Порядочные люди
Через полторы недели после дня рождения Клауса, начался учебный год. В этот раз он действительно нервничал, когда впервые собирался в новую школу. В Пруфроке как-то было немного не до таких глупых переживаний, но теперь… Теперь это была самая обычная школа безо всяких мрачных девизов, и, к счастью, архитектор, проектировавший её, в момент работы не был в депрессии, хотя позже не вылезал из неё около двух лет. И Клаусу предстояло учится в этой школе пусть и без сестёр, ведь на горизонте не появлялось никаких злодеев («Или скорее антизлодеев, » — поправлял себя Клаус), грозящихся убить опекуна или похитить Клауса. Томас довёл Клауса до кабинета директора, чтобы мальчик не заблудился, и предупредил, что забрать его не сможет. Удостоверившись, что Клаус сам дойдёт до дома — он сказал, что запомнил дорогу — Том ушёл. Директор — стройный мужчина высокого роста с сединой в коротких русых волосах — представился мистером Вайзом. Мистер Вайз проводил Клауса до кабинета литературы, где вот-вот должен был начаться первый, вводный урок, и потребовал у класса тишины, чтобы представить нового ученика. — Что ж, Клаус Браун, — сказала учительница — женщина с белоснежными волосами и приятным лицом. — Присаживайтесь за свободную парту, и начнём, пожалуй, урок… Клаусу пришлось прикусить язык, чтобы не исправить учительницу. Вообще в документах, насколько Клаусу было известно, теперь значилась двойная фамилия: Браун-Бодлер. Он предположил, что директор для удобства представил его как «Клауса Брауна», однако всё же ему не очень нравилось, когда его фамилией пренебрегали. Первый урок литературы ему понравился: программа года обещала быть интересной, да и учительница, Джулия Миллс, ему понравилась. Остальные учителя, с которыми Клаусу сегодня довелось познакомиться, также называли его Клаусом Брауном или мистером Брауном — видимо, не считали нужным читать часть фамилии, идущую после дефиса. Ну и чёрт с ними. Зато поход в школу будто наконец отрезвил Клауса, и он в полной мере осознал, что у него началась нормальная жизнь. Такая же, как у всех подростков.***
Клаус вышел на крыльцо школы. Вторая неделя учёбы подошла к концу. За это время он освоился в школе и более или менее начал в ней ориентироваться, но так ни с кем не познакомился. Он не стеснялся, нет, просто не находил особого случая. Клаус почти спустился вниз, когда за спиной раздался девчачий голос и частый топот, который можно услышать, когда кто-то быстро спускается по лестнице. — Клаус! — девочка, так резво спустившаяся по лестнице, а до этого несколько раз окликнувшая его, едва не налетела на него. — Здравствуй, ты что-то хотела? — спросил Клаус, обернувшись. Перед собой он увидел девочку, чуть ниже него, с копной кудрявых русых волос, отдающих рыжиной, они не достигали плеч и смотрелись очень здорово, несмотря на то, что не были уложены. На ней была свободная рубашка с принтом подсолнухов и чёрные брюки, из-под которых выглядывали цветные носки. На запястье у неё висело несколько браслетов, а в мочки ушей были вставлены серёжки: в правом — чёрный треугольник и жёлтая пуговица, в левом — такой же треугольник, только зелёного цвета. Она была необычной. Необычной и красивой. — Извини, я просто хотела познакомится — мы живём рядом, — девочка глубоко вдохнула — видимо, быстро бежала. — Я Алана Блейк, мы ходим в один класс по литературе и английскому. Ты ведь не против компании? А ещё она была самой лучшей, но пока что Клаус этого не знал. — Приятно познакомится, конечно, не против. Моё имя ты, вероятно, уже знаешь, — Клаус улыбнулся. — Но я всё-таки представлюсь: Клаус Бодлер. Вернее, Браун-Бодлер. — Ух ты! У тебя фамилия, как у того поэта, да? Подожди-ка, я слышала эту фамилию ещё кое-где! — она остановилась и два раза щёлкнула пальцами. — Ты тот мальчик, который был под опекой хозяина того ебнутого приюта? Он ещё сгорел. Об этом писали в газете… как же её? «Дэйли Пунктилио». Но это был не первый твой опекун, верно? Клаус тоже остановился и опасливо покосился на новую знакомую. Она, видимо, почувствовала напряжение во взгляде, потому что в следующую же секунду взволнованно воскликнула: — Не бойся, ту дурацкую газету в этом районе никто не читает! — она двумя полупрыжками поравнялась с ним. — Ну, почти никто… Да и потом, кто вообще верит этим желтушникам? Клаус ещё с секунду посмотрел на неё, а потом кивнул: мол, да, тот мальчик — это я. Они снова пошли. — Но вообще я не очень знакома с твоей историей, так что не думай, что я знаю о тебе всё, — сказала Алана. — Я только слышала о каком-то там убийстве и о недавно сгоревшем сектантском приюте… слушай, а этот пожар случайно не связан с серией пожаров в центре? — Пожары… — «Точно! Пожары!» — Случайно — нет, а вот специально… Вообще я немного выпал из внешнего мира примерно на пять месяцев, но это… Это долгая история, которую я не особо хочу рассказывать. Может поговорим на какую-нибудь более нейтральную тему? Алана задумалась. — Да, конечно, — наконец кивнула она. — Тебе нравится литература? Я видела, как ты увлечённо слушаешь мисс Миллс, а ещё, кажется, ты как-то читал на перемене Есенина. — Надеюсь, что ты следила за мной не по той причине, по которой обычно следят друг за другом одноклассники, — выпалил Клаус, и тут же спохватился: — Извини, это прозвучало немного грубо. У меня просто очень сильное психологическое потрясение, и я не представляю, как смогу в ближайшее время строить с кем-то отношения… — Приму к сведению, — серьёзно кивнула Алана, вовсе не обидевшись на резкость. — Я понимаю, как это выглядит, но ты не интересуешь меня… в таком плане. Так что это даже хорошо, что тебе не интересны сейчас любовные отношения. Тем не менее, я угадала? Книги ты обожаешь? Клаус лукаво улыбнулся, не глядя на Алану. — Ага, — согласился он. — Читаю практически всё подряд. До всего пиздеца в моей жизни у нас в доме была чудесная библиотека. Мы с моими сёстрами часто проводили там время: я читал, Вайолет разбирала ненужные приборы и собирала из деталей всякие штуки, а Солнышко в то время была ещё малышкой, поэтому только грызла вещи. Но у неё очень острые зубы! — А они?.. — с опаской спросила Алана. — Ты просто говоришь в прошедшем времени… — О, нет! Нет, они живы и здоровы, а главное — я уверен, что они в безопасности, но… — Клаус грустно вздохнул. — Но они очень далеко, и мы вряд ли встретимся скоро. Когда-нибудь, возможно, но не в ближайший год точно. Алана с пониманием покачала головой. Какое-то время ещё они шли в молчании, а потом девочка его нарушила: — Я тоже люблю читать, но, пожалуй, я не настолько книжный червь, как ты, — она усмехнулась, и Клаус просто не мог не улыбнуться в ответ. — Мы с братом, кстати, вас надо будет познакомить… В общем, мы с Уиллом любим читать наперегонки всякие ужастики и приключенческие романы, хотя и классику иногда читаем… Они дошли до дома Клауса, разговаривая на разные темы. — Ну, вот и мой дом, — махнул он на лавку «Нужные вещи». — Ой, ты правда что ли живёшь в этом доме?! — восхищённо воскликнула Алана и, махнув рукой назад, пояснила: — У меня просто дом в той стороне — ну, мы буквально только что прошли отворотку. Я просто ни разу не видела, в какой дом ты заходишь, потому что сворачивала раньше. Это очень здорово, я однажды была в этой лавке. — Да, у Тома здесь есть почти всё, — улыбнулся Клаус. — Ладно, увидимся в понедельник. Но она, похоже, ещё не собиралась уходить. Девочка переминулась с ноги на ногу. — Слушай, не хочешь скататься с нами на речку в выходные? — предложила Алана. — Если у тебя нет велика, у нас найдётся третий. — О, это было бы здорово, — не задумываясь, согласился мальчик. — Здорово! Тогда мы зайдём за тобой завтра часов в двенадцать, идёт? — Идёт. Они обнялись на прощание, и Клаус зашёл в дом.***
На речке они провели не менее двух часов. День выдался жаркий, несмотря на то, что уже во всю шёл сентябрь. От воды тянуло приятной прохладой, и они всё-таки искупались. А потом вылезли греться. Клаус, Алана и Уилл лежали на траве, зажмурив глаза, чтобы яркое солнце не слепило, и разговаривали. Уилл оказался почти полной копией сестры. У них, конечно, немного отличались черты лица, и он был выше, да и цвет волос у них был разный: у Уилла волосы были светлее и почти не отдавали рыжим. Но в их внешности, поведении, интонациях, мимике прослеживалось неуловимое сходство, которое сразу же выдавало в них брата и сестру. — А я говорю, что шейп-шифтеры уязвимы и зависят от той формы, в которой находятся! — Уилл шумно перевернулся на бок и приподнялся на локте. Клаус лениво приоткрыл глаза. Алана и Уилл уже несколько минут перекидывались категорическими фразами, не выдвигая никаких аргументов, но сейчас дело, видимо, стремительно шло к полноценным дебатам. — Да нет же! Шейп-шифтеры неуязвимы, потому что они больше мозговые паразиты, чем оборотни. Они же просто воздействуют на сознание и создают иллюзию, — возразила Алана, сев и приобняв колени. — Как ты собираешься убивать то, чего нет? Для этого как минимум надо заставить шейп-шифтера принять истинную форму! И даже если у тебя это получится, как ты его убьёшь? Ты же изначально не знал его настоящий облик, и поэтому не мог подготовиться, как следует. — Так, — Уилл тоже поднялся и теперь сидел в неком подобии позы лотоса. — Но даже если он создаёт иллюзию, он же создаёт её из чего-то. Невозможно создать что-то материальное из ничего! Получается, он программирует часть своих клеток и именно таким образом и перевоплощается. Иначе как он может тебе навредить, если иллюзия нематериальна? — Не-не-не, — замотала головой Алана, пару раз махнув руками. — Братец, ты недооцениваешь человеческий мозг. Неужели ни разу не слышал о том, как людям казалось, что им наносят вред их воображаемые друзья, хотя на деле они занимались селфхармом?.. — Это другое, — раздельно проговорил Уилл, прикрыв глаза. — Да ты сначала дослушай меня! — воскликнула девочка. — Я плавно подводила вот к чему… Слышал про психосоматику? Страшная вещь. Существует такая херня, как психосоматическая беременность: весь организм считает, что в нём развивается плод, а на деле никакого плода нет! То есть только вдумайся: тесты показывают положительный результат, менструации прекращаются, живот растёт, молочные железы набухают, а на самом деле никакого ребёнка в утробе нет! И ты вот правда думаешь, что если существуют психосоматические заболевания, типа астмы, которые способны убить, если люди могут чувствовать боль безо всяких причин, кроме больной головы, и если людям достаточно внушить, что некий предмет горячий, чтобы они ошпарились — ты правда думаешь, что шейп-шифтер не сможет навредить тебе, если всенепременно не создаст что-то материальное? Ему это вовсе не обязательно — достаточно просто убедить тебя, что тебя разрывают на части, и твой мозг сделает всё за него. — Кошмар, ребята, — наконец подал голос Клаус, привстав на локтях. — Как у вас хватает запала спорить о несуществующих вещах? Я просто вот сейчас послушал вас и уже устал… — Ну, так не мудрено, у тебя же постоянная усталость с… — Уилл запнулся. — С какого времени, ты сказал? — С конца весны, — Клаус потёр переносицу. — Хотя, может быть, даже раньше… — А с чего ты взял, что о несуществующих?! — весело спросила Алана, хитро прищурившись. — Если ты чего-то не видел, это ещё не значит, что этого не существует! — О, Господи, ну, понеслось… — вполголоса проговорил Уилл. Клаус поправил очки. — Но ведь никто никогда не видел ни оборотней, ни шейп-шифтеров, ни суккубов, ни прочих… сказочных существ, — сказал Клаус. Уилл покачал головой и опустился обратно на траву. С лица Аланы не сходило хитрое выражение лица. — Конечно. Как считаешь, как много людей выжило после встречи с шейп-шифтером? И осталось при этом в здравом рассудке? — Клаус кивнул, всё-таки это был хороший аргумент. — Да и потом, русалок тоже никто не видел… — Это другое! — возразил Клаус и не заметил сам, как повторил фразу, недавно сказанную Уиллом. — Океан не исследован полностью, никто не может знать, какие твари обитают там, на глубине… Может и русалки, хотя мне думается, в этом случае они выглядят совсем не так, как их представляют… — Умоляю! Не надо о русалках! — взмолился Уилл, пряча глаза от солнца за сгибом локтя. Алана залилась громким смехом. Просмеявшись, она пояснила растерянному Клаусу: — Мы просто, — она утёрла выступившие на уголках глаз слёзы, видно, едва сдерживаясь, чтобы снова не разразиться смехом. — Просто я на этой неделе прочитала кое-что непотребное с участием русалок, и мне вдруг стало интересно, каким образом размножаются русалки. Само собой, всё зависит от того, какую мифологию мы рассматриваем, потому что где-то русалками называли оживших утопленниц… Клаус прыснул. — И ничего это не другое, — вернулась к начальной теме Алана. — Шейп-шифтеры же не тупые, чтобы так просто взять и показаться каким-нибудь там учёным. — О, кстати, к вопросу о размножении, — Клаус сел удобнее. — Каким образом размножаются шейп-шифтеры? — О! Господи! — взвыл Уилл и, перевернувшись, уткнулся лицом в траву. Алана довольно хмыкнула и задумчиво предположила: — Ну, это, наверное, зависит от изначальной формы шейп-шифтера, — она провела рукой по волосам. — Я так думаю, они яйцекладущие. И долгожители, типа полярных акул или губок. — А может ещё самки сжирают самцов после оплодотворения? — подхватил Клаус. — О, или они гермафродиты и способны к самооплодотворению…. — А давайте вы сами спросите у этой твари при встрече?! — предложил Уилл, не поднимая головы. Клаус и Алана посмотрели на него, переглянулись и залились смехом.***
— Блин, мне так уже это надоело, — признался Уилл, когда они возвращались из школы. Так вышло, что Алана, Уилл и Клаус вышли из школы одновременно, не сговариваясь. Обычно они все ждали друг друга, но сегодня получилось очень интересное совпадение. — Поверь, я очень рад, что теперь у меня нет большей проблемы, чем получить неуд за домашку, — вздохнул Клаус. — Я понимаю, конечно, что проблемы субъективны, но если бы ты только оказался на моём месте года два назад… — Ой, вот не надо, — остановил его Уилл. — Нам с Ланой не представить, что ты пережил и всё такое. Дай поныть о бытовых проблемах! Клаус усмехнулся и отвёл взгляд, покачав головой. Они уже полтора месяца ходили в школу и возвращались домой вместе, да и в целом очень много времени проводили втроём, а Клаус так и не рассказал свою историю полностью. Ему почему-то совершенно не хотелось рассказывать её сначала и называть главную причину его бед. Ему не хотелось рассказывать о графе Олафе, и чёрт знает, почему. Вообще он всё ещё пытался ужиться с мыслью, что теперь всё хорошо, что у него началась нормальная жизнь. Его окружали порядочные люди, и, кажется, в отличие от центра, они действительно были нормальными и в большинстве своём доброжелательными. Но он всё никак не мог вздохнуть спокойно, словно на шею была накинута петля, которая в любой момент затянется и удушит. Клаус возвращался к этим размышлениям постоянно: в школе, когда проводил время с Уиллом и Аланой, дома… Он уже привык и действительно называл дом Тома своим домом. И это казалось Клаусу странным, когда он задумывался об этом дольше, чем на секунду. Всё же нормальная жизнь казалась ненормальной после постоянных ненормальностей. Клаус всё время ждал, что неудача просто ждёт подходящего момента, и обязательно скоро нагрянет. А, как известно, пришла беда — отворяй ворота, ведь она никогда не приходит одна… Но всё было тихо.***
Немногие знают, что у поговорки, приведённой на абзац выше, есть другое, нецензурное продолжение. Мне думалось, что хорошо бы было взять изменённую пословицу как девиз по жизни. И придерживаться его. Пришла беда — пошла на хуй. Как вы можете понять, у меня не вышло. Главной моей бедой стал Клаус Бодлер. То есть, не он сам, конечно, но я думаю, наше знакомство завело какой-то механизм… Или просто судьба решила, что мне слишком уж хорошо живётся. Впрочем, сразу же после нашего знакомства ничего особо не случилось — беда произошла гораздо, гораздо позже. Нас представила Алана. Кажется, это был декабрь, мы с ней сидели и занимались привычными делами: смотрели сериал и обнимались. Самое светлое время, кажется, с того года минула целая вечность… В какой-то момент Алане позвонил Уилл, и сказал, что нашёл-таки мне подарок на Рождество, и раз уж мы в этом году больше не увидимся — «Потому что Капитан опять уедет на все каникулы из города!» — он хотел бы вручить его сегодня. Так Алана вытащила меня на улицу, хотя, признаться, зимой я предпочитаю сидеть дома. Хотя, конечно, там, где происходили все описанные мной на этих страницах события, зимы достаточно мягкие и чаще всего бесснежные. Так вот, о чём это я… Был прохладный зимний день — дело шло к вечеру, начинало смеркаться. Мы шли в сторону самой лучшей кофейни в этом районе. Когда за нами с шумом закрылась дверь, Клаус, сидевший спиной ко входу, удивлённо уставился на Уилла напротив него. — Так ваш Капитан, о котором вы так часто говорите — это она? — разумеется, мы с Аланой этого не слышали, потому что мальчишки сидели далеко от входа, да и Клаус был приучен громко не разговаривать в общественных местах, но буквально через минуту мне процитировали эту реплику, заставив невольно хохотнуть пару раз. Дело в том, что мои друзья ни разу не называли моего настоящего имени, и как-то так вышло, что не использовали местоимений. В общем, мой пол Клаус узнал за минуту до нашего знакомства. Но если бы ему не сказали, возможно, он ещё какое-то время считал бы меня парнем, что случается достаточно часто. — Мы заскочили буквально на минуту, — обратилась к Клаусу Алана. — Клаус, познакомься, это Капитан. Клаус в тот день выглядел хорошо. Всяко лучше, чем во вторую нашу встречу. Но не забивайте себе этим голову — до неё ещё далеко. Мы пожали руки. — Приятно познакомится, — сказала я. — Меня ещё иногда Элом называют, ну, или по фамилии — Синни. — Элом, как в том аниме? — улыбнулся Клаус, и, клянусь, я и представить не могла, как ценна эта улыбка. Я посмотрела сначала на Уилла, потом на Алану. — Я так понимаю, вы тут просветительской деятельностью занимаетесь? — Ага, — весело сказала Алана, приобняв меня. — Отбираем у тебя работу. Я просто не могла удержать лицо серьёзным. Уголки губ сами ползли вверх, а смех непроизвольно вырывался из груди. Беспечный смех. Я ведь тогда не знала, как всё сложится… — Так, ладно, за мной приедет папа, так что примерно через час мне надо быть уже дома, — не особо вежливо намекнула я Уиллу. — И это небольшое количество времени мне бы хотелось провести с моей дорогой Аланой Блейк. — Ой, точно! — опомнился Уилл и достал из рюкзака подарочную коробку средних размеров. — Вот, не открывай до Рождества. — Католического или православного? — с лукавой улыбкой уточнила я. — Какая же ты невыносимая! — беззлобно фыркнул Уилл. — Открой, когда будешь открывать остальные подарки. И хорошо тебе провести грядущий час с моей сестрой. Алана дала брату слабый подзатыльник. — Фу, Уильям, как пошло! — Каждый думает в меру своей испорченности, — покачал головой Уилл и, растянув губы в широкой улыбке, чтобы сдержать смех, увернулся от второго подзатыльника. Я заметила, что Клаус, хотя и улыбается, смотрит на всё как-то тоскливо. В его глазах была жуткая печаль, и причину я поняла гораздо позже: ему не хватало сестёр. А ещё он чувствовал тревогу, но это он потом рассказал уже сам. Причины у тревоги не было, но он просто предчувствовала что-то плохое. — Ну, ладно, — сказала я, когда Блейки успокоились. — Клаус Бодлер, приятно было познакомиться с тобой. Заранее — с Рождеством и счастливого Нового года! Уильям, тебя тоже. Подарок найдёшь под ёлкой. — С Рождеством, — отозвался Клаус. — Приятно было познакомиться, Капитан. Мы перекинулись ещё парой шуток с Уиллом, прежде чем попрощаться. А потом мы вышли из кофейни. С Клаусом Бодлером мы не виделись потом ещё очень долго.***
Через неделю после знакомства Клауса с Капитаном, то есть со мной, начались Рождественские каникулы. Весь район оделся в праздничный наряд и погрузился в атмосферу сказки и чуда. Если не ошибаюсь, за два дня до Рождества даже выпал снег и пролежал почти целую неделю. Если вас интересует, какое мнение сложилось у Клауса Бодлера обо мне, я без колебаний отвечу: никакое. Обо мне просто часто говорили Алана и Уилл, вот и всё. Причин думать обо мне плохо у Клауса не было, но и хорошо — вроде как тоже. К тому же, Клауса поглотила предпраздничная суета: сначала он помогал Тому украшать дом снаружи, потом нужно было украсить кассу и витрины в лавке. К жилой части дома они приступили за два дня до праздника, тогда же купили недостающие продукты для ужина. В углу кухни-столовой теперь стояла наряженная ёлка, по стене была протянута гирлянда, на стулья были надеты праздничные «чехлы». Клаус даже повесил гирлянду в своей комнате. Рождества у него нормального не было давно, и он намеревался провести это как следует. В качестве подарка Тому к рождественскому ужину Клаус испёк имбирное печенье. Он сомневался в своих кулинарных способностях, но вышло на удивление хорошо. Выложив печенье на тарелку, Клаус поднялся к себе в комнату и улёгся на кровать с книжкой. До ужина ещё было время, и Клаус не был бы Клаусом, если бы не решил потратить его на чтение. Периодически Клаус поглядывал на часы. Томас куда-то ушёл, когда они приготовили часть блюд. Кое-что осталось на Клаусе: например, он следил за курицей в духовке. Том сказал, что скоро вернётся и они сразу сядут за стол. Клаус не считал нужным лезть в чужие дела, но всё-таки немного волновался. За почти полгода, проведённые в этом доме, он убедился, что никто у него спокойную жизнь отбирать не собирается. Вроде бы. Вот это «вроде бы» и не давало ему покоя. Он не был уверен. И сомневался, что вообще когда-либо будет уверен в этом до конца. Внизу хлопнула дверь, и Клаус отложил книгу, которую вот уже десять минут не читал, тупо пялясь в одну страницу. За окном уже давно стемнело, как всегда происходит в зимнее время года. Клаус спустился вниз и встретил Томаса. На его шляпе, рукавах и воротнике пальто таял снег. — Если так будет мести всю ночь, завтра нам придётся вооружится лопатами, — весело сказал мужчина. — Я думаю, вдвоём мы справимся, — улыбнулся в ответ Клаус. Он, возможно, не разделял общего восторга по поводу выпадения большого количества снега, но всё же в сочельник он был очень кстати. Сугробы — это то, что нужно в Рождество. Как Том и обещал, они тут же накрыли на стол и сели ужинать. Не то чтобы этот ужин чем-то особо отличался от остальных их ужинов, разве что Том открыл бутылку игристого. В остальном это был самый обычный ужин в доме Брауна. Они разговаривали обо всём на свете, и порой их уносило от одной темы неведомыми тропами в совершенно другую. Этот ужин отличался от прочих лишь его длительностью. И Том с Клаусом дольше обычного обсуждали литературу и другие, крепко или слабо связанные с ней темы. Надо сказать, что за время, проведённое у Тома, Клаус успел настолько привыкнуть к этому дому, к этим местам, что порой ему казалось, что он живёт здесь уже как минимум целую жизнь. К себе он поднимался в невероятно хорошем настроении. Он всё ещё чувствовал отголоски фоновой усталости, преследовавшей его с прошлой весны, но то были лишь отголоски. После стольких месяцев покоя Клаус вынужден был признать: теперь-то всё точно хорошо. Но он всё равно снова почувствовал тревогу, оказавшись в комнате, будто что-то изнутри упиралось в рёбра и то и дело проводило вверх и вниз по ним, как палочкой по ксилофону. Ощущения были чем-то средним между спазмом и вибрацией — неприятно, но не больно, так что особо не мешает. Клаус лёг спать со смешанными чувствами. Он чувствовал себя дома и в данный момент, в своей кровати — в безопасности, но он знал, что как только он вылезет из-под одеяла, он снова ощутит тревогу. И будет уязвим.***
Клаус проснулся. Спустив ноги на пол, он почувствовал, как их привычно обдало холодом, и в груди снова возникло неприятное, хотя и приглушенное, чувство. Но… Клаус хотел было встать, но замер. Теперь он чувствовал ещё кое-что. Кое-что знакомое. Далёкое, но хорошо запомнившееся чувство. Так же ощущалось то утро, когда он, Вайолет и Солнышко спустились в Змеиный зал и обнаружили почти остывшее тело дяди Монти. Чрезмерное спокойствие, в которое был погружён дом, наводило какой-то неправильный ужас. Клаус сглотнул и потянулся к очкам, лежавшим на прикроватной тумбочке. Семь часов утра. Да, комнату окутывал мрак, свойственный зимнему утру. Это подтверждало исправность часов, но и никак не объясняло сам факт того, что он проснулся в такую рань. Он хорошо знал себя: внутренние часы редко будили его в такое время, потому что он так же редко ложился спать раньше десяти. Словом, это могло произойти в исключительных обстоятельствах, но сейчас он не видел никаких таких обстоятельств. Следовательно, его должно было что-то разбудить. Невольно вспомнились те страшилки, которые рассказывали Блейки. Про местных чудовищ, которые на самом деле были одним существом. А ещё вспомнился тот факт, что человек проснётся, если на него долго смотреть. Клаус тряхнул головой, прогоняя глупые мысли. Конечно, его разбудил какой-то звук с улицы, а не какая-то абстрактная ерунда из рассказов Аланы и Уилла. Но что могло так громко прозвучать на улице? Машина? Машины проезжают и глубокой ночью, но звук шуршащих шин не настолько громкий, и его даже можно назвать умиротворяющим. Может, мимо дома проходила шумная компания? Но это глупо, тогда после пробуждения он по крайней мере слышал бы неразборчивую болтовню, но проснулся в абсолютной тишине. А вот лязг почтового ящика это вполне мог быть. Хотя это с какой силой надо захлопнуть его, чтобы звук долетел до комнаты Клауса? С другой стороны, в тиши утра он как-то слышал, как соседка из дома напротив сгребала листья. Клаус натянул свитер и носки. Спускаясь по лестнице и стараясь не создавать вообще никаких звуков, Клаус вдруг понял, что почтальон не работает сегодня, хотя в обычный его график это вроде бы вписывалось. Но ведь, если почтальон не разносит почту, это не значит, что почтовый ящик пуст. Клаус прошёл по тёмной комнате к двери, ведущей в лавку. Под ёлкой по всем традициям лежали коробки. Том вроде бы порывался вручить подарок вчера, но сам Клаус возразил — сказал, что подождёт до утра. Он стащил своё пальто с вешалки у двери и, накинув его, прошёл в лавку. У входной двери пришлось остановиться и значительно замедлиться, чтобы тихо отворить её. На улице было темно, тихо и пусто: даже снег не падал, и, вопреки ожиданиям жителей города, у дверей не образовалось новых сугробов — вычищенные дорожки лишь покрывал небольшой скрипящий слой. Ветер тоскливо выл, видимо, ныряя под выступы крыши. Но ни людей, ни зверей нигде не было видно. У некоторых домов горели лампы с приглушенным тёплым светом. В конце улицы тьму разрезал резкий свет уличного фонаря. Клаус постоял на ступеньках, прислушиваясь и вглядываясь во мрак, а потом подошёл к почтовому ящику. Он уже сомневался, что найдёт там что-то, однако, запустив руку в металлическую коробку, он нащупал свёрток. При ближайшем рассмотрении это оказался объемный конверт — нечто цилиндрической формы лежало внутри. На обороте было наклеено огромное количество марок и написано имя адресата — Клаус Бодлер. Однако ни адреса, ни обратных данных нигде не наблюдалось. «Тьфу, если человек сам принёс посылку, зачем тогда марки? — подумал Клаус. — Хотя, разве что для эстетики…» Была в этом какая-то театральность. Даже излишняя. Клауса обдало порывом ветра, и он наконец ощутил, как холодно на улице. Захотелось забраться обратно в кровать и желательно никогда не вылезать. Он быстрым шагом вернулся в дом. Закрыв входную дверь, он закинул пальто на вешалку и пошёл наверх, стараясь двигаться быстро, но бесшумно. В своей комнате он прежде включил свет, потом закинул кровать одеялом и забрался на неё с ногами, положив конверт перед собой. — Открыть или не открыть — вот в чём вопрос, — задумчиво пробормотал Клаус. И открыл. Из конверта вывалилась подзорная труба, со знакомым узором на крышке. Глаз, таящий в себе аббревиатуру — ГПВ. К трубе была привязана записка — листок, сложенный дважды. Клаус очень удивился, когда понял, кто положил конверт в ящик. «…стоит отметить, что когда-то давно я отнял у тебя подобную трубу. Прими эту в качестве извинения и подарка на Рождество. С Рождеством и счастливого Нового года, Клаус. Мы встретимся в очень скором времени — это я тебе обещаю! Твой старый недруг»