. Хотя моя работа заключается не только в этом, порой ко мне обращаются с конкретными заказами. Если у людей есть средства и им что-то нужно, я с удовольствием найду им эту вещь. А я могу достать что угодно. Такова моя жизнь. Клаус хотел было что-то спросить, но в этот самый момент он увидел знакомые дома. Он видел их совсем недавно, но вот никак не думал, что увидит снова. — Вы живёте в этом районе? — удивлённо спросил мальчик. — Да, — Том улыбнулся. — Это один из самых спокойных районов города. Сюда переезжают семьи, чтобы обеспечить своим детям нормальное детство и отрочество. Ты знал? Клаус чуть спустился по креслу, оторвавшись от окна, и ответил: — Нет, я вообще не знал об этом районе до недавнего времени. Нормальное детство, говорите… Он совсем не хотел поднимать эту тему, но как-то само получилось. Когда ваша жизнь состоит из одних несчастий, беспрерывно следующих друг за другом, волей-неволей начинаете говорить об этом. Клаус, конечно, был воспитанным и знал, что обычно в приличном обществе о своих проблемах не говорят, но он-то сейчас разговаривал с опекуном, и было похоже, что этот человек не собирается обесценивать его проблемы. Они подъехали к невысокому кирпичному зданию, над входом в которое висела вывеска: «Нужные вещи — найдётся всё». От угла дома-магазина до гаража тянулся плотный забор средней высоты, не позволяющий увидеть, что происходит за ним. Близко к гаражу забор прерывался калиткой. Том крутанул руль и машина заехала на площадку перед гаражом. — Да, я слышал, — он вышел из машины, дождался, когда Клаус тоже выйдет, и продолжил: — Я слышал, что у тебя — и у тебя ещё две сестры есть, верно? — что у вас пропало около двух лет жизни после гибели ваших родителей… Мне даже страшно представить, через что ты прошёл. — О, это долгая история, — заверил его Клаус. — Два года… ну да, можно сказать, целых два года выпали. Я даже не знаю, какой сейчас день. Лето, понятное дело, но… — Что ж, подарю тебе на день рождения календарь, — усмехнулся Том и открыл калитку. Клаус замер. День рождения. Твою мать. — Клаус? — Том обеспокоенно посмотрел на мальчика, всё ещё держа калитку за край, но готовый в любой момент сорваться с места. — Всё нормально? — Д-да, — Клаус мотнул головой. — Просто я вдруг почувствовал, как идёт время. Кажется, вечность прошла с того момента, как мы достаточно счастливо отпраздновали мой тринадцатый день рождения и должны были отправится в Перу, но вместе с тем кажется, что это было совсем недавно. Странное чувство. Том понимающе кивнул головой и похлопал мальчика по спине, когда тот всё-таки подошёл к калитке. — Ну, ничего, Клаус Бодлер, — сказал мужчина. — Теперь у тебя начнётся нормальная жизнь. Клаус промолчал. Он уже привык, что после заверения в окончании несчастий следует новое, и был почти убеждён: скоро вновь случится беда. Он и не подозревал, как сильно ошибался.***
Душ. Тёплый душ. Струи стекали вниз по телу, успокаивая. Он так давно не принимал душ, что готов был простоять под ним несколько часов, но решил не злоупотреблять добротой Тома. Вода стоит денег. Клаус вышел из ванной комнаты, замотавшись в полотенце. Ванная была на втором этаже, как и его комната, и нечто вроде кабинета с домашней библиотекой; Том жил в комнате под крышей, а кухня и гостиная были совмещены и располагались на первом этаже — попасть туда можно было двумя способами: через вход в лавке и через задний двор. На участке Тома, помимо гаража и дома имелась небольшая беседка, качель-гамак, несколько клумб, а также деревья и кусты — всё в ухоженном состоянии. Комната, которую хозяин дома выделил Клаусу Бодлеру, была не особо большая, но уютная даже в необжитом виде. Справа стояла кровать — слишком широкая для одного человека, но недостаточно широкая для двух; слева — письменный стол с ящичками и удобный на вид стул; а слева от двери стоял комод, над которым висело зеркало. Доски пола покрывал мягкий ковёр. Между кроватью и столом располагалось окно, выходящее в сад. Был вечер и комнату окутывал мрак. Солнце уже село, но вдали, за деревьями ещё были видны отголоски вечерней зари. Клаус опустился на кровать. Всё вокруг чувствовалось так сюрреалистически и неправдоподобно, но ему очень хотелось, чтобы так дальше и продолжалось. Этот дом был просто замечательный, Том был очень добр к Клаусу, пускай они и были знакомы меньше суток, и сквозь пучину тоски и страха, покрытых плотным пледом усталости, начала пробиваться вера. Всё выглядит так, будто всё действительно будет хорошо.***
С того момента, как Клауса усыновил Том, прошло около недели, и наступил его пятнадцатый день рождения. За эту неделю не произошло вообще ничего плохого, и Клаус даже почувствовал себя героем какого-то утопического рассказа. На следующий же день после усыновления они съездили в центр, и Том купил ему новую удобную одежду: три рубашки, костюм-тройку, джемпер, пальто, а также шорты, джинсы, несколько футболок. Пришлось купить и нижнее бельё с носками, потому что Клаус прибыл в дом Тома буквально налегке: его имущество ограничивалось прошедшим сквозь огонь и воду костюмом и едва живыми очками — их они тоже заменили, наведавшись в оптику. Теперь Клаус ощущал себя человеком, и, что важнее, он чувствовал себя нужным. Всю неделю до дня рождения он помогал Тому в лавке, и это действительно приносило ему удовольствие. Казалось, что в этом антикварном магазине есть всё: на стенах висели разного рода часы, картины и просто украшения; у стен, за витринами с мелочёвкой стояла разная мебель — гладкая и с резными узорами; на полу стояли чемоданы и скульптуры; у кассы находилась полка с редкими книгами. Также в торговом зале было много разных стеллажей с мелкими вещами, а у огромного окна-витрины даже стоял велосипед. Все товары, казалось, были разбросаны по помещению, но Клаус точно знал: в их размещении был порядок, понятный только Тому. И Клаус искренне восхищался своим опекуном: стоило покупателю лишь сказать, что он ищет, и Томас тут же направлялся уверенным шагом в ту или иную часть магазина. Иной раз Клаус просто поражался тому, как точно магазин Тома соответствовал слогану. За неделю ни разу не случилось такого, чтобы Томас отказал посетителю — он всегда находил ту вещь, которой интересовался посетитель. В пятницу под конец дня в лавке объявился необычный клиент. Это был первый раз за неделю, когда нужного товара в лавке не нашлось, но, казалось, клиент вовсе не был огорчён тем, что придётся подождать до понедельника. Напротив, он будто знал это. Том перевернул табличку — теперь с улицы было видно надпись «Закрыто». — Клаус, — сказал он. — Завтра мы отпразднуем твой день рождения, а в воскресенье мне придётся уехать, скорее всего, на целый день. Я надеюсь, ты найдёшь, чем заняться, пока меня не будет. — Да, конечно, — Клаус улыбнулся. И они отправились ужинать.***
В свой пятнадцатый день рождения Клаус проснулся непривычно поздно. Маленькая стрелка часов уже перевалила за одиннадцать, когда он спустился к завтраку. На кухне пахло вкусно: в духовке, видимо, запекалась курица, и к этому запаху примешалось что-то сладкое. На плите, как всегда стояла небольшая кастрюлька с кашей на две порции. Овсянка — это хорошо. Особенно, если вкусная. Томас здорово готовил. Том вернулся на кухню, когда Клаус уже сел завтракать. — А, доброе утро, Клаус, — улыбнулся мужчина. — И с днем рождения! — Доброе утро, спасибо, — кивнул в ответ он. В следующие несколько часов Клаус помогал Тому с готовкой и в целом приготовлениями. Конечно, они собирались скромно посидеть вдвоём — для громкого празднования им не хватало знакомых. Все друзья Клауса, которые могли бы прийти, сейчас находились очень далеко. Одни — где-то в море, другие — где-то в небе. Здесь он ещё не обзавёлся никакими знакомствами. Граф Олаф? Даже если бы Клаус знал, где тот находится, сама идея присутствия этого человека на празднике казалась немыслимой и граничила с абсурдом. Несмотря на то, что Клаус значительно пересмотрел своё отношение к Олафу, он по-прежнему оставался потенциальной угрозой. Особенно теперь, когда наследством в теории можно было воспользоваться, а жизнь наладилась. Так что день рождения предстояло отмечать, так сказать, в семейном кругу. Пускай они друг другу и не родня. Ближе к вечеру они сели за стол. Том налил себе и Клаусу вина — чисто символически, половинку бокала. Клаус не стал отказываться. — Я не знал, что тебе подарить, потому что мы знакомы относительно недавно, — сказал Том, достав небольшой прямоугольный свёрток. — Идея с календарём была, конечно, хороша, но календарь я тебе и так купить могу… Томас протянул свёрток Клаусу. По весу было похоже на книгу. — Но я слышал, что ты любишь читать, так что я подумал: не зря же говорят, что книга — лучший подарок. Клаус неспешно развернул обёртку — приятную на ощупь пергаментную бумагу — и достал книгу. На обложке красивым шрифтом значилось: «Сергей Есенин. Избранное». В груди неприятно кольнуло, защипало глаза. Клаус приложил усилие, чтобы не заплакать, потому что он только сейчас понял, как соскучился по Дункану и Айседоре. Книга выглядела не новой: обложка и страницы отдавали желтизной — но было видно, что книгу бережно хранили, потому что её уголки даже не были потрёпаны. — Спасибо! — наконец выдохнул он и улыбнулся. — Открой первую страницу, — заговорщическим тоном посоветовал Том. На первой странице, как в любой книге, было продублировано название, автор, а также написан год издания. А ещё в центре страницы был изображён портрет поэта и… Клаус поднял взгляд на Тома. — Это подлинник? — спросил мальчик, едва не задохнувшись в восхищении, и рассмеялся, когда мужчина кивнул. Настоящий автограф Есенина, с ума сойти! — Я знаю некоторые его стихи, — Том сделал глоток из своего бокала. — Но не думаю, что перевод полностью передаёт его стиль и отражает весь смысл, заложенный в исходные строки. — Ясное дело, — Клаус снова бережно завернул книгу в обёртку и отложил пока на кухонную тумбу — для этого пришлось встать и сделать несколько шагов. — Порой произведения лучше читать в оригинале, вот только для этого необходимо выучить ещё один язык. — Но оно того стоит, верно? — Томас понимающе улыбнулся Клаусу. — Да, — согласился он. — А можно спросить, откуда у вас?.. — Клаус, я же говорил, что могу достать всё, что угодно. Через какое-то время Том достал торт. Он сказал, что обычно они с женой добавляли в шоколадную глазурь мяту, но в медицинской карте Клауса (у мистера По остались документы Бодлеров — почему-то этот факт очень удивил Клауса) было сказано, что у него аллергия на перечную мяту, и Том немного изменил рецепт. — Ты же, наверное, уже сто лет не ел сладкого… — с долей сочувствия проговорил Том, разрезая торт. — А я ничего обычно такого не покупаю. Ну, то есть нечасто. — На самом деле я последний раз ел сладкое буквально дней десять назад, — признался Клаус и поморщился, вспомнив все ужасы приюта. — Правда, это была небольшая шоколадка, и обстоятельства были, скажем так, не самые приятные. Спасибо Вам, Том, правда! Этот день рождения был, пожалуй одним из самых лучших. О, нет, это был едва ли не самый лучший день рождения. Клаус вдруг подумал, что, только познав горе, он начал ценить такие обычные вещи, как удобную кровать в отдельной комнате и вкусную сытную пищу. И весь следующий день Клаус очень сильно волновался, потому что, как показывал опыт, его опекун мог просто не вернуться. Он зарёкся привыкать к таким условиям, но лишаться хорошей жизни, которую он только обрёл, всё же очень не хотелось. Мне приятно сообщать вам, что его опасения были напрасны — Том вернулся к ужину.